Роман Злотников
Вечный. Восставший из пепла
3
Ив затянул горловину мешка и окинул взглядом комнату. Домат и Сутрея понуро сидели на скамье, неотрывно следя за ним глазами. Иву вдруг стало неловко, он отвернулся и еще раз окинул глазом убогую комнатенку, ставшую такой привычной за семь с лишним месяцев. За зиму он заново проконопатил щели между древесными стволами, а за окном блестели свежей эмалью новый чан и бесматкоровая колонна. Под новый урожай управляющий барона выдал Домату кредит. Слава богу, это произошло еще до того, как Ив рассорился с Останом, а то бы не видать им этого кредита как своих ушей. Когда управляющий решил пойти на попятную, было уже поздно – кредит был уже полностью перечислен на счета «Дженерал сторм Варанга компани», а пятисотгаллонный хлорелловый чан и бесматкоровая колонна-миньон на подворье барона были абсолютно не нужны. Управляющий, несмотря на неистовство Остана, скрепя сердце решил дожидаться урожая. Ибо за пропавший кредит барон взгрел бы его почем зря, а так хоть была надежда, что деньги все-таки вернутся.
Однако Остан не унимался. Два дня назад он заявился к Домату вместе с молодым бароном. Как раз во время завтрака дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник высокий, стройный молодой человек с тонкими усиками над верхней губой и надменным выражением лица. Сутрея вздрогнула, а у Домата задрожали руки. Молодой человек шагнул через порог и, брезгливо оглядывая комнату, стянул с рук перчатки. Ив посмотрел в окно. На дворе стояли с десяток дюжих парней в ливреях, очень похожих на те, в которые были одеты мужики, встретившиеся ему на дороге прошлой осенью, а рядом маячили фигуры Остана и его старшего сына, которые явно чувствовали себя не в своей тарелке. Хотя Остан, как обычно, хорохорился. Домат вскочил с трясущимися губами и, подбежав к гостю, неловко бухнулся на колени:
– Ва-ва-ваше…
Молодой человек небрежно отмахнулся и, обойдя стоявшего на коленях Домата, уселся на его место:
– Перестань, хозяин Домат, что за замашки времен Терранского средневековья!
Ив понял, что эта фраза была обращена скорее к нему и должна была показать, что молодой барон достаточно образован, чтобы знать и о прародине человечества, и о средневековье. Ив оценил и саму фразу, поскольку сам узнал об этом только в Симаронском университете, и побудительные мотивы, которые заставили молодого барона произнести ее. Барон между тем повернулся к Иву и в упор уставился на него, разглядывая с уверенной бесцеремонностью человека, который считает себя вправе руководствоваться только своими собственными желаниями и решениями, не обращая внимания на мнение окружающих. Во всяком случае, тех, которые сейчас находились рядом с ним. Ив усмехнулся про себя и неторопливо отложил вилку, всем своим видом показывая, что он бывал и в лучших компаниях, но стараясь, однако, чтобы это выглядело не слишком вызывающе. Кто его знает, что может прийти в голову этому хлыщеватому типу? В подобных деревнях всякое громкое происшествие становится предметом пересудов на долгие годы. Он и так уже за зиму дал достаточно пищи для разговоров, а после стычки в Остановом доме… Так что, возможно, еще лет десять, рассказывая о каком-то семейном событии, тут будут уточнять: «Так это было через год после того, как у хозяина Домата зимовал тот пришлый». Но что делать? Он не мог спокойно смотреть, как из-за болезни хозяина окончательно рушится хозяйство, да и весь тот нехитрый мирок, в котором жили Домат и Сутрея. Если бы он сидел сложа руки, то вслед за ним по проселкам Варанги отправились бы в путь и Домат с дочерью, гонимые нищетой. А сейчас у них появился шанс. Но все же Иву не хотелось слишком сильно светиться.
Молодой барон отвел взгляд от Ива, лениво протянул руку над столом, взял кончиками пальцев немножко капусты с деревянного блюда и, отправив в рот, снова повернулся к Домату, все еще стоявшему на коленях:
– Ну что, хозяин Домат, когда будешь отдавать долг?
– Ваша милость… Да я… Да если…
Барон поморщился:
– Ай, перестань, Домат, ты обещал мне еще прошлой осенью, что к весне найдешь деньги. И, как я слышал, ты их действительно нашел. – Он наклонился вперед, уперев в Домата настойчивый взгляд, и продолжил злобно-вкрадчивым тоном: – И куда же ты их дел?
Домат задрожал. Тут Ив не выдержал и вмешался:
– Ваша милость, разве эти деньги пропали? Если вы сейчас отберете усадьбу и найдете на нее покупателя, то стоимость ее уже будет почти в полтора раза больше, чем в прошлом году, а если согласитесь подождать, то через два года вернете все до последнего цента. На третий год получите еще и хорошие проценты по отсрочке.
Барон повернулся к Иву и смерил его насмешливо-удивленным взглядом, делая вид, будто только сейчас заметил его присутствие, однако, когда он заговорил, в голосе его слышалась злость.
– И кто это тут решил, что может давать советы МНЕ? – Барон все еще старался сохранить легкий, насмешливый тон. Но злость прорывалась наружу, несмотря на все его старания. Тем более что он не привык сдерживать свои чувства.
Ив тут же пожалел о своем порыве, запнулся и, стараясь не встречаться глазами с бароном, сказал, пожав плечами:
– Я что, решать вам, ваша милость.
Барон скривил губы в улыбке:
– Тут ты прав, пришлый, решать мне. – Он поднялся и, подойдя к окну, махнул рукой. Мгновение спустя появился Остан, его сын и четверка лакеев.
Остан шагнул через порог, со злорадством посмотрел на коленопреклоненного Домата, не преминул кинуть злобный взгляд на Ива, стянул с головы шапку и с какой-то странной смесью подобострастия и кичливости поклонился молодому барону. Тот небрежно кивнул в ответ и спросил, презрительно цедя сквозь зубы:
– В чем ты обвиняешь этого человека, хозяин Остан?
Остан злобно ощерился и визгливо затараторил:
– Нанесение ущерба здоровью, оскорбление и хула, небрежение обязательствами.
Барон повернулся к Иву. Тот пожал плечами:
– Простите, ваша милость, но обвинение ложно.
Барон пренебрежительно усмехнулся:
– Ты что, обвиняешь одного из самых уважаемых хозяев деревни в нарочитой лжи?
Ив понял, что рассчитывать на то, что удастся остаться незаметным и незамеченным, больше не приходится. Но делать было нечего. Он почувствовал, как в душе закипает злость, поднял глаза на барона и, спокойно встретив его взгляд, проговорил, отчетливо произнося каждое слово:
– Да, я считаю, что обвинение хозяина Остана есть не что иное, как месть с его стороны за то, что я не согласился стать его зятем.
Наступила мертвая тишина. Слова Ива, сказанные им при полудюжине свидетелей, уже сегодня же к вечеру разнесутся по всей деревне, и, если раньше многие осмеливались говорить о причинах конфликта Ива с Останом лишь шепотом, то теперь, вне всякого сомнения, это заявление станет главной новостью недели на две, не меньше, и все это время ни Остану, ни Окесиане, ни ее матери лучше будет не показывать носа на улицу. Да и остальным членам большого Останова семейства тоже. Засмеют. Остан побагровел, а его сын даже на миг забыл о трепке, полученной недавно от Ива, и угрожающе качнулся вперед. Правда, он тут же опомнился и, покосившись на отца, замер у его плеча в несколько нелепой позе. Барона же, напротив, слова Ива и последовавшие за ними телодвижения Останова сынка только позабавили. Вдоволь насладившись картиной, он повернулся к Иву и, растягивая слова, произнес:
– И ты можешь это доказать?
Ив молча достал из кармана простенький визирекордер и бросил на стол. Барон заинтересованно посмотрел на вещичку, потом снова повернулся к Иву. Несколько мгновений они смотрели в глаза друг другу, затем Ив, решив, что не стоит еще больше обострять ситуацию, заставил себя отвести взгляд в сторону. Барон, приняв это как свою победу, чуть искривил кончики губ в некоем подобии улыбки и, наклонившись вперед, негромко произнес:
– Допустим, этот так, но здесь я – суд и именно я решаю, какие доказательства принимать во внимание, а какие нет.
Ив насмешливо улыбнулся:
– В сорока милях отсюда космопорт, а там представитель планетарного трибуната, так что… – Он развел руками, давая понять, что вопрос не столь однозначен, как кому-то кажется.
Барон, хихикнув, добавил:
– Так ведь туда надо еще добраться.
Ив с улыбкой пожал плечами. Барон побагровел и, повернувшись к своим людям, свирепо рявкнул:
– А ну-ка проучите этого…
Лакеи грозно двинулись на Ива. Домат охнул, Сутрея тоненько вскрикнула. Ив быстро оглядел противников. Здоровенные туши, увитые сырыми, узловатыми мышцами. Он мысленно сморщился: «Быки – грубая сила и никакой сноровки». Даже не будь у него необычных способностей, они все равно не представляли бы серьезной угрозы для дона-ветерана, пусть и растерявшего некоторые свои навыки за десятилетие сытой, спокойной жизни. Однако драка в комнате означала бы порядочный разгром, так что лучше было бы переместиться во двор, а если уж драться тут, то надо покончить со всем быстро и круто. Ив решил, что, пожалуй, последнее предпочтительнее, если учесть, что во дворе толпилось еще человек семь. Это обещало не слишком кратковременную схватку, без крови дело явно не обошлось бы: нескольким молодцам так или иначе пришлось бы что-нибудь да сломать, иначе потасовке не было бы конца. «Итак, деремся тут. Ладно, где наша не пропадала». Ив привычно скользнул в боевой режим и прямо с лавки стремительно бросился вперед, поднырнув под замершую в воздухе руку с плеткой и в броске мягко толкнув ее так, чтобы лакей грохнулся на спину посреди комнаты, не задев ничего из обстановки. За пять шагов, отделявших его от двери, Ив легкими тычками расшвырял находившихся в комнате лакеев и Остана с сыном, метя так, чтобы все шмякнулись об стену там, где ничего не стояло. И все же, видимо, перестарался, поскольку от почти одновременного удара дюжих тел о бревенчатые стены дом вздрогнул и со стены рухнула полка с посудой.
Ив остановился на пороге, вышел из боевого режима и, небрежно усмехнувшись, кивнул в сторону окна:
– Те, что на дворе, тоже пришли меня учить?
Барон, ошалело переводивший взгляд с одного скорчившегося тела на другое, при этих словах Ива вздрогнул и, слегка пошатнувшись, повернулся к нему. Мгновение он испуганно смотрел на Ива, затем, опустив глаза, хрипло пробормотал:
– Э… Как это тебе удалось?
Ив усмехнулся:
– Как я уже говорил хозяину Остану, когда он приказал сыновьям проделать со мной что-то вроде этого, во время странствий мне приходилось заниматься не только крестьянской работой.
Барон помолчал, наморщив лоб и словно бы о чем-то напряженно размышляя, потом поднял глаза на Ива:
– Слушайте, э-э… – Барон выразительно смотрел на Ива, давая понять, что хотел бы обратиться к нему по имени, но Ив продолжал молчать, решив: после всего, что произошло, тот обойдется и без представления, и барон сдался: – Милейший, вы бы не хотели вступить в мою дружину?
Ив скривился:
– Чтобы грабить беженцев на дороге?
Барон вздрогнул, как от пощечины, а Ив между тем продолжал:
– Не беспокойтесь, барон, я собираюсь не позже чем через пару дней отправиться дальше, – и, заметив, какой радостью блеснули под стеной глаза Остана, добавил: – Впрочем, я намерен в ближайшие год-два еще раз посетить здешние места, скорее всего, вместе с группой… старых приятелей, проведать своих друзей, посмотреть, как у них идут дела… – И после грозной паузы закончил: – И навести порядок, если кто портит им жизнь.
Барон покраснел и скрипнул зубами, но не решился произнести ни слова. А Ив еще раз обвел взглядом присутствующих, избегая смотреть лишь на Домата и Сутрею, круто повернулся и вышел за дверь, направившись в дальний конец дома, туда, где помещался хлев. Для этого у него не было особых причин, но он решил не создавать лишних проблем хозяевам – надо было дать возможность гостям покинуть дом так, чтобы не казалось, будто он их вышвырнул. Когда через несколько минут он вернулся, в комнате были только Домат, бросивший на него испуганный взгляд, и Сутрея, которая, не поднимая головы, сметала осколки посуды сорговым веником. Ив вздохнул. Наверное, все это время он действовал не так. Вместо достатка и безопасности он оставляет Домату и Сутрее близкое ожидание нищеты и страх. Ни барон, ни Остан никогда не простят им того унижения, которое испытали. О господи, Творец прав: все, что из него получилось, – это неплохой рубака и повеса и ему никогда не стать ничем большим. Ив горько усмехнулся и пошел кидать навоз в горловину бесматкоровой колонны. Слава богу, хоть в этом деле от него был какой-то прок.
И вот настал день, когда Ив должен был покинуть этот дом и его обитателей, так и не придумав ничего, что могло бы им помочь. За последние два дня к ним не заглядывала ни одна соседка и ни одна Сутреина подружка. Они оказались в некоем вакууме, будто выброшенные из жизни деревни, которая затаилась в ожидании, чем же все кончится. Ибо никто, даже сам Ив, не тешил себя надеждой, что молодой барон стерпит то, что с ним произошло. Счастливчик разрывался между желанием остаться и опасением, что от этого может стать только хуже. К тому же нужно было возвращаться в большой мир. Он достаточно долго задержался на задворках, чтобы его преследователи потеряли след или, по крайней мере, отклонились от верного пути. Ив вздохнул и закинул мешок за плечо:
– Ну… Прощайте, хозяева.
Домат подошел к Иву, неловко стиснул ему руку и тут же отошел в сторону, а Сутрея протянула ему узелок и, моргнув поблескивающими глазами, ткнулась дрожащими губами в его щеку. Ив слегка смутился, до сих пор его отношения с женщинами были несколько вольнее. За одним исключением. Но о нем он уже давно не смел упоминать всуе. Ив еще немного потоптался, потом повернулся и шагнул было к двери и тут же остановился, ибо в следующее мгновение дверь распахнулась и на пороге показался молодой барон. Ив чуть не скользнул в боевой режим, настолько сильно на него пахнуло опасностью, но за спиной барона смутно виднелся только один человек – судя по смеси запахов навоза, кислой капусты и пота, это, скорее всего, был Остан. Ив еще раз внимательно ощупал окружающее пространство, до предела обострив восприятие, но ближайший лакей барона был шагах в сорока от дома, в соседнем переулке, за штурвалом краулера, в кузове которого теснилось еще десятка два бароновых прихвостней. Ив немного расслабился. Судя по всему, если что-то и должно было произойти, то не тотчас. Пока он занимался оценкой обстановки, барон в упор смотрел на него, и, когда взгляд Ива снова сфокусировался на лице барона, тот улыбнулся, демонстрируя нарочитое дружелюбие, и шагнул вперед:
– Слава богу, мы тебя застали. – Барон протянул руку и, заметив, что Ив не делает ни малейшей попытки пожать ее, просто поднял ее выше и как бы дружески потрепал Ива по плечу. – В прошлый раз мы расстались не очень дружески, а мне не хотелось бы, чтобы о том, как принимают гостей в вотчине баронов Юкскулей, пошли дурные слухи. – Барон сделал паузу и, улыбнувшись своим мыслям, повторил: – Да, не хотелось бы, чтобы пошли дурные слухи.
С этими словами барон, обойдя вокруг Ива, не спеша приблизился к столу, окинул оценивающим взглядом Сутрею и с улыбкой обратился к Домату:
– Что же это ты, хозяин, так гостя отпускаешь, не накормишь на дорожку?
Домат, испуганный донельзя, мелко закивал и кинулся за занавеску, а барон гаркнул ему вслед:
– Только посуду, хозяин Домат, выпивка и закуска у нас с собой, – и, повернувшись к двери, позвал: – Эй, хозяин Остан, неси корзинку.
За занавеской что-то громыхнуло. Ив скачком усилил восприятие и увидел Домата – тот, бессильно опустившись на лавку, утирал вспотевшее лицо потрепанным полотенцем. Ив вздохнул. Пожалуй, он ошибался – что-то все-таки должно произойти именно здесь, в доме. На мгновение мелькнула шальная мысль: а не прикончить ли на месте барона и Остана? Он отмахнулся от нее и шагнул к столу. Посмотрим, что будет дальше.
Не прошло и десяти минут, как стол был накрыт и странная компания расселась по лавкам. Остан, ни на кого не глядя, поднял здоровенную двухгаллонную бутыль с домашним бренди и разлил мутноватое варево по стаканам, после чего уселся, положив руки на стол. Ив заметил, что они слегка дрожат. Барон бросил на Остана презрительный взгляд, поднял свой стакан и повернулся к Иву:
– Ну, пришлый, счастливого пути.
Ив усмехнулся:
– Что-то слишком много провожатых ты с собой привез. За каждым углом по пять человек.
Барон вздрогнул и быстро вытер лоб, однако на лице его снова заиграла улыбка. Он поднял стакан и вылил содержимое себе в рот, следом торопливо опорожнил свой стакан Остан, а за ним и все остальные. Ив выпил последний. Ставя на стол пустой стакан, он вдруг заметил, как глаза барона полыхнули радостью, и понял, что сделал что-то не то. В следующее мгновение Домат вдруг застонал и схватился за живот. Сутрея, которая сидела на краю лавки, судорожно всхлипнула и рванулась к отцу, но барон протянул руку и, поймав ее за рукав, с силой отшвырнул назад, потом повернулся к Иву и злорадно прорычал:
– Значит, любого поборешь, а попробуй теперь крысиный мор побороть.
За ним забормотал и Остан, давясь от судорожного смеха:
– Встанет им поперек горла наше угощение.
Домат рухнул на пол и с кряхтеньем и стонами засучил ногами. Ив прислушался к своим ощущениям: да, у него в желудке словно разгорался пожар. Он удивленно посмотрел на свои руки – они дрожали. Неужели его бессмертие – фикция и его, способного выдержать в упор залп лучевого пистолета, можно самым банальным образом отравить? Ив гневно оскалил зубы. Кому нужно такое бессмертие? Перед глазами заколыхалась белесая пелена. Все окружающее стало каким-то размытым, и только чьи-то глаза с сузившимися зрачками, горящие злобой и торжеством, были видны четко, до последней прожилочки, до каждого лопнувшего сосудика. У Ива мелькнула мысль: а может, все правильно, он слишком уверовал в свою неуязвимость, за что и поплатился. Он попытался подняться, но кто-то, вроде бы барон, ударил его по лицу, и он упал навзничь. Где-то на периферии сознания звенел дикий крик Сутреи. Он почувствовал, что в комнату вошел еще кто-то, потом на него плеснули чем-то жидким и вонючим, за этим последовало несколько ударов и чей-то незнакомый голос пророкотал, странно растягивая слова, а может, это делало его искаженное сознание:
– С-с-смот-т-три-ка, е-е-еще шев-е-е-елит-т-тся. – Потом, спустя мгновение, тот же голос произнес: – П-п-прощай, чуж-ж-ж-жак.
Собрав все силы, Ив прошептал:
– Барон…
Тот же голос удивленно пробормотал:
– Бо-о-о-оже, он-н-н еще гов-в-ворит, а отец И-и-иеремия о-о-обещал, что не п-п-п-протянет и ми-и-и-нуты.
– Барон… Мы еще встретимся, – тихо сказал Ив, вложив в эти слова последние силы.
Его угасающее сознание уловило раскатистый смех, потом прежний голос пробормотал:
– Прико-о-о-ончить е-е-его.
Ив почувствовал страшную боль в груди, там, где было сердце, потом взорвался болью череп, живот, пах – и наконец все закончилась. Остался только мучительный жар, который становился все сильнее и сильнее. А потом его унесла черная мгла.
Барон смотрел на полыхающий дом, заслонясь рукой в перчатке от обжигающего жара. В пяти шагах от него, в грязной луже, выла нагая и избитая Сутрея. Когда жар от горящего дома стал слишком силен, а бароновы молодцы, насытившись, оставили ее, она приподнялась и, опираясь на дрожащие руки, поползла к дому. Но когда ее волосы стали потрескивать от огня, она не выдержала, рухнула на землю и дико завыла. От этого воя кровь стыла в жилах. Барон достал лучевик, шагнул вперед и, приложив дуло к затылку девушки, нажал на спуск. Сутрея захлебнулась криком и затихла. Барон обернулся и, кивнув Остану, который с каким-то первобытным ужасом смотрел на него, небрежно усмехнулся и произнес:
– Вот и все, хозяин Остан, можешь считать, что его поле теперь твое. – Он подошел к Остану вплотную и, приблизившись к самому его лицу, добавил: – И всегда помни о том, что происходит с теми, кто попытался перейти мне дорогу.
4
Ив с трудом разлепил обгорелые веки и повел глазами по сторонам. Если бы то, что осталось от его губ, могло пошевелиться, наверное, он попытался бы улыбнуться. Тот ли это был свет или нет – только Ив здесь уже был, и не раз. Он лежал на прохладной, идеально ровной поверхности, а воздух вокруг был наполнен золотистой дымкой. Боль, заполнявшая, казалось, каждую клеточку его изуродованного тела, как будто утихла, сделалась как бы неощутимой, лишь слабо напоминая о себе. Ив, опираясь на руки, со стоном приподнялся.
– Ну, наконец-то…
Ив дернул головой в ту сторону, откуда раздался голос, и заскрипел зубами. Боль, почти неощутимая, пока он не двигался, при малейшем движении обжигала пламенем.
– Ладно, лежи, я пододвинусь.
Перед Ивом возникла худая, жилистая фигура мужчины с иконописным лицом и такими знакомыми ехидными глазами. Мужчина, сидевший в удобном, старомодного вида кресле, окинул его критическим взглядом и поморщился:
– Ну и что теперь?
Вопрос был чисто риторический, поэтому Ив промолчал. Творец спросил:
– И во что ты вляпался на этот раз?
– А то ты не знаешь, – сердито буркнул Ив, пытаясь осторожно согнуть ноги в коленях. Это ему удалось, но от боли перед глазами еще с минуту плясали огоньки.
Творец покачал головой:
– Да-а-а, пожалуй, кто увидит тебя в таком виде, уже никогда не станет называть тебя Счастливчиком.
– Что, так плохо?
– А то ты не чувствуешь…
Ив, скривившись, осторожно кивнул головой. Они помолчали. Творец шевельнул пальцами. Перед Ивом тут же возник низкий столик, очень похожий на те, что так любили в султанате Регул, уставленный блюдами с фруктами.
– Подкрепись, похоже, тебе это сейчас не помешает.
Ив в нерешительности помедлил, однако привычки донов все же взяли верх, и он медленно протянул руку к разрезанному арбузу, взял ломоть и впился в него зубами. Творец удовлетворенно кивнул.
Когда Счастливчик, довольно вздохнув, отодвинулся наконец от столика, Творец окинул насмешливым взглядом учиненный им разгром – и столика как не бывало.
– И что ты теперь собираешься делать?
Ив ответил вопросом на вопрос:
– Я жив?
Творец сделал неопределенный жест рукой:
– Скажем так – ты не совсем мертв. Чем все это кончится – зависит только от тебя.
– То есть?.. – удивился Ив.
– Ну, не вечно же мне выпутывать твою задницу из всего, во что ты умудряешься вляпываться, – Творец ехидно прищурился, – или ты понял прозвище Вечный именно так?
Ив недовольно поморщился:
– Как ты помнишь, до нашей первой встречи я как-то обходился без твоей помощи.
Творец кивнул:
– Но позже ты принял на себя кое-какие обязательства, или я не прав?
Ив молчал. Да и что было говорить? Творец усмехнулся:
– И чем ты занимаешься?
Ив недоуменно посмотрел на него:
– Но ведь ты же сам сказал…
– Что?
– Ну… Ты же сам… это… в смысле интеллекта.
– Верно. – Творец снова растянул губы в своей обычной ухмылке и повторил свой вопрос: – Ты чем занимаешься?
Счастливчик никак не мог понять, чего тот хочет.
– То есть как это чем?
Творец поднялся с кресла, воздел руки вверх, как если бы говорил: «Господи, дай мне терпения с этой бестолочью», что в данном случае выглядело несколько забавно, прошелся туда-сюда перед Ивом и, повернувшись к нему, снова заговорил:
– А если бы я отправил тебя в эту, как ее, средневековую Европу или, еще хлеще, в Древний Египет, ты бы тоже прямым ходом отправился в университет?
Ив сверлил непонимающим взглядом дырку во лбу Творца. Из всего сказанного им он понял только то, что в названных им абсолютно незнакомых ему местах тоже были свои университеты. Творец сокрушенно покачал головой и остановился перед Ивом:
– Понимаешь, все так называемые знания, которыми вы обладаете, – это… – Он запнулся и сделал замысловатый жест рукой. – Ну вроде представлений древних людей о том, что Земля плоская или что звезды движутся по небу потому, что закреплены на вращающемся хрустальном куполе…
Слова Творца заставили Ива улыбнуться, хотя до него все никак не доходило, о чем же все-таки идет разговор. Тот, по-видимому, это понял, потому что сокрушенно вздохнул и опустился в кресло, мгновенно возникшее под его сухопарым задом.
– Ну как бы тебе объяснить… – Он на мгновение задумался, скептически улыбаясь. – Представь себе, что некий слепец наткнулся на осла и дернул его за хвост. – Он замолчал, испытующее глядя на Ива, а тот невольно улыбнулся, представив себе эту картину. Заметив его улыбку, Творец удовлетворенно кивнул и продолжил речь с заметным энтузиазмом в голосе: – Так вот, сначала он со страху принялся наделять это непонятное существо всякими сверхъестественными чертами. Но время шло, и постепенно слепец понял, что осел, который представлялся ему состоящим только из хвоста и глотки, вполне управляем. С течением времени он научился, соразмеряя силу и продолжительность рывка, добиваться желаемой громкости и продолжительности крика. Потом оказалось, что осел может двигаться и даже перевозить грузы, так что к представлениям слепца об осле прибавилось понятие спины и, вероятно, пары ног, ведь столько же у него самого. – Творец немного помолчал, давая время Иву вникнуть в его притчу, и жестко закончил: – Так вот, современное тебе общество отличается от древних людей только тем, что научилось дергать за хвосты много разных ослов.
Когда до Ива дошел – с некоторым запозданием – смысл сказанных слов, он чуть не подскочил от возмущения:
– Но…
– Ты собираешься спорить со МНОЙ?! – с иронией воскликнул Творец.
Это был убийственный аргумент, и Счастливчик оборвал себя на полуслове. Они помолчали. Наконец Ив уныло спросил:
– А чем же я должен был заниматься?
Творец покачал головой:
– Я надеялся, что ты сам это поймешь, – и добавил ворчливым тоном: – И какого дьявола я все это делаю?
Однако Ив не успел разобрать этих слов – его подхватило и понесло. Из далекой дали до него донесся затухающий голос Творца:
– Даю тебе еще один шанс, но учти, это последний.
И Счастливчик понял, что на этот раз вляпался во что-то гораздо более серьезное, чем когда-либо прежде.
Когда звезды на востоке поблекли, все еще дымившаяся груда углей вдруг зашевелилась и из-под кучи пепла показалась рука, обгоревшая почти до кости. Рука пошевелила пальцами, потом замерла, будто отдыхая, а затем поползла дальше вверх. Вскоре показалось плечо, потом шея, лысая, обгоревшая голова, и вдруг в воздух взметнулось целое облако пепла. Когда он осел, оказалось, что на углях стоит черная фигура, чем-то напоминающая пришельца из преисподней. Фигура покачнулась и рухнула на одно колено, и если бы кто-то наблюдал эту сцену, он решил бы, что она сейчас рассыплется по кусочкам, по косточкам и осядет кучкой праха, однако фигура каким-то чудом осталась цела. Постояв какое-то время неподвижно, видимо собираясь с силами, фигура наклонилась, подобрала обгорелую доску и, опираясь на нее, выпрямилась. Немного постояв, она двинулась затем с каким-то глухим скрипом и скрежетом в сторону темневшего неподалеку леса.
