Они вернулись в морг и обнаружили у входной двери полицейского. Ему было чуть за двадцать, на щеках виднелись следы бритвы.
– Я здесь из-за пропавшего, – произнес полицейский с улыбкой, которая показала Кэсси, насколько серьезно он относится к проблеме.
Молодой человек сказал, что сержант полиции едет, и принял ее предложение пока выпить чашку чая.
– Мои деньги идут на бумажную волокиту где-то по ходу дела, – произнес полицейский. Он широко расставил ноги и прислонился к столешнице, расположенной на кухне для персонала, словно это был его дом. – Имею в виду, жмурики не ходят на прогулки, правильно? И не выскакивают за пивом.
Полицейский улыбнулся девушке, глядя поверх кружки, и Кэсси Рэйвен с трудом подавила желание плеснуть чаем ему в пах.
– Не понимаю, как это возможно. Кстати, мы предпочитаем называть их «телами».
Его глаза скользнули по ее телу.
– Забавная работа, особенно для девушки. Вы действительно режете тела и… все такое?
– Угу.
Молодой полицейский изобразил дрожь:
– А у тебя от этого мурашки по коже не бегают?
Все то же. Никто никогда не задавал ей интересных вопросов о ее работе.
– К этому привыкаешь, – спокойно сказала Кэсси, всегда отвечавшая так глупцам.
– Да? Некоторые люди получают кайф от смерти, черепов и всего такого, не так ли? – его задумчивый взгляд скользнул от ее бровного болта к пирсингу на губе. – Ты ведь немного гот? Держу пари, в свое время ты спала на одном или двух могильных камнях.
Некоторые люди, казалось, думали, что ее внешний вид дает им право обсуждать чужую личную жизнь. Не в силах остановиться, Кэсси приблизилась к нему.
– Никогда не спала на могильном камне, – прошептала она ему на ухо. – Но я занималась групповым сексом – с девушками и парнями, занималась сексом с несколькими девушками и парнями. Тебе стоит попробовать.
– Ха-ха! – отреагировал полицейский. Его глаза широко раскрылись, взгляд стал тревожным, а кружка со стуком упала на пол. – Да. Я просто пойду позвоню Нику, – завершил разговор молодой человек и выскочил за дверь.
Его внезапный уход позабавил Кэсси, однако ее улыбка исчезла, когда девушка вспомнила свою первую стычку с полицией во время выселения из сквота на Хоули-Роуд. Краснолицый мужчина-полицейский лет сорока с небольшим втолкнул ее в полицейский фургон, а потом прижал всем телом к полу, несмотря на ее неоднократные протесты.
Она все еще помнила, как тот прошептал ей на ухо:
– Знаешь, если бы ты убрала с лица все эти металлические украшения, я мог бы даже назвать тебя симпатичной.
Но еще хуже было то ужасное осознание, что штука, прижимающаяся к ее бедру, не была его рацией. Повернув голову, чтобы посмотреть ему в глаза, Кэсси тихо сказала:
– Если ты сейчас же не уберешь свой крошечный сраный член, я закричу так громко, что остановлю движение.
Это сработало, но случай оставил синяки на ее предплечьях, исчезнувшие только через неделю. Девушка никогда не испытывала столь сильного недоверия к полиции.
Выйдя из кухни, Кэсси Рэйвен увидела Дебору, ассистентку администратора, провожавшую посетительницу по коридору. Это была высокая прямая женщина, так без сомнения похожая на полицейского, что с успехом могла бы носить синий проблесковый маячок, пристегнутый к голове. Представившись сержантом Флайт, без имени и без улыбки, она обратилась к Кэсси:
– Я хотела бы осмотреть это место. Мне сказали, вы лучше всех можете объяснить, как здесь все работает.
Флайт собрала светлые волосы в тугой пучок, встала на одну ногу, чтобы натянуть пластиковые бахилы, и ее брюки задрались, обнажив симпатичные лодыжки. Кэсси Рэйвен могла бы даже влюбиться в эту женщину, не будь она полицейским.
Когда они переступили порог кабинета для вскрытия, Кэсси почувствовала, как Флайт отшатнулась, и вспомнила свои первые ощущения от этого запаха, в котором чувствовалась отвратительная смесь отбеливателя, крови и телесных жидкостей, словно в мясной лавке, скрещенной с писсуаром и дополненной запахом толпы потных бегунов.
– Подождите десять минут, – попросила Кэсси. – Хотите верьте, хотите нет, но к этому «аромату» привыкаешь.
Флайт лишь натянуто улыбнулась, и было ясно – в этом месте ей крайне не по себе. Такой реакции Кэсси Рэйвен могла ожидать от гражданского лица, но она казалась странной для полицейского. Десять минут спустя Флайт уставилась в блокнот.
– Вы и ваш коллега Карл говорите, что все окна были закрыты и заперты, когда вы приехали. Работники офиса с другой стороны здания сообщают то же. Остаются лишь главный вход и дверь со стороны больницы. На них есть кнопки безопасности. Я права?
Глаза Флайт имели необыкновенный бледно-голубой цвет – оттенок зимнего неба. Сколько ей было лет? Безукоризненно наложенный макияж затруднял Кэсси определение возраста, однако, девушка решила, что ей, вероятно, не больше тридцати пяти.
– Да, – без запинки ответила Кэсси. – У каждого из нас индивидуальные коды, меняющиеся через несколько недель.
– Получается, никто не видел тело, о котором речь, с полудня пятницы? Прошло уже пять дней. Значит, у вас не принято подсчитывать тела? – в голосе Флайт прозвучали обвинительные нотки.
– Так не было повода, а когда мы открываем ящики, то повышаем температуру в холодильнике.
Флайт сделала пометку, как заметила Кэсси Рэйвен, аккуратным, но каким-то школьным почерком. Возможно, из-за того, что она держала ручку скованно и под странным углом.
– Сколько людей имеют доступ к этим кодам?
Ее произношение гласных звуков, как и все остальное, было точным и даже сверхточным, словно женщину учили говорить «красиво». Она не родилась мажором, как Арчи Кафф.
– Я думаю, пять, а может быть, и меньше.
– Почти никто, – пробормотала Флайт практически про себя, делая записи. – Вы ведь не больничный морг? – нахмурилась она под взглядом Кэсси. – А как насчет тех, кто были объявлены умершими, в других местах?
– Если речь идет о внерабочем времени, кто бы ни был на вызове, все равно должен прийти и проверить их.
– Кто-нибудь приходил в нерабочее время с пятницы?
Кэсси покачала головой:
– На это неделе – нет.
Сержант Флайт оглядела комнату, и Кэсси вдруг заметила железные полосы на крашеных стенах, сломанную плитку пола, мерцающий верхний свет, который до сих пор не заменили.
– Знаете, вам и впрямь пора установить здесь видеонаблюдение, – сказала женщина, словно это упущение было персональной ошибкой Кэсси Рэйвен.
– Думаете? – Кэсси сделала ответный выпад. – Мы все время просим обновить систему безопасности, но начальство постоянно сопротивляется. Очевидно, сократили бюджет.
Полицейские-криминалисты уже ушли из хранилища, оставив лишь странный след белого порошка для снятия отпечатков пальцев на матовой стальной поверхности холодильника.
– Здесь хранился мистер Хардвик, – указала Кэсси на инициалы Харри, помеченные на дверце шестнадцатого ящика. – Всегда ли ваши записи совпадают с регистрационными?
Стараясь не обращать внимания на слово «регистрационные», Кэсси Рэйвен ответила:
– Не всегда, но я полагаю, мы быстро улавливаем любые ошибки.
Флайт не слушала Кэсси, а хмуро смотрела на высокий белый холодильник в углу, выглядевший бы уютнее на домашней кухне.
– Это холодильник для эмбрионов, – сказала Кэсси Рэйвен полицейскому. – Там мы держим детей, которые не достигли полного срока развития.
Девушка уловила отвращение, промелькнувшее на лице Флайт, прежде чем та спрятала блокнот в сумку. Вот еще один признак странной и неожиданной брезгливости.
Флайт закинула ремень сумки на плечо. Сержант явно собралась уходить.
– Что же, как вам кажется, произошло с мистером Харвиком? – спросила Кэсси.
Женщина-полицейский пронзительно взглянула на девушку.
– Полагаю, неизвестная личность или группа людей получили доступ в помещение и забрали тело мистера Харри Хардвика.
Господи, эта женщина говорит как робот, но по крайней мере она не думает, что все дело в ошибке администратора и безграмотного компьютера. Кэсси снова вспомнила малоубедительную версию Карла, что мистера Х. похитили преступники, торгующие частями тел. Подобный довод не имел смысла, ведь если в холодильнике одиннадцать человек моложе пожилого Хардвика, то зачем выбирать самое старое тело? Тут девушке подумалось, а вдруг все дело в слове выбор? Осознавая весь риск, она произнесла:
– Харри Хардвик был слишком стар, чтобы его части тела могли представлять значительную ценность. Может, тот, кто похитил тело, искал конкретно Хардвика?
Флайт уставилась на Кэсси.
– Почему ж вы так говорите?
Кэсси Рэйвен вернулась к двери и заметила:
– Вот здесь единственный вход, и первая дверь, к которой вы подходите, открывается на ящики с первого по четвертый.
Девушка начала перемещаться по ряду холодильных дверей, вдоль левой стены комнаты.
– Воры не обращают на это внимания. И дальше… И дальше… – в четырех-пяти метрах от двери Кэсси указала на инициалы на последней дверце холодильника. – Они выбирают ящик с надписью «Х. А. Х.»
– Продолжайте, – произнесла Флайт с непроницаемым выражением лица. Она следила за каждым движением Кэсси.
– Возможно, преступники специально искали Харольда Альберта Хардвика.
– Что ж… Тогда почему вы так уверены, что кто-то будет нападать на безобидного старика?
– Даже не знаю, – пожала плечами Кэсси. – Может быть, это месть?
– Месть? – безупречные брови Флайт выразили недоверие.
– Почему бы и нет? Разве какие-то зоозащитники не выкопали тело старой леди в качестве расплаты за то, что ее семья разводила морских свинок для лабораторных анализов?
Кэсси поняла, как глупо прозвучали ее слова. Пожилой и немощный вдовец, всю жизнь проработавший в инженерном отделе Лондонского метрополитена, казался маловероятным претендентом на кровожадную месть.
– Буду иметь это в виду, – сухо заметила Флайт. – Вообще-то сейчас я не спешу делать выводы о мотиве, связан он с морской свинкой или нет.
Монотонное произношение Флайт и ее высокомерная улыбка заставили Кэсси задаться вопросом, как она могла, даже мимолетно, счесть женщину-полицейского горячей. Тут Кэсси Рэйвен скрестила руки на груди:
– Тогда скажите мне, зачем кому-то понадобилось красть тело восьмидесятиоднолетнего диабетика со стенокардией?
Флайт возмущенно дернулась. Женщина своим поведением напомнила Кэсси, каким бывал Макавити, когда был раздражен.
– Еще рано говорить об этом, – отрезала Флайт. – Просто есть люди, питающие нездоровый интерес к смерти и мертвым телам.
«Люди вроде тебя, – казалось, говорил ее затуманенный взгляд, – с пирсингом и странной прической».
– Что ж, рада слышать, что вы не меняете своего мнения, – Кэсси и не думала скрывать акцент.
На бледных щеках Флайт появились два розовых пятна. Она развернулась, чтобы уйти, но когда они вышли из хранилища, Кэсси поймала взгляд, брошенный через плечо; взгляд, похоже, оценивающий расстояние между дверью и шестнадцатым ящиком.
Сержант Филлида Флайт решила воспользоваться быстрым маршрутом вдоль канала, чтобы быстрее вернуться в участок.
По тому, как хмуро она смотрела на буксирную дорожку, прохожий мог бы подумать, что Флайт злится. На самом деле она просто пыталась держать себя в руках и сосредоточиться на предстоящей работе: исчезновении тела Харольда Хардвика. Как бы сержанту ни было неприятно признаваться в этом служащей морга, девушке-готу, торговля органами казалась маловероятным сценарием, учитывая преклонный возраст Хардвика, однако Филлида понятия не имела, что могло послужить мотивом для кражи. Ритуальное использование частей тела, возможно, явилось бы самым перспективным направлением расследования: прошло не так уж много лет с тех пор, как обезглавленное и лишенное конечностей тело ребенка – жертвы африканских колдовских практик – извлекли из Темзы.
Только вот как она ни старалась сосредоточиться, в голове все время крутились картинки и запахи морга. Эти воспоминания грозили захлестнуть Филлиду с головой. Прошло более двух лет с тех пор, как она побывала в одном из моргов, но когда ее новый начальник, инспектор Беллуэзер, поручил ей дело Хардвика, она не могла отказаться. Кэмден рассматривался Филлидой Флайт как место для начала новой карьеры, и Флайт полагала – профессионализм поможет ей преодолеть все трудности. Однако неизбежно возникали старые чувства: ощущения, что она шла по краю пропасти и ее ноги грозили соскользнуть. Искушение сдаться и упасть в бездонную темень, лишь бы все закончилось.
«Хватит», – сказала Филлида сама себе.
Работница морга очень хотела «протолкнуть» свою теорию о некоем красочном заговоре и о ворах, которые нацелились на Харри Хардвика. Может, даже слишком явно этого хотела? Работники морга вообще славились своей чудаковатостью и неустроенностью – это было связано с самим учреждением, а карточка Кэсси давала ей круглосуточный доступ в морг. Если Кэсси Рэйвен не замешана в этом деле, то почему она так беспокоится о пропавшем теле пожилого незнакомца?
Перед тем как подняться по лестнице с буксирной тропы на уровень улицы, Флайт порылась в сумочке и освежила макияж: тщательно подвела губы карандашом и нанесла любимую бледно-розовую помаду. Она купила три таких с подобными оттенками. Флайт все-таки настигла яростная тенденция производителей косметики постоянно обновлять ассортимент, хоть Филлида и ненавидела эту манию новизны, перемен, заражавшую все стороны современной жизни. В помаде было все идеально, за исключением идиотского названия: Giggle[7].
Взгляд сержанта упал на грубое изображение скудно одетой певицы Эми Уайнхаус, смотревшей из-под копны волос. Какой-то местный художник намалевал Эми на кирпичной облицовке – одно из множества посвящений покойной певице в этом районе. Филлиду не удивило, что избранная Кэмденом святая покровительница была жертвой злоупотребления алкоголем и наркотиками, и что ее память увековечили в граффити. Эта картинка напомнила ей внешний облик Рэйвен: лицо усеяно болтами и кольцами, причудливая стрижка, наполовину открывающая голову, края татуировки, виднеющиеся на шее и зловеще выделяющиеся на фоне белой кожи. С какой стати привлекательной молодой женщине так себя уродовать? Люди, которые придерживались этого стиля, были готовы показывать «факи» нормальным людям. Именно такое поведение считалось на улицах Кэмдена практически de rigueur[8].
Прошли два месяца, одна неделя и три дня с тех пор, как Флайт переехала в Кэмден с целью занять пост в отделе уголовного розыска, и ничто еще не заставило ее пересмотреть первоначальное отвращение к этому месту. Казалось, Кэмден – путь к спасению, чистый лист, расположенный далеко от Винчестера с предательскими воспоминаниями о счастье там. Филлида скучала по лиственному спокойствию Винчестера, медленным прогулкам и простым хорошим манерам, которые люди демонстрировали друг другу, но не по воспоминаниям, таившимся на каждом углу и готовым устроить ей засаду. Хватало одного взгляда на знакомую парковую скамейку или столик возле паба, и в памяти появлялись образы Флайт и Мэтта, склонившихся над бутылкой вина и строящих планы на будущее. Эти мгновения резко оборвались после того, как в их жизнь ворвалась жестокая и непрошеная трагедия.
После случившегося полиция Хэмпшира позволила женщине взять длительный отпуск в отделе тяжких преступлений, на работе, которую она любила, но когда Филлида Флайт наконец вернулась к работе, ей пришлось посмотреть фактам в лицо: она больше не могла работать на той должности. Перспектива увидеть тела жертв убийств и тем более беседовать с их скорбящими семьями была еще хуже, чем сегодняшний визит в морг, и это без малейшего намека на труп.
Флайт срезала путь через рынок, раскинувшийся к северу от шлюза канала. Кэмден Маркет был магнитом для туристов, но Филлида видела перед собой лишь захудалый базар, заваленный ерундой: дешевыми импортными украшениями, оранжевыми кожаными сандалиями, футболками с забрызганными буквами Ф и К, а также кальянами, весами и прочей атрибутикой, которую только мог пожелать любитель марихуаны. Заведение работало на полную мощность – женщина слышала неистовые ритмы какого-то хиппи, игравшего на барабанах бонго. Весьма безмозглый саундтрек, соответствующий общей атмосфере. Проталкиваясь сквозь толпу сомнамбулических туристов, она чуть не наступила на нищего с дредами и с собакой, сидящего на земле, скрестив ноги. Затем прошла мимо женщины с татуированным лицом и ломаной походкой наркомана. Когда Филлида вышла на дорогу, ей пришлось нырнуть под железнодорожную арку, где стояли, облокотившись друг на друга, два бездельника с банками пива в руках.
Отвратительно. Вся обстановка напоминала об одном – Кэмден ничем не походил на Винчестер. Когда Флайт вышла из толпы на боковую улицу, что-то привлекло ее внимание. Двое мужчин в дверях старенького книжного магазина, склонив головы, стояли слишком близко друг к другу. Молодой парень бросил небрежный взгляд через плечо старшего, лысеющего человека, стоявшего спиной к Флайт. Мгновенно распознав приближение представителя закона, старший повернулся и ударил ее ногой. К тому времени, как женщина пришла в себя, дилер уже давно ушел и оставил незадачливого клиента стоять около магазина. Тот изо всех сил старался выглядеть беззаботным.
Флайт указала на его ширинку: «Отдай это мне!»
На мгновение Филлида подумала, что мужчина не подчинится, но она не отступала и, не мигая, смотрела ему в глаза. Через секунду-другую незнакомец вздохнул и сунул сержанту в руку маленький, еще теплый пластиковый пакетик с марихуаной.
– Надеюсь, вы не дадите мне опоздать на работу? – произнес он с нотками оскорбленного бахвальства лондонского среднего класса.
– Если ты хочешь позвонить начальству, я с удовольствием все объясню, – невозмутимо ответила Филлида Флайт. И через пять минут она уже представляла его Дэйву, дежурившему за стойкой полицейского участка.
Закончив с формальностями, он попросил одного из сотрудников поместить молодого человека в комнату для допросов. Флайт уже собиралась последовать за ними, но Дэйв оперся обоими локтями о стол и поманил ее к себе:
– Ты проводишь второй арест за неделю, верно?
Его голос был дружелюбным, доверительным.
– Предыдущий был девять дней назад.
– Значит, девять дней назад. Филлида, а что с парнем, которого ты привела в полицейский участок? Я не шучу. Очевидно, он просто употребляет наркотики, – держа пластиковый пакет между большим и указательным пальцами, сотрудник поднял бровь. – Это же крошечный кусочек марихуаны. За первое нарушение мы обычно конфискуем наркотики и предупреждаем о возможной уголовной ответственности.
Филлида почувствовала, как напряглась спина.
– Хочешь сказать, если я увижу кого-то, открыто торгующего наркотиками, я просто должна… игнорировать этого человека?
– Дилеров надо арестовывать, конечно, но забрасывать полицейские участки торговцами косяками по выходным, вроде Джереми? – Дэйв кивнул в сторону комнаты для допросов. – Я-то думал, тебе лучше проводить время на третьем этаже, раскрывая серьезные преступления.
Женщина почувствовала, как краснеет.
– Я в первую очередь полицейский и только во вторую – детектив. Если я увижу признаки преступления, то я продолжу защищать закон, – Филлида Флайт понимала, что выступает словно староста шестого класса.
– Как тебе будет угодно, – сказал сотрудник и дружелюбно пожал плечами.
Направляясь в комнату для допросов, Филлида уже жалела о своем ответе. Если честно, это была во многом ее инстинктивная реакция на внешний вид Дейва. Ее предыдущий начальник тщательно следил за собой, и даже после того, как Флайт работала с новым руководителем уже в течение двух месяцев, она все еще не могла привыкнуть к полицейскому с бородой.
На следующий день Кэсси пришла на работу в семь утра – на час раньше официального времени начала смены. Оуэн Эдвардс позвонил накануне днем, чтобы договориться об осмотре тела его матери, и она хотела иметь достаточно времени, чтобы привести миссис Э. в порядок.
Дуг не очень-то хотел допускать Кэсси к участию в осмотре, но девушке удалось убедить начальника. Дуг вернулся через час и напомнил ей об одном условии:
– Не говори Оуэну, что его мама была твоей учительницей.
Рэйвен кивнула.
– Есть какие-нибудь новости от полицейских? О Харри Хардвике?
– Ни ответа, ни привета, – разочарованно покачал головой Дуг. – Я недавно говорил в участке с сержантом Флайт. Они просмотрели записи с камер видеонаблюдения за субботний вечер, но, очевидно, у нас нет достаточно близкой камеры, чтобы засечь любого, кто входит в морг.
– А ведь на главной дороге наверняка есть и другие камеры?
– Я не могу указывать им, как вести расследование, Кэсси, – ответил Дуг, потягивая усталое плечо. – Теперь это не наше дело.
Кэсси Рэйвен вытащила тело миссис Э. из холодильника и увидела – ее глаза были открыты. Результат того, что orbicularis oculi[9], контролировавшие веки, расслабились, когда трупное окоченение покинуло тело.
– Если я просто закрою вам глаза, они, наверное, снова откроются, – прошептала телу девушка. – Не будем доставлять неприятности Оуэну. Впрочем, не волнуйтесь, мы можем это исправить.
Кэсси зацепила пинцетом кусочек ваты, приложила его к поверхности глаза и осторожно приподняла верхнее веко. Затем повторила упражнение с другим глазом. Это был старый трюк морга, создающий достаточно трения, чтобы глаза оставались закрытыми.
Прическу миссис Э. оказалось не так-то быстро поправить. Она намокла, когда Кэсси вымыла ее вечером, и теперь волосы прижались к голове Эдвардс. Кэсси, используя фен, высушивала густые темные локоны по прядке за раз и укладывала их вокруг лица миссис Э. Закончила несколькими каплями лака для волос.
Когда позвонили из офиса и сказали, что Оуэн Эдвардс находится в приемной, девушка испытала то же самое чувство упадка, которое приходит с каждым семейным осмотром тела. Потрошение мертвого тела было цветочками по сравнению с работой с мучительными эмоциями осиротевшего родственника, особенно когда смерть была ранней и неожиданной, как у миссис Э. Слово «соболезнование» могло звучать глупо и бессмысленно, но Кэсси часто вспоминала о его корне в латинском глаголе condolore – страдать вместе с другим человеком.
Оуэну Эдвардсу, крупному лысеющему мужчине с избыточным весом, потеющему в своем дешевом костюме, учитывая возраст миссис Э., было чуть за тридцать. Судя по всему, мужчина не узнал Кэсси Рэйвен после ее непродуманного визита в дом миссис Э. К счастью, мужчина видел девушку только со спины, и одежда, вероятно, помогла Кэсси замаскироваться. В смотровой комнате сотрудница морга подготовила Оуэна к тому, как будет выглядеть его мать, и спросила:
– Вы когда-нибудь видели мертвого человека?
– Нет. Ну только по телевизору, т. е. в военных репортажах и тому подобном, – объяснил мужчина и пристально посмотрел на Кэсси. Ему даже показалось, что она в чем-то его обвиняет. Девушка же уловила ацетоновый запах несвежего алкоголя. Оуэн Эдвардс вчера ночью явно переусердствовал с выпивкой. Впрочем, Кэсси его вполне понимала, ведь он потерял маму.
Оуэн унаследовал орлиный нос своей матери, а не ее природную грацию. Валлийский акцент, звучавший так красноречиво и страстно в ее устах, в его произношении звучал воинственно.
– Просто имейте в виду, вам может потребоваться некоторое время для ее опознания.
Люди часто пытались связать безжизненное лицо с живым человеком, которого они знали и любили. Сын нетерпеливо кивнул, словно у него была куда более важная встреча в другом месте, но Кэсси знала – горе может заставить людей вести себя самым неожиданным образом.
Кэсси раздвинула шторы, наблюдая за Оуэном на случай, если тот упадет в обморок, поскольку такое иногда случалось даже среди мужчин. Особенно среди мужчин. По ее опыту, мужская бравада часто не могла справиться с видом трупа.
Миссис Э. лежала в профиль. Темно-красное покрывало было натянуто достаточно высоко, чтобы закрыть красно-черные стежки, которыми Кэсси закрыла средний разрез. Оуэн Эдвардс никак не отреагировал. Мгновение спустя тишину нарушил некий звук, напоминавший музыку, и он на мгновение сбил девушку с толку, но тут же Кэсси Рэйвен поняла, что Оуэн позвякивает монетами в кармане.
– Вы хотели бы о чем-то меня спросить? – девушка старалась говорить тихо и ободряюще.
– Вы уже знаете, как она умерла?
Кэсси объяснила, что в свидетельстве о смерти будет окончательная причина смерти его матери – утопление, но основной повод для ее обморока не может быть подтвержден до тех пор, пока не проведут ряд анализов ее крови, мочи и тканей.
– Надеюсь, вы не предполагаете, что моя мать принимала наркотики? – Оуэн перевел на женщину выпученные глаза. – Я могу честно сказать вам – она никогда не принимала ничего сильнее парацетамола, – его акцент разделял слоги.
По кровоизлиянию, окрасившему белизну правого глаза Оэуна Эдвардса, Кэсси Рэйвен догадалась, что он страдал от высокого артериального давления.
– Нет, конечно, – девушка поспешила успокоить сына миссис Эдвардс. – Просто когда нет очевидной причины, мы должны провести обычные токсикологические тесты для исключения любого другого фактора. Патологоанатом не исключает, что ваша мама потеряла сознание в горячей ванне.
– Мама упоминала о периодических головокружениях, – медленно произнес он, глядя в потолок.
– Неужели? Я не помню никаких упоминаний о приступах головокружения в записях ее врача.
– Что ж, она была не слишком удачным объектом для врачей.
В его голосе снова появились оборонительные нотки. Кэсси потянулась к ручке стеклянной двери.
– Может, вы зайдете внутрь и проведете немного времени с мамой?
– Нет-нет… Я видел тело, и мне этого достаточно.
Его глаза метнулись к выходу, в карманах молодого человека вновь зазвенело.
– В любом случае, у меня назначена встреча с адвокатами. Я ее душеприказчик, если вы не знали.
Кэсси опустила руку:
– Конечно. В это трудное время так много нужно всего сделать. Может, я могу вам еще чем-нибудь помочь?
– Как скоро я смогу заказать кремацию?
– Как только патологоанатом одобрит освобождение тела вашей матери, что займет несколько дней. После этого все зависит только от вас.
Оуэн бросил взгляд на дверь, словно проверяя, куда ему бежать.
– Я хотела спросить, – сказала она, когда он собрался уходить. – А вы не знаете, кто-нибудь еще придет навестить вашу маму?
Кэсси привиделось или он внезапно стал изворотливым?
– Какая-нибудь другая семья, например, или близкие друзья?
Сын миссис Эдвардс посмотрел в сторону и коротко ответил:
– Нет. Только я.
Даже не оглянувшись на женщину, подарившую ему жизнь, Оуэн Эдвардс исчез за дверью, словно ночной бегун из карри-ресторана. Кэсси посмотрела на часы. За те четыре или пять минут, что длилась процедура, молодой человек едва взглянул на мать и не проявил ни одной из тех эмоций, которые она привыкла видеть у людей, только что потерявших близких: печаль, чувство вины или даже иногда гнев. Кэсси не могла припомнить, чтобы кто-нибудь раньше называл родную мать «телом». Люди всегда говорили «мама» или «она».
– Не знаю, что и думать о вашем Оуэне, миссис Э. Может, он просто, как и многие, боится смерти и трупов? Я просто хотела рассказать ему, как вы умерли.
Девушка вытащила края мешка для трупов, который был засунут под миссис Э., чтобы застегнуть его обратно. А закрыв его, почувствовала в воздухе знакомое потрескивание, словно помехи перед грозой. Расстегнула молнию и посмотрела на безжизненное лицо Джеральдины Эдвардс. Губы не двигались – бледная, застывшая линия, но эхо слов, которые Кэсси ясно слышала, все еще висело там:
Кассандра. Мое время еще не пришло.