Злата В. Линник
Кровные узы
Второй этаж изнутри закрыт на мощный засов; никто из чужих в дом не войдет, это просто так, чтобы чувствовать себя в полном уединении. Обитаемая комната здесь одна – кабинет хозяина, да еще веранда, где сложены старые вещи, а еще там иногда можно отвести душу, занимаясь художественной резьбой или читая что-нибудь очень фантастическое. Комнаты стариков вот уже несколько лет, как закрыты на ключ…
В комнате темно; несмотря на то, что на улице ослепительный солнечный день, ставни плотно закрыты. Хозяин – мужчина лет тридцати с темными волосами, подстриженными коротким ежиком и яркими зелеными глазами, склонился над большим письменным столом и что-то пишет. Стол – это его слабость, мечта с раннего детства. Может быть, виной всему родители, для которых образ успешного человека неразрывно связан с дипломом о высшем образовании, а также с обилием книг в квартире и долгими часами, проведенными за письменным столом в жестком старомодном полукресле. Но до недавнего времени все это было неосуществимо – родители по непонятной причине все время переезжали с квартиры на квартиру, потом было несколько лет в студенческом общежитии, где о такой роскоши как стол не приходилось даже и мечтать. Только здесь, в доме родителей жены, он обрел, наконец, относительно спокойное жилище.
Стол и полукресло, украшенное оскаленными львиными мордами, он восстановил собственными руками. Не зря провел столько времени, строя и ремонтируя чужие дачи; дерево в его руках как будто само приобретает нужную форму.
Именно этот стол и перевернул когда-то его жизнь. Покойный тесть поставил его зачем-то в сарае и использовал в качестве верстака, храня в ящиках инструменты и полные коробки ржавых гвоздей и железок непонятного назначения. Если бы все так шло и дальше, то, спустя какое-то время, стол, в конце концов, развалился бы, не выдержав такого обращения, и закончил свои дни в печке, аккуратно распиленный на части. Но однажды, зайдя в сарай, мужчина понял, что прямо перед ним стоит мечта всей его жизни. Переправив этого мебельного монстра в свой нынешний кабинет, он целый месяц провел за его восстановлением. Но это было потом, а сначала он снял с крышки стола, где еще кое-где виднелись обрывки зеленого сукна, кучу инструментов, каких-то деревянных обломков и стружек, осторожно вынул ящики и попытался передвинуть стол для начала хотя бы на середину сарая. Старая мебель жалобно заскрипела, зашаталась на граненых ножках, покрытых глубокими трещинами. Но мужчину это ни капельки не обескуражило. Что же, если что-то не получается сделать одним способом, можно попробовать по-другому.
Мужчина подсунул руки под крышку стола, намереваясь приподнять его и переставить таким образом без особого ущерба для ветхого предмета. Но в следующее же мгновение владелец мебельного антиквариата издал разочарованный возглас малоцензурного содержания. Крышка стола легко отделилась от остальной конструкции и осталась у него в руках. Осторожно прислонив ее к стенке сарая, он озадачено уставился на то, что осталось от стола. Перегородки рейки-направляющие, по которым должны двигаться ящики… Задняя стенка, надо же, какое все капитальное; умели же раньше делать… А это что такое? Никак, тайник?
В самом деле, задняя стенка оказалась двойной; разглядеть это можно было, только сняв крышку. Обнаружился и механизм, открывающий потайное отделение, но он оказался полностью съеден ржавчиной и восстановлению не подлежал.
С трудом просунув руку между досками, он извлек на свет содержимое тайника – пачку пожелтевших "Катенек", писем на непонятном языке, перевязанных шелковой ленточкой, картонную коробку из-под пудры, в которой лежало несколько царских червонцев, золотые запонки и медальон с монограммой. В медальоне обнаружилась изящная миниатюра, изображающая темноволосую женщину в тюрбане. Решив, что тайник пуст, он просунул руку дальше, чтобы пошарить в самой глубине, просто "для очистки совести". И тут пальцы его коснулись неровной кожаной поверхности. Это была книга; таких он не видел даже в букинистическом магазине, где несколько лет назад ремонтировал стеллажи. Переплетенная в темную кожу с вытесненными на обложке непонятными рисунками, она невольно приковывала взгляд. Попытка открыть книгу оказалась неудачной; страницы намертво склеились, должно быть, от времени.
Все, что представляло ценность, он дисциплинированно отнес жене. Книгу же, сам не понимая почему, спрятал на своей личной полке за собранием сочинений Асприна. Жена фантастики не читает, а дочек все, что без картинок, не интересует по определению. Несколько месяцев он не вспоминал о странной находке.
В семье на какое-то время прекратились ссоры и выяснения отношений. На деньги, вырученные от продажи червонцев, запонок и старинных писем они вчетвером провели месяц на Черном море, оставив кота Марсика на попечение родственников. Когда они вернулись, загорелые и посвежевшие, жена занялась подготовкой дочек к предстоящему учебному году. Он же, радуясь возможности немного передохнуть от тесного общения с этими озорными и крикливыми созданиями и от постоянного внимания жены, выражающегося, в основном, в замечаниях, с радостью погрузился в мелкие хозяйственные дела. В частном доме их всегда более чем достаточно, да еще соседи, зная, что здесь проживает мастер-универсал, постоянно обращаются с какими-нибудь просьбами. Не бесплатно, разумеется.
В один прекрасный день руки, наконец, дошли и до письменного стола, все это время так и простоявшего посреди дровяного сарая. Целиком эту махину, которая, к тому же, грозит окончательно развалиться в любое мгновение, поднять оказалось просто немыслимо. Поэтому он со спокойной душой разобрал все на составные элементы и поднял в комнату на второй этаж. Когда-то суперхозяйственный тесть держал здесь в холодное время года кроликов в клетках, отчего помещение приняло несколько запущенный вид. Но все проблемы подобного рода вполне решаемы, если руки растут не из "пятой точки опоры".
Вскоре стол был практически собран и занял место в самом уютном углу. Теперь в комнате ничего не напоминало о слое кроличьего помета, который пришлось соскребать с пола, отсыревших обоях, висевших параллельно стене как совершенно самостоятельное явление и все "прелести" того же порядка.
Стол был почти готов и выглядел вполне достойным образом: ничего не скрипело и не шаталось, трещины были старательно замазаны смесью опилок и специального клея и заделаны так, что стали практически не заметны, несколько деталей, которые пришлось выпилить заново, смотрелись как "родные". Оставалось совсем чуть-чуть. Но, согласно правилу, принятому среди работников "интеллектуального" труда, перед завершающей фазой требовалось сделать перерыв. А перерыв в большинстве случаев означает хороший перекур.
Он достал из кармана пачку "Арктики" и с наслаждением задымил, стряхивая пепел в чайное блюдце. Как хорошо, что жены дома нет: непременно бы обломала весь кайф.
Но курить просто так было неинтересно; почему бы заодно не пробежать глазами несколько страниц любимой книги? Мужчина подошел и снял с полки томик Асприна. На освободившемся пространстве вместо некрашеной задней стенки проглянуло что-то кожаное. Ну, конечно: книга из тайника! Хорошо, что у него хватило сообразительности никому о ней не говорить. Все-таки, как же получилось, что страницы настолько слиплись? Может быть, это оттого, что на них пролился столярный клей или что-нибудь еще? Ну, тесть, ну, блин, рачительный хозяин, слов нет!
Взяв книгу, он расположился с ней прямо на полу, прислонившись спиной к почти готовому письменному столу, поворачивая том во все стороны и размышляя, что это за книга и как она могла дойти до такой жизни. Он выкурил сигарету, затем еще одну, но никаких дельных мыслей его так и не посетило. Ничего не поделаешь, надо приниматься за работу. Скоро должна вернуться Светлана и у нее как всегда окажется для него целая куча поручений, не исполнить которые немедленно просто себе дороже.
Хочешь не хочешь, надо снова поставить книгу на полку. Где-то здесь был гвоздь, все никак руки не доходят выдернуть … Черт, напоролся, гвоздь-то ржавый, не было бы какого заражения. Но очень скоро все мысли о ржавом гвозде исчезли у мужчины из головы.
Несколько капель крови упало на старую кожаную обложку. Он попытался стереть их, но только размазал все еще больше. Странное дело: там, где кровь смочила переплет, кожа разгладилась и выглядела как новая. Конечно, он так и не удосужился хотя бы обтереть книгу. Хотя, может быть, в крови содержатся какие-то особые вещества, которые… Как жаль, что курс химии в институте он прослушал, что называется, вполуха.
Из чистого любопытства он покапал на книгу еще, благо, порез оказался достаточно глубоким, перевернул, чтобы таким образом "почистить" корешок и заднюю обложку. Неожиданно книга раскрылась. Как будто десять минут назад он не пытался разлепить страницы с помощью строительного шпателя.
Бумага оказалась желтоватого почти коричневого цвета, на ощупь непривычно шелковистая. Текст не был отпечатан; вне всякого сомнения, его написали от руки пером и чернилами. Язык был ему абсолютно не знаком, очертания букв не походили ни на европейские, ни на старославянские, ни даже на арабскую вязь. Но, странное дело: чем больше он всматривался в них, тем сильнее ему казалось, что еще чуть-чуть и он легко все прочтет. В книге присутствовали и картинки – настоящие гравюры. Женщина, ведущая на поводке льва, мужчина и женщина перед троном, на котором восседает некая рогатая личность с впечатляющим "мужским достоинством", башня, охваченная огнем… Нечто подобное он видел на картах Таро, которыми одно время увлекалась жена. Потом, ударившись в религию, она спалила их в печке…
Ай, ерш твою медь! Капля крови сорвалась с пальца и плюхнулась прямо посреди страницы, как раз на гравюру, изображающую повешенного. Новый хозяин книги принялся шарить в кармане в поисках носового платка, чтобы стереть пятно, пока оно не въелось в бумагу, но остановился, пораженный.
Никакого пятна на странице не было; бумага впитала его, не оставив даже следа. Он капнул еще раз, уже нарочно, с тем же результатом. Еще раз и еще. Вдруг прямо над его ухом раздался голос, который ясно произнес слово: "достаточно". Может быть, это не было именно то слово, а, может быть, просто скрипнула половица.
Вслед за этим по странице прошла рябь как по поверхности воды при хорошем клеве. Когда все успокоилось, страница стала совершенно другой – не было ни гравюр, ни незнакомого текста. То есть, текст был, написанный тем же готическим шрифтом, теми же красноватыми чернилами но буквы стали "до боли знакомыми". Наверно, под действием сквозняка несколько страниц перевернулось и книга оказалась раскрыта на самом начале. Здесь текст появлялся прямо у него на глазах, как будто его писала невидимая рука – такой эффект часто используется в фильмах, рассказывающих о жизни знаменитых поэтов. Но здесь были не стихи, а письмо, адресованное персонально ему.
"Благодарю тебя, незнакомец. Ты извлек на свет плод моих многолетних трудов и спас его от позорной гибели. Ты дал мне свою кровь, в благодарность я изменю твою жизнь, разумеется, если ты сам этого захочешь. Путь, которым ты пойдешь, следуя тому что здесь написано, может привести тебя к неслыханному могуществу, а может – и к падению в бездну; все зависит от того, как ты воспользуешься моими советами. Подумай, есть ли у тебя достаточно смелости, чтобы следовать этим путем. Даже я не смогу уберечь тебя от всех опасностей, с которыми ты встретишься".
– Да кто ты, так твою? – не выдержал новоиспеченный владелец говорящей книги.
В ответ послышался ехидный смешок, а, может быть, это опять что-то скрипнуло.
– Мое имя, а тем более имя моей почтенной матушки ничего тебе не скажет. Можешь считать меня своим добрым гением. Удачи тебе и не забывай о благоразумии.
Строчки заколыхались и начали таять, как будто уходя вглубь страницы. Вскоре на их месте сам собой возник вполне русский текст: "Жизнь по ту сторону тьмы. Темная сторона и ее обитатели".
Мужчина сел на замусоренном полу посреди комнаты рядом с почти собранным столом, не в силах отвести взгляд от таинственной книги. В голове билась одна-единственная мысль: "Вот это здорово, настоящее приключение! Хорошо, что я никому не рассказал о книге, особенно Светлане. Обязательно бы выбросила или кинула в печку".
Снова настоящее время
Тот же дом в старом районе
– Батюшки-светы, лестницу-то как уделали! И стены и потолок даже в кровище!
– Да, ужастик без декораций снимать можно…
– Здесь не только спиртное, здесь кое-что посерьезнее. Как раз недавно читал: была одна секретная разработка для повышения агрессивности…
– Вот и я говорю: торгуют государственными секретами как хотят, а потом удивляемся, откуда в стране беспорядок.
– Кто-нибудь расскажет мне, наконец, что произошло? Ой, что это?!..
– Мама, они не хотели идти в музыкальную школу?
* * *
Трое негритят сидели раз в парадной, двое разодрались, остался только главный… Ой, мамочки, это что же, все из-за меня? Я такого не хотела, честное слово! Обоих на «скорой» увезли, а третьего забрали в милицию. Что бы сказали родители, узнав, что я такое натворила? Наверно, ругаться бы стали, они вечно ругаются, когда что-то не по ним. Тете Элеоноре я бы, пожалуй, обо всем рассказала, но они с дядей Сергеем как назло уехали во Францию заключать какой-то важный договор…
И что теперь делать, не извиняться же перед этими? Хотя, с другой стороны, если вспомнить, что от них столько времени житья никому не было… Как там на сайте говорилось: мера необходимого воздаяния. А как же закон тройного воздействия, которым меня пугала эта идеалистка Эстер? За мной, что, теперь три собаки будут гоняться? мне и одной хватит.
Что же теперь получается: это моя собака, а я в таком случае ее хозяйка? Надо будет почитать, как обращаться с собакой-фантомом. Позволят ли родители взять ее в дом? Или можно не спрашивать, она же невидимая… Интересно, поддается ли она дрессировке? И надо ли ее выгуливать? Мне в детстве одного Тобика хватило: дождь не дождь, поводок в руки и вперед. Воспитательный, блин, момент: обязанности по дому и все такое. Правда, как потом выяснилось, собачку нам отдали не насовсем. Вернулся хозяин и Тобика пришлось отдать. И зачем только старшие врут?
С кем бы посоветоваться? От народа на форуме, похоже, толка не добьешься; только выперндиваться и умеют, а как до дела дойдет, так они сразу не при делах, отмазываются как могут. Может с Андреем поговорить? Правда, мы с ним последний год почти не общались… А почему бы и нет; дружили же в детстве и, кажется, он мою кассету брал слушать из тайника. Да и тем более такая ситуация… К тому же он на меня в последнее время как-то странно поглядывает; может, догадывается, чья это работа?
последний из могикан
Неуютно одному, чувствуешь себя как-то неуверенно. Впервые за много лет остаться без такой защиты. Еще бы, со школы вместе. А сколько трудов стоило сколотить компанию, внушить этим тупоголовым двоечникам, что надо держаться друг друга. Серега не хотел водиться с Фаридом: у него, видите ли, мама приезжая, а тому было в лом общаться с близнецами Илюхой и Юриком…
Верно он когда-то придумал: когда за тебя четыре пары кулаков и четыре здоровых лба, которых даже учителя побаиваются, никто к тебе не прицепится. Даже старшеклассники будут тебя обходить на почтительном расстоянии. Понятно, что задаром в телохранители никто подписываться не будет. Пришлось их прикармливать как отец рыбу в своей любимой бухточке в Комарово. Задания по математике, которые им мозгов не хватило бы решить, бутерброды с сервелатом, на которые у их родителей денег не хватит. Когда стали постарше – сигареты, пиво ящиками… Чего хочет народ – правильно: хлеба и пива. Это отец всегда говорил, когда выпивал и становился добрым. Все остальное время он спокойно мог пройти мимо родного сына как мимо стенки. Матери денег на хозяйство дал – и, типа, все, отстрелялся.
Потом отца поперли с занимаемой должности; не так, чтобы сильно понизили, но все же… Карманных денег стало меньше, но не оставлять же этих троглодитов без содержания. Без телохранителей его авторитет резко бы упал, почти до нулевой отметки: учеба так себе, особых интересов тоже не наблюдается. Спорт – тоже не особо: походил немного на дзюдо, но таскаться туда два раза в неделю почти сразу стало лениво.
Да и спокойнее как-то с ними: уважают, не то, что остальные чистоплюи; устроились в приличные фирмы и знать не хотят, типа, лентяй, неудачник… И вот теперь плоды многолетних трудов полностью уничтожены. Что значит в этом мире вожак без стаи – ноль без палочки, вот что! И все в такой короткий срок – один из близнецов вылетает из парадной, ничего толком не объяснив, а потом отказывается подходить к телефону, у второго ни с того ни с сего сердечный приступ и это в двадцать пять лет! А теперь и эти два идиота разодрались на пустом месте. Вот и не верь после этого всяким россказням о проклятых местах!
Несколько месяцев они классно проводили здесь время и все потому, что начальник районного отделения милиции – давний отцовский приятель а "дружбанят" они уже не один десяток лет. Вот все художества и сходили с рук… Со стороны все выглядело суперкруто, а с каким восхищением на него смотрели эти гоблины; даже сам начинал себя уважать… И вдруг все рухнуло! Один как… ну, в общем, совершенно один.
Никакого кайфа – сидеть тут и пить одному! И сигарета какая-то невкусная попалась… Может, на стенке что-нибудь написать, чтобы не было так хреново? Так ведь без группы поддержки меня любая бабка облает, а какой-нибудь местный амбал оторвет от продавленного дивана зад в обвисших трениках и выкинет отсюда как котенка.
Только в жизни и осталось, что квасить одному на пустой лестнице… Вот уроды моральные; говорил же, смотреть надо что пьешь. Заладили о какой-то собаке, прямо как сговорились. Ну, чертей гонять, это понятно, один отцовский приятель, тот чуть из окна не сиганул, орал, что черти пришли его судить за пьянство. Но чтобы собака…
Темно-то как, на электричестве они, что ли, экономят? Нет, все лампочки на месте, только горят еле-еле. В углах темнота, даже не по себе как-то, неуютно… так и ждешь, что из такого угла выскочит какой-нибудь кошмарик вроде того маньяка с ножами на пальцах или акула-людоед высунет зубастую пасть прямо из темноты…
И в магазине обманули: вместо нормального портвейна дрянь подсунули. И полбутылки не выхлебал, а повело как с дрянной бормотухи: голова кружится, пятна вокруг мельтешат, как будто кому-то вздумалось устроить театр теней. Мелкими так прикалывались: складываешь пальцы особенным образом, а на стене собачья морда… И в самом деле собачья морда, вон, из угла выплывает… Злобная-то какая; возьмет да и укусит. Чего только не померещится… Нет, не мерещится, она здесь на самом деле! Громадная-то какая, зубы как у акулы. Кто-то из жильцов завел; как раз в "Желтой газете" недавно было про собак-людоедов, их нарочно на людей натравливают, а щенки стоят бешеных бабок. Загрызет, сожрет и костей не оставит! Скорее рвать когти отсюда! Спасайся кто может!!!
в тот же день
– Смотрите куда полез, убьется ведь!
– Эй, мужик, тебе, что делать нечего, кроме как по деревьям лазить?
– Да он не в себе, не соображает, что творит.
– Что водка проклятая с людьми делает; а ведь молодой, вот не живется им по-человечески!
– Слезай, упадешь!
– Не слезу, там собака! Она здесь, она караулит! Нет, собачка, не ешь меня, я буду хорошим, честное слово! Фу, уходи отсюда, не смотри на меня так!!!
– Да куда он полез на самую верхушку, там же ветки тонкие!
– Наконец-то спасатели, а что это за иномарка прямо на народ прется?
– Говорят, отец этого Тарзана доморощенного, в городской прокуратуре какая-то важная шишка. Пусть вот теперь на сыночка полюбуется!
– Леонид, слезай и немедленно домой!
– Не слезу, там собака-людоед!
– Разойдитесь, нечего смотреть; ну, господа жильцы, тут вам не шоу.
– Наконец-то увезли, умеют же у нас работать, когда хотят. Куда его? В милицию или в психушку?
– Там разберутся!
– Ну, как куда, допился, видать, до зеленых… собак.
через несколько дней
Последний негритенок посмотрел устало, с дерева он спрыгнул и никого не стало… Ура, свобода, можно на лестницу выходить когда хочешь, хоть торчать там до посинения. Хотя, если совсем честно, это вряд ли получится; в прошлый раз родители как-то подозрительно принюхивались. Что я, совсем уже на собственной лестнице курить?!
Это просто праздник какой-то! Бабульки настоящий субботник устроили: мусор по углам собрали, стенки "пемолюксом" оттерли. А я, когда Ксения взяла выходной, тоже вышла и окно на нашем этаже "секундой" промыла. Достало уже: скоро через такие стекла и солнца и увидишь, не говоря уже о некоторых личностях… которые меня просто в упор не замечают!
Вчера целых полчаса торчала на лестнице как идиотка с маминой ракеткой для тенниса, думала, он из института пойдет, а я ему навстречу, будто только что выскочила. Странно: вроде, хулиганы от нас свалили окончательно и бесповоротно, на лестнице чистота, вон, даже к перилам самодельную пепельницу присобачили, а все равно какое-то странное ощущение, как будто тебе в спину кто-то смотрит. Или это я из-за Андрея распсиховалась? Правильно девчонки в школе говорят: не влюбляйся, ни к чему хорошему это не приведет.
* * *
Миссия успешно завершена, дом очищен от хулиганов. Задачу номер один тоже можно считать выполненной; я их больше не боюсь. Не могу понять, в чем дело: все вокруг стало каким-то другим, как будто наступили каникулы. А вот на лестнице иногда все нормально, а иногда будто кто-то в спину пялится, так и хочется оглянуться.
Лифт взял да и заработал, побочные эффекты, что ли?
* * *
Громадная призрачная собака бродила вверх и вниз по лестнице, поднимаясь до самой решетчатой двери, ведущей в мансарду, и снова спускаясь, останавливаясь у «каморки папы Карло» – бывшей дворницкой, расположенной почти у входной двери. Там давно никто не жил: сначала какая-то фирма сняла ее под склад, потом, когда она прогорела, другая подозрительная контора попыталась открыть там офис, но некоторое время спустя исчезла и она, а помещение так и осталось ничейным, запертым на «амбарный» замок…
Собака мучилась от сильнейшего голода. Это не был физический голод, который легко удовлетворить куском мяса или косточкой. Это был голод особого рода и не было здесь больше тех, чьим страхом, гневом или отчаянием могло бы насытиться существо, вызванное из другого мира.
Хозяин, который вызвал ее к жизни, перестал о ней думать; она была больше не нужна ему. Собаку это печалило, но она терпеливо ждала: хозяин не может не знать, что она уже столько времени нуждается в пище.
Первое время призрачное существо чувствовало мысли, так или иначе связанное с ним. Хозяин был доволен; то, что происходило, доставляло ему радость и гордость. Насыщаясь очередной порцией жизненной энергии, собака знала: она хорошо выполняет свое предназначение.
Прошла уже целая неделя после того, как последний из предназначенных ей в пищу покинул этот дом. Связь с хозяином постепенно ослабевала, а потом пропала совсем. Гордость от хорошо проделанной работы немного потускнела в его сознании, а затем на смену ей пришли другие дела и интересы. Было еще одно человеческое существо, с которым фантом, названный Собакой, чувствовал какую-то связь. Это не была хозяйка в прямом смысле слова, но почему-то эта девушка тоже имела над ним некоторую власть. Вроде бы, она была тоже причастна к его появлению в этом мире, но полухозяйка забыла свое создание гораздо раньше…
Собака продолжала методично обходить свою территорию, исследуя ее снова и снова. Временами она становилась вполне материальной и тогда шаги ее эхом отдавались на лестнице, а когти на мощных лапах постукивали по полу. Иногда она делалась практически бесплотной и могла просочиться в мельчайшую щелку и спрятаться в любом, самом крохотном уголочке, лишь бы там было хоть немного тени.
То, что чувствовала призрачная собака, ощущает, наверно, каждое домашнее животное, которому случилось остаться без хозяина. Свобода, полная свобода и вседозволенность! Нет больше никаких запретов и ограничений. Ее территория населена человеческими существами, ничем не отличающимися от тех, чью жизненную энергию она забрала по приказу хозяина. Она может это делать и сама, никому не подчиняясь. Пища она и есть пища, а запасов, живущих на ее территории, должно хватить надолго, а потом…
Единственные, кто не попал в категорию "пища", был бросивший ее хозяин, полухозяйка и человеческие существа, живущие с ними. Если бы фантом мог объясняться при помощи человеческой речи, вряд ли бы он мог ответить на вопрос "почему". Должно быть, форма, в которой он существовал в этом мире, накладывала какие-то ограничения. Хозяин для собаки – это святое, даже если собака создана по образу и подобию той, что являлась когда-то ужасом семейства Баскервиллей.
…На лестнице старинного дома что-то изменилось, стало не таким, как было до нашествия хулиганов. На лестнице снова царила чистота, отвратительные рисунки и надписи были тщательно смыты со стен, а подоконники даже заново покрашены. Но тем не менее…
Войдя в дом, все отчего-то старались поскорее оказаться в своих квартирах и облегченно вздыхали, закрывая за собой дверь. Как будто сердце сжимала невидимая рука или инстинкт самосохранения принимался кричать изо всех сил: "Тревога! Скорее покинуть опасную территорию!" Некоторым особо впечатлительным жильцам вспоминались хищные звери, сидящие в засаде и караулящие свою добычу, или удав, который гипнотизирует кролика.
еще некоторое время спустя
Наконец-то можно как человеку спокойно покурить на лестнице. А то житья никакого не стало: сидишь в квартире прямо как под арестом, за дверь носа не высунешь. А дома разве отдохнешь: жена обязательно стирку затеет на ночь глядя, детишки орут, собака с котом друг за другом по квартире носятся, а я, между прочим, целую смену отпахал, мне по закону вечером положено отдыхать…
Кто там все воет и воет? Не иначе, как эти пижоны из шестнадцатой квартиры собаку завели. Вот козлы; неужели не допереть никак, что с собакой гулять надо? Дисциплинированная, видать, псина, из питомника, не иначе… Вон, лает прямо басом, болонка или другая мелкая животная нипочем так не сможет.
Нет, не лает, показалось, видать… Хотя с чего бы: водки уже две недели как в рот не брал, курить и то стал меньше. Должно быть, инопланетяне пакостят. Мужики на работе рассказывали: летят себе на тарелке и лучи такие пускают, захотят – кто под луч попал, разом от всех болезней вылечатся, захотят – идиотами станут. И куда только милиция смотрит; вместо того, чтобы к выпившим людям на улице цепляться со своими штрафами, они бы лучше этих инопланетных хулиганов приструнили. А то взяли моду: чуть что ни по ним: "документики", да "пройдемте"…
Опять скулит, прямо за сердце берет, как жалобно. Покурил, называется, в спокойной обстановке; никаких тебе условий для отдыха трудящихся. Пойти, что ли, ящик посмотреть; как раз новости начинаются…
* * *
Проклятые сумки, так все руки и оттянули. А ведь ни мужа, ни детей не пошлешь за продуктами; накупят опять не того что надо и денег лишних сколько потратят. И так, вон, взяла самого необходимого – картошки, хлеба, чая, кило сахару еще, а двух сотен как ни бывало… Остановиться, что ли, отдохнуть? Лифт опять не работает, аварийную не дозовешься; самих бы их заставить шагать на четвертый этаж с тяжелыми сумками.
…Да что это такое? всего-то на второй этаж поднялась, а устала, будто камни ворочала. В глазах темно и пятна какие-то так и мельтешат, на воробьев похожи, нет, на хомячков, а из угла ровно крокодилья морда высовывается… Давление, верно, скачет. Не упасть бы, хоть бы кто из соседей вышел… Хотя, зачем соседи, не зря муж к 8 марта сотовый телефон подарил. Он у них в сервис-станции лучший автомеханик, вот какой-то клиент и премировал за хорошую работу. Не новый, конечно, механизм, зато исправный, работает, что еще надо? Она смеялась тогда: сыну бы лучше подарил, они в школе телефонами друг перед другом хвастаются. А ведь как чувствовал: пригодится. И соседки на кухне вчера на самочувствие жаловались, не иначе, как опять магнитные бури…
Снова настоящее время
В мансарде текла своя жизнь, не имеющая ничего общего с переживаниями фантома-собаки и поведением ее безалаберных хозяев.
Большая комната с косо срезанным потолком и неровными углами была освещена множеством свечей самых ярких цветов. Повсюду дымили ароматические палочки. Из старенького магнитофона лилась особенная медитативная музыка, несущая заряд положительной энергии. Журчание воды, шум листьев и звон колокольчиков на ветру сплетались с нежной мелодией какого-то необычного струнного инструмента.
Темнота, а вместе с ней неясные страхи и предчувствия, которые в последнее время изрядно отравляли Валерию существование, бесследно исчезли.
Посредине мастерской на постаменте, задрапированном шелковыми тканями, восседала Жанна Германовна в национальном индийском костюме. Вокруг нее были красиво разложены апельсины, гроздья недозрелых бананов из универсама и красные искусственные цветы; бывшая супруга Валерия зачем-то делала их из папиросной бумаги…
Какая прекрасная идея – написать портрет Жанны в виде какой-то там индийской богини. Да все равно кого и в каком виде – лишь бы исчез этот жуткий полумрак в мастерской, этот непонятный страх, который ощущается не сознанием, а инстинктами, доставшимися в наследство от пещерных предков. Но им-то эти способности спасали жизнь, заставляя не задумываясь отпрыгнуть в сторону или мгновенно проснуться, а вот ему-то что делать с этим поступающим непонятно откуда сигналом тревоги? Вроде, ничего конкретного, что-то похожее на тихий зловещий свист, который в фильмах ужасов предшествует появлению основного кошмара.
Не будь Жанны, он боролся бы со страхом проверенными методами: нализался бы как свинья, а наутро мучился бы от угрызений совести и похмельного синдрома, в очередной раз давая себе самое честное слово, что отныне он никогда, ни одной капли… А тут сидит как порядочный и работает. И чего он ее раньше недолюбливал; не такая уж и занудная, во всяком случае, с ней не соскучишься. Говорит и говорит как заведенная, жаль, термины какие-то непонятные: прана, сансара, змея по имени Кундалини, которая поселилась у кого-то в основании позвоночника. Ну, у них в Индии и болезни, даром, что субтропический климат… Но самое главное в ее речах он все-таки уловил: если портрет будет соответствовать основному замыслу, она порекомендует его какому-то ихнему гуре, тот давно мечтает о портрете в виде индийского принца на фоне Тадж-Махала с ручным удавом в руках. Может и в самом деле пойти к ним поучиться стоять на голове и сидеть в позе лотоса, тем более, что национальными вегетарианскими блюдами кормят на халяву…
