Зинаида Гиппиус
Сережа подрос
2
Володя Войскович приплелся ко мне после обеда с алгебраической задачей. Очень слаб, – тоже будто бы от эстетства, – а я в классе первый математик. Я не только все в цифрах понимаю, как они соединяются, укладываются, что из них выходит, – я даже каждую цифру в отдельности люблю. Люблю, что 2 головку гнет, 8 животик переплетает, а 7 такое гордое, прямое. Нуль, и тот люблю, иногда жалею: он для цифр слуга или игрушка. Захочет какая-нибудь уменьшиться – сейчас наставит себе нулей с правой руки, захочет увеличиться – с левой. А нули покоряются.
– Хорошая у тебя комната, – сказал Войскович, мигая рыжими ресницами. – У меня гораздо меньше, и в моей все слышно, если гости. А у тебя отдельно.
– Да квартира громадная, столько комнат! Бабушкина комната, например, уж совсем на отлете. Рядом с моей – пустая, дядя Миша в ней живет, когда с Кавказа приезжает. Вот сейчас полтора месяца жил, завтра собрался ехать. Ну, давай, гляди задачу, а то я свое кончил, может, к гостям пойду, нынче дядю Мишу как раз провожают.
– Отвальная? И ты о дядюшке будешь плакать? Что он у вас, с наследством, что ли?
– Вот дурак, хоть и эстет. Да дядя совсем молодой, ты же его видел! Он агроном на Кавказе. Высокий, бритый, похож на англичанина. Прежде усы носил, было хуже. И характер у него теперь отличный. Мы страшно дружны!
Войскович поднял брови, – и они у него рыжие.
– А-а, да! Я его и сейчас видел, как к тебе шел. – В передни, – даму с господином он встречал. Господин такой большой, брыластый, физиономия – квадрат. А она – вот прелесть черноволосая! Тонка – стебель ириса, а глаза фейные. Кто, скажи, ради Бога?
– Почем я знаю? Гостья. И чего тебе? Ведь ты с задачей пришел?
Я рассердился, – чего ему, в самом деле? Но когда он сказал про мужа: квадратное лицо, я догадался, что это Наталья Павловна.
– Скажи, кто, и сейчас потом задачу, – не отставал Войскович. – Я только бросил взгляд и уж понял: она поэзия и сказка!
– Вот тебе и сказка, что убирайся совсем, не покажу задачи!
Войскович сморщил свои рыжие веснушки.
– Ты злишься, тебе, верно, приспичило туда идти, ты сам уж не влюблен ли в эти фейные глаза? Ведь врешь, что не знаешь, про кого говорю? Синий шарф и тоненькие-претоненькие ножки. Твой дядя не дурак, сам ботинки снимал.
Это было уже слишком. Я пожал плечами и сказал ледяным тоном:
– Войскович, ты отлично знаешь, что я влюблен в твою сестру Лили. Дама в синем шарфе, если у нее большой муж, вероятно, мамина приятельница Беренс. Нам смешно говорить о подобных влюблениях, она старая, у нее уж сыну третий год… Давай сюда задачу.
Войскович повторил несколько раз: «Беренс, Беренс…», потом ухмыльнулся: «Вот идиот, нашел старуху!», наконец, придвинул стул, и мы занялись задачей. Я объяснял терпеливо, хотя в этот вечер Войскович мне был особенно противен со своими оттопыренными ушами и наглым эстетством.
