Ту Доу впервые выспался. В новом доме, куда переехал генерал и куда перевезли его, он почувствовал себя гораздо легче. Головные боли прошли. Сон был долгим и безмятежным, словно он погрузился во что-то обволакивающее, мягкое и теплое. Пробудился он сам. За маленьким окном сиял день, проникая в комнату ярким игривым светом, наполняя ее свежестью и приятными для слуха птичьими голосами. Присев на толстой циновке, он потрогал валик, что лежал под его головой, ощутив под пальцами его податливую упругость, затем встал, подтянул пояс, к которому крепились две отдельные штанины ноговицы, поднял вверх руки и с удовольствием потянулся. Тело стало постепенно наливаться силой и наполняться легкостью. В голове у него не было никаких мыслей. А в его душе впервые за все последнее время царило спокойствие. Обувшись в тапочки с круглыми мысками, сплетенные из пеньковой веревки, облачившись в черный полотняный халат, который едва доходил ему до колен и которым он укрывался ночью, подпоясавшись тканевым поясом, Ту Доу подошел к двери и прислушался. Послышались шаги. Они приблизились. Ту Доу отошел от двери. Ему принесли еду и вино. «Ко времени», – подумал он, сразу же почувствовав голод. Послышались удары в барабан. Их было шесть. Наступило сы, время к полудню.
– Там, где ты находился сначала, на горе Лишань, по указу императора возводится усыпальница для него. Это огромный подземный дворец, откуда он желает продолжить свое правление и после смерти. А в мастерских, где мы с тобой трудились, изготавливаются воины для его армии, дабы они охраняли его и этот огромный дворец. Не удивляйся так. Это его решение и веление, – увидев на лице Ту Доу неподдельное удивление, подчеркнул генерал и продолжил, – Даже три источника воды, три живых ключа, обнаруженные на дне огромного котлована в горе, не помешали работам. Их попросту залили медью. Ты многого не знаешь. Например, того, что глину, из которой творились воины, брали почти на месте, а вот ту, что шла на изготовление военачальников и даже лошадей, привозили из южных земель. Но ты ведь не был в тех мастерских и тебе это неведомо. Внешне она выглядит одинаково, и поэтому мало кто знает об этом. Я прошел все мастерские и заметил отличие в глине, когда увидел в ней крупинки разных трав. Одни из них произрастают в окрестностях горы Лишань, а другие только на юге империи. Мне довелось побывать много где, оттого и познания разные прибавились. Все это, конечно, интересно, но для нас с тобой не так важно. Важно то, что мы уже не там, и туда, надеюсь, никогда не вернемся. – Генерал замолчал, о чем-то подумав, затем взял чашу и пригубил вино. После полудня они находились на террасе.
– Как ты уже понял, я человек военный и по долгу службы прежде бывал в разных землях. Большую часть жизни я провел в походах. Их было очень много, и всегда, покидая дом, я прощался с ним так, словно видел его в последний раз, а когда возвращался, то встречался с ним будто в первый раз. Отвыкал от него и вновь привыкал. Странно, но это так. Походы помню все и довольно подробно, а вот жизнь в доме только какими-то разрозненными обрывками. Все походы были похожи один на другой, а в доме всегда все менялось. Кто-то старел и в мое отсутствие умирал, а кто-то вырастал до неузнаваемости, да так, что мне приходилось с ним знакомиться заново. Все это повторялось вновь и вновь, как будто я все время шел по кругу, – генерал замолчал, задумчиво улыбнулся, что-то еще вспомнив, а через какое-то мгновение изменился в лице. Оно вновь стало суровым. Ту Доу заметил это и то, что генерал очень сильно сжал в руке чашу. Они оба молчали.
– Когда-то и у меня была семья, – вдруг, как-то скорбно и тихо произнес генерал. – Мы жили не здесь. Я был в походе, а когда вернулся, то от моего дома остались одни руины. Тогда весь город был в руинах. Еще в пути мне сообщили о том, что там случилось. Я надеялся, что моя семья не пострадала, но этого не произошло, и моим надеждам не суждено было оправдаться. Мало кто уцелел. Город спал, когда затряслась земля, – генерал вновь замолчал, склонил голову и взволнованно стал тереть лоб. Ту Доу почувствовал, как в душе защемило. Ему стало жаль собеседника и от этого захотелось как-то успокоить его, сказать ему что-то сочувствующее, но не зная, как это сделать, и не найдя подходящих слов, он потянулся, осторожно взял кувшин и наполнил вином чашу, которую генерал продолжал держать в опущенной руке.
– Круг прервался, – придя в себя, прошептал генерал. – Больше нет семьи. Завершились походы. Пустота. – Он поднял голову и посмотрел на чашу. Ту Доу молча смотрел на него.
– Из всех радостей только оно и осталось, – подняв чашу, тихо произнес генерал и большим глотком осушил ее до дна.
Какое-то время они продолжали молчать, каждый думая о своем.
– Я знаю, что нечто подобное случилось и с тобой, – прервав раздумья, тихо сказал генерал. – Ничего не поделаешь. Нужно смириться. К сожалению, сил в человеке для смиренного существования оказывается достаточно. Даже после пережитой утраты. Гораздо сложнее найти теперь смысл жизни. К ак-то обрести его. Все зависит от того, для чего ты живешь после всего этого. Ведь что-то нужно делать. Как-то жить дальше. Когда о тебе заботится семья, ты не задумываешься о том, что она не вечна, и принимаешь ее внимание к себе как нечто само собой разумеющееся. Ты уверен, что это будет длиться всегда. Но когда ты остаешься в полном одиночестве, начинаешь понимать, что жил ты всегда благодаря ей и только для нее. Творил, страдал, терпел, проливал кровь и пот только ради нее. Оказывается, что только она всегда была смыслом твоей жизни. Родимая земля – это и есть в первую очередь твоя семья и лишь потом все остальное. Ты никому не нужен так, как нужен своей семье. Род человека – это дерево. Предки и пращуры – его корни. Семья же это его ствол. А дети – его ветви. Корни всегда остаются в земле, а ствол имеет разную судьбу. Ему всегда что-то угрожает: то ураган, то засуха, то пожар, а то и просто дровосек. Мы с тобой, Ту Доу, к нашей печали, оба уже становимся валежником. Ствола у нас нет, ветвей тоже. Но и мы можем сгодиться для чего-то значимого. Хотя бы для огня. Последнего, но жаркого и яркого, – генерал замолчал. Он смотрел в сад. Ту Доу, слыша его слова, всей душой соглашался с их правотой. Он был благодарен ему за этот первый между ними очень откровенный разговор. Все, что говорил генерал, эхом отражалось в его душе, находя там полное подтверждение.
– Ты пытаешься уйти от одиночества? – вдруг спросил Ту Доу.
– Нет. Я всего лишь пытаюсь уйти от себя, себя нынешнего, от того, кто во мне появился с некоторых пор, – взглянув ему в лицо, ответил тот.
– Разве такое возможно? – спросил Ту Доу.
– Пока не знаю. Ищу пути. Одно мне ясно. Нет никакого смысла в том, как я живу теперь. Вот ты. Ты для чего живешь? – ответив ему, спросил генерал.
– Я? – Ту Доу растерянно пожал плечами. – Не знаю. На каторге мечтал о воле. А теперь не знаю.
– Я знаю, для чего тебе нужно жить, – утвердительно произнес генерал. – Ты провидец. Для чего нужно жить провидцу? Чтобы помогать кому-то, тому, кто верит тебе и твоим видениям.
– Ты опять назвал меня провидцем, а я даже не знаю, кто это, – вновь пожал плечами Ту Доу.
– У тебя были видения. В одном из них ты увидел мальчика и женщину, а потом встретился с ними наяву. Ведь так? Только провидец способен на такое. Ты понимаешь меня? – объясняя, спросил генерал.
– Да, но были и другие видения, а я в них не понимаю ничего и никого из тех, кого видел в них, не встретил. Кроме тебя, – растерянно ответил Ту Доу.
– Это потому, что твои видения случаются раньше, чем все, что ты видел, происходит наяву в жизни. Оно происходит, но позже, чем твое видение. Между твоим видением и его исполнением должно пройти какое-то время. И это время длится по-разному. Теперь-то ты понимаешь меня? – пытаясь втолковать ему суть, спросил генерал.
– Не совсем все понимаю. О времени да, понял. А вот то, что происходит потом, после видения, оно вызвано этим видением или нет? – спросил Ту Доу.
– Вот так вопрос ты задал! – на этот раз был искренне удивлен генерал. Он задумался, растирая лоб. Ту Доу молча ждал ответа, не сводя глаз с генерала. «А вдруг он прав? Может, он способен на такое? Хотя нет. Он ведь видел мальчика и женщину, а их встреча с ним была заранее устроена моими людьми. Получается, что не его видение вызвало эту встречу, а все случилось наоборот. Нет, не так. Не наоборот. Он увидел то, что должно было случиться. Но всего этого я ему не скажу. Нельзя», – размышлял генерал.
– Думаю, что нет, не вызвано, – перестав тереть лоб, взглянув в глаза Ту Доу, начал вслух рассуждать генерал. – Когда у тебя случалось видение, ты ведь не думал прежде о нем и не желал его. Так? Так. Получается, что ты видишь только то, что однажды должно будет случиться само по себе.
– А, вон оно как, – с пониманием кивнул Ту Доу.
– Да, вот так, – утвердительно произнес генерал и вновь спросил, – Скажи мне, Ту Доу, ты сам что-нибудь понимаешь в своих видениях?
– Нет, – Ту Доу пожал плечами.
– Тогда хочу дать тебе один очень важный совет, – понизив голос, строго смотря ему в глаза, произнес генерал. – О своих видениях никому кроме меня не говори. Это очень опасно для тебя. Ты ничего не понимаешь в них. Они сами приходят, но для чего и как, ты не знаешь. Не знаешь ты и того, что они означают. Так? Так. А теперь представь, что ты кому-то рассказал о них. К ому-то кроме меня. Что может случиться с тобой? А случится может всякое. Не думаю, что что-то хорошее. Все зависит от того, как поймет твои видения человек, которому ты поведаешь о них. А вдруг он воспримет твои видения как угрозу, а тебя самого за слабоумного или, того хуже, за преступника. Что тогда будет с тобой? В лучшем случае тебя осудят на отрезание языка, а в худшем осудят на каторгу или даже на казнь. Так что говори о них только мне. Я тебе не враг. Живи у меня. В обиду никому тебя не дам. Понял меня? Согласен?
– Да, да, – с расширенными глазами закивал Ту Доу.
– И вот еще что. Когда мы с тобой находимся наедине, обращайся ко мне по имени. Меня зовут Гуан Си. Когда помимо нас есть кто-то еще, обращайся да цзян. Хорошо? – генерал наполнил чаши.
– Да, Гуан Си, – понятливо кивнул Ту Доу.
В главный барабан ударили десять раз. Наступило ю, время заката.
Охотник выкопал яму на самой вершине вала. В глубину она была ему по пояс, но при этом была достаточно просторной, и он в ней мог разместиться сидя без стеснений. Для прикрытия ямы сверху он заранее приготовил крышку из многослойного плотно сплетенного камыша, способного выдержать на себе вес взрослого мужчины, к которой незаметно для глаз привязал снятые пласты дерна, чтобы она не выделялась и не была замечена со стороны. Всю землю, выбранную из ямы при ее копке, он ночью в несколько заходов отнес вниз, где проходил ров, и аккуратно рассыпал тонким слоем, чтобы она на следующий день подсохла на солнце и обрела обычный для этого места вид, при этом спускался с вала и поднимался обратно он в разных местах с тем, чтобы не появилась дорожка следов. При себе он имел лук со стрелами и кувшин с водой. Ближе к полудню, придирчиво осмотрев со стороны место схрона, внешний склон вала и дно рва, но не заметив ничего подозрительного, оставшись довольным своей работой, он забрался в яму и приготовился ждать, слегка приподняв крышку со стороны дороги, вставив в щель комочек земли. День стоял солнечный, ясный, но налетавший порывами ветерок был свежим и прохладным. Тень от насыпи, где находился охотник, падала на дорогу. Он заранее выбрал эту ее сторону, так как знал из своего опыта, что должен находиться спиной к солнцу, чтобы оно светило в глаза жертве, а в этом случае тем, кто будет осматривать вал.
Вскоре до его слуха донесся отдаленный стук копыт. Он тут же подался к щели и стал внимательно всматриваться. Вдали, поднимая пыль, появился конный отряд. Он быстро приближался. Прошло немного времени, и расстояние до них настолько сократилось, что лица передних воинов были уже различимы. Каждый из них впивался взглядом в насыпи, быстро и зорко всматриваясь в них снизу доверху, держа наготове лук с заложенной в него стрелой. Продвигались они рядами по пять всадников на отдалении друг от друга. Действовали они подобно ситу. То, что вдруг не могли заметить воины в первом ряду, могли заметить следующие за ними воины в других рядах. Охотник видел, что те из них, кто находились ближе к нему, смотрели в его сторону, прикладывая козырьком ко лбам ладони, заслоняясь от солнца, на что он и рассчитывал, устраивая именно здесь свое укрытие. Отряд вскоре проследовал дальше. Охотник, почувствовав небывалое возбуждение, словно и впрямь находился на промысле крупного зверя, азартно потер руки о штанины, нежно взял лук и заложил в нее стрелу, предварительно коснувшись губами его острого железного наконечника. До его напряженного слуха вновь донеслись стук копыт и еще какие-то грохочущие звуки. Он подался к щели. Вдали показались чжань чэ, боевые колесницы. Поднимая клубы пыли, они приблизились и, грохоча колесами, стали проноситься мимо него одна за другой. Их возничие бойко управляли лошадьми, а за спинами каждого из них находились наготове по два тяжеловооруженных воина, причем один из них был вооружен клевцом цзи, а другой со снаряженным луком в руках, при этом располагались они чередой в разные стороны от дороги. Колесниц было шесть. Дорога на короткое время опустела. И вот, наконец, наступил долгожданный для охотника момент. Он увидел повозку и тут же, сдвинув в сторону крышку, до уровня глаз высунулся из укрытия, держа наготове лук с заложенной в него стрелой. Повозка очень быстро приближалась к нему. За ней следовал еще один конный отряд. Когда до повозки оставалось около пятидесяти шагов, охотник встал во весь рост, натянул до предела тетиву, прицелился в нее, и в тот самый миг, когда он сумел различить зашторенное окошко, он выпустил в него стрелу. Он увидел, как она попала точно в цель и исчезла внутри повозки, но тут же почувствовал, как что-то больно ужалило его в грудь, а потом еще и в шею и в живот. Силы мгновенно стали покидать его тело. Ноги ослабли и подкосились в коленях. Он стал медленно оседать, запрокинув голову и шепча: «Ты отомщен».
Последним, что он увидел, была небесная синева.
Джан Ву вбежал на террасу. Генерал, услышав шаги, развернулся к нему. По озабоченному виду своего помощника он понял, что что-то случилось. Джан Ву остановился перед ним, переводя дыхание.
– Что? – спросил генерал
– Твой человек, да цзян, сообщил, что в полдень убит один из двойников императора, – на одном дыхании взволнованно доложил Джан Ву. – На дороге, о которой он говорил.
– Что с охотником? – спросил генерал.
– Убит на месте, – ответил Джан Ву.
– Мой человек сам вышел на тебя? – взглянув ему в глаза, генерал прошел мимо него и опустился в кресло.
– Да, да цзян. Он срочно нашел меня. Был очень растерян. Да настолько, что запахнул цзяолинпао на левую сторону, подобно варвару. Уверял, что не мог ошибиться с дорогой. Сказал, что встреча последняя, – повернувшись к нему, ответил Джан Ву.
– Что с местом, где готовили охотника? – указав рукой на кресло, спросил генерал.
– Там уже пусто, – поблагодарив кивком, присев, ответил Джан Ву.
Генерал задумался. Он очень ждал наступления этого дня и как никогда еще в жизни надеялся на благополучный для себя его исход. Накануне, несмотря на невероятную усталость, накопившуюся за все последние дни, он не сомкнул глаз, обдумывая различные варианты развития предстоящего события, в том числе допуская и такой, но все же, как оказалось, не был готов к нему. Весть, принесенная помощником, застала его врасплох, оказавшись не той, что он желал, и оттого неожиданной.
«Провидец был прав. Все, что он сказал в тот раз, теперь сбылось. Мне не следовало проверять его видение и надо было поверить ему с самого начала», – с сожалением думал генерал.
– Прости, да цзян. В городе неспокойно, – осмелился прервать его думы Джан Ву.
Генерал взглянул на него и понимающе кивнул.
«Сяо Лонг не предатель. Он не знал, что при нем умышленно был назван неверный маршрут. Если его видели в тот момент, то он в западне. Если нет, то для него все уже благополучно миновало. В любом случае прощай, Сяо Лонг, мой человек. Прости и прощай», – подумал генерал.
– Джан Ву, мой человек слышал о дороге тайком или присутствовал при этом? – вдруг спросил генерал.
– Он лично слышал. Но как это сделал, я не знаю, – слегка пожав плечами, ответил тот.
– Где он теперь? – спросил генерал.
– Мне неизвестно, – с сожалением ответил Джан Ву.
– Где император? – продолжал задавать вопросы генерал.
– Он отбыл в другой дворец, – тихо ответил Джан Ву. – Так сказал твой человек, да цзян.
Генерал задумался.
– Прости, да цзян, а твой человек невоенный? – осторожно спросил Джан Ву. – В этот раз я заметил, что на его куань-инь знаки бидзи в виде птиц, а это ведь невоенный род службы.
– Да, ты прав, он не состоит на военной службе, – ответил генерал.
Джан Ву понимающе кивнул.
– Ты видел его лицо? – спросил генерал.
– Нет, да цзян, он как всегда прикрывал его веером, – поспешно ответил тот.
Генерал поднялся, заложив руки за спину, подошел к ступеням, ведущим от террасы в сад, замер, затем повернулся, взглянул на шедшего за ним Джан Ву и спросил: – Ты остаешься или уйдешь со мной?
– Я с тобой, да цзян, – без раздумий ответил тот, смотря прямо ему в глаза.
– Готовься. Уходим через день, – генерал благодарно тронул его за плечо.
Вдали одиннадцать раз ударили в главный барабан. Наступило сюй, время к сумеркам.
Джан Ву и Лао Кэ ходили по торговым рядам. Следом за ними шли слуги, четверо мужчин с большими плетеными корзинами в руках и за плечами. Лао Кэ часто останавливался и тщательно выбирал нужный ему товар. Топленый гусиный и бараний жир, крупа, мешки с пшеницей и ячменем, большие связки крепких веревок разной толщины и длины, большие кувшины с желтым вином, хорошо выделанные мягкие овечьи шкуры, мотки плотной полотняной ткани, кожаные сапоги, полотняные чулки, шубы из меха козы, кресала с кремнием, кожаные мешки и прочие мелкие вещи, необходимые человеку в дальней дороге, покупались им и тут же относились слугами в повозку, ожидавшую их на самой окраине торгового города. К полудню они покинули его.
Шел пятый день сезона шуаньцзян, выпадения инея. Оставалось чуть больше двадцати дней до наступления сезона сяосюе, малых снегов. Земля, как положено в эту пору, стала постепенно остывать под тонким слоем ночного белого покрова. Воздух стал холодным, а ветер колючим. Дни пошли на убыль. И без того хмурый небосвод с каждым днем все более серел от клочков темных быстрых туч, заслонявших своим беспрерывным потоком помутневшее бледно-желтое солнце, освещавшее землю уже тусклым и скупым светом. У подножья невысокой каменистой горы, на берегу мелкой и узкой речки стояли два небольших шатра. Чуть поодаль от них, отбивая копытами землю, похрапывая, паслись стреноженные кони, а между шатрами стояла одноостная крытая повозка. Вокруг костра, протянув к нему руки, сидело четверо мужчин. На треноге над огнем висел небольшой котел.
– На заре свернем шатры и выступим в дорогу. Хватит здесь сидеть. Скоро малый снег, а потом и большой перекроет все пути, а за ними придут лютые морозы. К тому же эта речка на днях уже оледенеет. Можно и снег топить, но его еще нет. И все же живая вода всегда лучше, – поведал своим спутникам о предстоящих их действиях генерал Гуан Си. Джан Ву и Лао Кэ одобрительно закивали, затем Лао Кэ встал, склонился над кипящим котлом, одной рукой стал разгонять пар, а другой рукой, в которой держал большой нож, стал проверять готовность мяса, тыкая его острием в варящиеся куски.
– Еще немного, – опускаясь на место, сообщил он.
Вскоре, вдоволь насытившись горячей едой, они забрались в свои шатры. Генерал изначально разместился с Ту Доу, а Джан Ву с Лао Кэ. Так было удобно для всех.
Ранним утром они разожгли костер и при его свете дружно разобрали оба шатра, свернули все овечьи шкуры и плотно запихали в кожаные мешки. Лао Кэ впряг лошадь в хомутовую упряжь. Сперва сложили в повозку два небольших тяжелых мешка, на них положили все мешки со шкурами, теплой одеждой, припасами и утварью, поверх них положили большие связки веревок. Затем связали каркасные шесты для шатра и привязали их сбоку к повозке. Генерал и Джан Ву тронулись верхом на конях, а Ту Доу и Лао Кэ на повозке, за которой бежали на короткой привязи еще два оседланных коня. Лао Кэ был возничим.
На двадцатый день пути, проходя ежедневно в среднем по сто шестьдесят ли, оставляя за собой территорию с барханами с хорошими летними травяными покровами, с солончаковыми лугами в низинах и с многочисленными озерами с пресной водой, все это время сторонясь новой прямой дороги, построенной год назад по велению императора и соединявшей эти земли со столицей империи, генерал и его люди вступили в бездорожную местность, сплошь испещренную тропами и колеями от повозок и колесниц.
– Оставайтесь здесь. Я сам отправлюсь в селение. Мне нужно узнать, где переправа, – взбираясь на коня, повелел генерал. Вскоре он выбрался наверх и пустил скакуна в голоп.
Деревня была небольшой. Она состояла всего из пяти общин, как и было заведено по всей империи. Генералу почтительно указали на дальнюю окраину, где он мог найти саньлао, старейшину. Увидев генерала, сразу различив в нем важную особу, тот взволнованно сложил ладони на груди и склонился перед ним. Редкие прохожие наблюдали издали, как, не сходя с коня, знатный человек задал ему несколько вопросов и, получив на них ответы, направился обратно.
К полудню генерал со своими людьми, оставив далеко за собой деревню, приблизились к берегу реки Хуанхэ. Склоны к воде были крутыми. Неширокая в этом месте она была пригодна для переправы. К тому же ее течение в эту пору было не очень сильным. Выбрав более пологий спуск к воде, генерал спешился и велел перегружать все из повозки на лошадей. Вскоре они закончили работу. Повозка почти опустела. В ней остались лишь привязанные к днищу восемь больших, плотно закупоренных пустых кувшинов из-под вина, согревавшего их холодными днями и ночами. Лао Кэ распряг из нее лошадь, размотал одну из веревочных связок, положил ее во всю длину на землю и, отмеряя каждые десять шагов, разрезал ее ножом на пять частей. Четырьмя кусками веревки он связал гуськом всех лошадей, привязывая поочередно один конец веревки к хвосту впереди стоящей лошади, а другой – к уздечке следующей за ней. Затем размотал еще четыре большие веревочные связки, связал их попарно. Одни концы крепкими узлами завязал на колесах повозки, стоявшей у самой воды, а другие привязал к хвосту последней лошади, сложив свободные части веревок на землю большими кольцами так, чтобы они не запутались между собой. После этого все разделись по пояс, обильно натерлись жиром и вновь оделись. Концом оставшейся пятой веревки Лао Кэ обвязал себя на поясе, а другой его конец привязал к уздечке первой лошади. Все было готово к началу переправы через реку. Генерал подошел к Лао Кэ, посмотрел ему в глаза, слегка коснулся рукой его плеча и одобрительно кивнул. Лао Кэ склонился перед ним, отступил, развернулся и пошел к воде. Переправа началась. За Лао Кэ вместе с первой лошадью в воду вошел Джан Ву, следом за ним со второй лошадью Ту Доу. Генерал выждал пока в воду войдет четвертая лошадь и, крепко взявшись за гриву последней лошади, погрузился в холодный поток. Течение сразу же подхватило их вереницу. Лао Кэ был умелым пловцом и что есть сил каждым гребком выводил ее к нужному месту на другом берегу. По мере их отдаления обе веревки от повозки стали разматываться. Прошло немного времени, и Лао Кэ выбрался на другую сторону реки и тут же стал вытягивать первую лошадь. Вскоре выбрался из воды и Джан Ву и тоже стал помогать ему. Затем к ним присоединился Ту Доу. Когда до берега доплыл и генерал с последней лошадью, веревки от повозки натянулись и потащили ее в воду. Пустые кувшины держали ее на плаву. Несмотря на опасность, все завершилось благополучно. Теперь река осталась позади. Жаркий костер быстро отогрел всех, помог восстановить силы горячей едой и подсушил намокшие одежды. Отныне впереди их ждала Ваньли чанчэн.
Генерал и его люди прошли еще почти двести ли. В отдалении виднелись поселения. По разным направлениям иногда проносились небольшие конные отряды и чаще одинокие всадники-посланцы. Несколько раз они обгоняли колонны рабов и осужденных преступников, ведомые сперва на север, а потом на восток под усиленной охраной. Прежде почти безлюдная дорога, по которой они продвигались сюда, однообразием видов окрестностей и царящей вокруг тишиной навевала на них скуку и уныние, но здесь она внезапно изменилась, наполнившись каким-то активным движением, заполнив всю прилегающую округу всевозможными звуками, тем самым взбодрив их и вернув в реальность. По всему происходящему в этом краю несложно было догадаться, что где-то поблизости творится нечто очень масштабное, значимое, требующее огромных усилий большого количества людей. Вскоре они увидели вдали Ваньли чанчэн стену длиной в десять тысяч ли. Она и впрямь бесконечно тянулась с запада на восток, и видно ее было настолько, насколько хватало зрения. Приблизившись к ней на расстояние примерно в три ли, заметив неглубокую ложбину, генерал спустился туда и остановил коня. Все последовали за ним и вместе с ним спешились. Вечерело, но видимость была достаточной, чтобы рассмотреть и стену, и ближнюю сторожевую башню в ней. Все с тревогой и интересом стали вглядываться в нее. Она вся была сооружена из каменных глыб. Ее высота превышала в четыре раза рост взрослого мужчины. Сторожевых двухэтажных башен было очень много. Они виднелись над стеной на расстоянии чуть меньше одного ли друг от друга. В их маленьких окошках бойницах желтел тусклый свет. Сигнальных вышек с этого места не было видно. Генерал не сводил глаз с закрытых ворот в самой ближней из башен. Они охранялись стражей. Чуть в стороне от них горел костер, возле которого грелись несколько воинов.
– Оставайтесь здесь, – генерал решительно запрыгнул на коня, вывел его из ложбины и шагом направил в сторону башни.
Джан Ву, Лао Кэ и Ту Доу с волнением следили за ним, поглядывая на воинов у костра. Они видели, как генерал приблизился к ним и остановил коня в нескольких шагах от них. Воины тут же повернулись к нему и почтительно склонили головы. Один из них подошел к генералу. Они о чем-то поговорили. Генерал вдруг спешился, протянул обе руки к нему и слегка коснулся его плеч. Тот склонился перед ним. Они отошли в сторону, о чем-то беседуя, после чего генерал запрыгнул на коня и направился в обратно. Вскоре он уже спустился в ложбину, спешился и повелел запалить костер. Его спокойное поведение сразу же передалось его людям. Лао Кэ и Ту Доу дружно засуетились, исполняя его веление, разжигая огонь из запасенных сухих дров и раскладывая шкуры вокруг него. Увидев, что Лао Кэ вытаскивает из повозки котел, генерал рукой показал ему, что этого делать не следует. Все молча расположились у костра, согреваясь его теплом. Ближе к полуночи генерал поднялся и повелел затушить огонь и собираться в дорогу. Выбравшись из ложбины, они приблизились к воротам в башне. Их ждали командир отряда стражников, бу цзян и четыре воина. Увидев генерала, все склонились перед ним, затем бу цзян, дождавшись кивка генерала, приказал воинам открыть ворота. Те быстро исполнили его веление, отворив настежь массивные ворота, за которыми по-особенному чернела ночь. Генерал тронул коня и первым въехал в арочный проем в башне, сразу же ощутив порыв сквозного ветра. Только теперь он увидел, насколько мощной была эта стена. Ее ширина составляла не меньше пятнадцати шагов. Ворота вслед за ними вновь закрылись. Генерал, не останавливаясь, оглянулся на стену. С этой стороны она выглядела еще выше и еще более устрашающе из-за гребня каменных зубцов, расположенных на ней по всему верхнему краю.
Они остались одни и двигались до рассвета и только с наступлением утра остановились на отдых. Лишь теперь каждый из них обратил внимание на то, что тонкий снежный покров на этой стороне от стены был не тронут никем, и оттого был чистым и свежим.
Следуя на север, генерал и его люди прошли еще два дня, проходя в день всего по двадцать ли.
– Сюнну часто вступают в войны с да юэчжами, но все же они нам более знакомы и понимают наш язык. Мне приходилось встречаться с ними, а с да юэчжами нет, хотя с ними ведется довольно бойкая торговля. Они поставляют в империю нефрит в больших количествах. Но к сюнну перешло много наших людей. Их не убили и не вернули обратно. Они без притеснений живут и служат их правителю, а некоторые из них, видимо, продолжают и нашему, – генерал вел беседу с Джан Ву, ведшему своего коня рядом с ним.
– Два из препятствий уже позади, а что еще впереди, – задумчиво произнес тот.
– Да, хоть и опасно было переходить стену, но мы ведь сумели сделать это. Когда-то очень давно, еще до нашего с тобой знакомства, бу цзян, командир отряда стражников на сторожевой башне, тот, что ночью открыл нам ворота, где мы прошли стену, служил под моим началом. Как-то он был тяжело ранен в одном из боев, и так случилось, что я спас ему жизнь. Он не забыл об этом и отплатил мне добром. Вот так бывает в жизни. Я всю дорогу до стены думал над тем, как нам удастся попасть на другую ее сторону? Даже предположить не мог, что все так легко получится, – генерал впервые с того дня, как им удалось пройти стену, заговорил о том, как он сумел договориться со стражей у ворот на сторожевой башне стены.
– А для чего в стене эти ворота? Ведь она должна быть неприступной? – Джан Ву спросил генерала.
– Таких ворот, как я понимаю, много. А нужны они для ведения торговли с кочевниками. Не всегда же воевать с ними, – рассудительно ответил генерал.
Какое-то время они ехали молча.
– До сезона дахань, больших холодов, когда река покроется льдом, мы ждать не стали, и это правильно. Видишь, местность стала холмистой? Еще до реки началась огромная равнина. Ты ведь помнишь, как четыре года назад, в год ма, лошади, Мэн Тян вытеснил сюнну за реку Хуанхэ в этой стороне, – генерал показал рукой вперед. – А еще через один год, в год ян, овцы, ему удалось закрепиться здесь, на ее дальнем берегу. В этой стороне все выглядит иначе, нежели в наших краях из-за огромного изгиба желтой реки. Тут заканчивается очень большая местность Ордос. Земля лэуфань и баянь. И реку, и стену сумели мы одолеть, а вот как все сложится, дальше пока не знаю, – вновь заговорил генерал.