Збигнев Войцеховский
Раневская, что вы себе позволяете?!
5. «Семья заменяет все. Поэтому, прежде чем ее завести, стоит подумать, что тебе важнее: все или семья»
Так сказала однажды Фаина Раневская.
Уверен, тема личной жизни великой актрисы должна быть рассмотрена нами с отдельным вниманием, в отдельной главе. Причин для этого несколько.
Казалось бы, фраза Фаины Георгиевны о семье, которая стала заголовком этой главы, расставляет все точки над «і». Но, во-первых, эта фраза была сказана уже в зрелом возрасте, и целая масса из тех, кому интересна актриса, принимают ее не как причину, а как оправдание. Дескать, вот не сложилось у Фаины Раневской ее личная жизнь – вот она и придумала фразу. Во-вторых, пришлось и читать, и слышать от некоторых людей, что, мол, Раневская того… ну, как бы это сказать… нетрадиционной сексуальной ориентации. И третье: Раневская была так некрасива, что на нее не позарился ни один мужчина.
С чего начнем? Пожалуй, с третьего.
Увы, в детстве Фаина Раневская действительно не слыла красавицей. Невзрачная, нескладная, неуклюжая девочка. Более того, крупный нос на ее лице стал настоящей трагедией для девочки Фаины, а потом и для Фаины-девушки. Некоторые биографы утверждают, что некрасивость девочки использовал было и ее отец, чтобы отговорить ее от решения стать актрисой. Мол, куда тебе с такой внешностью? Это был очень сильный и болезненный удар. Фаина Раневская хотя и выдержала его, тем не менее не смогла избавиться от комплекса: когда ей отказывали в театральных школах, она видела причину прежде всего в своей внешности. И еще – в голосе. Дело в том, что Раневская немного заикалась, когда разговаривала. Но если она была на сцене, заикание исчезало. Тем не менее ее застенчивость была обусловлена не только ее провинциальностью, но и собственной оценкой своей внешности. Известно немало случаев, когда Фаина Раневская крайне нелицеприятно отзывалась о себе самой.
Например, однажды ей предложили сниматься в вечерней передаче для маленьких детей, что-то, вроде «Спокойной ночи, малыши!». На что Раневская заметила: «Представляете – мать укладывает ребенка спать, а тут я своей мордой из телевизора: «Добрый вечер!» Ребенок на всю жизнь заикой сделается!»
Нос Фаины Раневской был чуть ли не притчей во языцех. Но так ли уж он портил ее лицо? И таким ли непривлекательным оно было с этим носом? А как же сама Раневская, ее фигура, манера держаться, умение улыбаться? А ведь на лице, кроме носа, есть чувственный рот, есть большие темные глаза, в которых всегда горел огонек задора, лукавства, гнева.
Обратимся к фактам. Вот один, достаточно интересный. Как вы уже прочли в краткой биографии Раневской, в театр Фаина Георгиевна пришла в самом юном возрасте. И как бы там ни было, а та самая труппа, с которой молодая Фаина отправилась в турне в Крым, была создана по всем существующим правилам, то есть все актеры имели законные контракты, в которых указывалось амплуа. Так вот, Раневская в своем первом контракте записана как «героиня-кокетт»! Раневская могла и играла кокеток? Да, могла и играла! Это значит, ее внешность была привлекательной, милой.
Известность пришла к Фаине Раневской уже в достаточно зрелом возрасте. И нам с вами нужно учесть весьма значимый факт – мы знаем Фаину Раневскую в созданных ею образах. А то, с каким мастерством и с какой самоотдачей работала актриса над каждой, даже самой эпизодической своей ролью, говорит о том, что Раневская на сцене и Раневская в жизни – это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
История сохранила для нас одну запись о той, юной Фаине Раневской: «Очаровательная жгучая брюнетка, одета роскошно и ярко, тонкая фигурка утопает в кринолине и волнах декольтированного платья. Она напоминает маленького сверкающего колибри…»
И в то же время сама Раневская писала: «Моя внешность испортила мне жизнь». Но здесь я бы не стал настаивать на том, что так женщина сказала потому, что у нее не сложилась именно личная жизнь. Вспомним: Раневская не получала главные роли из-за своего ярко выраженного семитского лица. Думается, именно это имела в виду Раневская, когда говорила о том, что испортило ей жизнь.
Общепринятую легенду о некрасивости Раневской косвенно будто бы и подтверждают случаи из ее юности. Вот еще совсем юная Раневская влюбляется в гимназиста. Она страдает, она томится… наконец гимназист назначает девушке свидание. Когда Фаина пришла на условленное место, она увидела там еще одну девушку! Слово за слово – выяснилось, что этот гимназист назначил свидание сразу двоим. Ну, будь у девчушек ум, они бы устроили хорошую взбучку гимназисту, но две влюбленные гимназистки видели друг в дружке только соперниц. И не помирились. Пришел гимназист, внимательно посмотрел на обеих, оценил каждую, сравнил (благо обе сидели рядом). И выбрал не Фаину. Она уходила, давясь слезами, а ее соперница (о времена, о нравы!) бросала в спину Фаине камешки…
Есть еще один случай, о котором любят вспоминать. Тогда Фаина была уже взрослой девушкой, актрисой. И влюбилась в актера своей труппы. Пригласила его к себе и ждала… Он пришел. С другой. (Об этом случае чуть ниже, он нам очень понадобится.)
Некрасивость, непривлекательность Раневской вроде бы косвенно подтверждает тот факт, что у нее не было романов ни с одним крупным начальником. Хотя некоторые говорят о том, что одно время у нее были самые близкие отношения с военным Толбухиным. Между тем всем хорошо известно, что практически все более-менее известные актрисы были в любовницах сильных мира того.
Но я уверен, что Раневскую высокие чины не пытались затащить в постель по иной причине.
Фаина была неудобной любовницей. Она могла играть в спектаклях роль кокетки, но такой в жизни не была никогда. Она не умела и не желала кокетничать с мужчинами именно вне сцены.
Фаина Раневская – это живая ирония и сарказм, это полное отсутствие всяческих комплексов в отношении полов. С ней, как бы это сказать точнее, любому мужчине нужно было быть именно мужчиной, а не начальником. Вот показательный момент. Раневская в своей гримерке переодевается. Было очень жарко. Она сняла с себя абсолютно все. И с наслаждением от наступившей прохлады закурила. И тут к ней заглядывает администратор театра, мужчина. Раневская, стряхнув пепел с папиросы, невинно поинтересовалась:
– Вас не смущает, что я курю?
Согласитесь, мужчине нужно было обладать незаурядным чувством юмора, находчивостью, чтобы из такого, в общем-то, невинного положения выйти с достоинством.
Что касается физической близости… Для Раневской не существовало каких-либо табу в разговорах вообще. Долгое время она хранила рисунки Сергея Эйзенштейна. Режиссер был прекрасным рисовальщиком, обладал в рисунке оригинальным чувством юмора. И очень любил делать быстрые зарисовки в альбомы женщинам. Причем рисунки эти были вовсе не невинными. Кто-то скажет – и пошлыми. Пусть и так, но они были остроумными. Эйзенштейн много рисовал Раневскую. В выборе темы он никогда себя не ограничивал. Но Раневская далеко не всем эти рисунки показывала. Покажешь тут… Вот рисунок Раневской с короной на голове. Надпись: «Корона королевы Виктории». А сама корона украшена членами в состоянии эрекции. Вот рисунок «Кающаяся Фаина». На нем Раневская на коленях перед ангелом – делает ему минет. «Поднятие целины» – Фаина Раневская в неге, обнаженная, раскинула ноги на ложе, к ней направляется огромный член с красной головкой, на тонких ножках, обутых в ботфорты…
В общем и целом – Фаина Раневская была опасной любовницей, с какой стороны ни подойди. Во-первых, думается, она знала толк в сексе (те же рисунки Эйзенштейна на это намекают). Во-вторых, она ничуть не стеснялась говорить о половых отношениях. И в-третьих, она могла быть язвительной, острой на язык. Короче, если уж мужчина попадал к ней в постель, он должен был находиться на максимальной высоте и быть мужчиной во всех смыслах этого слова.
Но, к чести Фаины Раневской, история не сохранила ни одного язвительного ее замечания о своих любовниках. Она умела быть снисходительной. Она чаще жалела мужчин именно как мужчин, хотя могла растереть любого мужчину в порошок как человека. Если он того заслуживал. Когда она что-то и рассказывала о своих постельных приключениях, то что-то типа такого:
«У меня был любовник гусар-кавалерист. Когда мы с ним остались вдвоем, я уже лежу, он разделся, подошел ко мне, и я воскликнула:
– Ой, какой огромный!
А он довольно улыбнулся и, покачав в воздухе своим достоинством, гордо сказал:
– Овсом кормлю!»
Согласитесь: для своего круга близких друзей невинно и смешно.
И причина этому достаточно проста: Раневская относилась к физической близости, к половой жизни как ко всему, что касалось именно физической жизни. Для нее всегда на первом месте оставался театр, сцена, игра. Творчество и живая душа.
Чтобы физическая близость заняла одно из первых мест в общении с человеком, для Раневской главным было первоначальное возникновение мощнейшей духовной и душевной связи. Поэтому не было скандалов, пошлых сцен ревности и прочего сопутствующего антуража. Встретились, насытили дуру друга приятным ужином и ласками в постели, разбежались – зачем скандалить и ревновать? Все буднично и просто…
Если нет настоящих чувств.
Теперь поговорим о втором – о том, что некоторые подозревают Фаину Раневскую в, говоря сегодняшним языком, нетрадиционной сексуальной ориентации. Причем не просто подозревают, а прямо указывают и на избранницу Раневской – Павлу Вульф.
Действительно, однажды встретившись, они стали друзьями. И друзьями такими, что связь между ними не прерывалась всю их жизнь. Но я категорически буду возражать против того предположения, что Павла и Фаина были любовницами. Это, по моему глубокому убеждению, была привязанность на духовном уровне, когда они с полуслова понимали друг друга и были максимально близки именно в своем восприятии окружающего мира. Именно это сделало их близкими в человеческом плане, именно это цементировало их дружбу.
Павла Вульф – актриса театра, с Фаиной Раневской они познакомились после революции 1917 года в Ростове-на-Дону. Павла была старше Раневской почти на десять лет – она родилась в 1878 году. К моменту ее встречи с Раневской она была уже известной актрисой и стала для молодой Фаины настоящим учителем и другом. Сохранилось несколько строчек в записной книжке Фаины Раневской. Думается, они помогут понять, с каким душевным трепетом относилась Фаина Раневская к своему учителю – Павле Вульф.
«…Третий час ночи… Знаю, не засну, буду думать, где достать деньги, чтобы отдохнуть во время отпуска мне, и не одной, а с П. Л. (Павлой Леонтьевной Вульф). Перерыла все бумаги, обшарила все карманы и не нашла ничего похожего на денежные знаки…»
Вы же помните, чем были для Раневской деньги – они ей мешали жить. Иной раз вся театральная труппа была ей должна: кто мелочь, кто сумму побольше. Но сама Раневская никогда не напоминала о долгах. Этим некоторые и пользовались. И вот теперь она говорит о необходимости иметь деньги. Ей нужно устроить отдых для своей подруги и своего учителя. Запись датирована маем 1948 года. В это время Павле Вульф уже 70 лет. Самой Раневской – 59. Вы можете себе представить какие-либо иные отношения, кроме духовных и душевных между двумя женщинами такого возраста?
Давайте просто поверим в дружбу. И в то, что дружба бывает между женщинами, между учительницей и ученицей, что бывает обыкновенная бескорыстная забота одного человека о другом.
И учтем при этом, что сама Фаина Раневская отличалась (уже писал про это) редчайшей способностью сострадать.
Есть еще один туз в рукаве сторонников версии лесбиянства. Дескать, среди многих и многих сохранившихся цитат есть одна, которая говорит о том, что Фаина Раневская не считала чем-то преступным и аморальным однополую любовь. Вот эта цитата:
«Лесбиянство, гомосексуализм, мазохизм, садизм – это не извращения. Извращений, собственно, только два: хоккей на траве и балет на льду».
Что ж, вспомним и еще одну, уже приведенную в этой книге цитату Фаины Георгиевны, которую она обронила на партийном собрании: «Каждый волен сам распоряжаться своей жопой» – это, напомню, было сказано как оценка того «спектакля», на котором один из актеров обвинялся в гомосексуализме.
Но, позвольте, в данных цитатах – не признание Раневской в том или ином пристрастии. Эти цитаты – отношение самой Фаины Георгиевны к существующим в природе вещам. И не более того.
Что касается именно этих цитат, то мне лично (думаю, и вам) интересно другое: что могло повлиять на формирование именно такого отношения к явлениям, которые так гневно осуждались на заре советской власти?
Люди. Талантливые, очень талантливые, безусловно талантливые. И одновременно с талантом имеющие (с точки зрения общества и церкви) «неправильные» сексуальные отношения. Безусловно, Раневская знала (а кто в творческой среде не знал?) о гомосексуальности величайшего композитора Чайковского. И пусть он пытался убежать от слухов (и правды) о своей личной жизни, даже женился, но жить с женщиной, нелюбимой к тому же, он не смог. Его понимали. И его принимали таким, каков он был.
Я уже писал, что прочные дружеские отношения сложились у Фаины Раневской с талантливым Эйзенштейном. Так вот, ни для кого секретом не было, что Сергей Эйзенштейн, режиссер, сценарист, теоретик кино и педагог мог влюбляться как в женщин, так и в мужчин. Говоря сегодняшним языком, он был бисексуалом.
Творческая среда любой страны и любого народа полнится историями о геях и лесбиянках. Но, заметим, не потому, что именно в творческой среде их больше, чем в среде любой иной, а только потому, что люди творчества, как правило, более открыты для общества в силу своей публичности. Их жизнь постоянно на виду. Они же и более независимы от всех других в душевном и духовном планах. Если говорить проще: они не стесняются своих предпочтений. Потому что не считают никоим образом свою сексуальную ориентацию как чем-то основополагающим в жизни. Для Эйзенштейна главным в жизни было кино. Для Чайковского ничего важнее музыки в мире не существовало.
И для Марины Цветаевой превыше и преглавнее всего на свете была поэзия. И ей она служила, ей молилась.
Да, так получилось, что природа дала Марине Цветаевой не только поэтический талант, но и возможность любить женщин.
Фаина Раневская была очень дружна с Цветаевой. И эта дружба зародилась благодаря страстной любви самой Раневской – но не к Цветаевой, а к поэзии вообще.
Настоящей страстью Раневской был Пушкин. Будучи уже в возрасте, она почти все новогодние праздники проводила одна дома. И сам Новый год она встречала одна, чаще всего либо отказываясь от предложений приехать в гости, либо предупреждая своих друзей о невозможности принять их. Звонила своим близким друзьям, поздравляла тепло и сердечно с наступающим Новым годом и тут же добавляла: «Эту ночь я проведу с очаровательным молодым человеком Как его зовут? Евгений Онегин».
Поэтому ничего удивительно нет в том, что Раневская была дружна с Мариной Цветаевой (вспомните тот эпизод про пачку с деньгами).
Личная жизнь Марины Цветаевой была далеко не счастливой. Она вышла замуж, родила ребенка… Но природа взяла свое: в какой-то момент (он настал в 1914 году) Марина уходит от своего мужа. К своей подруге. И живет с ней, вопреки всяким слухам, два года.
Опять же, принимая сегодняшнюю терминологию, можно сказать, что Цветаева была бисексуальная женщина: ее влечение могло распространиться как на мужчин, так и на женщин.
Все эти «сексуальные отклонения от нормы» можно назвать бедой, трагедией человека, личным несчастьем, но никак не его виной, не следствием какого-то аморального поведения и царившего разврата, как то пытались тогда и пытаются сегодня показать реальные гомофобы.
И Раневская понимала это: физическая природа человека никаким образом не может встать в вину ему же. Человека человеком делает разум, способность к творчеству, наличие совести, а не тело.
Мне думается, что для Раневской на воспитание в себе понимающего, снисходительного к физическим слабостям и проявлениям сексуального пристрастия человека особое влияние оказал Крым. А именно Коктебель и поэт Максимилиан Волошин.
Вы знаете, а ведь сегодня Максимилиан Волошин стал практически визитной карточкой Коктебеля. Прямо от пляжа поднимается на сопку тропинка к его могиле – он завещал похоронить его на горе, и завещание было исполнено. И тропинка истинно не зарастает! Именно Волошин первый открыл в Коктебельской бухте то необыкновенное ощущение первобытности, то возникающее на уровне подсознания желание слиться воедино с дикой красотой этих мест. Максимилиан Волошин нашел место Киммерийских купаний, известных еще со времен древних греков – место в открытом море недалеко от Золотой скалы, где вода имеет необъяснимое свойство: она тут заметно теплее, чем в любом другом месте. Древние греки приплывали сюда, чтобы искупаться здесь без одежды – и этот обряд был возрожден Волошиным.
Нудистский пляж появился в Коктебеле также благодаря Максимилиану Волошину. Сегодня он никого не смущает. А если у отдыхающих есть желание, но не хватает смелости раздеться и искупаться в море безо всяких тряпочек на теле при большом скоплении народа? Есть в Коктебеле немало укромных бухт, этаких условных мест, где считается вполне приличным для любого и каждого купаться и загорать голышом.
Время Гражданской войны Фаина Раневская провела в Крыму. Здесь она встретилась и с Максимилианом Волошиным, он же ввел ее в круг известных поэтов, актеров и писателей – вокруг него, влюбленного в Коктебель, уже тогда собралось многоликое общество. Впрочем, всех в нем объединяло здесь, среди древних скал Карадага и синих волн Черного моря, желание быть максимально естественными и правдивыми, открытыми. Слишком примитивно будет говорить о купании без одежды, как одном из необходимых факторов такой открытости. Да нет же, все это становилось естественным, понятным только тогда, когда открытость и естественность достигались на уровне сознания чувств, ума и души.
Фаина Раневская не просто окунулась в эту атмосферу, она прониклась ею. Она дышала этим воздухом свободомыслия, вбирала его всеми фибрами души. И однажды и навсегда отметила для себя, что главное в человеке – его душа, его ум и талант, его способность сопереживать и делиться теплом радости. Поэтому-то ее резкие заявления против гомофобии, защищающие сексуальный выбор каждого человека, и звучат столь смело, недвусмысленно и убедительно.
Так почему же все-таки Раневская не вышла замуж? Почему история не сохранила для нас сколь-либо сильного романа Фаины Георгиевны? Неужто она не влюблялась никогда?
Влюблялась. Вот она сама вспоминает: «Вот было мне девятнадцать лет, поступила я в провинциальную труппу – сразу же и влюбилась. В первого героя-любовника! Уж такой красавец был! А я-то, правду сказать, страшна была, как смертный грех… Но очень любила ходить вокруг, глаза на него таращила, он, конечно, ноль внимания… А однажды вдруг подходит и говорит шикарным своим баритоном: «Деточка, вы ведь возле театра комнату снимаете? Так ждите сегодня вечером: буду к вам в семь часов».
Я побежала к антрепренеру, денег в счет жалованья взяла, вина накупила, еды всякой, оделась, накрасилась – жду сижу. В семь нету, в восемь нету, в девятом часу приходит… Пьяный и с бабой! «Деточка, – говорит, – погуляйте где-нибудь пару часиков, дорогая моя!»
С тех пор не то что влюбляться – смотреть на них не могу: гады и мерзавцы!»
Эта история может вызвать улыбку. Кто-то решит, что и в самом деле Фаина Раневская после этого случая не смотрела на мужчин и даже не приближалась к ним.
Полноте! Вот один случай интересный.
«Еду в Ленинград. На свидание. Накануне сходила в парикмахерскую. Посмотрелась в зеркало – все в порядке. Волнуюсь, как пройдет встреча. Настроение хорошее. И купе отличное, СВ, я одна. В дверь постучали.
– Да, да!
Проводница:
– Чай будете?
– Пожалуй… Принесите стаканчик, – улыбнулась я.
Проводница прикрыла дверь, и я слышу ее крик на весь коридор:
– Нюся, дай чай старухе!
Все. И куда я, дура, собралась, на что надеялась?! Нельзя ли повернуть поезд обратно?..»
Очень показательно, не правда ли? Ее проводница уже считает за старуху, а она – на свидание.
Но, кроме улыбки, есть здесь и куда более существенная деталь: Раневская ехала на свидание. И это значит, что была она самой обыкновенной в физическом плане женщиной, которой нужны были и физическая близость с мужчинами, и прочие ухаживания. Если кто-то и поверил в слова Фаины Раневской о том, что она не могла смотреть на мужчин, тот ошибается. Смотрела Фаина Раневская на мужчин, и не просто смотрела, и не только смотрела.
Вот одна из многих фраз Раневской о Театре Моссовета:
«В нынешний театр я хожу так, как в молодости шла на аборт, а в старости рвать зубы».
Ключевая для нас фраза здесь «шла на аборт». Раневская признается здесь, что беременела. И значит, ее сексуальная жизнь была как раз в рамках той традиционности, которая почиталась в советском обществе. Действительно, Раневская беременела не единожды. И каждую беременность она прерывала абортом.
Причина, мне кажется, более чем понятна. Рожать одной ребенка, будучи актрисой театра? Нет, это никаким образом не входило в планы Раневской. Она не видела в себе такую цель: непременно родить и воспитать. Заметим, что, сколько бы в зрелом возрасте и старости Раневская ни говорила о своем одиночестве, она никогда не сожалела о том, что у нее нет детей или семьи, мужа. Она не видела в себе самку, цель которой – непременно родить, продлить род людской. Если она и желала что-то родить одной, то – новый образ. И только.
Лично для меня Фаина Раневская – женщина, способная влюбиться один раз. Более того, для нее, наверное, слово «влюбиться» было чуждым. Она могла полюбить – и полюбить навсегда.
Так, как она полюбила Станиславского. «Я – выкидыш Станиславского!» – говорила она о себе, имея в виду свои способности. Что ж, лишний раз видим здесь полную беспощадность к самой себе.
Есть в жизни юной Раневской один эпизод, который неожиданно дополнится, заиграет и заискрится годами позже.
Так вот, Фаина Раневская приехала в Москву… И она не просто ходила и искала работу – она бросилась в театры, стараясь не пропустить ни одного сколь-либо значимого спектакля.
И ее покорил Станиславский. Так, что она ходила на все его спектакли.
Он стал для нее почти Богом. Она любила его всем сердцем, любила до трепета, до самозабвения.
И всю эту любовь она прятала глубоко в своем сердце.
Так случилось, что только один раз ее чувства выплеснулись, она не смогла сдержать их…
Это было на Тверской. День был сырым, промозглым. Раневская шла по улице и вдруг увидела, как мимо проезжает коляска. В коляске сидел Станиславский.
Фаина бросилась за коляской, не в силах сдержать своих чувств. Она будто знала, что это – ее последняя возможность сказать хоть слово своему возлюбленному.
«Мальчик мой! Мальчик», – восторженно повторяла она, бежав за коляской и смотря на Станиславского.
Великий мастер услышал ее голос, обернулся и улыбнулся.
Раневской показалось тогда, что он улыбнулся с грустью в глазах и с жалостью – так, как улыбаются больным, ненормальным людям.
Так показалось Раневской.
Но она не обиделась на Станиславского. Она ведь смогла вложить в простое слово «мальчик» всю свою нежность – и сказать это слово Ему.
Казалось бы, эпизод вполне типичен для милой провинциалки, которой вскружил голову известный режиссер. Но пройдет много лет. Так много, что жизнь уже покажется прожитой.
Однажды Раневская увидит брошенную полуживую собаку-дворнягу с перебитыми ногами. И приведет ее в дом. Вызовет ветеринара, начнет ухаживать за псом со всей своей нерастраченной нежностью.
И назовет собаку Мальчиком.
Пес Мальчик будет спать в ее доме. Когда он будет болен, а в комнате будет ужасно жарко, Фаина Раневская станет оставлять дверь открытой – чтобы воздух был свежее. Воры не преминут этим воспользоваться, и из комнаты Раневской исчезнет ее дорогая шуба. Но Раневская этого будто и не заметит. Здоровье Мальчика будет для нее важнее всех ее шуб…
Если бы не этот случай с псом, то и тот случай с нелепым восторженным признанием Раневской можно было бы считать за наивную девичью влюбленность. Но теперь безродная псина открыла нам глаза на самое глубокое чувство, которое пронесла Фаина Раневская через всю свою жизнь: она безумно полюбила однажды Станиславского. И любила его все свои годы. Ее самоотверженная игра на сцене и в кино, вся ее жизнь, которую она превратила в долгий спектакль с множеством актов, – это дань ему, это попытка признания в любви. Она возложила свою жизнь на действительный алтарь любви – любви к великому мастеру.
Раневская не могла играть – она могла только жить. И поэтому она осталась одна. Потому что у нее была одна любовь. И если она не могла быть с этой любовью – она не могла быть ни с кем иным.
