Зинаида Гиппиус
Одинокий
V
Нина была искренне удивлена, встретив раз, в сумерках, на одной из аллей Пьера с толстой, черноглазой девочкой на руках.
Девочка в белом, вышитом платьице, была прехорошенькая и казалась очень довольной своим положением. Пьер немного сконфузился.
– Это Люся, дочка моей сестры, – сказал он. – Мы с ней друзья. Вот узнала меня; как давно не видала, а сейчас ко мне к первому пошла. Завтра надо ехать провожать ее, она ведь тут за 60 верст живет, в Ахаларах. У одной нашей родственницы воспитывается. Отец все в разъездах… Вот привезли со мной повидаться на денек…
И он ласкал румяную девочку, поглаживая рукой ее волосы.
– Надо будет у них погостить. Нянчиться стану, – продолжал он, улыбаясь. – Я и так детей люблю, ну, а эта еще и родная.
Нина никогда не видела его таким радостным. Ей стало больно.
– Так вы надолго? – спросила она, и в голосе у нее были слезы.
– Да, недельки две поживу. А что?
– Не ездите! Мне скучно без вас.
– Вам без меня скучно? Отчего? Он улыбался.
– Просто скучно. Я к вам привыкла…
– Вот Люсе тоже скучно без меня. Да и вовсе вам не будет скучно… Через две недели я вернусь.
Нина больше ничего не говорила. Он с Люсей скоро ушел домой. В саду было сыро и душно. От вчерашнего дождя сразу распустились яблони и черешни и теперь стояли точно зимой – белые от сплошного цвета. От земли поднимался теплый пар. Стемнело. Нина села на скамейку и долго плакала.
– Ведь я в него влюблена, совсем, по-настоящему влюблена! – думалось ей. – А теперь он уезжает…
Но в Ахаларах Пьеру не пожилось.
Вдобавок он простудился, стал больше кашлять и так осунулся, что сам это заметил.
Но, вернувшись через полторы недели и увидав, как обрадовалась ему Нина, он снова повеселел.
Дома он становился все приветливее и проще. Он не скрывал, что ухаживает за Ниной; им обоим казалось это простым и естественным; они ждали такого же отношения к себе и от других.
Михаил Васильевич, отец Пьера, отлично все замечал, но считал шуткой и развлечением.
– Однако ты, друг, окончательно погиб, – сказал он ему, усмехаясь.
– Погиб! – шутливо ответил Пьер.
– Влюбился по уши, – продолжал отец. – И тебе не стыдно?
– Что ж делать…
– Уж не думаешь ли жениться? Пьер вдруг стал серьезен.
– А отчего бы и не жениться?
Отец нахмурил брови. Он увидал, что Пьер не шутит.
Он, Пьер, хочет жениться! Михаил Васильевич решительно не понимал, что случилось с сыном. Ведь он знает же, что болен, что скоро умрет; от него этого никогда не скрывали. И сам он прежде часто говорил о смерти. А теперь вдруг – жениться! Разве сказать ему прямо, что это безумие, потому что через полгода его не будет в живых?.. Это тяжело, но сделать это нужно.
– Милый Пьер… – начал Михаил Васильевич.
Но Пьер, точно предчувствуя, что скажет отец, и, может быть, боясь его слов, – вдруг поднялся со стула и вышел из комнаты.
В эти последние дни, когда он думал о любви, – он забыл о смерти.
И Нина забыла об этой возможности.
«Я думаю, что он любит меня», – писала она по ночам в своем дневнике. «Если любит, то наверно скажет скоро, скоро, до нашего отъезда на дачу. О, если бы скорее… Я так буду счастлива…» Пьер, действительно, решился сказать ей все до отъезда Лугановых.
Ему никогда еще не было так хорошо. Он мечтал, как они заживут… Не здесь, – у него ведь остался маленький капитал после матери, – они поедут куда-нибудь на юг, ну, хоть на Майдеру, и Люся с ними…
А когда он поправится, – Пьер уже не сомневался, что поправится, – они переедут в Вену, он станет доучиваться в консерватории… Потом концерты… Потом… И он уносился далеко.
С каждым днем он все больше привязывался к Нине. Он видел, что она ждет его слова, начинал – и вдруг обрывал разговор, стараясь не смотреть на Нину, чтобы не встретить удивленный взор ее милых глаз.
Приближался канун отъезда.
«Вот накануне и скажу», – подумал Пьер и успокоился.
