И ангел сказал, – не словами, а может быть, и словами, – но так, что все звери его услышали. Сказал:
– Звери вы, звери! Что же вы еще знать хотите, когда сами все знаете? О чем меня спрашиваете?
Собака завиляла хвостом и промолвила робко:
– Да вот… Воскреснем ли мы или нет?
Ангел опять улыбнулся.
– Ты сама знаешь, – сказал он. – Ты сама сказала, что хочешь всегда любить. Любовь никогда не пропадает. Если любишь – значит, и воскреснешь. И ты, курица. Любишь сынка – ну, и воскреснешь, чтобы любить его дальше.
Собака тихо лизнула кончик ангелова крыла и сказала:
– А кошка-то, значит не воскреснет? Мне ее жалко. Она просто глупая.
Глаза всех зверей с сожалением обратились на кошку. Она съежилась, ей было холодно и чего-то стыдно. И страшно, хотя она храбрилась.
Но тут увидели все, что летят целые рои ангелов, летят низко под облаками, освещая облака. Летят и поют: Христос воскрес! Волчица подняла морду, смотрела, осел смотрел, откинув уши, и лошадь, и курица, и собака, – все. Стала и кошка смотреть, сощурив глаза, не могла удержаться. И хоть никого еще не любила, все-таки принялась на что-то надеяться. Все звери, даже самые тупые и злые, даже вовсе ничего еще не понявшие, смотрели, слушали. И вдруг звериным своим, живым существом почуяли раз навсегда, что ничем они не обижены, что не для людей одних воскрес Христос, а и для них, бессловесных. И радостно стало зверям.