Просыпаюсь оттого, что Роберт стягивает с меня трусики и сорочку. Целует и поглаживает соски. Мое тело начинает просыпаться от его ласк. Хочется выкинуть из головы чужие мысли и ни о чем не думать. Секс – отличное лекарство.
Обычно по утрам я делаю ему минет, а затем он доводит меня до оргазма языком, но в последнее время Роберт придумал кое-что получше.
Вот и сейчас я встаю и сажусь сверху в привычное положение. Его голова у меня между ног, а его утренняя эрекция рядом с моим ртом.
Роберт первый прикасается ко мне губами, я тоже облизываю головку члена так, как будто это самое сладкое мороженое на свете. Роберт водит языком так рьяно, что я не могу взять член полностью в рот – не получается контролировать дыхание от приятных ощущений. Я вожу по его твёрдому стволу рукой, из моего рта все время вырываются стоны.
Думаю, что поза 69 – это соревнование между двумя: кто выдержит накал и сможет продолжать ласкать партнера, отбрасывая мысли о собственном удовольствии. Я эту схватку проигрываю.
Пытаюсь перестать сосредотачиваться на том, что он там делает своим языком с моим напряженным клитором, готовым вот-вот взорваться. И, наконец, беру член глубоко в рот, Роберт ослабляет хватку, тяжело дышит, теперь он гладит меня только пальцами. Ну вот, кажется, победа за мной?
Я усиленно продолжаю, но через минуту он снова раздвигает половые губы и прислоняется языком к горячему клитору, одновременно с этим вводит в меня два пальца: сразу в две моих дырочки. Он прежде никогда так не делал. Эти новые ощущения сбивают меня с толку.
Для меня анальный секс – табу, и я была рада, что Роберт даже не пробует мне такое предлагать.
Но он все равно нашёл способ проникнуть в запретное место.
Да, видимо, Роберт не умеет проигрывать, я сдаюсь: кончаю первая с громким «Аааах». Оргазм длится дольше обычного, и ощущения острее.
Когда я прихожу в себя, довожу дело до конца: теперь меня никто не отвлекает. И у меня получается все быстро: он кончает мне в рот через пару минут. Я ложусь рядом с ним. Роберт говорит:
– Люблю твой вкус, он ни на что не похож.
Мурашки бегут по коже. Это, конечно, не признание в любви, но все равно приятно. Спрашиваю шутя:
– А ты многих женщин попробовал на вкус?
После продолжительного молчания отвечает:
– Я ни с кем больше не пробовал такую позу и ни одну женщину раньше так не целовал – не хотелось.
Не могу сдержать счастливую улыбку. Приятно такое слышать.
Мы первый раз за очень долгое время проводим весь день вместе. Гуляем по городу, кушаем в ресторанах, даже по магазинам ходим.
Роберт первый раз на улице берет меня за руку, моя ладонь горит от такого простого прикосновения. И почему такой жест не менее приятен, чем утренний оральный секс?
– Расскажешь, что вчера с тобой случилось? – спрашивает неожиданно, и я только в этот момент понимаю: я ведь забыла! Так увлеклась Робертом, что все мои переживания ушли на задний план. Отвечаю кратко:
– Я узнала, что моя мать очень плохой человек.
Смотрит серьезно. Хмурится, а мне хочется его поцеловать. Вот просто так: самой кинуться ему в объятья и утонуть.
– Не переживай, не всегда родители – самые лучшие люди на земле. И если они плохие, то это не значит, что ты такая же.
– Звучит так, как будто ты знаешь, о чем говоришь.
Роберт отпускает мою руку и тяжело выдыхает:
– Знаю.
Мы молча возвращаемся в отель, и хоть мы почти и не поговорили, есть ощущение, что я высказалась, и меня поняли. Поужинав в номере, мы просто ложимся спать, как вчера.
Я долго думаю: какие же были у Роберта родители, раз он так говорит? Может, это вовсе не он виноват, что ведёт себя так холодно и не по-человечески иногда?
Да, может, и я выросла не такой, потому что моя мать меня бросила…
Внезапно я вспоминаю то, о чем совершенно позабыла последнюю неделю!
Я приподнимаюсь на кровати, смотрю на Роберта, он крепко спит, бегу в ванную на цыпочках. Там открываю свою сумку. Считаю.
Я не пила таблетки уже шесть дней!
Черт, черт, черт!
В Сингапуре я забыла телефон, в аэропорту Роберт купил мне новый. Но именно на старом был заведен будильник, который напоминал мне каждый день о контрацепции.
Как я могла забыть?
Пытаюсь спокойно дышать. Надо подумать, что можно сделать. Может, ничего страшного?
Вспоминаю и считаю, сколько за эти дни у нас был секс. И понимаю, что сегодняшний день – единственный без проникновения. Я могу забеременеть, что же делать?
Возвращаюсь в постель и тихо ложусь рядом. Смотрю на Роберта, вспоминаю, как он мне говорил, что если я забеременею, то это только моя ответственность.
Отворачиваюсь от него на другой бок. Надеюсь, что все обойдётся.
Через месяц
Роберт
– В этом году нам удалось поднять продажи на 20 процентов, а ещё улучшился…, – менеджер не может два слова связать, третий раз за совещание смотрит в свою бумажку.
Неожиданно для себя кричу и бью кулаком по столу:
– Пошли вон.
Сотрудники синхронно поворачиваются в мою сторону, смотрят не моргая.
– Я сказал, что заседание окончено, все свободны, – старюсь говорить спокойно, но выходит так, как будто я говорю им, что сейчас расстреляю.
Все судорожно поднимаются со своих мест и быстро выходят из конференц-зала.
Наливаю из кулера воды, пью, сминаю стакан в руке.
Это самая противная вода, которую я когда-либо пил. В горле как будто горечь стоит, ничем не выводится.
Заходит Феликс, начальник охраны с какой-то папкой в руках, это меня успокаивает. Значит, смог что-то найти.
Даже сесть не предлагаю, спрашиваю:
– Нашли?
– Пока нет.
Закрываю глаза.
– Но я кое-что узнал…, – пытается успокоить меня Феликс, но поздно. Я взрываюсь:
– Что, блядь, сложного найти одну девушку, которая не могла далеко убежать? Ты мне скажи, что сложного, почему именно ее никто найти не может? Испарилась?
– Мы найдём, – говорит спокойно.
Тяжело дышу и спрашиваю:
– Что ты там узнал? – сажусь в кресло, боль невыносимо бьет в виски, стоять трудно.
– За день до своего исчезновения она была у некой Веры Дмитриевой. Мы выяснили, что она раньше была Одинцовой Верой, – молчит, переминается с ноги на ногу, добавляет:
– Ну, то есть мать получается.
– Я понял. Адрес есть?
– Да.
– Поехали.
В машине пытаюсь растереть виски, но тупая боль не проходит. Такая же боль у меня в грудной клетке. Развязываю галстук и бросаю рядом, дышать трудно, как будто петлю на шею повесили.
Алиса пропала три дня назад. Я не видел ее три дня. И с каждым днём мне становится хуже. Как будто я внезапно заразился смертельной болезнью, и зараза меня сжирает изнутри.
Нужно срочно выпить противоядие, но я не могу его найти.
Почему она сбежала? Что случилось? А что, если не сбежала, а ее похитили? Хотя не похоже. Вещи собраны заранее, с вклада деньги сняты тоже раньше побега. Она готовилась, ждала подходящего момента. Специально обманула охранника и скрылась в неизвестном направлении.
Чего ей не хватало? Что случилось?
Все было, как прежде, мы вернулись в Москву, как обычно, встречались по вечерам, у неё начались новые съемки в фильме. Дядя с тетей вернулись, но я оплатил новое лечение по восстановлению, снова как будто от фонда, и они успели уехать. На этот раз в Германию.
Я не заметил в ней никаких перемен, но что-то явно случилось.
Перебираю каждый день последних месяцев и не могу найти важную деталь, то, из-за чего все разрушилось.
Была только одна конфликтная ситуация. В новом фильме у Алисы должен был быть поцелуй с актером. Я велел ей найти другую роль, она настояла на своём, и мне пришлось согласиться.
Но не станет же она собирать вещи и сбегать из-за такого?
Поднимаюсь на нужный этаж, звоню в квартиру.
Надо же она все-таки нашла свою мать, почему мне ничего не сказала, не попросила о помощи?
Дверь открывает женщина, совсем не похожая на Алису.
Высокая, с огненно-рыжими волосами, ярко-красной помадой. Ей больше пятидесяти, но выглядит хорошо, ни одной морщины на лице не видно.
– Здравствуйте, чем могу помочь? – произносит милым голосом и улыбается.
Здесь только нахожу сходство с Алисой: ямочки на щеках, по две с каждой стороны.
Во мне борются две личности. Одна говорит: что это все-таки мать Алисы и можно повежливее, а другая шепчет: поставь на место эту дамочку, иначе она сейчас будет вертеть передо мной своим хвостом.
– Алиса была у вас? – задаю вопрос с порога и прохожу внутрь. Надо осмотреть квартиру, вдруг она здесь?
Женщина моментально снимает с лица искреннюю улыбку и становится похожа на статую. Говорит:
– А так это вы тот самый?
– Какой тот самый? – спрашиваю не по-доброму.
Не отвечает. Начинаю выходить из себя:
– Знаете, где Алиса может быть? О чем вы говорили, когда она приходила. Что ей сказали?
– Говорили о нелёгкой женской доли.
– Что вы ей сказали? – рычу на неё, рядом со мной на столе стоит ваза. Еле сдерживаюсь, чтобы не взять ее и не запулить в стену.
– Зачем она вам? Где она – я не знаю. Но зачем ищешь? Для чего? – спрашивает и ухмыляется.
А мне становится жаль, что Алиса досталась именно такая мать. Она вряд ли ее обнимала и любила.
– Что вы ей сказали, можете нормально ответить? – спрашиваю ещё раз.
– Что любовница никогда не станет женой. И что если она не хочет закончить, как я, на обочине жизни, без семьи и детей, то пусть бежит от вас, сверкая пятками. Вижу, что послушалась, молодец.
Хочется зажать ее горло рукой и надавить что есть мочи. Чтобы никогда эта женщина не говорила такие вещи вслух. Но собираю волю в кулак и иду к выходу, на пороге останавливаюсь и говорю:
– Алиса для меня не просто любовница.
Алиса
Снова не могу уснуть: очень жарко, даже открытое настежь окно не помогает.
Мне не нравится, ничего здесь не нравится. Ни желтый цвет стен, ни зелёные занавески на окнах. И кровать с односпальным местом.
Вообще, я не имею права жаловаться: на самом деле любой был бы рад и счастлив поменяться со мной местами. Оказаться на Гавайях, где круглый год прекрасная погода, спать рядом с побережьем, где слышен успокаивающий шум моря…
Только он меня не успокаивает.
Всегда мечтала побывать в Америке, тут же Голливуд!
Усмехаюсь. Я совсем не рада. Наверное, все дело в том, что я сюда приехала не для приключений и веселья. Я сюда приехала вынужденно, чтобы спрятаться от Роберта.
Ещё задолго до теста на беременность я поняла, что ничего «не обойдётся». Появилась тошнота и неприятие запахов. Хотя до задержки ещё было много дней. Я, конечно, себя успокаивала, что это просто симптомы стресса, но в глубине души знала, что залетела.
Странно, что Роберт вообще ничего не заметил. Странно и обидно. Я почти не улыбалась, не смеялась и не заговаривала с ним первая. Только смотрела в одну точку и думала: что делать.
Конечно, какое ему дело до моих проблем? Роберту никогда не были нужны разговоры от меня. Нужно только чтобы я вовремя оказывалась голой в его постели. И все.
А с сексом было все как всегда.
Даже, может быть, лучше. Я отдавалась ему последний месяц с большей страстью, чем обычно. Потому что знала, что каждый раз может стать последним.
Последний раз, когда он меня целует в шею.
Последний раз, когда моя грудь лежит в его ладонях.
Последний раз, когда наши тела – единое целое.
Я хорошо запомнила наш последний раз.
Первый раз я сама проявила инициативу, Роберт сидел в кабинете за столом с бумагами, может, и не собирался в тот день ко мне прикасаться. Я подошла сзади и стала пальцами массировать его шею. Когда почувствовала, что его напряжение ослабло, повернула кресло к себе, опустилась на колени. Умело расстегнула брюки и впилась губами в его член, который был уже очень твёрдый. Видимо, его очень возбудило то, что я взяла инициативу в свои руки.
Но Роберт быстро отнял у меня лидирующую позицию. Смахнул бумаги со стола, одной рукой поднял меня и положил на стол. Вошёл резко, не церемонясь, глубоко. Быстро двигался и громко кончил.
Это был единственный раз, когда я симулировала, что у меня тоже все получилось. Несложно притвориться: мне было приятно и хорошо, но я просто не хотела забывать о его присутствии и сосредотачиваться на себе.
Я жадно смотрела на Роберта, пыталась запомнить каждое мгновение последней близости. Ловила каждый его вздох и стон, выражение на лице и эмоции. Хотела запомнить все в мельчайших подробностях.
Зачем? Не знаю. Может, чтобы пересматривать такими бессонными ночами, как эта? И истязать себя, понимая, что такого, как Роберт, больше в моей жизни не будет.
Тест на беременность я сделала в туалете на съемках. Странно, конечно, что вообще согласилась на новый фильм: все равно что продолжать играть на скрипке на утопающем «Титанике».
Я не удивилась двум полоскам. Удивилась своей реакции, потому что я как будто немного обрадовалась, и сердце радостно зашлось в груди.
Малыш, новая жизнь. Это же всегда хорошо?
Даже промелькнула мысль: а что, если я ему расскажу, и все будет нормально, как у обычных людей?
Но как ответ на мой вопрос, тут же скрутило живот от страха. Представила, как Роберт поведёт меня на аборт в ближайшую клинику. И ещё посмеётся, что я надеялась увидеть другую реакцию…
Нет, так я рисковать не могла.
И сделать тайный аборт я тоже не могла. Тетя с дядей и Пашка вернулись. Много приятных вечеров я у них провела. Я смотрела на них и думала: ну вот же они такие счастливые, несмотря на все тяготы и болезни своего ребёнка. Они справились, и я смогу. Одна. Папа меня любил за двоих. И я буду любить за двоих.
Все распланировала и подготовила. Денег много, хватит в другой стране и новую профессию получить, и язык выучить. Да вообще, если захочется, можно жить года три, не работая.
Я даже сделала себе ненастоящие документы. Когда есть много денег – любая услуга становится доступной.
Но я все равно никак не могла решиться на последний шаг. Помогла встреча с женщиной, которую я когда-то называла мамой.
– Привет, Алиса, наслышана о тебе, ты хорошо устроилась, – сказала она мне с порога. Первая ее фраза за десять лет.
Я пыталась перевести разговор на папу, на то, почему она решила уйти от нас. А она говорила только о том, как я живу. Давала непрошеные советы. В конце концов, я разозлилась и сказала:
– Не надо учить меня жить, посмотри на себя. Лучше займись своей жизнью.
– Алиса, мне уже поздно что-то менять, но я не хочу, чтобы ты наделала тех же ошибок, что и я. Не обманывай себя и не тешь надеждами: содержанка никогда не станет женой. Тебе придётся постоянно искать нового клиента, либо придётся заняться моей работой: искать клиентов другим. Не хочешь? Уходи, пока не поздно. Пока ещё можешь вырваться.
Ушла от неё обозлённая, полдня просто бродила по городу. Может, она и права? Если бы не случайная беременность, я бы никогда не подумала, что нужно уйти. Я бы не смогла сбежать из этого сладкого плена самостоятельно.
Я привыкла быть пленницей, и мне все нравилось.
Но вот теперь я не одна. И я должна стать свободной.
На улице в тот день я случайно встретила Кирилла, того самого моего бывшего парня. Видно, он был рад неожиданной встрече, долго хвалил мою игру и фильм.
– Не ожидал, что ты достигнешь таких высот, – говорил мне и восхищенно улыбался.
А потом вдруг рассказал о себе:
– Скоро уезжаю на Гавайи на постоянку, у меня там дядя. Решил изменить свою жизнь, надоело все.
Глупое, необдуманное решение, но я решила довериться и попросила Кирилла взять меня с собой.
Это был последний шаг, после которого я окончательно решила сбежать от Роберта.
Кирилл кричит мне с первого этажа: зовёт на завтрак. Мне не нравится, что он вот так всегда: приходит, как к себе домой.
Он помог мне пересечь границу, справиться с таможней. Сам он живет у дяди неподалёку, а это жилье я снимаю. Но у него есть запасные ключи, и он каждый день ими пользуется. Надо это прекратить.
Спускаюсь, на завтрак хлопья с молоком. Как и вчера.
– Тебе необязательно приходить ко мне каждый день, – начинаю я тактично…
– Алис, ты чего, мне же нравится. Ну, скоро поедешь Голливуд покорять или ещё отдохнёшь?
Ничего ему не отвечаю. Когда я сообщила Кириллу, что хочу поехать вместе с ним в Америку, он сам додумал за меня: и считает, что я просто хочу стать всемирно известной актрисой. Я его не разубеждаю: иначе придётся объяснять истинную причину, а этого я не хочу. Говорю ему:
– Я ещё отдохну.
На самом деле, смотрю на Кирилла, как он грезит актерством, славой и успехом, и вижу себя прежнюю. А теперь мне кажется все это пустым.
Мне никогда больше не сниматься в фильмах: Роберт тут же меня найдёт. Но меня это не печалит. Наверное, когда сердце кровоточит от неразделенной любви, все мечты отходят на второй план.
Не смогу я играть счастливых и влюблённых героинь. Только если какую-нибудь старуху, которая страдает от одиночества. Или «Бедную Лизу», которая бросается в воду из-за позора.
Нет, машу головой в разные стороны. Глажу живот под столом. Нужно быть сильной. В скором времени я планирую переехать в другое место и оставить Кирилла. Чтобы совсем ничего меня не связывало с прошлым. Но все нет сил сесть и организовать: посмотреть, куда лучше поехать. Живот скоро станет заметным, нужно торопиться.
– Спасибо, Кирилл, за завтрак, – выхожу из-за стола.
– Сходим сегодня вместе искупаться? – спрашивает.
– Нет, прости, у меня другие планы.
– Ладно, до встречи, – наконец, уходит.
На самом деле, нет у меня никаких планов. Надо брать себя в руки. Переезжать, вставать на учёт по беременности, учить английский… Вместо этого снова поднимаюсь наверх и ложусь в кровать. Не знаю, в чем дело: может, у меня началась депрессия? Ничего не хочу, только лежать и вспоминать.
Хотя я читала в интернете такое случается и при обычной беременности. Упадок сил, сонливость и апатия.
Я засыпаю. Вот так каждый день: ночью не могу заснуть, зато днём отсыпаюсь.
Просыпаюсь от шороха внизу. Слышу, как кто-то поднимается по лестнице. Натягиваю одеяло высоко, как будто это может уберечь меня, если в доме грабители.
Но это снова оказывается Кирилл, на этот раз с бутылкой шампанского и цветами.
Я ещё не успела толком проснуться, но настроение у меня плохое, встаю и кричу на него:
– Неужели тебе совсем непонятно, что я одна хочу побыть? Зачем ты ко мне приходишь без приглашения все время? Все. Мне надоело. Отдавай ключи, – протягиваю руку.
– Тише, Алис, не кипятись. Я долго думал…, и я хочу с тобой попробовать снова.
Не верю своим ушам. Я, конечно, заметила его повышенный интерес, но думала, что это из-за того, что я стала «известной» актрисой.
– Кирилл, уходи, ничего не получится.
– Почему?
– Я люблю другого, – говорю так просто. Хотя первый раз признаюсь в этом даже сама себе.
Кирилл кладет бутылку и цветы на стол. Подходит ко мне, я выставляю вперёд руку.
Тут только понимаю, что стою перед ним в открытой сорочке. Нет, она не прозрачная, но все равно неловко. Отворачиваюсь, чтобы взять халат, но Кирилл хватает меня за руку:
– И кто он такой?
– Это тебя не касается! – отвечаю ему также резко.
Кирилл стягивает губы в противную ухмылку.
– И что ты хочешь сказать, что уже не девственница?
Пытаюсь вытащить свою руку, не отпускает.
– Отпусти! – говорю ему.
– Сначала ответь на мой вопрос!
– Нет, не девственница, что тебе надо?
Кирилл моментально меняется в лице, как будто сбрасывает с себя какую-то маску:
– Значит, это только со мной у тебя ничего не получалось! Понятно, ну раз, ты не целка, то чего я с тобой церемонюсь? – Кирилл разворачивает меня к себе спиной и бросает на кровать.
Я поворачиваюсь, чтобы дать ему сильную затрещину, но вижу перед собой удивительную картину.
Кирилла за горло держит Роберт и поднимает его от пола. Кирилл издаёт хлюпающие звуки, задыхается.
Я тру глаза, неужели мне все это снится? Тру и снова смотрю. Картинка не пропадает.
Он отпускает Кирилла на пол и делает два удара по лицу, после которых Кирилл падает на пол.
Затем встаёт и убегает вниз по лестнице, не произнося ни слова.
Я смотрю на Роберта, а он на меня. Как это возможно?
Нашёл меня? Так быстро? Прошло всего две недели…
Подходит ко мне и прижимает к себе крепко, гладит по волосам. Чувствую знакомый запах, значит, он точно настоящий.
– Откуда ты взялся? – спрашиваю у него.
– Я пришёл сюда, пока ты спала, сидел рядом и ждал, когда проснёшься. Когда услышал шум – спрятался в шкафу. Хотел узнать, с кем ты сюда приехала.
Смотрю на тот шкаф. Они здесь сделаны, как отдельная подсобка с дверью, действительно, можно стоять там в полный рост, не замеченным. Значит, он слышал весь разговор?
Блин. Я же сказала, что люблю.
Отстраняюсь. Сажусь на кровать, Роберт садится рядом и сыплет на меня вопросами:
– Зачем ты сбежала? Да ещё с этим полоумным. Это ты с ним раньше встречалась?
Я ничего не могу сказать. Не знаю, как объяснить. Начинаю с лёгких вопросов:
– Кирилла я случайно встретила на улице, он помогал мне до сегодняшнего дня. И вёл себя нормально. Не знаю, что на него нашло.
Роберт пододвигается и снова обнимает. Прижимаюсь ухом к его груди, слышу, как быстро бьется его сердце.
Он повторяет первый вопрос:
– Зачем ты сбежала от меня, Алиса?
Я молчу, глажу живот, не знаю, что ответить.