«…Внутреннее восстание совершенно необходимо, и оно готово. Но восстающим нужно на что-нибудь опираться. Населению нужна поддержка. И те, кто диктуют отсюда внутренние „восстания“, только внутренние, должны помнить, что они берут на себя бесплодно пролитую кровь еще нескольких тысяч русского народа…»
Посмотрите же, люди, на наших безумцев: те, которые «должны были помнить», что берут на себя, – и теперь, после Кронштадта, даже не чешутся[1]. Да куда им помнить, раз они сами себя не помнят. Другие безумцы, при Кронштадте, бросились, «заголившись и обнажившись», поддерживать большевиков. Наши эмигранты, все время трепетавшие, как бы кто не помог России, не желавшие словесных трудов для отклонения этой помощи, в первую минуту опешили: большевикам помогают?! Но в следующую оправились: «что ж! Пускай. Лишь бы не России. Россия должна сама, одна… умереть или воскреснуть. И мы говорим, что когда мы сами, одни, восстанем, то мы…»
Особенно блистательно это «мы» отсюда, из Парижа, из-под зазеленевших каштанов, в то время как по толстому льду тянется до финляндского берега широкая кровавая дорога, след кронштадтцев….
Но я не виню никого. Люди, не упрекайте ни в чем безумцев: они невинны, они больны.
Кронштадт оставил после себя возбужденный словесный блуд у этих ненормальных. Никогда еще взаимная ругня, бесстыдная по теперешнему времени вещь – газетная полемика – не была в таком разгаре. Я уж не говорю о пражских «анти»-большевиках. Но посмотрите парижские «Последние Новости»: ведь там есть и настоящие антибольшевики. Там сидит, – когда-то, при царе, сдержаннейший, – П. Н. Милюков, этот, во время войны и святой февральской революции – убежденнейший антиреволюционер. Водитель «Речи», создатель несчастного «правого блока», – он с изумительной твердостью долго не признавал ни революции, ни республики, не мирясь с совершившимся фактом. Слава Богу, достаточно знал Петербург П. Н. Милюкова, он жил, как в стакане. Все мы наблюдали за ним по часам. Дрожали, признаться, – и недаром, – когда он внезапно, в апреле, прежним голосом, ни с того ни с сего, заговорил о Константинополе. Известно ведь, что чуть свадьба – П. Н. Милюков непременно является с «кануном да ладаном», а если похороны – тотчас же: «носить вам не переносить, таскать не перетаскать».