Весенний сад. На скамейке, в тени высоких акаций – две девочки. Перед ними, на грядках, разноцветные тюльпаны. Вдали, сквозь зелень, белеет дом, – почти дворец: он на выезде старого городка в Малороссии.
Лида, старшая, лениво говорит:
– Значит, в Петербург переезжаете. Ты рада, Катрин?
– Не знаю. Я никогда не рада, чего не знаю.
– А что ж ты там будешь делать?
– Не знаю. Учиться, верно.
Лида сгримасничала. Ее правильное, нежное лицо с узким лбом и тупым носом от этого не подурнело: в нем все равно не было очарования – и не предчувствовалось.
– Учиться? Ты и здесь – один учитель не кончил, другой уж дожидается. Мне Гапка говорила.
– Надо же учиться. Я маленькая.
Катрин хотела просто сказать, что в ее годы (ей 12 лет) все учатся; но она в самом деле «маленькая девочка». И не потому так не похожа на подругу, что у нее длинные каштановые косы, а бело-розовая Лида рыжевата, что темные глаза ее не Лидины, бледно-голубые; но видно сразу: Катрин – маленькая, а Лида, пожалуй, уж большая, хотя старше и немногим. Сами подруги об этом, впрочем, не знают.
– Вот ты жалела, Катрин, что мы не мальчишки. Что тогда бегать свободнее. А я ничуть не жалею. Ведь сколько мальчикам надо учиться! Без конца. И не говори: сама гувернанток не любишь.
– Да разве оне – ученье? – рассмеялась Катрин. – Совсем наоборот. Последнюю, старую, – вот я изводила! Пока сам папа не увидал, что гадкая. Отправили. А ты на Каролину Петровну жалуешься, ну и спровадь.
– Она ничуть не гувернантка. Она всегда с нами живет, у нее с мамой… дела, что ли. Занимается, правда, со мной, и следит… ох, ну ее! Злая.