А. Дж. Риддл
Война солнца
Глава 3
Эмма
Два года спустя
Дом заполнен моим любимым звуком – топаньем по полу маленьких ножек.
Как бы я ни хотела, я не в состоянии преследовать Элли этим утром. Я опираюсь на стену, ожидая, пока пройдет тошнота.
Из родительской ванной я слышу, как шаги затихают – открываются ящики на кухне, после чего до меня доносится грохот их содержимого.
– Элли, – кричу я, – вернись туда, где я могу тебя видеть.
В ответ тишина, и только звук новостной передачи раздается из колонок, расположенных по всему дому.
В сегодняшнем докладе Организации Объединенных Наций говорится, что впервые с тех пор, как закончилась Длинная Зима, за пределами эвакуационных лагерей живет больше людей, чем внутри, поскольку продолжается волна эмиграции из Атлантического Союза, Каспии и Тихоокеанского Альянса. Новый Берлин возглавляет список городов с наибольшим населением, затем следуют Атланта и Лондон.
Но темпами миграции из эвакуационных лагерей довольны не все. Доктор Ричард Чендлер, один из ученых, сыгравших важную роль в разгроме Сети, призывает супердержавы уделять больше внимания возвращению своих граждан на родину. Вот выдержка из вчерашнего выпуска «Точки плавления» с Крейгом Коллинзом: «Сеть исчезла, но подавляющее большинство мировых экономик направлено на оборонные расходы. Эти эвакуационные лагеря стали не более чем принудительными трудовыми лагерями. Мы все бесконечно работаем над суперкораблями Джеймса Синклера, и, по его словам, беспилотники спасут нас. Ну, правда в том, что Сеть может не вернуться в течение ста лет. Или тысячи лет, или вообще когда-либо. И все же мы живем в крайней нищете, не имея ни голоса, ни основных прав. Это должно измениться».
Мне действительно не нравится этот человек. Не так сильно, как Джеймсу, но все же. Он повсюду в новостях, лжет и создает проблемы. К сожалению, у него тоже есть последователи.
Еще один ящик на кухне открывается.
– Элли, я серьезно! Твое время выходит через…
Тишина.
– Три.
– Два.
– Один!
Раздается шлепанье крошечных ног по полу, точно началась гонка, и в дверях ванной, невинно улыбаясь, появляется Элли.
– Что я тебе говорила? Никаких игр в ящиках стола. Только мама и папа могут открывать ящики.
У некоторых детей грустнеет только лицо. У Элли грусть выражается во всем теле: поникает голова, опускаются плечи, руки повисают по бокам – как будто ее покидает вся энергия. Обычно она находится в одном из трех состояний: счастливая игра и активность на полную катушку; сон; или текущее состояние угрюмости (которое перерастает в нытье, когда она не понимает, что от нее хотят – это бывает несколько раз в день).
Со своего насеста в закрытом туалете я указываю на игрушки на полу в ванной: семь браслетов, овечку и желтую резиновую уточку.
– Мне нужно, чтобы ты играла здесь, пока я не закончу. Ладно?
Еще одна волна тошноты охватывает меня. Такое чувство, будто меня выбросили из самолета, и я нахожусь в свободном неконтролируемом падении.
Элли подходит ближе, протягивает руку и обнимает меня, ее крошечные ручки обвивают нижнюю часть моего живота, но они слишком коротки, чтобы сомкнуться. Она смотрит мне в глаза, изучая меня.
– Мама бо-бо?
– Нет, – шепчу я. – Я в порядке, милая.
– Маме грустно?
Я кладу руку ей на спину и осторожно глажу.
– Нет. Я в порядке. Просто играй со своими игрушками. Все в порядке.
Я снова закрываю глаза и жду. Когда тошнота проходит, я вижу, что Элли положила браслеты на руку, расположив их в порядке, понятном только ей одной. Без предупреждения она наклоняется и поднимает с пола изюм.
– Нет, милая, не ешь это.
Элли подносит изюм к пасти овцы, как будто кормя ее, и делает паузу. Она смотрит на меня с искоркой озорства в глазах.
Я улыбаюсь.
И она съедает изюм, прежде чем я успеваю остановить ее. Я понятия не имею, как долго он валялся на полу. Точно не с момента завтрака. Но если наши человеческие предки были достаточно выносливы, чтобы пережить катастрофу Тоба[2] и пересечь Берингов пролив, Элли, вероятно, переживет изюм с пола. Может быть, он лежал там два дня. Возможно, три.
Я открываю ящик своего тщеславия и нащупываю личный анализатор здоровья. Я держу его на пальце и жду, пока он наберет несколько капель крови и проведет рутинные анализы. Устройство подает звуковой сигнал, и результаты отображаются на дисплее. Химический состав крови нормальный, за исключением пограничного низкого уровня витамина D.
Лагеря находятся вне контроля над рождаемостью (в начале массовой эвакуации этот показатель был внизу в списке приоритетов – правительства отдали приоритет пище, жилью и лекарствам, спасающим жизнь). Мы с Джеймсом были осторожны, но последние два года были чрезвычайно напряженными. Время нашей спальни стало необходимостью.
Я прокручиваю список вниз, затаив дыхание. И выдыхаю, когда вижу результат:
БЕРЕМЕННОСТЬ: ДА
* * *
Когда мы проходим через контрольно-пропускной пункт в НАСА, Элли держит меня за руку. Как обычно, она несет крошечный рюкзак, который сделал для нее Джеймс. По своему обыкновению, он пошел дальше, оснастив его GPS-трекером, камерой и динамиком, который мы можем использовать для общения с ней. Я не удивлюсь, если он тайно построит какой-нибудь скрытный атакующий беспилотник, чтобы защитить ее.
Мы с Джеймсом оба работали в НАСА и каждое утро вместе провожали Элли в детский сад. Но последние восемь месяцев или около того, когда я просыпалась, Джеймс уже уходил на работу и возвращался домой после наступления темноты. Он до смерти загнал себя. Хоть я и понимаю, что все это для того, чтобы защитить нас, но хотела бы, чтобы он больше времени проводил с семьей.
У входа в детский сад Элли отпускает мою руку и пытается побежать, но я хватаю ее и обнимаю. Стоит мне отпустить дочь, как она срывается с места, словно чистокровный скакун после первого сигнала Кентуккского дерби. Рюкзак на ее спине подпрыгивает, когда она проносится мимо учителя, который машет мне рукой.
Когда я иду по коридорам штаб-квартиры НАСА, то мельком замечаю, как меня узнают те, кто мог просматривать новостные ленты. Некоторым из них просто любопытно, что я хромаю.
Хромота – это последствия того времени, что я провела в космосе, и снижения плотности костей, которое я перенесла. Лучше мне уже не будет, и из-за этого в космос я никогда не вернусь, во всяком случае, на длительный период времени.
С детства я мечтала стать космонавтом. И достигла этой цели, но две битвы с Сетью не позволили мне продолжить карьеру, которую я так любила. Как и все в этом странном новом мире после Долгой Зимы, я адаптировалась и нашла новую роль, которой очень рада.
Такова жизнь. Вещи всегда меняются. И мы должны изменяться вместе с ними.
Зал наполовину полон, когда я выхожу на сцену. Пятьдесят лиц смотрят на меня с поднимающихся амфитеатром рядов аудитории; планшеты наготове. Мои ученики напоминают мне меня же, когда я тренировалась в НАСА: энергичные, светлые глаза и преданность делу. Некоторые из этих мужчин и женщин станут членами экипажей двух суперкораблей-носителей, которые строятся прямо сейчас. В сражениях с Сетью они будут на передовой. Наше будущее в их руках, и моя работа состоит в том, чтобы подготовить их. Для этого есть только один способ, но, тем не менее, я боюсь того, что собираюсь сделать.
Я подхожу к кафедре и говорю в микрофон, мой голос взлетает куда-то под потолок зала:
– Космос – опасное место. – Я позволяю словам повиснуть в воздухе, словно предупреждению. – Итак. Что является ключом к выживанию в космосе?
Я сказала классу, что в следующие три сессии их ждет экзамен. Он не будет проходить в письменной форме; все и так это знают по историям, переданным прошлыми классами. Это будет упражнение, которое никто никогда раньше не видел. Как и ожидалось, они думают, что их ответы теперь могут быть частью теста. Из каждого ряда аудитории раздаются голоса:
– Кислород.
– Сила.
– Ситуационная осведомленность.
– Сон.
– Способная команда.
– Хороший учитель.
Последний вариант получает несколько смешков от группы и мрачноватую улыбку от меня, но это не поможет французскому инженеру получить хорошую оценку.
– Быть готовым ко всему, – произносит стройная девушка с клубнично-светлыми волосами в первом ряду, когда ответы стихают.
Я киваю ей.
– Верно.
Рукой я делаю знак в сторону костюмов ЕVА[3], которыми стены увешаны, точно причудливыми шторами в театре. Костюмы, используемые НАСА в космосе, сегодня являются не просто украшением. Здесь сто костюмов, по два на каждого студента. Я сама проверяла.
– Например, всегда нужно знать, где находится ваш костюм ЕVА.
Студенты поворачиваются на сиденьях, разглядывая костюмы.
– Почему? Потому что никогда не знаешь, когда он тебе понадобится. Я знаю, потому что тогда на МКС, если бы я добралась до своего костюма несколькими секундами позже, меня бы здесь не было.
Пока ученики переваривают мои слова, я думаю, что если бы я вовремя не добралась до своего костюма, то никогда бы не встретила Джеймса, не родила Элли и не носила бы второго ребенка, растущего во мне прямо сейчас. Все мои коллеги по команде опоздали надеть костюмы – кроме одного. К его несчастью, его поразили осколки. Он ничего не мог сделать, чтобы выжить, как и я, чтобы спасти его.
– В космосе каждая секунда имеет значение. Доля секунды может стоить жизни – вам или человеку рядом. И всем, кто остался на Земле. Иногда вы ничего не можете сделать, чтобы выжить. Но вы всегда можете быть готовы, и это всегда повышает ваши шансы на выживание.
Я щелкаю пальцами.
– Надеть костюмы. Последние пять вылетают.
Зал превращается в хаос, когда студенты практически срываются со своих мест и бегут к свисающим со стен костюмам ЕVА. Вскоре комната напоминает огромную игру в твистер: студенты толкаются локтями и переползают друг к другу, чтобы добраться до костюмов и натянуть их на себя.
Когда мои пятьдесят учеников одеты, я даю команду снять шлемы. Каждый из них тяжело дышит, уставившись на меня.
– Я проверю запись, – говорю я, отправившись к камерам за сценой, – и отмечу последних пятерых. Если вы не получите от меня электронное письмо, значит, вы еще в классе. Для всех тех, кто не попал в пятерку, надеюсь, вы еще туда попадете. Помните, в космосе главное – не сдаваться.
* * *
Хотя он работает долгие часы и я все реже и реже вижу его дома, Джеймс всегда встречается со мной на обеде. Это наш ритуал, передышка в середине наших напряженных рабочих дней.
Все утро я спорила сама с собой о том, когда поделиться новостями. Я никогда не умела хранить секреты. С самого детства все мои чувства были совершенно ясны окружающим. Он сразу поймет, что что-то случилось, и, проще говоря, я должна ради самой себя сказать ему, что беременна.
Он стоит в кафетерии и ждет моего появления. На его лице беспокойное выражение, но оно озаряется улыбкой, стоит ему лишь увидеть меня. Гусиные лапки в уголках его глаз и морщины на лбу за последние несколько лет стали глубже, словно колеи, пронизывающие его временем и стрессом. Но его глаза смотрят так же: напряженно и нежно.
– Привет, – говорит он.
– И тебе привет.
Его тон становится более серьезным.
– Послушай, я должен тебе кое-что сказать.
– Я тоже.
– Серьезно? – Он хмурит брови.
– Да. – Я примирительно поднимаю руку. – Но ты первый.
Он делает паузу, как будто собираясь с мыслями.
– Ладно. Но не здесь.
Мы выходим из кафетерия, и я следую за ним в его кабинет. Там на экране я вижу три видеопотока, показывающие скалистые сферические астероиды. Отметка даты и времени внизу изображения говорит мне, что это живая трансляция, видимо, с зондов или дронов. У всех астероидов есть большие кратеры, но без системы отсчета я не чувствую, насколько они велики или где они находятся.
– Эти три астероида вырвались из Пояса Койпера около двух лет назад. С тех пор мы их отслеживаем.
– Они…
– На траектории столкновения с Землей? Да.
Мое тело немеет, во рту пересыхает.
– Размер? Время до столкновения? – Я задаю вопросы без эмоций, пока мой ум изо всех сил пытается осознать этот потенциальный смертельный удар по нашему виду.
– Каждый размером с Техас. Падение любого из них будет событием, которое приведет к исчезновению всего живого. Время до столкновения – сорок два дня.
– А корабли-суперносители…
– Не будут готовы вовремя. Совсем. – Он поворачивается и смотрит на меня. – Но они нам не понадобятся.
– Орбитальная система защиты может справиться с ними?
– Нет. Они могли бы уничтожить астероиды поменьше, но небесное тело подобных размеров – нет. Мы создали парк атакующих дронов специально для этой цели. Мы выпускаем дроны вместе с частями для суперавианосцев, чтобы это не просочилось в новости. Массовая паника вызовет еще больше проблем.
– Каков план?
– Дроны атакуют астероиды через час. Мы собираемся разнести их на кусочки.
– Это то, над чем вы работали. Ночью и днем, – выдыхаю я.
– Да. Два года. – Он берет меня за руку. – Мне жаль, что я не сказал тебе, но я знал, что ты будешь беспокоиться.
– Все нормально. Я понимаю.
– Я хочу, чтобы на время битвы ты присоединилась к нам в управлении войсками.
– Конечно. Я отменю свои дневные уроки.
– Отлично. – Он подходит к двери, но останавливается. – Что ты хотела сказать мне?
– Ничего.
Он бросает на меня взгляд.
– Уверена?
– Абсолютно. Ничего.
Теперь я не могу ему сказать. После. Я скажу ему после.
Глава 4
Эмма
Центр управления полетами НАСА выглядит как одна из старых фондовых бирж: люди стоят у терминалов, что-то кричат, делают паузу, чтобы прислушаться к своим гарнитурам, и после шумят еще больше, иногда замолкая, чтобы посмотреть на экраны перед ними. Большой обзорный экран на дальней стене отображает видеопотоки трех астероидов и статистику из парка дронов.
В комнате жарко и сильно пахнет кофе. Все напряжены, время истекает. В толпе я замечаю Гарри, сидящего за компьютером и что-то яростно печатающего на клавиатуре. Григорий кричит по-русски на человека, работающего за компьютером рядом с ним. Лина там же, в наушниках, смотрит на свой ноутбук. Я вижу, как крутятся строки кода, когда она что-то ищет. Мин разговаривает с Лоуренсом Фаулером, оба что-то пьют из кофейных кружек. Но Шарлотту и Идзуми я не вижу.
Джеймс наклоняется ко мне и шепчет:
– Между нами и астероидами задержка составляет около тридцати пяти световых минут, поэтому мы приближаемся к концу нашего временного интервала, в который мы можем внести изменения в задания первого флота перед боем.
– Атака автоматизирована?
– Да.
– Дроны замаскированы?
– Да. Мы используем те же методы, которые мы использовали на корабле «Пакс» и флоте «Спарта». Дроны выглядят как плавающая космическая скала.
– Качество изображения просто потрясающее.
– В основном это работа Лины. Она настраивала алгоритм сжатия данных. Мы разместили дронов в виде гирляндной цепочки, чтобы передать нам изображения обратно.
Фаулер подходит к нам и приобнимает меня.
– Рад тебя видеть, Эмма.
– Я вас тоже. – Я киваю на суету вокруг нас. – При запуске флота «Спарта» было так же?
– Нет. Тогда было еще хуже.
Фаулер извиняется и отходит в сторону, чтобы посмотреть, что обсуждают Григорий и его коллеги, так что мы с Джеймсом усаживаемся около его компьютера.
– Как вы думаете, что произойдет? – спрашиваю я, понизив голос.
– Я ожидаю, что астероиды предпримут контрмеры.
– А если нет?
– Наши дроны поразят их. Астероиды будут разбиты на кусочки. Еще я боюсь того, что к астероидам прикреплены какие-то двигательные аппараты. Как только мы нападем на них, они могут ускориться и изменить курс, пытаясь обойти другие наши дроны.
– Я полагаю, вы это учли?
– Да. Мы будем атаковать волнами. У нас двенадцать флотов дронов – и все находятся на достаточном удалении друг от друга. Мы внесем коррективы после того, как первые четыре флота произведут атаку.
Я наблюдаю, как Джеймс сканирует данные, печатает сообщения и иногда отвечает на вопросы через свою гарнитуру. Минуты текут медленно. Наконец из громкоговорителей гремит объявление: «Первое прекращение связи с флотом через десять, девять, восемь…»
Когда отсчет достигает нуля, возникает ощущение, будто из комнаты воздух выходит. Люди откидываются назад на стулья и смотрят на экран, некоторые бросают ручки на стол, другие прячут в руках лица. Это напоминает мне экзамен в колледже, где студенческий контроллер только что объявил окончание экзамена, и половина аудитории не доделала задания, а половина – спешно перебирает в голове свои ответы.
– Что теперь? – шепчу я Джеймсу.
– Теперь мы подождем и посмотрим, правильно ли мы поняли.
* * *
Я общаюсь с Линой, когда на главном экране появляется обратный отсчет:
30
29
28
Разговоры, звучащие отовсюду в комнате, стихают. Все встают. Некоторые люди снимают свои наушники.
Я медленно пробираюсь вперед, чтобы встать рядом с Джеймсом, когда из динамиков снова гремит голос: «Боеприпасы первого флота развертываются в три, два, один».
Белые вспышки заливают экраны всех трех видеотрансляций, стоит только дронам выпустить свои ракеты.
Я задерживаю дыхание, глядя на экран и ожидая, пока белый цвет исчезнет. Когда свет меркнет, я не вижу ничего, кроме черноты пространства, усеянного каменными объектами всех размеров. Должно быть, их там сотни.
Джеймс немедленно садится за компьютер и просматривает поступающие данные. Я могу прочитать некоторые из них и замечаю, что есть и хорошие новости – боевые заряды бьют по астероидам, и тяжело. Исследование показывает, что астероиды разбились на более чем тысячу объектов, широко варьирующихся по массе, самые крупные из которых все еще классифицируются как цели уровня исчезновения. Там, где раньше было три астероида, способные привести к вымиранию видов на планете, сейчас семь. Хотя технически это плохие новости, все же мы сделали шаг в правильном направлении.
Голос через громкоговоритель звучит снова. «Второй флот получает цели». Секунды, кажется, тикают как часы. Наконец голос объявляет: «Второй флот производит залп через три, два, один».
Снова белые вспышки покрывают экран и исчезают, оставляя поле еще более мелких каменистых объектов на черном фоне.
Когда появляются данные с дронов, я выдыхаю. Теперь существует почти две тысячи объектов, но только три из них могут привести к исчезновению человечества.
Крики возобновляются, пока третий флот не произведет залп. И цикл повторяется еще раз.
После пролета четвертого флота все в комнате начинают действовать, возобновляя ту самую лихорадочную активность, свидетелем которой я была, когда приехала. Скоро мне становится известна причина: у них очень короткое окно для выдачи новых команд оставшимся восьми флотам.
Джеймс и его команда оставили большой разрыв между четвертым и пятым флотами дронов. Пятый флот (и все флоты за ним) все еще находятся достаточно близко к Земле, чтобы мы могли передавать им обновленные команды, прежде чем они встретят астероиды. Идея состоит в том, чтобы корректировать нашу атаку с каждой новой волной дронов, максимизируя воздействие боеприпасов.
Команда, собравшаяся вокруг стола Мин, говорит быстро, но не перебивая друг друга. Споры вокруг компьютера Григория хаотичны.
Джеймс плюхается на стул и смотрит на экран. Он внезапно выглядит таким уставшим. Гарри подходит и улыбается мне.
– Привет, Эмма.
– Привет, Гарри. Как ты?
– О, знаешь, я люблю хорошую игру в астероиды.
Его ссылка на старую игру Atari[4] вызывает у меня смех, а у Джеймса – усталую улыбку.
– Думаю, мы увидим больше действий, – говорит Гарри Джеймсу, который просто кивает, не сводя глаз с экрана. Я почти вижу, как в его голове крутятся шестеренки. Я замечала этот взгляд и раньше: на «Пакс» и здесь, в лагере № 7, в последующие месяцы. Он что-то прорабатывает в своем большом мозгу, и я думаю, ему не нравится, как все складывается.
Гарри на некоторое время поворачивается, чтобы посмотреть на группу вокруг Мин, а затем снова оглядывается на меня.
– У них есть… – Гарри наклоняется и заглядывает в экран Джеймса, – …еще около семи минут, чтобы внести изменения в приказы второй волне флотов. Похоже, они собираются разделить их на две небольшие группы по два флота в каждой.
Он кивает в сторону группы Григория.
– И они пытаются выяснить, как максимизировать эффективность полезной нагрузки.
– А вы, ребята…
– Думаю, эта битва будет меньше похожа на игру в одни ворота, – отвечает Гарри. – Думаю, мы будем иметь дело с активной боевой ситуацией, отдавая новые команды каждому флоту, чтобы адаптировать нашу атаку.
Джеймс наклоняется вперед и набирает команду на клавиатуре. На экране появляется сообщение:
ПЕРВЫЙ ФЛОТ: ЗАПУСК ГЛУБОКОГО ПОИСКА ВИРУСА
Гарри заглядывает, видит команду и начинает задавать вопросы Джеймсу об этом. Я встаю и ухожу, оставляя их делать свою работу. Так вот, значит, что Джеймс думает, сейчас происходит: вирусная атака? Дроны заражены? Отправляют неверные данные обратно? Возможно. Это означало бы, что астероиды могут быть целыми, нетронутыми и все еще направляться к Земле.
Идзуми, должно быть, проскользнула в комнату во время битвы. Я замечаю ее возле задней стены, стоящей рядом с Оскаром, который широко улыбается мне. Он поработал над выражением лица. Оно становится более точным, но легкомысленность его выражения не совпадает с настроением в комнате. Тем не менее, я рада, что он пытается. Шарлотта тоже здесь, разговаривает с итальянским экспертом по криптографии, которого я обучала в своем классе восемь месяцев назад.
Когда я подхожу, Идзуми обнимает меня и шепчет мне на ухо:
– Он изо всех сил пытался сказать тебе.
– Я догадалась. Как группа?
– Бардак. Напряжение. Бессонница. – Взгляд Идзуми устремляется на экран. – Я надеюсь, что все почти закончено.
У нее, пожалуй, самая сложная работа из всех: поддерживать здоровье команды умственно и физически.
Проходит крайний срок отправления команд для второй волны дронов, и напряжение в комнате спадает. Но снова усиливается примерно через тридцать минут, когда они вступают в контакт. К моменту окончания третьей волны астероиды были практически размельчены в пыль. По всей комнате раздаются радостные возгласы, и у всех поднимается настроение. Я слышу, как несколько человек извиняются перед коллегами, на которых они кричали во время битвы. Все стоят, с облегчением улыбаясь. За исключением Джеймса: он сидит за своим столом, не отрываясь от экрана.
Подойдя к нему, я читаю сообщение, вспыхивающее красными буквами:
ВИРУСОВ НЕ ОБНАРУЖЕНО
– Что не так?
– Ничего, – бормочет он, все еще глядя на экран.
Я сажусь в кресло рядом с ним и пытаюсь смотреть в глаза.
– Ты уверен?
– Я уверен. Все в порядке.
* * *
Тем же вечером все приезжают к нам домой на ужин. Гарри занимается барбекю в футболке с логотипом вымышленного ресторана под названием «Апокалипсис Гриль».
Григорий стоит рядом с ним, попивая коктейль, который, я уверен, состоит из десяти частей водки и одной части чего-то другого. Этим вечером он начал говорить по-английски. Сейчас, когда у него повышается уровень алкоголя в крови, русские слова постепенно время от времени возвращаются обратно. Лина стоит рядом с ним, потягивая пиво Beck’s. Странно видеть брендовое пиво после того, как мировая экономика рухнула, но поиск предметов в теперь уже оттаявших городах стал большим бизнесом. Специальные спасательные компании ищут по всему миру бутылки с лекарствами, пивом и виски. Теперь именно они самые крупные продавцы, а не торговцы бриллиантами и золотом. Долгая Зима изменила нас так, как я никогда не представляла. И я никогда не думала, что Григорий и Лина встречаются. Самые незаметные всегда вас удивляют.
Мин и Идзуми тихо разговаривают, сидя за деревянным столом для пикника возле гриля. Их подающий надежды роман является самым большим секретом в лагере № 7, и он развивается очень медленно, словно шахматная игра, где каждому игроку требуются месяцы, чтобы обдумать свой следующий ход.
Джеймс и его брат Алекс смеются над чем-то, но я вижу усталые глаза моего мужа и понимаю, что его мысли где-то в другом месте. Я думала, что расскажу ему о беременности сегодня вечером, но чувствую, что еще не время. Я подожду до завтра.
Снаружи дома дети бегают по просторам пустыни, играя в футбол, а Оскар выступает в роли рефери. В разгар Долгой Зимы я задавалась вопросом, увижу ли я когда-нибудь снова детей, играющих в футбол. Но здесь, на фоне заходящего солнца, мир снова выглядит нормальным.
Но для нас он не нормальный – не для Джеймса и его команды. Они рассказали всем, кто не входит в их группу, что нынешнее празднование посвящено окончанию разработки нового дизайна дрона. Вот как выглядит бесконечная война: ложь людям вокруг вас и опасность, которую они никогда не видят.
Внутри дома младшие дети играют с роботизированной собакой, которую Джеймс сделал несколько лет назад. Моя сестра Мэдисон и жена Алекса, Эбби, шепчутся на кухне, когда я подхожу к ним.
– Вы, похоже, сплетничаете.
– Может быть, и так, – отвечает Мэдисон с застенчивой улыбкой на лице.
– Значит, точно сплетничаете.
– Ты права, – признается Эбби. – Ходят слухи, что Идзуми и Мин встречаются.
– Ее дом только что занесен в АтлантикНет как доступный в течение сорока пяти дней, – говорит Мэдисон.
– Ну, может, она уехала, – отвечаю я, в основном чтобы поддержать разговор.
– Вряд ли, – говорит Мэдисон. – Группа с корабля «Пакс» неразделима.
Она делает глоток вина.
– Но мы думаем об этом.
Молния страха вспыхивает внутри меня.
– Ты и Дэвид?
– Он хочет переехать в Атланту. Он слышал, что они собираются начать лотерею для сельхозугодий – как в старые времена, когда был заселен Запад. Он хочет быть там, говорит, что вся экономика снова начинается с нуля, и нам нужно срочно войти, иначе мы упустим шанс. Как будто снова наступила колониальная эпоха.
– Алекс тоже так думает. Хочет переехать в Лондон, говорит, что школы там будут лучше. – Эбби допивает последний глоток вина. – Но я продолжаю думать, что там уже холодно, что если Долгая Зима вернется? Мы снова будем эвакуироваться.
– Это плохая идея, – рассеянно говорю я.
– Да, – отвечает Эбби. – Я думаю, что мы окажемся в Атланте. Лондон для него – это так, полет фантазии.
– Нет, я имею в виду, что плохая идея вообще покидать лагерь № 7.
Они обе смотрят на меня, ожидая объяснений. Но я не могу сказать им то, что знаю. Поэтому я говорю им то, что они уже знают:
– Послушай, лагерь № 7 остается самым безопасным местом для жизни. НАСА здесь. У нас есть бункер, закаленные теплицы, водоснабжение. Сейчас лучше подождать.
– А о чем вы молчите? – спрашивает Мэдисон. Когда я не отвечаю, она начинает настаивать: – Сеть возвращается?
Я кусаю губу.
– Я просто думаю, что вы должны подождать, хорошо? Ты можешь мне доверять?
Мэдисон смотрит на меня, как бы молча подсказывая, но я не произношу ни слова.
Эбби ставит свой стакан на стойку.
– Я собираюсь проверить детей. Там слишком тихо.
Мэдисон наливает себе еще один бокал вина и поднимает бутылку.
– Вина?
– Нет, спасибо.
Она сужает глаза, вглядываясь в меня, как будто может раскрыть секрет, который я скрываю. Выражение ее лица меняется, как будто сверло, которым она буравила мою личность, провалилось в пустоту. Почти жутко, как легко она это делает.
Я веду ее в спальню и закрываю дверь, надеясь, что никто не услышит секрет, которым я собираюсь поделиться. Это снова и снова напоминает среднюю школу.
– Я беременна.
Она обнимает меня, пролив немного вина на мою спину.
– Джеймс взволнован?
Я запинаюсь на мгновение.
– Будет.
– Ты ему не сказала?
Я склоняю голову.
– Не совсем.
– Почему бы не… рассказать ему?
– Я жду подходящего момента.
Она смотрит на меня, дрель снова пытается найти ответ, но, кажется, что на этот раз ничего не получится.
– В последнее время он много думал, – объясняю я.
– О причинах, по которым мы не должны покидать лагерь № 7.
– О том, что ты права.
– Ладно. Ну, я поговорю с Дэвидом о том, чтобы остаться, – улыбается она мне. – Я так рада за вас.
* * *
Когда все уходят, мы укладываем Элли в ее кроватку. Иногда, когда вечеринка уже закончена, она может устроить истерику. Но сегодня вечером она так устала, что крепко заснула в течение нескольких минут.
Мы с Джеймсом сидим в гостиной и смотрим новости по телевизору. Когда начинается рассказ о Ричарде Чендлере, Джеймс закатывает глаза и идет в спальню. Чендлер, по-видимому, совершает поездку по Атлантическому Союзу, собирая людей для возвращения на родину и настаивая на том, что три оставшихся правительства являются диктатурами. Он явно любит светиться на телевидении.
Джеймс прячется под одеялом с закрытыми глазами, когда я ложусь спать.
У меня все еще складывается впечатление, что его что-то беспокоит. Я хотела бы знать, что это; хотела бы помочь.
Он открывает глаза, когда я забираюсь в скрипящую кровать.
– Привет.
– Привет.
– Спасибо, что все закончили. Я знаю, что сроки были очень короткими.
– Спасибо, что взорвали эти огромные астероиды.
Это вызывает у него резкий смешок.
– Нет астероида, который я бы не взорвал для тебя.
– А ты бы сделал еще одну вещь для меня?
– Что угодно.
– Скажи мне, что тебя беспокоит.
– Ничего.
– А если бы это было что-то, что бы это было?
Джеймс надолго закрывает глаза. После этого его голос начинает звучать ровно:
– Только факт, что это было слишком легко. – Он смотрит в потолок. – Сеть умнее этого. Бросать в нас астероиды – это… слишком просто для них.
– Что ты собираешься делать?
– Я собираюсь немного поспать впервые за два года, и, когда проснусь утром, пойму то, что не могу понять сейчас.
Он снова закрывает глаза, и я быстро подхожу и выключаю свет.
Я скажу ему завтра.
* * *
Я просыпаюсь от звука открывающейся двери спальни. Слышатся шаги, и я вижу, как к кровати приближается чей-то силуэт. Он протягивает руку, резко хватает Джеймса и трясет его.
На краткий миг страх парализует меня.
Все еще темно. Свет в гостиной мягко освещает спальню; он слишком тусклый, чтобы разглядеть личность злоумышленника. Фигура трясет Джеймса сильнее, а затем поднимает его, демонстрируя свою невероятную силу. Джеймс, наконец, вздрагивает, хватает его за руки и начинает бороться, словно рыба на крючке.
Волна тошноты накатывает на меня. Я стараюсь сделать все, чтобы меня не вырвало. В спальне раздается голос, чистый и спокойный:
– Сэр, пожалуйста. Вы должны идти.
Оскар.
Голос Джеймса звучит хрипло и мягко:
– В чем дело?
– Астероиды. Они скоро упадут на Землю.
