Внезапно мне приходит в голову, что эта гадина, гонящаяся за мной по тоннелю, может быть крокодилом. И он просто не может залезть наверх. Но он уже давно здесь. Остановился подо мной и разинув пасть смотрит на мои судорожные движения. И только ждёт, когда я окончательно выбьюсь из сил, мои пальцы ослабнут, и тело рухнет на пол. Я нервно смеюсь. Меня начинает сотрясать от почти беззвучного, но дикого хохота. Я на несколько секунд зависаю на трубах, потому что просто не могу ничего. Мне плохо, у меня болят ушибы, ноют измученные мышцы, и меня сотрясают порывы смеха. И только, когда я чувствую, что тело начинает сползать вниз, я отчаянно перехватываюсь покрепче. И внезапно понимаю, что не чувствую цепляющего препятствия. Напрягая силу воли больше, чем мускулы, чтобы удержаться от импульса рвануться, медленно пытаюсь передвинуться левее, а затем начинаю втягивать себя наверх. Забрасываю одно колено вперёд, но не могу оттолкнуться им от трубы, а скользкие сырые края проёма не дают зацепиться пальцам. Теперь приходится, вытянув руки вперёд, плашмя упираясь ладонями, постараться подтянуться дальше. Не могу зацепиться. Как червяк я извиваюсь и никак не могу забраться внутрь целиком. Я стараюсь заглушить воображение, которое придаёт тьме самые изворотливые формы, чтобы она смогла ухватить меня и выдернуть назад. К счастью, этот канал настолько узкий, что мне удаётся, расправив руки, упереться в стороны. Голова уходит вглубь и в какой-то момент я чувствую, что капли, отсчитывавшие мне секунды, падают на меня. Звук отсчёта прекратился, а я как сапёр, который разомкнул таймер.
Только это таймер на клетке, в которой скрыта какая-то тварь. А я совершенно не желаю знать, что это за тварь. Руки норовят соскользнуть, и я невероятно тяжело, по сантиметрам, заползаю внутрь этого канала, где похоже с трудом можно сесть. Но мне не до этой роскоши, я лежу абсолютно без сил.
Я пролежал там бесконечно долго. С учётом разодранного в клочья сна, в который я впадал от изнеможения, и из которого меня выбрасывали жуткие видения. Я провалялся среди обрывочных снов, потеряв им счёт, и не представляя, сколько они длятся, так долго, что звук падающей воды стал казаться мне убаюкивающим. А потом я почти перестал его замечать. Мне чудились бесконечные стальные лабиринты. Каменные залы. И наоборот. Я больше никого не звал, и разговаривал с собой только шёпотом. И боялся того, что закричу от страха во сне. А когда просыпался без кошмаров, то иногда подолгу не мог понять, проснулся ли я.
Мой лаз оказался каким-то большим ящиком в стене. Зато я перестал бояться, что изнутри него приползёт что-то, что попытается меня сожрать. Но пришлось выползти из убежища и искать выход. Вначале понемногу совсем недалеко. Потом устаёшь бояться, бредёшь кое-как. Потом слышишь, замираешь… и когда через долгое-долгое время вновь начинаешь глубоко дышать, то крадёшься медленно, очень медленно. Потом опять, ближе – и уже бежишь опрометью. Запинаясь, карабкаясь, застревая в узких проходах, падая в провалы.
Я ведь не видел его, вдруг это просто большая собака на манер водолаза, по какой-то причине потерявшая голос. Почему их зовут водолазами? Понятия не имею, но здесь было бы впору. Возможно, когда я в очередной раз запнусь и распластаюсь по дну, меня сзади нагонит лохматое чудо с обвисшей от сырости шерстью и примется лизать в ухо?
А может быть скрутит щупальцами и начнёт запихивать в растягивающуюся пасть, помогая себе мелкими сочленёнными жвалами. Из моего ящика, где я отлёживаюсь, ничего не разглядеть. И даже высовываться оттуда каждый раз страшно. Я уже обследовал свою ветку тоннелей, там тупик, вернее массивная решётка, с которой я ничего не смог поделать. Я должен вернуться в тот тоннель. Тот, где я очнулся. Собраться с силами, набраться храбрости… Или просто откинуться, лёжа в своём ящике.
Я опять осторожно спускаюсь вниз, я свисаю на трубах, не расслабляя пальцев, чтобы, если что, подтянуться. А ведь с каждым разом мне это даётся всё труднее. Голод постепенно глодает меня изнутри. Я с лёгким всплеском ступаю в поток воды на поверхности. И вслушиваюсь…
Нет, ничего не слышно, кроме постоянного падения множества капель в поток, журчания струй в далёком зале, и моего отчаянного бьющегося сердца. Получается меня движет не столько храбрость, сколько нежелание умереть в заброшенном бесприютном месте, и ещё голод. Да, голод. А этот там во мраке? Даже если это добряк-водолаз, то сколько он уже здесь? Может, сперва он и лизнёт меня в ухо, а потом оторвёт его зубами?
Я по пути ощупываю разные обломки под ногами, и мне удаётся выбрать длинный увесистый кусок трубы. На металл непохоже, недостаточно тяжело, но достаточно, чтобы можно было с размаху нанести сильный удар. Это всё, что мне сейчас нужно. Вернее, всё что я могу.
Впереди зал с куполом. Я так привык к мраку туннеля, что приглушённый свет здесь кажется мне чем-то ярким. Струи, ниспадающие из-под купола, смотрятся как тонкие колеблющиеся колонны. В тумане, образованном мельчайшими брызгами, которыми насыщен воздух вокруг, они выглядят как переплетение прозрачных нитей, скользящих друг по другу. Мягкие отсветы сверху придают им тусклый переливчатый блеск. Я бы мог долго смотреть на них, если бы у меня было это долго.