Юрий Владимирович Тихонравов
Поход Ивана-дурака за смыслом
Решительное предупреждение
Тут написана чистая и объективная правда. Потому это никакое не художественное произведение вроде романа. Прошу считать это официальным документом. На уровне федерального закона. На уровне федерального закона о введении чрезвычайного военного положения.
Часть первая. Призраки смысла и чудовища Тёмного леса
Глава I. Пустошь бессмыслицы,
где царь поручает Ивану-дураку найти смысл
§ 1. Великая Тоска
Быть дураком на Руси – большая свобода, но и никакой ответственности. Много ты можешь говорить и делать всякого, за что умных в бараний рог и на каторгу, а тебе прощают. Потому что дурак же. Так что теперь в дураки большая очередь. Нельзя быть самочинным дураком, надо получить особое царское дозволение. Десятилетиями ждут, а иные так и помирают без благословения в дураки. Если ты дурак настоящий, а не прикидываешься, чтоб государство подорвать или ещё что, царь даёт тебе грамоту – и теперь ты официальный дурак.
Иван, как получил такую грамоту, сразу спросил, а что значит официальный. Никто этого не знает, даже царь, даже самые тайные и коварные его советники, но уже было поздно не простить это Ивану, потому что у него в руках была бумага – официальная. Против официальной сам царь не может пойти. Против любой неофициальной может, а против официальной нет. Потому Ивана в каземат не бросили и язык ему не вырвали раскалёнными щипцами за такой вопрос, а только по щеке потрепали. Официальному дураку положено задавать дурацкие вопросы. Но вот что ему не положено, так это читать что-либо написанное не на заборе и думать больше пяти минут в день.
Но недолго продлилось счастье Ивана-дурака, потому что вдруг наступила Великая Тоска. Всех как подкосило, ведь потерялся смысл что-либо делать. Хватились, а смысла нет. Все сразу перестали не только работать, это-то ладно, но даже любимейшие свои пакости совершать. Так придавила всех эта тоска, что и люди сломались и слегли, и животина всякая, и даже вещи. Табуретки, наличники, кокошники, вилы, грабли – всё стало разваливаться прямо на глазах. По слухам, иные вещи даже заговорили человеческим голосом. Один мужик дрель хотел взять, чтобы хоть денёк развлечься сверлением, а она ему и говорит этак пронзительно: помоги, мол, сил больше нету никаких. И сама тяжёлая, как танк, от полу не оторвать. Так они и пролежали в обнимку до вечера, горько плача. Или баба коромысло хотела зачем-то взять, а оно ей: обоснуй. Обоснуй, зачем ты хочешь меня взять – что ты хочешь со мною делать и какую задачу решать. Вдруг ты ровно то же самое и без меня можешь осуществить. Баба так и осела. Она и сама уже не помнила, зачем ей коромысло, да и не только оно.
Царь нашёл в себе последние силы обратиться к народу: братья и сёстры, вы хоть иногда привставайте с лежанок, чтобы обороноспособность страны поддержать. Нам бы ещё чуть-чуть продержаться, пока враг нас не поработил, а там смысл, может, и сам найдётся. Народ же в ответ ехидно безмолвствовал: а какой нам смысл привставать, какой смысл держаться и какой смысл не порабощаться врагом. В общем обороноспособность тоже оказалась в унынии, а для врага только прошлые страхи пока были препятствием. Пошла молва, что это враг именно и похитил смысл, что это его новое оружие такое, хуже ядрёной бомбы. Теперь-то и бомба не нужна.
Коварные и тайные советники царя насоветовали учинить розыск пропавшего смысла, а для того учредить смысловой комитет и призвать туда всех сколько-нибудь образованных людей. Но оказалось, что образованные люди замаялись пуще прочих: нам, говорят, сперва нужно найти смысл искать смысл, а до того найти смысл искать смысл искать смысл, и так до дурной бесконечности. Так что в комитет пошли одни неофициальные дураки из очереди. Сами посудите, если их даже в дураки не взяли, какой толк от них в поисках смысла.
Тем временем тоска всё тяжелела, так что иных совсем раздавила. Дети – и те почти перестали рождаться, а которые ещё рождались, делали это уже в подавленном и усталом состоянии.
Вот тут-то Иван-дурак и пригодился. Не зря, стало быть, держали в государстве официальных дураков. Пока все лежат в бессилии по полатям, один только дурак и может ходить. Пока все тоскуют, один только дурак и может радоваться жизни. Потому что дурак. Ещё древний грек Аристотель, прозванный за своё коварство Философом, написал в самой главной своей книге, что только дурак, у которого нет ума, способен действовать безо всякого смысла, прочие же того не могут. Потому из других последних сил призвал царь к себе дурака и сказал ему.
– Иди, Иван, и верни нам потерянный смысл, на тебя одна надежда.
– Почему я?
– Потому что ты дурак.
– Не пойду.
– Почему же, Иванушка?
– Потому что я дурак. Официальный. Не по чину мне смыслы искать.
– А я тебя в Сибирь?
– Да нам, дуракам, всё равно – Сибирь, не Сибирь.
Вздохнул царь и осыпался. Не было смысла даже стражу кликать и в пыточную Ивана отсылать. Тем более что в пыточной палачи тоже валялись разочарованные и ко всему безразличные. Увидел Иван такое дело и говорит.
– Ладно, передумал я. Пойду, пожалуй, отчего же не пойти. Только куда идти и что искать. Как в сказке, не знаю куда и не знаю что.
Царь уже ничего не мог отвечать, только попискивал жалобно. Тут подполз самый тайный и коварный из царских советников и сбивчиво зашипел.
– Это, Иван, Тёмный лес… Туда тебе… Там расспроси…
И отправился Иван-дурак в Тёмный лес, чтобы понять, что же он ищет.
Но советник не унимался и продолжал шипеть вослед.
– Ты только запиши всё, что увидишь или услышишь. А то ведь не запомнишь ничего. Смысл узнаешь, а до нас не донесёшь. Зря только казённые сапоги истопчешь.
– Я писать не умею, а коли бы умел, всё равно бы не писал – не дурацкое это дело.
– Тогда возьми на складе тайную грамоту самописную. Она тебе ещё и по-другому как-нибудь пригодится.
Пошёл Иван на склад, взял грамоту, и тут его как посетит видение или даже два. Не знал Иванушка-дурачок тогда, что с этого времени станут его посещать видения поучительно-идеологического свойства. Потому как если встал на путь поиска смысла, начинается всякое, что никакому дураку прежде не снилось.
§ 2. Видение Ивана-дурака о том, как он проживает свою жизнь без всякого смысла
Жил-был Иван-дурак. Просто так. Как придётся. Болтался туда-сюда без толку. Потом вдруг помер. Тоже просто так. Как пришлось.
§ 3. Видение Ивана-дурака о том, как проживает свою жизнь незнамо ради чего
Жил-был Иван-дурак и не знал, ради чего он живёт. То есть всю свою жизнь не имел даже малейшего представления. Так и помер в полном недоумении.
Глава II. Дебри переживаний,
где Жареный Петух кудахчет, что смысл – это чувство
§ 1. Опыт
Тёмный лес у нас на каждом шагу. Отвлёкся, не вписался в поворот – и ты уже в Тёмном лесу. Часто даже невозможно понять, ты там или тут. Иные всю жизнь проводят там, думая, будто живут на Белом Свете. У Ивана такой беды не было, потому что думать ему было запрещено, а думать над запретом он сам не хотел. Поэтому он просто вышел из царского дворца и пошёл куда глаза глядят. Глаза у Ивана всегда были мутные, так что он оглянуться не успел, как уже был посреди Тёмного леса, в самой глухой его чаще.
Прямо перед ним стоял жареный петух, за свою румяную и золотистую корочку прозванный Золотым петушком.
– Здравствуй, Иван-дурак, давно не виделись, – сдержанно прокукарекал петух.
– Только сегодня снился мне, – возразил Иван.
– Я и говорю. Соскучился, что ли?
– У нас во всём царстве смысл пропал.
– То-то же мне икается. А ведь я говорил, я предупреждал.
– И у меня теперь служебное задание его найти. Только я не знаю, что это. Мне такое отродясь было не нужно.
– К нам в Тёмный лес он никогда не заявлялся, а кабы заявился, мы бы его всё равно не увидели. Знаю только, что он прямо очень ощутимый, почти как я.
– Это как?
– Так, что ты его прямо можешь пережить всем своим нутром – от кончиков пальцев через задницу до мозга костей. А коли не можешь, то это не он.
– Как оглобля?
– Только если ею тебе прямо по роже треснули, а так нет.
– Не понял. Объясни дураку.
– Ну что тебе та оглобля. Ты её увидел и забыл. А вот если тебе ею хребет переломали, это ты навсегда запомнишь. Называется опыт. Экспириенс. – Петух, зажмурившись, сладостно протянул это слово дрожащим голоском.
– Ты давай только объясняй без этих всяких немецких слов. Я дурак и всё равно не пойму.
Петух не обратил на просьбу Ивана никакого внимания и ещё несколько мгновений стоял зажмурившись. А потом вдруг продолжил, глаз так и не открыв.
– Притом переломать тебе что-нибудь можно не только оглоблей, но дубьём, дрекольем, молотилом и ещё тьмой прекрасных вещей, да хоть топором, а опыт будет тот же. Если тебе понравилось, он и станет твоим смыслом, потому что тебе захочется повторить. А если не понравилось, захочется не повторять. Тоже смысл.
– То есть это такая штука, которая вштыривает?
– Точно. – Петух вдруг открыл глаза, причём очень широко. – Это ты верно сказал. По-дурацки, но верно. В самом бесштанном своём детстве ты можешь его пережить, когда и языка человеческого ещё не знаешь, а запомнишь. Потом всю жизнь нужных слов не подберёшь, а будет этот опыт для тебя заветным и святым. Но и не только в детстве, а в любом возрасте. И даже не только наяву, а хотя бы во сне или просто в своём воображении. То есть тебе достаточно представить что-нибудь этакое, и оно станет твоим смыслом. Такая эта штука – конкретная.
– Какая-какая?
– Ну, ты её не то что пощупать можешь – она сама и есть щупанье. До дрожи. И сама дрожь. Это состояние твоё, короче. Мощное и незабываемое. Как ты первый раз мороженое съел или влюбился или обжёгся или украл что-нибудь или морду кому-нибудь набил или тебе набили…
– Понял-понял, ага.
– …или вдруг понял что-нибудь.
– То есть это что же – я сейчас уже нашёл смысл? Экий я быстрый герой.
– Не знаю, Иван. – Петух прищурился. – Я-то сам животное бессмысленное и никакого смысла никогда не знал. Слышал о нём только. И что я тебе сказал – не единственный его признак. Не всё, что вштыривает, оказывается смыслом. Тут по-разному может быть.
– И какие же ещё признаки?
– Это тебе у других чудищ Тёмного леса надо поспрашивать. А мне что-то клюнуть тебя захотелось. Не могу долго на бессмысленных людишек смотреть.
С этими словами петух бросился на Ивана и стал жестоко клевать его во все места.
А самописная грамота тем временем зафиксировала и передала в Центр, что смысл – это какое-то твоё состояние, которое ты можешь пережить или хотя бы вообразить. Как счастье, понимание, самозабвение, боль. А если не можешь, то это и не смысл вовсе. Например, оглобля не смысл. И сам царь, получается, не смысл. Если только этим царём тебя по морде не треснут. Подрывные идеи бродят в этом Тёмном лесу.
§ 2. Видение Ивана-дурака о том, как он проживает свою жизнь ради кирпича
Жил-был Иван-дурак и всю жизнь ради кирпича или чего-то другого такого же. Может, это был не кирпич, а целая бетонная конструкция. Ну пусть кирпич. Вот был Иван, а вот был кирпич. Иван помер, кирпич остался. Потом кирпич упал кому-то на голову и рассыпался. Или он рассыпался ещё до того, как Иван помер. Или вовсе не упал и не рассыпался, а до сих пор лежит. Разницы никакой.
§ 3. Видение Ивана-дурака о том, как проживает свою ради саморазвития
Жил-был Иван-дурак и всю жизнь самосовершенствовался. Когда его спрашивали "чем ты, Иван, занимаешься", он неуклонно отвечал «самосовершенствуюсь» или «саморазвиваюсь». А когда некоторые особо въедливые людишки докапывались, что же именно и куда Иван совершенствует и развивает, то Иван неколебимо отвечал, что себя и вперёд. Тут-то все от него и отставали. Помер Иван и унёс собой в могилу, что же именно он с собой такое делал. Или не унёс, потому что и сам не знал.
Глава III. Бурелом нужды,
где Лихо-Злосчастье ругается, что смысл – это необходимость
§ 1. Необходимость
Исклёванный Иван выскочил из чащи да сразу в чащобу попал. Прямо в гости к Лиху-злосчастью. Увидело оно Ивана и давай его обнимать всеми своими культями переломанными, им же несть числа.
– Здравствуй, Иван. Давно тебя жду, уж истомилось всё.
– И тебе не недомогать. Только откуда ты знаешь, что я здесь должен оказаться. Я и сам того не знал.
– А я и не знало. Оттого только больше томилось. Когда же, думало, попадётся мне настоящий, официальный дурак, неужели никогда. Дуракам-то, как ты знаешь, счастье. Так что мне всё какие-то умные попадаются, тьфу.
– Да, занесла меня нелёгкая. Всё потому что взвалил на себя службу царскую не по рылу.
– О, это мне понятно. Я и само так сюда попало. Я ведь раньше чёртом было, в аду грешников мучало. Знаешь как? Спрашивало их, почему они тот или другой грех совершили. Ох как их от этого корёжило. И хотели бы они меня искромсать за такие вопросы, да только ничего сделать не могли, кромсать их как раз мне было положено. Но видно мои вопросы не только грешников достали, так что послал меня Князь ада сюда самолично выяснить насчёт причин зла в мире. А тут сам чёрт ногу сломит. Вот я их все и сломало. Сижу теперь тут, случайных путников стерегу.
– А меня, дурака, царь за смыслом послал.
– Ух-ты. Вот горе-то. Почище того, что я обычно устраиваю. Я-то всё по старинке, по-простому: сломать чего или там… Ну в основном сломать. Тут же смысл. Если эта штука сломается, всё остальное можно так оставить.
– А какой он – смысл? Как мне его то есть опознать, коли встречу?
– Лиху-злосчастью смысл не нужен, оно и без смысла работает. Так что полный словесный анфас я тебе не нарисую. Но один верный признак знаю.
– Ну?
– Смысл – это что-то такое, без чего ты вроде бы можешь обходиться, но если представить, что этого совсем нет и никогда не будет, то тебе будет невыносимее, чем в аду.
– Как мороженое? Я мороженое очень люблю.
– Во. Очень правильное сравнение. Ты можешь забыть про мороженое даже на довольно долгое время. Но если тебе сказать: всё, мороженого больше нет и никогда не будет, – жизнь твоя станет как жизнь без смысла.
Иван зачесался, показывая тяжкий ход мыслей.
– Мне петух тут сказал, что мороженое не может быть смыслом, потому что смысл – это состояние. Или я в мороженом состоянии и буду смыслом?
Тут Лихо-злосчастье зашевелило своими многочисленными культями и достало откуда из внутренностей сверкающий шарик шоколадного мороженого.
– На-ка, попробуй – домашнее.
– О, я как раз люблю шоколадное, – взвизгнул Иван, тут же схватил шарик и стал его яростно облизывать. Когда же совсем слизал, Лихо-злосчастье спросило его с нескрываемым интересом.
– Ну как, Иван, тебе моё мороженое?
– Вкусно. Из чего ты тут его делаешь?
– Знамо из чего – из говна?
– Из какого говна? – насторожился Иван.
– Знамо из какого – из собственного. Я ж говорю, домашнее. Не хватало ещё, чтоб я чьё-то чужое говно собирало.
Иван замер в сомнениях, не понимая, смеются над ним образно или надо уже два пальца в рот засовывать.
– Но на вкус же оно точно как мороженое.
– Вот! Главное – это вкус. Переживание вкуса – это твоё состояние. А что вызывает этот вкус – дело уже десятое.
– Не хочу я, что ради такого вкуса говно надо было есть.
– Да? А если никакого другого способа не останется? Вот представь, исчезло во всей вселенной всякое мороженое, а чтобы вновь испытать его вкус, надо поесть чёртова говна.
– Это, конечно, меня утешит – что вкус мороженого ещё где-то есть, но говна всё равно есть не буду.
– А больше и не надо. Только если вкус мороженого и правда станет твоим смыслом, то будешь как миленький. Залезешь в самый ад, чтобы достать заветное говно.
Иван окончательно застыл. Всё ему было не то чтобы непонятно, это дело привычное, но как-то странно. Если что-то не выглядит как говно, не пахнет как говно и на вкус не говно, а вовсе даже мороженое, то как оно может быть говном. И что теперь со всем этим делать.
– Это всё оттого, – прочло Лихо-злосчастье мысли Ивана, написанные большими красными буквами на его лбу, – что ты пытаешься смысл как вещественную вещь представить. Но смысл не вещественная вещь. Он идея. Или даже необязательно идея, а что-то гораздо более смутное. Чувство. Вызывать это чувство могут разные вещественные вещи. Или даже оно может само собой приходить, вообще без вещества. Как сон или блажь.
Иван немного отмер, но не окончательно, и стал хотя бы ковыряться в носу. Лихо-злосчастье смотрело на него со смесью раздражения и жалости.
– Теперь иди, утомил ты меня. Тяжело с вами, дураками.
Иван даже встрепенулся.
– И что, даже не будешь меня никак мордовать?
– Так я тебя говно жрать заставило, что ещё надо. Вали давай. Ищи дальше свой смысл.
Лихо-злосчастье обиженно отвернулось, закрывшись всеми своими культями, а Иван побрёл дальше во тьму Тёмного леса.
Самописная же грамота тем временем зафиксировала и передала в Центр, что смысл – это какое-то твоё состояние, которое ты можешь пережить или хотя бы вообразить, а невозможность которого делает и всю твою жизнь невозможной.
§ 2. Видение Ивана-дурака о том, как он проживает свою жизнь ради собирательства
Жил-был Иван-дурак и всю жизнь коллекционировал утюги. Собрал утюги всех марок и переключился на ножницы. Ножницы ему собирать запретили в виду опасности, тогда он переключился на гербарии. Но гербарии было собирать не пересобирать, так что он переключился на игрушечных солдатиков. Солдатики что-то надоели, потому он решил собирать что-то оригинальное – мгновения своей жизни. Собрал полную коллекцию и помер. А мог бы и не собирать.
§ 3. Видение Ивана-дурака о том, как проживает свою жизнь ради бирюлек
Жил-был Иван-дурак и всю жизнь стремился стать международным мастером спорта по игре в бирюльки. Игра сложная, требующая большого искусства и ума. Учился Иван учился да так и мастером и не стал, даже отечественным, даже кандидатом. Но это никак не сказалось на его прекрасном самочувствии. Не стал – ну и хрящ с ним. Подумаешь, очень надо. Помер без сожалений.
Глава IV. Просека жизни,
где Жар-птица чирикает, что смысл – это жизнь и смерть
§ 1. Быть и/или не быть
Шатаясь через буреломы и усиленно плюясь, Иван оказался в полнейшей тьме и даже хотел выколоть себе глаз, чтобы убедиться в этом своём достижении путём сравнения двух видов зрения – через выколотый глаз и через невыколотый. Никогда ещё Иван-дурак не был в такой мгле. Всё было ему смутно, туманно, непонятно и тускло. Что он ищет? Зачем он вообще сюда пришёл? Кто он такой и почему он такой?
Так и замучился бы Иван этими дурацкими вопросами да и глаз бы себе выколол, вольно либо невольно, кабы не явилось-таки обычное дурацкое счастье – сама Жар-птица во всей своей пламенной красе. Половину Тёмного леса она осветила собой. Иван молчал, будто умный, хотя просто онемел и ослеп от упавшего с неба дива.
– Что тебе нужно, Иванушка-дурачок, в этом лесочке тёмненьком? – пронзительно запросила Жар-птица.
– За смысликом царёк меня послал, – отмер Иван, хотя и не совсем. – Пока не найду, не узнаю.
– Не с того ты начал, Иван, – проголосила Жар-птица. – Потому и плутаешь во мраке. Сейчас я тебе всё расскажу – и ты меня поймёшь.
– Ну, – только и промычал Иван, изумляясь уверенности Жар-птицы.
– Главное в смысле – это что ты за него жизнь свою отдашь, так или этак.
– Вот-те раз, – подумал вслух Иван. – Такого уговора не было. – Но это было неофициально вслух, а уже официально вслух он добавил. – Лучше, конечно, этак.
– Этак – это когда ты добровольно и безвременно умираешь, только чтобы смысл осуществился. А так – это когда ты всю жизнь для этого живёшь, сколько бы тебе ни было отмерено, хоть вечность. В обоих случаях смысл по цене равен твоей жизни.
Иван уважительно помолчал какое-то время.
– Красивая ты очень, Жар-птица, только ничего я не понял. Ты же знаешь, что я дурак.
– Без смысла, Иван, ты жить вообще не захочешь. Хотя и умирать будет незачем. И будешь страдательно колыхаться где-то между жизнью и смертью, как сейчас. А когда смысл есть, то можно хоть жить, хоть умереть – всё будет для тебя весело и привлекательно.
Иван тщательно потёр глаз, который недавно хотел выколоть.
– Мы, дураки, примеры любим.
– Взять хоть ту же оглоблю. Если она твой смысл, то ты будешь всю жизнь жить, лишь бы оглобля. А если вдруг что, то умрёшь за оглоблю.
– Оглобля, – с пониманием протянул Иван. – Значит, обманули меня Петух золотой и Лихо-злосчастье, что не оглобля.
– Нет, не обманули, зачем же. Я это просто для примера, чтобы показать тебе, что как раз не оглобля.
Иван уставился на Жар-птицу осуждающе мутным взглядом.
– Ну как ты будешь жить за оглоблю-то? – попыталась снять возникшее напряжение Жар-птица.
Ивану было не по чину задумываться, он это твёрдо помнил, поэтому не задумался, но мгновенно ответил.
– А за что же?
– Тут может быть по-разному, потому что смыслы бывают разные. Но все они отвечают тому, что тебе о них тут рассказали. Они такие, что ты их можешь пережить, что их полная невозможность делает твою жизнь невыносимой и что ради них ты готов жить сколь угодно долгую жизнь и умереть в любой миг. Вот если не готов, то это не смысл. Мы, жар-птицы, на своём жар-птичьем языке называем это экзистенциальностью.
Последнее слово Жар-птица то ли прочирикала, то ли прокудахтала, то ли прощебетала, то ли проклекотала. Под этот птичий гомонок трудно было услышать скрип пера, которым самописная грамота всё конспектировала и протоколировала.
– По-разному – это хорошо. А за что же? Ты конкретно давай. – Иван запомнил слово Золотого петуха и употреблял его теперь как краткий вариант слова “официальный”. То есть он и самого себя мог назвать не каким-нибудь дураком, а конкретным.
– Ну вот что для тебя важно в жизни, Иван?
– Ну вот не знаю. Задай вопрос как-нибудь по-другому.
Жар-птица прищурилась и недобро щёлкнула клювом.
– Если так: что для тебя в жизни главное?
– Да это то же самое. Издеваешься ты надо мной, дураком.
Жар Жар-птицы сначала раскалился до бела, а потом как будто на мгновение сделался синим. Но быстро снова стал переливаться багровым и алым. “Синяя Жар-птица, надо же”, – не успел подумать Иван.
– Ладно, как насчёт денег? Любишь деньги?
– Какой же дурак не любит денег. Таких дураков нет.
– Вот. Если ты готов всю жизнь жить ради денег и если готов умереть ради денег, то деньги – это твой смысл.
– Без денег и обойтись нельзя.
– Ну это смотря кому и смотря где.
– И в кармане их приятно переживать рукой. Тёплые. Сейчас как представляю, сразу и на душе тепло становится…
Иван закатил глаза, шерудя рукой в кармане и представляя, будто там монетки и бумажки.
– Ну довольно, Иван. Как я и сказала, ты меня понял.
– Слушай, я вот что сообразил. А вы с Золотым петухом часом не родственники? Может, он муж твой бывший? Или хотя бы брат? Двоюродный.
Ничего не ответила Жар-птица. Только клювом опять щёлкнула зловеще и исчезла. Погрузился Тёмный лес обратно в свою тьму.
А в Центр отправилась заветная каблограмма: смыслы бывают разными, они твои состояния, которые ты можешь пережить или хотя бы вообразить, их невозможность делает твою жизнь невыносимой, им ты готов посвятить всю свою жизнь и ради них ты готов умереть. Пришлите, пожалуйста, чернил.
§ 2. Видение Ивана-дурака о том, как он проживает свою жизнь ради почётной грамоты
Жил-был Иван-дурак и всю жизнь хотел получить грамоту лучшего продавца месяца в деревенском мегамолле. Однако же много было у него соперников, притом не дураков. Потому всё никак ему не удавалось получить заветное. Но тогда Иван вывернулся наизнанку, расшибся в лепёшку, дошёл до крови из носу и совсем сгорел на работе. То есть буквально умер от усердия. Но грамотку получил. Висит теперь на могилке.
§ 3. Видение Ивана-дурака о том, как он проживает свою жизнь ради учёной степени
Жил-был Иван-дурак и всю жизнь хотел получить учёную степень кандидата наук. Всё равно каких, лишь бы было. Долго его мучали в разных инстанциях и не давали оную степень из-за беспросветной ивановой дурости. Но в конце концов умилосердились и дали. Получил Иван диплом на этот счёт и сильно радовался в течение неопределённо малого промежутка времени. Промежуток просвистел, и понял вдруг Иван, что больше нет у него ради чего дальше жить. После этого то ли сразу помер, то ли ещё пожил на всякий случай и всё равно помер. Но уже кандидатом наук, а не просто так.
