Зульфия Талыбова
Тихие воды Алелии
1
Варвара Григорьевна Крысина была особой весьма недурной. В свои пятьдесят она очень молодо выглядела, несмотря на жизненные испытания: много лет назад она потеряла мужа и одна воспитывала пятнадцатилетнего сына и приемную дочь.
Варвара Григорьевна была стройная, голубоглазая, в молодости шатенка, ныне седая, дама. Изнеженные не натруженные ее руки с безупречным маникюром никогда не видывали сырой земли и холодной воды. Хрупкая от природы Крысина обладала громким мужиковатым голосом, славилась несдержанностью и, как смеялись соседи, «гордо носила» три камня в желчном пузыре. Болезнь эта мучила ее регулярно, да и на характере очень сказывалось.
Варваре Григорьевне было сложно принимать чужие триумфы. Ей осознать, что бывают люди красивее и талантливее – добровольно расписаться с собственной ничтожности и ненужности. Если такое и случалось, Варвара Григорьевна очень горевала глубоко внутри себя. Она как будто и не умела радоваться чужим успехам, а только завидовала. В ней самой с самого рождения отсутствовала способность к подобным переживаниям. Красивые и успешные становились её заклятыми врагами, от которых она держалась подальше. Ведь при регулярном общении, Крысина могла и заболеть с горя, потому друзей у дамы было немного: которым и похвастаться нечем, и по внешности не очень-то получились.
Варвара Григорьевна держала скотину, но сама лично близко к ней не подходила. Она ее боялась и чуралась. Впрочем, настроения эти были взаимны, а однажды даже сдох ягнёнок, которого бросила ярка и не стала кормить. Тот бы и так с голоду помер, но благодаря Крысиной, гораздо быстрее отдал богу душу. Ведь та кормила ягненка, да не докармливала. Молока, наверное, жалела. Ягнёнок и сдох. Тогда ещё был жив супруг – Павел Сергеевич. После того случая он запретил жене к скотине приближаться. Та же не расстроилась особо.
Домашние животные тоже не уживались с Варварой Григорьевной. Кошки бежали, собака единственная – лайка Люси, верный друг Павла Сергеевича – тоже почему-то скоропостижно скончалась вслед за любимым хозяином…
Выйдя замуж, Варвара Григорьевна не стала брать фамилию мужа.
«В противном случае, я была бы Соболевской! Не по моим жизненным приоритетам данная фамилия, и не в моём характере брать что-то чужое, когда я сама по себе с рождения идеальная и совершенная!» – как-то по молодости говорила она ныне покойному супругу.
Лучшим другом Варвары Григорьевны был ее работник Алёша – мужичонка средних лет, пропойца, каких свет ни видывал. Худой, невысокий, беззубый, только клыки торчали, словно бивни у мамонта. У Алёшки частенько побаливала печень, тогда лицо у него становилось жирным, лоснящимся, покрывалось коричневатыми пятнами. От того соседи называли его Копчёным Алёшкой или просто Копчёным. А Варвара Григорьевна и вовсе «Копчёной Мордой»! Дружить с ним было безопасно, с хозяйкой своей он не конкурировал. За бутылку водки работник, как только не расхваливал существующие и несуществующие таланты хозяйки! Однажды ей наскучила компания одно лишь пропойцы-работника – Варвара Григорьевна искала новых друзей. То на базар сходит, то в парке прогуляется, то в театре раскритикует туалеты всех дам и бездарную игру актеров – все это было несерьёзно и непостоянно.
«Нужны люди, которые всегда будут, как говорится, под боком!» – желала она.
Пожелания Варвары Григорьевны исполнились.
В соседний дом переехала на постоянное жилье новая семья. Если члены семейства окажутся богатыми и красивыми, горя не избежать. Варваре Григорьевне придется всю жизнь слушать комплименты пьяного работника, сделаться затворницей и умирать с горя.
Пока дама сидела за туалетным столиком, молилась, чтобы подобного не произошло.
Она надела самое красивое платье, надушилась дорогими духами, долго и упорно втирала оливковое масло в кожу рук, чтобы та стала мягкой и нежной. Напудрила щеки, намазала губы помадой и, повесив через плечо маленькую сумочку, была такова. В таком виде, если и идти, то на ужин к императору, но ударить в грязь лицом не в правилах Варвары Григорьевны. Да и соседи новые не царских кровей, а обыкновенные врачи.
2
Обитатели небольшого двухэтажного домика оказались милейшие люди. Супружеская пара: Нюра Ивановна и Михаил Семёнович Лапко. Они очень радушно приняли Крысину. Провели гостью в зал, усадили на мягкий диван, спрашивали о здоровье.
Варвара Григорьевна же улыбалась в ответ и, судорожно ища хоть какие-то недостатки, волновалась и заметно ерзала на диване.
В доме было чисто-уютно и по-деревенски романтично. Большие окна украшали идеально выглаженные занавески в мелкий цветочек, цветущие орхидеи украшали вытертые до блеска подоконники – ни соринки, ни пылинки. Даже ни одной мухи, и в такую-то жару!
Варвара Григорьевна нервно прикусила губу.
На стол подали чай и пышный бисквит. Поедая лакомство Крысина, чуть не пустила слезу: очень вкусно!
Она взглянула на кружку. Может, где-нибудь есть трещинка? Чашка, расписанная полевыми цветами, оказалась новехонькой.
С Крысиной чуть не случился удар. На лбу выступила испарина и дышать сделалось тяжело. Новые соседи же, мило разговаривали и делились впечатлениями о доме, восхищались городком и его природой.
Крысина жалко улыбалась и кивала в ответ. Превозмогая тяжесть участи, внезапно на нее свалившейся, она с трудом подняла глаза и посмотрела на хозяев дома, как будто умоляя, наконец, показать скрытые несовершенства.
Михаил Семёнович и Нюра Ивановна были, скорее всего, ровесники: им, примерно, по лет сорок. Михаил Семёнович приятной наружности, с ослепительной улыбкой и белоснежными зубами. Роста среднего. Волосы на голове уже начали редеть, но на несчастье Крысиной, его это не портило.
Супруга Лапко – худенькая, светловолосая дама, с большими круглыми глазами – настоящий ангел. При виде такого врача, пациент и без медикаментов выздоровеет. Что не случилось с Варварой Григорьевной, потому что от этой мысли, камушки в её желчном пузыре болезненно зашевелились.
Нюра Ивановна, словно бабочка, порхала вокруг гостьи, чтобы угодить. Но делала это по-доброму, потому что была гостеприимной хозяйкой.
Крысина отчаялась. Она хотела было встать и уйти восвояси, да навеки проклинать злосчастных соседей, а потом вызвать Алёшку и слушать его пьяные бредни. Но тут, Нюра Ивановна пошла на кухню за чайником. На ней была лёгкая, ниже колен летняя хлопковая юбка. Крысина же, словно змея, вытянула вперёд шею и, сильно щурясь, внимательно стала рассматривать ноги хозяйки.
«Голени!» – подумала она и подскочила на диване.
– Все в порядке? – забеспокоился Михаил Семёнович.
– Они толстые! – возбуждённо воскликнула Крысина и вся раскраснелась от восторга.
– Э-э-э… – промычал Михаил Семёнович.
– Ах, это я о своём! – Крысина стёрла пот со лба.
Дыхание ее замедлилось, потливость прошла и, удобно устроившись на диване, который теперь не казался таким уж мягким, расплылась в широкой самодовольной улыбке.
Соседи ей нравились все больше и больше, а когда со второго этажа спустилась их дочь, Крысина окончательно решила, что станет здесь постоянной гостьей.
Надя Лапко оказалась совсем не похожа на родителей, Варвара Григорьевна скорее бы поверила, что ее удочерили. Наде было пятнадцать лет. Она поздоровалась с гостьей и, скромно опустив глаза, села в кресло. Девочка почти не улыбалась и, казалось, вот-вот заплачет. Она была обычным миловидным подростком, а Варвара Григорьевна увидела меланхоличную, очень полную и тучную девицу в мешковатом безразмерном платье. В девочке она не обнаружила ничего ни от Нюры, ни от Михаила: волосы грязно-рыжие, длинные, но жиденькие, карие глаза слишком маленькие, а нос такой курносый, что ноздри видны.
«Очаровательная хрюшка!» – про себя воскликнула Варвара Григорьевна.
Настроение Крысиной поднималось на глазах. Она уже и простила восхитительный бисквит хозяев, ведь лучше, чем она никто не приготовит кексы с цукатами. Когда Лапко принялись расспрашивать Крысину, та ещё больше осчастливилась.
– Варвара Григорьевна, мы с супругой слышали, у вас есть сын и дочь. Почему же они не здесь? Мы желаем познакомиться. К тому же Надя не прочь пообщаться. – Заметил Михаил Семёнович.
Крысина мельком глянула на девочку. Та явно не солидарна с отцом. Странно, как она вообще говорить умеет!
– Спешу вас поправить, Михаил Семёнович, сын у меня один! – Она горделиво ткнула себя в грудь. – Его зовут Серёжа. Ровесник вашей Наденьки. – Провозгласила Крысина.
– Но кто же та милая девушка с длинными распущенными волосами? – Удивлённо спросила Нюра Ивановна. – Я видела ее у колодца. Она стояла босая! Я так удивилась, а она улыбнулась нежно-нежно и пошла себе дальше! Я слышала, она живёт у вас.
Крысина вдруг закашлялась и брызги чая, словно змеиный яд, полетели в лицо Нюры Ивановны.
– Ой, простите, ради бога! – извинялась она. – Просто, как слышу про эту девку нечесаную, так плохо становится!
Нюра и Михаил переглянулись, а гостья продолжила:
– Девицу, которую вы видели, моя приемная дочь, но я ее таковой не считаю. Только ради памяти покойного супруга, дозволяю ей жить у меня. – Сказала Варвара Григорьевна дрогнувшим голосом и салфеткой промокнула сухие глаза.
– Она показалась такой милой. – Расстроено сказала Нюра Ивановна.
– В этом-то и беда. Показалась. На самом-то деле, ведьма ведьмой. У любого жителя спросите, они вам ответят.
– Как же она у вас оказалась? – спросил Михаил Семёнович.
– Покойный супруг мой Павел Сергеевич нашел ее! На горе свое! – Крысина театрально подняла руки к небу, сетуя на бога. – Он же у меня охотник! Охоту любит, то есть любил до беспамятства! И вот однажды поохотился! В утку стрелял с лайкой своей ненаглядной. И вот слышит он, как собака в кустах гавкает. Гавкает и гавкает. Он пошел глянуть, а там, можете себе представить, дорогие мои! – Варвара Григорьевна схватилась за голову. – Там в зарослях раздавался детский плач!
Семейство Лапко дружно переглянулись, даже кислое выражение лица Нади оживилось.
– Павел Сергеевич пошел в реку! Спасать! А там и лежала она в корзинке плетеной. Как в страшной сказке, ей богу! Ей тогда месяц, наверное, от роду был. Плыла по течению, а потом к берегу и прибило. Павел Сергеевич ее вытащил и удочерить решил. Я, конечно, против была. Чувствовала, знала, что сам черт ее послал! Да ведь непонятно от кого, от куда, чья?! Не пойми, где рождённая, грязь, иными словами, а он ее в дом притащил!
– Как же ее зовут? – спросила тоненьким голоском Надя.
– А с именем ее вообще цирк случился! Старый дурень, хотел ее Аделией назвать. Мол, ситуация такая нестандартная, диковинная, значит и имя надо соответствующее! А в документах ошибку сделал! – Крысина вдруг заржала словно лошадь. – Написал Алелия! Ха-ха-ха! Вместо Аделия! Эх, Павел Сергеевич! Но по мне, ведьма она и есть ведьма. И неважно, как зовут.
– Как же так?! – удивился Михаил Семёнович. – Как же «д» с «л» спутать?!
– А кто ж его, дурака-то поймет! – пожала плечами Крысина. – О лайке Люське, поди, своей треклятой думал.
– Мне кажется, очень красиво звучит… Алелия. – Мечтательно произнесла Нюра Ивановна.
Крысина недовольно фыркнула.
– Варвара Григорьевна, почему же ведьмой девушку называете? – спросил Михаил Семёнович.
– Да потому что с ее появления в доме и несчастья все начались! Павел Сергеевич в ней души не чаял, везде носился с ней, даже в школу записал, читать, писать научил! Про меня забыл! Но хоть Серёженьку, сына родного не оставлял, любил его до безумия, как и Лельку эту. А потом и вовсе помер! Конечно, я всегда знала, что переживу его, не хватало ещё, чтоб после моей кончины он на баб чужих глядел! Но все ж таки рано бросил меня Павлуша! И что вы думаете?! Лелька рядом была!
– То есть? – не понял Михаил Семёнович.
– Понимаете, они вдвоем во дворе сидели. Играли в какую-то игру, я уже и не помню, да и неважно. А потом Павлуша стал задыхаться! Представляете?! Посинел, как перезревшая слива, и помер! А Лелька-то рядом сидела! Ныть стала, якобы со страху, но знаю, она его прокляла!
– Кажется мне, у вашего покойного супруга оторвался тромб, закупорил артерию и остановил ток крови. Это я вам как врач говорю. Оттого-то, простите, и умер. Вы девочку зря не вините.
– Мне врачи так же сказали! Мол, меньше жирной колбасы есть надо было! Но я-то знаю, что на самом деле было! – Крысина не сдавалась.
Михаил Семёнович долго глядел на соседку, но ничего не сказал.
А Варвара Григорьевна плавно перешла к другой теме.
– А вы уже познакомились с Орловыми? – улыбаясь, спросила она.
Надя вдруг покраснела, а Крысина продолжила.
– Какой красивый внук у них! Назар! – пропела Варвара Григорьевна и тут же заметила, что Надя покраснела ещё больше.
– Да, они очень милые люди. – Коротко сказал Михаил Семёнович.
– Анатолий и Нина Орловы действительно неплохие… Но тетя Нина! – протянула Крысина и театрально схватилась за голову. – Толька же по морям всю жизнь ходил! А Нинка дома сидела! Лентяйка да тунеядка!
Крысина, наконец, замолчала и взяла второй кусок бисквита. Уличив пожилую соседку в лени, Варвара Григорьевна не сказала, что сама ни дня в жизни не работала. Она со звоном поставила чашку на блюдце и, сладко потянувшись, решила, что пора и честь знать. Она поблагодарила хозяев за прием и радушие.
– А чем же ваш сын занимается? – спросил Михаил Семёнович, пока Крысина собиралась.
– Барашков пасёт, мой умница! Пока Алёшка пьяный спит. – Пропела она. – А Лелька, наверное, с ним.
– Приходите к нам гости! – пригласила Нюра Ивановна. – И дети тоже, и Алелия! Мы будем очень рады!
– Благодарю, милая! – любезно отозвалась Крысина, глядя в большие глаза соседки.
На лбу Варвары Григорьевны опять было появилась испарина, ведь она не обладательница таких красивых глаз, но тут же вспомнила о толстых голенях Нюры и расслабилась.
– Всего доброго!
Красина направилась к дому.
3
Самой главной и красивой достопримечательностью города, в который переехали Лапко, была огромная, широкая река, над которой высился каменный мост.
На окраине города находился небольшой поселок. Люди здесь занимались хозяйством, разводили скотину. Поселок располагался в черте города, потому самостоятельного названия не имел и считался его частью. Здесь и заселились Лапко.
Под мостом и проплывала та самая река, по которой будучи младенцем, плыла в корзинке маленькая Леля. И пусть река славилась буйным нравом, но очень бережно прибила корзинку к берегу, где малышку обнаружила лайка Соболевского…
За поселковой частью простиралась долина диких маков. Она была излюбленным местом для свиданий. А за мостом, за чертой города перед лесом, по обеим сторонам дороги лежали ярко-желтые рапсовые поля. В период цветения в них могло скрыть с головой! …
… Назар поднялся на чердак.
В свои восемнадцать он – почти двухметровый юноша – переходя порог, сильно наклонялся, дабы не удариться.
Чердак был самым любимым местом на свете. Мельком взглянешь – обыкновенная куча ненужного хлама. Старые детские книги лежали повсюду: некоторыми были заставлены подоконники, а стопки других служили ножками в полуразваленном диване. Все книжки, перечитанные Назаром несколько раз, на одну тему – морские приключения – Назар, как и его дед, с детства мечтал покорять морские просторы. Кроме книг полки занимали старые потрескавшиеся бинокли, деревянные кораблики, значки, игрушечные якоря. На стене висела растрепанная карта мира, а на старом письменном столе лежала карта сокровищ. Карту нарисовал дедушка Толя для Назара, когда тот был ещё маленьким. Это был самый необычный подарок на его день рождения. По карте малыш-Назар должен быть найти основной презент.
На самодельном кораблике, который дед смастерил из старой ванны на колесах, мачтой служила швабра, а парусами – поношенные дедовские штаны кирпичного цвета. Маленький Назар покорял «волны» на зелёном газоне во дворе. Правда на горе-корабле не было штурвала, который как раз и был истинным подарком на день рождения. Его надо было найти по карте.
Дед взял длинный канат, один его конец прицепил на нос импровизированного судна, а другой – на трактор. Вот так и «плавал» Назар по газону. Потом он нашел-таки огромный игрушечный деревянный штурвал, правда чуть не сбил «русалку», которая неожиданно появилась в их дворе.
Алелия – маленькая босоногая девочка с растрёпанными волосами держала в руках огромный кекс с цукатами, лучший в мире, ведь его испекла сама Крысина, которая наказала девочке отнести Орловым по случаю дня рождения их внука.
Тот день для Назара был поистине волшебным: путешествие на старой ванне, новенький штурвал, пойманная русалка, да к тому же с вкусной выпечкой! Действительно, день удался!
И сейчас на чердаке, по центру которого находилось окно, рядом стоял уже старый, но хорошо сохранившийся штурвал…
Назар подошёл к окну.
Прямо напротив открывался вид на двор Соболевских. Назар держал старый бинокль дедушки. Он любил разглядывать птиц в небе, но частенько на глаза попадались и люди. Назар стыдился в эти моменты, как будто он специально за кем-то подсматривал! Но сегодня уж очень ему хотелось поглядеть на двор Соболевских.
Варвары Григорьевны нигде не было. Серёжа – коренастый загорелый мальчишка с оттопыренными ушами, носился по всему двору в одних шортах. Его длинные вьющиеся каштановые волосы торчали во все стороны. Он бегал за подросшими цыплятами. Серёжа хватал их, брал покрепче и запускал вверх. В небо. Летать, наверное, учил.
Назар расхохотался. Интересно, что бы сделала Крысина, если бы увидела, чем сын занимался.
Тут картинка изменилась. Из сарая вышел низенький, щупленький дядька. Каждый шаг ему давался с трудом, как будто он шел под ураган, а на улице ни ветерка. Назар разглядел мужичка внимательнее. Светлые и жирные, давно не мытые волосы Алёшки стояли торчком, глазки в кучку, щеки красные – будто птенец вывалился из гнезда.
Назар вновь расхохотался.
Вдруг, откуда ни возьмись, появилась Крысина в домашнем халате, бигудями на голове и с веником в руках. Им она заехала сыну по ягодицам, видимо, за кур.
Серёжка в панике удирал от веника. Алешке тоже досталось.
Довольная Крысина зашла в дом. Серёжа ушел в поле. Алёшка тоже исчез. Заморосил теплый майский дождь.
Это было веселое представление! Назар отложил бинокль и хотел было спуститься вниз – обедать – но передумал.
Из ворот, ведущих в сад, показалась Алелия – босая в старом ситцевом платье. Она шла как будто и не было дождя, даже немного пританцовывала.
«Дитя реки!» – Подумал Назар.
Алелия уселась на качели. Бесстрашная, она раскачалась так сильно, что Назар испугался, как бы она не улетела! Алелия ещё и закрыла глаза и подняла лицо к небу, подставляя его каплям теплого дождя, который все не прекращался. Наконец качели остановились, и Алелия, укрывшись длинными локонами, словно одеялом, улеглась. Она улыбалась. Теплый дождь намочил ее платье, а она радовалась этому!
«Странно, почему у нее не вырос рыбий хвост, когда вода закапала на ноги!» – усмехнувшись, подумал Назар.
– Обед! – услышал он.
Назар нехотя отложил бинокль, а спустившись на кухню, услышал:
– Ну, что морячок, на этот раз удалось увидеть русалку? – Спросила бабушка Нина.
– Бабуль, перестань! – Смутился Назар и поспешил на улицу. Аппетит куда-то пропал, но надолго от бабушкиной стряпни не спрятаться…
Бабушка Нина улыбнулась и промолчала.
– Слышишь, дед! – Гремела она половником. – Внук-то совсем взрослый стал! Прям ты в молодости: высокий, широкоплечий!
– Темно-русый и зеленоглазый, – передразнивая голос супруги, закончил дедушка Толя. – Мать, опять ты одну и ту же песню трезвонишь?!
– Немного честолюбивый, но это нормально в его возрасте! – Не слушая мужа лепетала она.
Дедушка Толя ел суп.
– На чердаке мог бы и убраться в кой-то веке. Морским хламом переполнен! – Пробубнил он.
– Ну что ты прицепился с этим чердаком! Знаешь же, что он для него значит! Внук наш, как и ты волны покорять будет! И ещё, – бабушка Нина ехидно улыбнулась, – соседскую ундину! Алелия красавица! Беспризорная правда, платья все ношеные-переношенные, а волосами укрываться можно! Что-то Варвара Григорьевна совсем плохо за ней смотрит. – Запричитала бабушка Нина.
– Говоришь, внук-то на меня похож, – дедушка Толя выходил из-за стола. – Что-то не припомню я, как в молодости ундину покорил.. скорее всего ее бабушку!
– Ах ты, паразит проклятый!
