А. Ю. Безугольный
Иностранные войска, созданные Советским Союзом для борьбы с нацизмом. Политика. Дипломатия. Военное строительство. 1941—1945
Однако в целом, повторим, полномочия уполномоченного не выходили за рамки «славянского братства». Но в 1943 г. и особенно в 1944 г., с изменением стратегического положения на фронте в пользу СССР, перечень иностранных формирований постепенно расширялся, прежде всего за счет государств, воевавших против Советского Союза на стороне нацистской Германии – Румынии, Венгрии, а также Болгарии, являвшейся фактически невоюющим союзником Германии. В каждом случае складывалась особая конфигурация исторических обстоятельств, требовавшая различных организационных подходов. В отличие от отношений с союзными правительствами в изгнании, здесь Советский Союз мог диктовать свою волю, однако, с другой стороны, он не мог себе позволить «перегнуть палку», принуждая к союзничеству вчерашних врагов. Поэтому строительство таких формирований могло быть сколько-нибудь успешным только при сознательном и добровольном вступлении в них.
Основной контингент для таких формирований составляли военнопленные – люди, многие из которых были морально сломлены и физически истощены. Безусловно, это осложняло задачу. Этот специфический источник комплектования непрерывно расширялся, и с 1943 г. из среды военнопленных черпались пополнения и в союзные формирования (прежде всего югославские, в меньшей степени – в чехословацкие и польские). Наиболее широко военнопленные использовались для формирования румынских добровольческих частей. С этой целью была учреждена отдельная должность уполномоченного по румынским формированиям, аналогичная той, которую занимал Г.С. Жуков.
Для понимания логики развития работы по комплектованию воинских частей из военнопленных необходимо определить динамику поступления военнопленных в систему Управления по делам военнопленных и интернированных (УПВИ) НКВД СССР, их национальную структуру и гражданскую принадлежность, а также развитие лагерной инфраструктуры для приема, размещения, трудового использования и идеолого-пропагандистской обработки военнопленных.
В первый период войны по понятным причинам количество военнопленных было крайне незначительным: по данным Организационно-учетного управления Главного организационного управления Генерального штаба Красной армии, с 22 июня 1941 г. до 1 февраля 1942 г. было взято в плен лишь 17 285 человек. В первой половине 1943 г. количество военнопленных резко возросло, прежде всего ввиду разгрома вражеских войск в Сталинградской битве, и составило к концу июня 1943 г. 537 тыс. человек. В течение следующих 12 месяцев поступление пленных замедлилось до 334,2 тыс. человек[357] и лишь в самом конце войны вновь многократно выросло, составив по итогам всей войны 4377,3 тыс. человек[358].
Статистика военнопленных от УПВИ НКВД СССР – несколько ниже, поскольку она учитывала только лиц, принятых на содержание сборных пунктов, пересыльных и стационарных лагерей НКВД, спецгоспиталей и рабочих батальонов. В нее не входили данные о смертности военнопленных в сборных пунктах дивизий, которая всегда была высокой, а также вполне вероятные приписки данных о числе захваченных пленных в войсках. Тем не менее статистические данные УПВИ повторяют тенденции прироста численности военнопленных, показанных в статистике Генерального штаба, а именно – крайне незначительную численность контингента лагерей военнопленных до разгрома сталинградской группировки противника (всего с начала войны до 19 ноября 1942 г. было принято лагерями системы УПВИ лишь около 20 тыс. военнопленных). Зато на 25 февраля 1943 г. числилось уже 256,9 тыс. военнопленных, боTльшая часть которых была захвачена советскими войсками под Сталинградом[359]. В этот же период была отмечена самая высокая смертность среди военнопленных, что было связано с наложением целого ряда негативных факторов – зимним временем года, неготовностью лагерно-пересыльной инфраструктуры, чрезвычайной физической ослабленностью и истощением вражеских солдат. В следующие месяцы приток военнопленных сократился, но вновь резко вырос летом 1944 г. в связи с успешно проведенными стратегическими операциями «Багратион», Ясско-Кишиневской и др. и достиг пика в самом конце войны. Всего органами УПВИ (с января 1945 г. – ГУПВИ) НКВД было учтено 3899,4 тыс. военнопленных, три четверти которых поступили в течение 1945 г.[360]
Постепенно усложнялась и расширялась инфраструктура приема и содержания военнопленных. Возникли сборные пункты и фронтовые приемно-пересыльные лагеря военнопленных. Во фронтовых и тыловых лагерях развертывалась идеологическая и культурно-просветительская работа, которая сводилась к информированию положения на фронтах, в странах, которые представляли военнопленные, в мире в целом. По форме это были индивидуальные и групповые беседы, митинги т. д. Демонстрировались советские фильмы, предоставлялась возможность отправления религиозных потребностей.
После Сталинградской битвы была начата работа по созданию организаций военнопленных на антифашистской платформе («Свободная Германия», Союз немецких офицеров, Румынский национальный блок, Венгерский национальный комитет, Союз гарибальдийцев). Одновременно особыми отделениями НКВД осуществлялось «чекистско-оперативное обслуживание военнопленных», состоявшее в создании агентурно-осведомительной сети для выявления военных преступников и освещения настроений военнопленных. Осуществлялась вербовка лояльных советской власти лиц, которые могли быть использованы в качестве организаторов и агитаторов среди других военнопленных, а также как проводники интересов СССР по возвращении на родину.
Работа по вербовке в добровольческие формирования стала возможна только с 1943 г., когда появилась возможность подбора кандидатов из большой массы военнопленных. Согласно справке ГУПВИ от 28 января 1949 г., на комплектование иностранных войск было передано 56,7 тыс. военнопленных, в том числе 21,8 тыс. венгров, 20,4 тыс. румын, 9,1 тыс. чехословаков, 2,5 тыс. югославов, 1,9 тыс. поляков[361]. Много это или мало? На фоне общей численности военнопленных, составившей порядка 4 млн человек, эта цифра представляется мизерной. Однако следует иметь в виду, что основной контингент военнопленных сформировался в последние месяцы и даже недели войны. Сотни тысяч человек приобрели статус военнопленного уже после безоговорочной капитуляции Германии. Все эти люди для комплектования иностранных войск уже не использовались. Реальный контингент, из которого шла вербовка добровольцев в иностранные части, был значительно меньше. Так, на 5 декабря 1944 г. в лагерях НКВД числилось 680,9 тыс. военнопленных[362]. Еще 200,1 тыс. военнопленных умерли с начала войны до конца 1944 г.
Первый организационный опыт в середине 1943 г. был предпринят в отношении военнопленных румын и югославов. В последующем на комплектование иностранных войск использовались военнопленные польского, чехословацкого и венгерского происхождения.
Как было показано выше, в случае со странами, подвергшимися гитлеровской агрессии, формирование их войск на территории СССР согласовывалось с правительствами в изгнании или общественно-политическими организациями, признанными советским правительством в качестве полномочных представителей этих стран. Со странами, находившимися в состоянии войны с Советским Союзом (Румыния, Венгрия), ситуация была принципиально иной. Контрагентами здесь выступали комитеты военнопленных, действовавшие под опекой лагерных отделов НКВД, ответственных за ведение антифашистской пропагандистской и агентурной работы среди военнопленных. Именно они выдвигали инициативы о формировании добровольческих частей из военнопленных, после чего в работу включались представители национальных коммунистических партий, обобщавших и оформлявших инициативы в форме обращения к представителям советского правительства[363].
В 1943 г. наиболее многочисленным после немцев и при этом значительно более восприимчивым к советской пропаганде стал контингент румын. Давно присутствовавшее в среде румынских солдат ощущение участия в чужой войне, застарелая взаимная неприязнь с немцами, антагонистические отношения с собственным офицерством дополнились крайне тяжелой для военнопленных зимой 1942/43 г. и весной 1943 г., ознаменовавшейся чрезвычайно высоким уровнем смертности – по данным УПВИ НКВД, к середине апреля 1943 г. умерло 59 % всех учтенных военнопленных[364].
Комплектование иностранных войск военнопленными текущей войны потребовало особых форм организационной работы советских органов военного управления. В лагерях НКВД осуществлялись подбор добровольцев, контрразведывательная, агентурная и пропагандистская работа, что потребовало более тесного участия в работе ведомства по делам военнопленных. Постановлением ГКО № 4227сс от 4 октября 1943 г. была учреждена должность уполномоченного ГКО по формированию румынской добровольческой дивизии, на которую был назначен 1-й заместитель начальника Управления по делам военнопленных и интернированных НКВД комиссар госбезопасности Н.Д. Мельников[365]. Безусловно, был учтен опыт организации работы уполномоченного по польским формированиям, потому что во многих чертах должностные обязанности и полномочия были похожи. Государственный Комитет Обороны возлагал на Мельникова «проведение практических мероприятий по формированию и обеспечению румынской пехотной дивизии». Начальники главных управлений НКО (А.С. Щербаков, Н.Д. Яковлев, А.В. Хрулев, Н.А. Смородин, Ф.И. Голиков, И.Т. Пересыпкин, В.Е. Белокосков, А.Я. Калягин), а также командующий войсками Московского военного округа П.А. Артемьев и нарком путей сообщения Л.М. Каганович были обязаны «выполнять все заявки т. Мельникова, связанные с формированием, вооружением, снаряжением, снабжением и боевой подготовкой частей румынской пехотной дивизии»[366]. Совместно с начальником Организационно-учетного управления Главного организационного управления Генштаба генерал-лейтенантом М.И. Четвериковым он должен был определить штаты дивизии. Наконец, непосредственно на уполномоченного возлагался отбор, фильтрация и направление добровольцев из лагерей к месту формирования дивизии, а также организация контрразведывательной работы в румынской пехотной дивизии[367]. Как и Г.С. Жуков, ссылаясь на постановление ГКО, Мельников делал соответствующие запросы начальникам главных управлений и начальнику Управления тыла Красной армии о выделении тех или иных ресурсов[368].
Работа уполномоченного ограничилась формированием и укомплектованием 1-й румынской дивизии, которая в апреле 1944 г. поступила в распоряжение командующего 2-м Украинским фронтом. После гибели Н.Д. Мельникова[369] эта должность была упразднена. Дивизия поступила в распоряжение командующего 2-м Украинским фронтом, и дальнейшие штатные изменения осуществлялись по распоряжениям начальника Главного организационного управления Генштаба Красной армии командующему фронтом и соответствующим начальникам главных управлений НКО[370]. Курирование дивизии продолжил Отдел спецзаданий Генштаба (начальник – помощник начальника Генштаба генерал-майор Н.В. Славин). При дивизии постоянно находилась группа старших и высших офицеров Красной армии (от подполковника до генерал-майора), занимавших штатные должности представителя Генштаба Красной армии и его заместителя, старшего инструктора при командире дивизии представителя Главупраформа, инструктора при начальнике связи[371]. В 1-й румынской добровольческой дивизии им. Тудора Владимиреску под руководством представителя Генштаба полковника Г.М. Еремина служили 159 офицеров-инструкторов[372].
После заключения перемирия с Румынией 12 сентября 1944 г. советское командование настояло на скорейшем вводе в бой против немцев и венгров как минимум десяти готовых дивизий румынских войск. Вслед за 1-й добровольческой румынской дивизией, румынские штабы – от армейского до полкового – насыщались советскими офицерами-специалистами (оперативниками, артиллеристами, связистами, тыловиками и т. д.)[373]. Кроме того, по аналогии с польскими частями в штатную структуру румынских дивизий были введены так называемые «отделы информации», укомплектованные советскими контрразведчиками. Усиление контроля со стороны советского командования было связано с низкой дисциплиной и невысокой боеспособностью румынских войск.
На рубеже 1944–1945 гг. курирование бывших вражеских армий (румынской, болгарской, венгерской) было возложено на Отдел спецзаданий Главного разведывательного управления Генерального штаба. Начальник отдела генерал-майор Н.В. Славин получил дополнительную должность помощника начальника Генерального штаба КА по внешним сношениям[374]. Он вел переговоры с высшим командованием иностранных армий, согласовывая их снабжение предметами вооружения, амуниции и боеприпасами. Дипломатический контакт с находящимися в СССР иностранными военными миссиями и иностранными политическими организациями по военным вопросам осуществлял Отдел внешних сношений НКО, структурно входившего в состав Управления специальных заданий Генерального штаба. С сентября 1944 г. и до конца войны отдел возглавлялся гвардии генерал-майором М.П. Кутузовым. Через этот отдел иностранные военные миссии решали вопросы выявления и передачи в состав иностранных войск военнослужащих соответствующего гражданства[375]. Генералы Славин и Кутузов вели все переговоры от имени советского командования, как когда-то, в начале войны, это делали генерал Панфилов и майор госбезопасности Жуков.
Глава 6
Деятельность общественно-политических организаций
После начала Великой Отечественной войны в работу по противодействию гитлеровской агрессии включился Исполком Коминтерна (ИККИ) вместе с заграничными бюро компартий, находившимися в СССР. Идеологическая основа их деятельности подверглась корректировке. Еще в мае 1941 г. И.В. Сталин в беседе с генеральным секретарем ИККИ Г. Димитровым сказал о необходимости «развивать идеи сочетания здорового, правильно понятого национализма с пролетарским интернационализмом»[376]. Утром 22 июня 1941 г.
Сталин дал Димитрову новые установки: «Партии на местах развертывают движение в защиту СССР. Не ставить вопрос о социалистической революции. Советский народ ведет Отечественную войну против фашистской Германии. Вопрос идет о разгроме фашизма, поработившего ряд народов и стремящегося поработить и другие народы»[377]. На основании этих указаний ИККИ в тот же день дал компартиям установку «развернуть широкую кампанию за безграничную поддержку Советского Союза» и при этом не призывать «ни к свержению капитализма в отдельных странах, ни к мировой революции»[378]. На практике такой курс проявился, например, в том, что в своих выступлениях лидер чехословацких коммунистов К. Готвальд делал упор на патриотизм, приверженность свободе и демократии без упоминаний о коммунизме, классовой борьбе и революции[379]. Классовые, а не национально-патриотические мотивы, где они были, по понятным причинам превалировали в пропаганде, направленной на немцев. Идеологической основой деятельности Коминтерна также стали славянский и антигерманский факторы[380], что в определенной мере противоречило его «интернационалистской» платформе, однако соответствовало курсу советской политики в годы войны.
Концепция «славянской взаимности», сформулированная еще в начале XIX в., в первые десятилетия советской власти была признана реакционной и крамольной, однако к концу 1930-х гг., когда в СССР наметился поворот от доктрины пролетарского интернационализма к советскому патриотизму, изменилось к лучшему и отношение к «славянской идее»[381]. Во время Второй мировой войны «неославянское движение» развивалось как ответ на агрессивный германский национализм и стало инструментом для мобилизации славян на борьбу против гитлеровской Германии[382]. Эта идея сопрягалась с идеей братства и дружбы с русским народом и Россией[383], ориентации на Советский Союз, который рассматривался как «сегодняшнее русское государство»[384], «победоносная славянская великая держава на востоке»[385].
Хотя, как справедливо отмечал президент Чехословакии Э. Бенеш, именно Вторая мировая война дала возможность на практике осуществить «идею славянского содружества», она легла на ранее подготовленную почву[386]. По мнению одного из лидеров чехословацких коммунистов Г. Гусака, «ряд поколений словаков воспитывался в духе любви к братскому русскому народу, и… славянские традиции получили исключительное распространение среди словацкого народа»[387]. Недаром славянский фактор в совокупности с антигерманским использовался в пропагандистских целях правительством Польши в сентябре 1939 г. при создании Чешского и словацкого легиона[388]. В 1940 – начале 1941 г. оживление идеи «славянской взаимности» в захваченной гитлеровцами Чехии даже привело к распространению среди ее населения иллюзий о присоединении Чехии и Словакии к Советскому Союзу[389].
С первых дней войны в СССР была развернута идеологическая работа по мобилизации славянских народов на борьбу с гитлеризмом[390]. 10–11 августа 1941 г. в Москве был созван первый Всеславянский антифашистский митинг, в котором приняли участие представители всех основных славянских народов, призвавшие к объединению славянского мира «для скорейшего и окончательного разгрома германского фашизма». 5 октября 1941 г. был учрежден Всеславянский антифашистский комитет (ВСАК), председателем которого стал начальник Военно-инженерной академии РККА генерал-лейтенант А.С. Гундоров. Среди его заместителей были польский генерал М. Янушайтис, югославский общественный деятель Б. Масларич, чехословацкий ученый З. Неедлы и болгарский общественный деятель А. Стоянов[391].
В процессе формирования в СССР иностранных воинских частей Исполком Коминтерна, заграничные бюро компартий и Всеславянский комитет работали рука об руку, обеспечивая для этих войск антифашистскую (антинацистскую) и патриотическую политико-идеологическую основу. Между ИККИ и Всеславянским комитетом имелась тесная «персональная» связь, так как многие их сотрудники работали в обеих организациях и одновременно были связаны с формированием иностранных воинских частей – в том числе югославские коммунисты В. Влахович, Б. Масларич и заместитель командира чехословацкой воинской части по вопросам просвещения и воспитания Я. Прохазка[392].
В рамках антинацистской деятельности Коминтерна и ВСАК была развернута пропаганда, направленная на зарубежные страны, в том числе оккупированные гитлеровской Германией[393]. Радиопередачи из СССР достигали, в частности, Чехословакии, где население регулярно их слушало[394]. Работала радиостанция «Свободная Югославия», которая вела вещание с территории СССР с 11 ноября 1941 г. по январь 1945 г.[395] Пропаганда была направлена также на беженцев из оккупированных Германией стран, находившихся в Великобритании, и на войска противника. Так, основными направлениями пропаганды на славянские народы были призывы «исполнить свой долг» в борьбе против нацизма, прекратить братоубийственную войну, в которую втянул славян Гитлер, и искупить позор «предательства интересов славянства» (это относилось к представителям славянских народов, воевавшим на стороне нацистской Германии), в том числе путем перехода на сторону Красной армии, а также призывы к дружбе, «вечному братству», союзу с Россией (СССР), русским народом и другими славянскими народами СССР (украинцами, белорусами). В первую очередь этот – исторически обусловленный – союз должен был воплотиться в борьбе против нацизма, так как «на советско-германском фронте решаются судьбы всего мира»[396].
Коминтерн привлек к участию в войне иностранных коммунистов, находившихся в СССР. Из их числа набирали группы разведчиков и диверсантов, которых затем советские спецслужбы готовили и забрасывали в тыл врага: за годы войны почти во все оккупированные страны Европы было направлено несколько тысяч человек. Кроме того, был предложен план создания «интернациональных бригад» (по примеру формирований, участвовавших в 1936–1938 гг. на стороне республиканцев в гражданской войне в Испании). По некоторым сведениям, в июне 1941 г. Г. Димитров предлагал правительству СССР «сформировать специальную бригаду, включив в нее политэмигрантов – испанцев, французов, англичан, немцев, поляков, итальянцев и других», в том числе «для непосредственного участия в военных операциях на фронте». Бригада сформирована не была[397], однако образ интербригад в дальнейшем использовался в советской пропаганде, направленной на мотивацию военнопленных к вступлению в иностранные воинские части, создававшиеся в СССР[398]. В свою очередь, ВСАК оказывал помощь добровольцам из числа зарубежных славян, находившимся в Советском Союзе, во вступлении в формировавшиеся иностранные воинские части[399]. Чешский композитор Вит Неедлы – сын одного из руководителей Всеславянского комитета Зденека Неедлы – возглавлял ансамбль 1-го чехословацкого армейского корпуса[400].
Главным направлением работы Коминтерна и ВСАК стала политико-пропагандистская работа среди военнопленных – одного из основных контингентов для комплектования иностранных воинских формирований, создававшихся в СССР. Характерно, что, когда на территории СССР в сентябре 1939 г. оказались польские и чехословацкие части, военнослужащие которых получили статус интернированных, Исполком Коминтерна издал указание о невступлении коммунистов в какие-либо «легионы»[401]. Однако после начала войны ориентиры закономерным образом поменялись.
Работа среди военнопленных осуществлялась под управлением и контролем ЦК ВКП(б), в тесном сотрудничестве с Главным управлением по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР (ГУПВИ) и Главным политуправлением Красной армии (ГлавПУ РККА), при котором была создана группа по работе среди военнопленных[402].
В августе 1941 г. в Темниковский лагерь № 58 (Мордовская АССР) для выяснения настроений военнопленных была направлена бригада, в состав которой вошли представители ИККИ В. Ульбрихт, Я. Шверма и С. Драганов. Участники бригады провели в лагере индивидуальные беседы и митинги с военнопленными (всего в лагере находилось 1975 человек, в том числе 968 румын)[403]. 21 августа 1941 г. секретариат ИККИ заслушал отчет об этой поездке и рекомендовал организовать в лагерях специальные курсы для антигитлеровски настроенных солдат и офицеров. В письме на имя Г. Димитрова 1 октября 1941 г. Ульбрихт предложил сосредоточить лояльных, проверенных ИККИ и НКВД антифашистов в особый лагерь «для обучения и политического сотрудничества»[404].
Однако – в том числе из-за тяжелого положения в стране – переход к широкой пропагандистской работе с пленными затянулся. В ноябре 1941 г. Л.З. Мехлис высказал комиссарам лагерей военнопленных претензию, что такая работа «до настоящего времени должным образом не организована», хотя она «представляет для нашей партии большую важность»[405]. Тогда же бюро военно-политической пропаганды ЦК ВКП(б) дало указание о создании клубов военнопленных, которые должны были стать центрами ведения пропаганды[406].
Одна из главных целей этой работы состояла в вовлечении военнопленных в вооруженную борьбу на стороне СССР. В ноябре 1941 г. Л.З. Мехлис дал указание обеспечить формирование из числа военнопленных «кадров революционных рабочих и крестьян, готовых и способных к борьбе против Гитлера и его „нового порядка“ в Европе, к борьбе за уничтожение фашистской диктатуры в Германии и освобождение оккупированных Германией стран от чужеземного ига»[407].
24 января 1942 г. Исполком Коминтерна создал постоянную комиссию по работе среди военнопленных под председательством В. Ульбрихта (комиссия также получила название «Институт № 99» или НИИ № 99). На первом же ее заседании был разработан проект директивы о задачах политической работы в лагерях военнопленных. Этот проект был направлен Л.П. Берии 2 февраля 1942 г. и одобрен им[408].
В лагерях военнопленных и рабочих батальонах была развернута печатная и радиопропаганда, для чего лагеря были радиофицированы[409]. Руководство антифашистской работой было возложено на оперативные подразделения, при которых имелись группы и отделения по антифашистской работе. Эта работа проводилась с применением разных форм и методов, наиболее распространенными из которых были индивидуальные и групповые беседы, лекции, собрания, конференции с принятием обращений и воззваний от имени военнопленных. Активно использовались газеты, журналы, стенгазеты, политическая и художественная литература, клубная работа. В лагерях были созданы антифашистские кружки[410]. В марте 1943 г. Секретариат ИККИ принял решение о созыве конференций военнопленных «для обсуждения политических задач в борьбе с гитлеризмом и его пособниками»[411]. Были проведены, в частности, конференции венгерских и румынских военнопленных[412].
Наиболее глубокой по своим целям и содержанию формой политической работы с военнопленными стало создание антифашистских школ и курсов, где обучались в том числе представители народов, из числа которых на советской стороне создавались иностранные воинские формирования, – венгры, поляки, румыны, словаки, французы, хорваты, чехи и др.
В апреле 1942 г. при лагере военнопленных № 74 (с. Оранки Горьковской обл.) была организована антифашистская политическая школа с трехмесячным курсом обучения. Процедура набора в нее была довольно сложной. В ней были задействованы органы ГУПВИ, Исполком Коминтерна и загранбюро соответствующих компартий. Основными предметами, которые преподавались в школе, были экономика СССР, история ВКП(б), новейшая история соответствующих стран, основы диалектического и исторического материализма, вопросы текущей политики, а также проблемы коммунистического и рабочего движения. Преподавательский состав школы включал зарубежных коммунистов, в том числе участников интербригад и отрядов, принимавших участие в гражданской войне в Испании[413]. Согласно установкам УПВИ НКВД, политическая работа проводилась раздельно с представителями каждой из 15 национальностей военнопленных и с учетом их национальных особенностей[414]. В пропаганде, направленной на военнопленных, использовался славянский фактор. В ноябре 1941 г. Л.З. Мехлис дал указание комиссарам лагерей, что «политическая работа среди солдат-славян (чехов, поляков, словаков, хорватов и закарпатских украинцев) должна иметь своим содержанием пропаганду единства интересов всех славянских народов перед лицом угрозы германского порабощения»[415].
В рамках первого набора (май – август 1942 г.) в Оранской школе было обучено 107 человек, из них 29 румын, второго набора (октябрь – декабрь 1942 г.) – 90 человек, в том числе 26 румын и 2 хорвата[416]. 19 января 1943 г. был организован третий набор, в котором были, в числе прочих, уже три румынские, две венгерские, по одной польской и чехословацкой группе[417].
Одновременно с началом третьего набора в работе антифашистской школы произошли изменения. Согласно постановлению Секретариата ИККИ от 19 января 1943 г., было признано «необходимым расширение школы до 250–300 человек» путем создания немецкого, австрийского, итальянского, румынского, венгерского, польского и чехословацкого секторов. В дальнейшем был создан также югославский сектор, вклад в создание которого внес деятель Коминтерна и Всеславянского антифашистского комитета В. Влахович – 5 мая 1943 г. он направил письмо Г. Димитрову, в котором предложил создать при Красногорской школе югославскую группу[418].
5 февраля 1943 г. Секретариат ИККИ принял еще одно постановление, указавшее на необходимость «развернуть массовое антифашистское движение среди военнопленных». Вновь была подчеркнута необходимость расширения антифашистской школы до 300 человек с трехмесячным курсом для подготовки инструкторов и руководящих работников среди военнопленных, организации краткосрочных курсов для подготовки активистов (4–6 недель), охватывающих до 1–1,5 тыс. военнопленных, а также специальных семинаров для офицерского состава[419].
Школу было предложено перевести в Красногорский лагерь военнопленных № 27 (Московская область)[420], что и было сделано. Главной причиной перевода школы в Красногорск была близость к Москве, так как школе были необходимы постоянные контакты с деятелями Коминтерна[421].
После мая 1943 г., в связи с роспуском Коминтерна, вопросами работы среди военнопленных ведал НИИ № 99 (директор – М.В. Козлов), включенный в структуру НКВД СССР и работавший под контролем Отдела международной политики ЦК ВКП(б)[422]. При помощи НИИ направлялась деятельность Национального комитета «Свободная Германия», из военнопленных готовились работники для 7-го отдела ГлавПУ РККА, занимавшегося разложением войск противника, и выпускались газеты, в том числе на венгерском и румынском языках[423].
Третий набор Антифашистской школы окончили 382 человека, в том числе 83 румына, 55 югославов и 26 поляков. 10 ноября 1943 г. по приказу НКВД была организована подготовка «кадров антифашистов 4-го набора» (500 человек). Таким образом, масштабы подготовки активистов возросли. В рамках четвертого набора в школу были приняты слушатели числом даже больше запланированного – 525 человек, в том числе 91 румын, 61 венгр и 30 французов. Они обучались с 1 декабря 1943 г. по 20 апреля 1944 г. Окончили школу 376 человек, в том числе 61 румын, 29 французов и 14 венгров. В рамках пятого набора школу окончили 402 человека[424]. Всего Красногорская школа в 1943–1945 гг. выпустила 2247 человек[425], а за весь период ее работы (по 1950 г.) – около 4300 человек[426].
Южские курсы[427] антифашистов (лагерь № 165 в с. Талицы Ивановской обл.) начали свою работу в июне 1943 г. В их составе было шесть секторов, в том числе румынский, венгерский и так называемый «чехословацкий» (для судетских немцев). Всего в 1943–1945 гг. Южские курсы выпустили 4609 человек, в том числе 1139 румын, 960 венгров, 74 судетских немцев, 52 поляка, 30 французов. За все время работы курсов, включая послевоенные годы, было выпущено 10 627 человек[428].
Школы и курсы для военнопленных также создавались в рамках фронтовых и армейских структур Красной армии. В них проходили обучение в том числе венгры, поляки, французы и чехи[429]. Всего в антифашистских школах и курсах, созданных советскими властями для военнопленных, прошли обучение 73 756 человек[430].
В процессе антифашистского обучения военнопленных выявились проблемы. Во-первых, отбор обучающихся. В постановлении Секретариата ИККИ от 19 января 1943 г. относительно итогов второго приема в Антифашистскую школу говорилось, что «отбор… имел существенные недостатки, в силу которых в процессе занятий имел место значительный отсев учеников, как по деловым признакам, так и по морально-политическим». Было предложено «обеспечить в дальнейшем более тщательный отбор, обратив при этом внимание на необходимость увеличения количества слушателей из среды рабочих крупных предприятий и беднейшего крестьянства»[431], то есть представителей социальных слоев, которые, как ожидалось, будут более податливы к советской пропаганде.
