Адриана Мэзер
Призрачный омут
Глава 4
Что случилось той ночью
Запинаюсь, выходя на дорожку, ведущую к нашему дому. Браво! – Саманта! – восклицает миссис Мэривезер, загружая башню изумительно упакованных коробок с выпечкой в свой пикап. – Как дела в школе? Надеюсь, больше не слышала странных звуков?
– Не-а.
Она внимательно вглядывается в мое лицо, словно хочет сказать что-то, но в итоге молчит. Я замираю, шагнув к двери.
– Интересно, а папа когда-нибудь расспрашивал вас о той самой ночи?
Миссис Мэривезер наклоняет голову к плечу, размышляя:
– Твой отец всегда был молчалив и упрям, даже в детстве. Как-то летом он свалился с дерева и сломал палец. Даже когда тот раздулся, как сосиска, Чарли не желал признавать, что палец болит. Более того, снова залез и спрыгнул с дерева, просто чтобы доказать, что никогда не чувствовал себя лучше. – Она многозначительно приподнимает бровь. – Мне пора везти в пекарню новые рецепты, которые я на днях опробовала. Захочешь поболтать, заскакивай в любое время.
– Да, конечно, – вру я в ответ, распахивая боковую дверь.
В доме ни звука.
– Пап?
– В бальном зале! – раздается его голос справа от лестницы.
Прикрываю дверь и торопливо иду на голос. С каких пор комнату с фортепиано и неудобной даже на вид древней мебелью мы зовем «бальным залом»? Заходя, я мгновенно расслабляюсь при виде отца, живого и здорового. Честно говоря, с тех пор как Элайджа исчез, я сюда ни разу не заходила. На портрет Эбигейл, висящий в другом конце комнаты, стараюсь не смотреть. Глядя на него, единственное, что я вижу, – его глаза. Глаза, по которым я скучаю.
Стоп, больше никакой магии. И никакого Элайджи.
Папа стоит у обитого шелком дивана и рассматривает потолок.
– Что делаешь?
– Просто осматриваюсь, – с улыбкой говорит он. – Знаешь, когда твоя бабушка была жива, в этом зале никогда не бывало тихо. – Папа указывает на старый граммофон. – Здесь звучала музыка, а элегантные леди играли в бридж, попивая чай.
Улыбаюсь в ответ.
– Судя по твоим рассказам, у бабушки было мало друзей.
– В старости-то да. Но когда я был маленьким, а отец еще жив… – Он умолкает, не закончив. – Мне всегда казалось, что дом слишком большой для нас троих, но мама каким-то чудесным образом умела его заполнить. Она бы расстроилась, если б увидела, что сейчас этот зал пустует.
Отец садится на диван у камина. Последний раз он вспоминал о бабушке, когда мы обсуждали случившееся той ночью в лесу. Значит, сейчас он собрался говорить об этом? Папа похлопывает по подушке рядом с собой, и я присаживаюсь, выбирая место, с которого не буду видеть портрет.
Отец смотрит на меня:
– Как насчет того, чтобы нам вернуться в Нью-Йорк?
Что?!
– Уехать из Салема? Это из-за кошмаров? Да, мне тяжко пришлось… после случившегося. Но сейчас все намного лучше, клянусь. Я уже спокойно сплю, и…
Слова срываются с языка быстрее, чем я успеваю их осмыслить. Отец задумчиво морщит лоб.
– Я не говорю, что мы должны переехать. Просто предлагаю. Хочу убедиться, что ты всем довольна и счастлива. Знаю, у тебя здесь друзья.
– По крайней мере, один.
Папа улыбается:
– Судя по словам Джексона, тобой вся школа восхищается.
– Не верь ему. Джексон – неизлечимый оптимист. Они наконец-то перестали разбегаться, чуть завидев меня, – говорю я, поднимая взгляд на отца. – Но, пап, правда, мне тут нравится.
– Просто хочу убедиться, что мы сделали правильный выбор. Если тебе неприятно здесь, можем уехать.
– Забавно, но здесь я чувствую себя самой собой. Впервые за долгое время. А один друг – лучше, чем ни одного.
Он кивает:
– Ты же знаешь, я могу работать как из Салема, так и из Нью-Йорка. Никаких поездок в ближайшее время не планируется.
Папа кладет руку мне на плечи, и я прижимаюсь к нему, вдыхая знакомый мускусный аромат его лосьона после бритья. Он посмеивается.
– Что?
– Просто вспомнил, как сильно твоя мама ненавидела бабушкины вечеринки.
– Она ходила на них?
– Ее заставляла мать. А моя мама придерживалась особого дресс-кода для вечеринок, насколько можешь судить по обстановке дома. Обе родительницы заставляли твою маму соответствовать. Я частенько наблюдал, как она топталась среди обедающих дам и целенаправленно выдергивала из косы волнистые пряди. К концу вечеринки ее волосы были растрепаны, а на колготках появлялось не менее четырех дыр. Как-то раз, чтобы сбежать домой, она даже пролила на себя чашку чая, но у моей мамы мгновенно нашлось запасное платье подходящего размера.
Как же странно… я столько всего не знаю о маме.
– Вы тогда уже встречались?
– Н-е-е-ет, – снова смеется он. – Чтобы уговорить ее сходить на свидание, мне потребовалась вся юность. И еще год ушел на то, чтобы она перестала называть меня «Чудик Чарли».
– Мы уже целую вечность не говорили о маме.
Отец отводит взгляд в сторону камина:
– Эта комната способна пробуждать давно забытые воспоминания.
– Ты поэтому не хотел возвращаться? Из-за мамы? – Я запинаюсь. – Получается, всегда, когда я умоляла тебя поехать со мной в Салем…
– Поначалу да, – кивает он, – но потом отказывал тебе из-за бабушки, которая возомнила, будто в смерти твоей мамы виновато проклятие. Она никак не могла успокоиться. Разговоры на эту тему мне были неприятны. Мы начали ругаться, отдаляться друг от друга. Я не хотел, чтобы она прожужжала тебе уши своим бредом, пытался защитить. – Отец заметно нервничает. – А в итоге сам подверг тебя опасности, женившись на…
Папа замолкает, не смея произносить ее имя. Я поднимаю на него взгляд:
– Пап, не надо. Пожалуйста, не вини себя.
Вот поэтому я молчу. Как я могу рассказать ему обо всем, что натворила Вивиан? Хватит того, что отцу известна часть правды: мачеха пыталась меня повесить, а его ввела в магическую кому. Не представляю, что папа сделает, если выяснит, что сам шагнул в объятия женщины, которая убила маму и бабушку.
– Не переживай за меня. – Папа треплет меня по голове. – Тебе своих тревог хватает. – Он встает. – Есть хочешь? Мэй принесла коробку новых пирожных, маленьких горшочков из шоколада с муссом и меренгами.
Тоже поднимаюсь:
– М-м-м, я просто обязана это попробовать.
– Согласен.
Мы выходим в коридор, под ногами поскрипывают старые половицы. С портретов на стенах за нами наблюдают многочисленные лица предков. Жаль, бабушки больше нет, она могла бы поведать их истории. Я иногда нахожу исписанные ее почерком открытки о предметах мебели, распиханные по шкафам вместе со старыми дневниками, но это совсем другое.
Я осматриваю каждый портрет, мимо которого мы проходим. Кто-то из изображенных красив, кто-то – чересчур серьезен… Секундочку. Я резко останавливаюсь. Быть того не может!
– Пап…
– Да, милая? – Он тоже замирает.
– Эта картина, – указываю я на женщину в мантии. По телу пробегает холодок, волоски на руках встают дыбом. – Раньше рядом с ней стоял мужчина.
Папа хмурится:
– Не понял.
На портрете был мужчина, я уверена. Женщина стояла, а он сидел. А теперь она все так же стоит, а мужчина – исчез.
– Разве ты не помнишь, что там был мужчина?
Я повышаю голос, отец хмурится сильнее.
– Картина новая. Вернее, не новая, конечно, она здесь не висела, когда я жил в доме. Должно быть, мама зачем-то решила достать ее с чердака.
– А… – отвечаю, перекидывая волосы за спину. – Знаешь, я, наверное, ошиблась. Тут так много картин, а в этот коридор я, кажется, давно уже не заходила. Вот и запуталась. – Больше всего на свете мне хочется, чтобы с лица отца исчезло это взволнованное выражение. – А женщина роскошная, кем бы она ни была.
Папа кивает:
– Судя по одежде, она жила примерно в начале двадцатого века.
Я внимательно рассматриваю ее грандиозную шляпу и гордое выражение лица.
– Ты знаешь, кто это?
– Могу предположить, что это кто-то из дальних родственников. Кажется, припоминаю… мама рассказывала, они из Нью-Йорка. Кажется, кто-то из них пережил крушение «Титаника». Но больше мне о них ничего не известно.
«Титаник»?
– Хм, как интересно.
Глава 5
Это были предупреждения
Шелест океанских волн в ночи меня успокаивает. Я сжимаю пальцами перила и смотрю вниз, на белую пену волн, бьющихся о борт. Ярко освещенные иллюминаторы простираются по всей длине огромного корабля, сверкая на бесконечной поверхности воды подобно рождественским огням.
Я оборачиваюсь, осматривая палубу. Красиво одетая молодая пара стоит у перил и тихонько перешептывается. Трое мужчин в костюмах и цилиндрах, куря сигары и громко разговаривая, идут к двери в большой зал. Дворецкий распахивает ее перед ними. Я устремляюсь следом, но дверь закрывается прямо у меня перед носом.
Заглянув в окно, я открываю рот от удивления. Стены зала украшены изысканной лепниной, а с потолка свисают красивые люстры. Мужчины и женщины играют в карты и пьют шампанское из хрустальных бокалов. Платья этих леди напоминают мне о даме с портрета, который мы с отцом рассматривали в коридоре.
Я торопливо отступаю от двери. Что-то в этом месте меня настораживает, что-то неуловимое – я хочу вспомнить что, но не могу. Как будто пытаешься воткнуть иголку в каплю ртути. Все расплывается.
Возвращаюсь к парапету. Прямо у меня на пути, на палубе, лежит тот самый портрет из коридора. Рядом с ним – изумрудно-зеленое шелковое платье и серебристая книжица размером с игральную карту. Но всего секунду назад этого здесь не было! Я обхожу вещи и устремляюсь к воде. Ветер неистово треплет волосы. Меня охватывает непреодолимая жажда сбежать отсюда. Я поднимаю ногу, собираясь перелезть через парапет, но к лодыжкам словно привязали огромные гири…
Я распахиваю глаза, потом высоко поднимаю правую ногу, пытаясь натянуть плотное одеяло. Раздается смех, и я резко сажусь, моргая из-за яркого света, бьющего в окно. В дверях стоит Джексон, одетый в голубые пижамные штаны и ярко-синюю толстовку.
– Извини, но я стучал, прежде чем войти, – смеется он. – Не знал, что ты предпочитаешь спать, задрав вверх руки и ноги.
– Джексон?
Делаю глубокий вздох. Я снова в своей комнате?
– Да, Сэм?
Скидываю одеяло.
– Который сейчас час?
– Уже поздно. Завтрак готов. Предки отправили будить тебя.
– Я у вас или у нас?
– У вас. – Он с сомнением протягивает: – Э, с тобой все в порядке? Выглядишь слегка… даже не знаю… ты расстроена чем-то?
– Все в порядке. – Я осторожно тру глаза. – Просто дурные сны.
Он кивает:
– Хочешь, побуду с тобой? Расскажу что-нибудь смешное, отвлечешься от плохих снов.
Я смотрю на Джексона, лохматого, с этой манящей улыбкой, и качаю головой:
– Не нужно, но спасибо. Еще минуту поваляюсь.
Джексон задерживается на секунду и все же выходит из комнаты. Соскальзываю с кровати и засовываю ноги в черные пушистые тапочки. На туалетном столике, там же, где я его оставила вечером, лежит домашнее задание по «Титанику». Я замираю. Роскошный корабль, гости в старомодной одежде. Хватаю с тумбочки телефон и вбиваю в поисковике: «палуба „Титаника“».
На первой же картинке вижу тот самый зал, который я рассматривала в окно. Но я никогда не видела его раньше! Как мог этот зал появиться во сне, если я не знала, как он выглядит? Пролистываю распечатки с заданием, чтобы проверить. Нет, ни одной фотографии. То, что мне приснился «Титаник», логично, но идеальная копия его палубы… это странно. Если только…
Я швыряю телефон на кровать и отшатываюсь. Если только этот сон не то же самое, что сны о Коттоне и ведьмах. Те сны… Это были предупреждения, которые начались после того, как я впервые увидела Элайджу и все вышло из-под контроля.
Прижимаю ладони к лицу. Вчера я увидела призрак девочки. Неужели миссис Мэривезер права, и появление духа предвещает беду?
– Нет! Нет! Только не это.
Глава 6
Хочу с этим покончить
Миссис Пауэлл, учительница по литературе, раздает экземпляры книги Арчибальда Грейси «Правда о „Титанике“». Ее волосы заплетены во множество косичек и собраны в элегантный высокий пучок, а простые подтяжки и белая блузка в разы моднее, чем брючные костюмы большинства преподавателей. Миссис Пауэлл – моя любимая учительница. Она терпеть не может глупостей, зато ко всем относится честно. А еще она была одной из тех, кто не отвернулся от меня после смерти Джона и обвинений Лиззи.
– Полковник Арчибальд Грейси освобождал от канатов последнюю складную лодку, когда корма тонущего «Титаника» поднялась вверх, – говорит миссис Пауэлл, проходя по рядам. – Полковника затянула под воду воронка, образовавшаяся от веса тонущего корабля, но ему повезло спастись и выплыть недалеко от той самой лодки. К несчастью, она была опрокинута и окружена людьми. Они провели в воде всю ночь, пока их не подобрала одна из спасательных групп. Температура воды на месте крушения была приблизительно минус два градуса по Цельсию.
Миссис Пауэлл бросает экземпляр книги на парту прямо передо мной. Черно-белое фото огромного корабля на обложке напоминает о сегодняшнем сне. Я мгновенно переворачиваю книгу обложкой вниз. Верхний левый уголок у нее потрепан, я обвожу пальцем потертый участок.
– В этой книге есть свои недостатки. Например, пассажирами третьего класса часто пренебрегают, их национальность практически не указывается, это просто цифры. Помните, что перед вами рассказ очевидца, его точка зрения. Полковник умер в декабре 1912 года из-за осложнений, вызванных переохлаждением. До публикации книги он не дожил.
Звенит звонок.
– Не забудьте, если будете вести читательские дневники, сможете получить тридцать дополнительных баллов. Некоторым из вас они жизненно необходимы, – замечает миссис Пауэлл, когда все встают.
Я запихиваю книгу в сумку и устремляюсь в коридор. Ни за что не стану читать эту гадость! Все, с этого самого момента избегаю всего, что касается «Титаника», держусь подальше от висящей в коридоре картины и точно не иду на танцы. С меня хватит!
Набираю нужную комбинацию замка и открываю шкафчик. Мимо в компании девчонок проходит Блэр.
– Приве-ет, Сэм, – говорит она, останавливаясь.
– Привет!
Так, сначала Ники со мной начинает говорить, а теперь Блэр?
– Зна-а-аешь, хочу спросить кое-что.
О боже, только не это. Долгое вступление выдает ее с головой.
– Дай угадаю, речь о каком-то родственнике, который умер?
Лицо Блэр озаряет улыбка:
– А она молодец! Да, звучит безумно, но несколько лет назад у нас умерла собака. С тех пор в саду неизвестно откуда появляются странные ямы. Знаешь, словно кто-то или что-то их выкапывает, и моя мама готова поклясться, что…
– Извини, я не могу.
– О, ты даже не дослушала!
Черт бы побрал это школьное собрание, на котором я рассказала, что вижу духов. В любом другом городе посчитали бы, что я просто чокнулась, но в Салеме все решили, что я просто обязана проверить их чердаки и подвалы в поисках призраков умерших дедушек или бездомных кошек.
– Ага. Мне жаль, но нет.
Блэр скрещивает руки на груди, и на секунду воцаряется неловкая тишина.
– Может, полиция узнала что-то новое о женщине, которая напала на вас в лесу?
Я отворачиваюсь и достаю из шкафчика коробку с лан-чем. Боже, когда уже все отстанут от меня с этим?
– Пока ничего.
– Поверить не могу, вас пытались повесить, а эта таинственная женщина просто скрылась. – Блэр накручивает на палец прядь волос. – Это ужасно! Папа говорит, полиция совсем прекратила поиски. Подумаешь, какая-то психованная разгуливает поблизости, – кому какое дело?!
– Ужасно! – словно хор попугайчиков, повторяют ее спутницы.
Как можно говорить о самом ужасном, что со мной когда-либо произошло, так, будто это просто забавный слушок? Хлопаю дверцей шкафчика, отворачиваюсь от девушек и шагаю прочь.
– Ой всё, кто-то не в настроении, – хихикает Блэр мне вслед.
Ускоряю шаг, быстро сворачиваю в ближайший коридор и едва не врезаюсь в мужчину в старомодном костюме и шляпе. Дворецкий из сна! Я кричу и отшатываюсь от него. Мужчина вскидывает голову, и под полями шляпы я вижу… ухмыляющегося Диллона.
– Воу, сорри, Сэм.
Я выдыхаю.
– Чувиха, ты словно призрака увидела. Упс! Ты ж их вправду видишь. Что за чушь я несу? – смеется Диллон над собственной шуткой.
Слегка расслабляюсь и наконец делаю вздох:
– Не, просто не смотрела, куда иду и все. Во что это ты вырядился?
– Примеряю костюм для бала.
Из-под пиджака мелькает клочок его красной формы команды по лакроссу. Я выдавливаю улыбку:
– На тебя не похоже.
– Подружка. – Он ненадолго прерывает наш зрительный контакт. – Она считает, что мой наряд на прошлой вечеринке выглядел дерьмово. О, сорян… «не подходил случаю». – Диллон показывает пальцами кавычки.
– А-а-а… Ну, этот хорош. Прям как с «Титаника».
Он сияет:
– Правда?
– Диллон! – пищит Блэр с другого конца коридора. – Я в восто-о-орге!
Да вы издеваетесь? Диллон встречается с ней? Такое убожество. Странно, что Джексон мне не сказал.
– Пока, – говорю я, но внимание парня уже занято Блэр.
Распахиваю заднюю дверь школы, шагая к излюбленной лавочке, на которой часто обедаю, и на долю секунды поскальзываюсь на влажной траве. По бетонной площадке у лавочки тянется цепочка мокрых следов, оставленная парнем в старинном костюме, похожем на тот, который был на Диллоне. Низко опустив голову, парень сидит на моем любимом месте. Лицо его полностью скрывает шляпа.
– Дай-ка угадаю, ты друг Блэр и Ники?
Ответа нет. Парень даже не поднимает головы.
– Серьезно, танцы только через две недели. Можно расслабиться и не усердствовать так с костюмами.
Плюс к тому это мое место. Чувствую себя жуткой собственницей.
Он встает. Шляпа поднимается, все еще пряча глаза, но открывая густую щетину на подбородке. Он старше, внезапно осознаю я. Лет двадцать, может, чуть больше. Я пячусь. В том месте, где он сидел, деревянная скамейка влажная. С него стекает вода. Морская вода. Ветер доносил до меня солоноватый запах. Температура вдруг словно упала градусов на десять.
В нашу сторону идут Ники и Мэтт. Кажется, они о чем-то спорят. Ники проходит прямо сквозь тело промокшего мужчины. Ужас обволакивает меня, обвивает кольцами, словно удав.
Спорщики замечают мое выражение лица, Мэтт выглядит смущенным, а я разворачиваюсь и бросаюсь к школе.
– Сэм! – кричит Ники, но я даже не оглядываюсь.
Я мчусь по коридорам, туда, где сейчас точно должна быть куча народа, и врываюсь через двустворчатые двери в переполненный кафетерий. В уши врывается шум множества голосов. Останавливаюсь, слегка проскальзывая по полу. В дальнем конце зала за круглым столиком у окна сидят Наследницы. Все оборачиваются, наблюдая, как я иду прямо к ним. Блэр замечает, как тяжело я дышу, и начинает что-то шептать своим подружкам. Я словно попала в аквариум: вокруг множество людей, они охают и ахают, стучат по стеклу.
Я швыряю сумку на пол и выдвигаю стул из-под столика Наследниц.
– Хочу, чтобы духи навсегда оставили меня в покое. Как это сделать?
– О, и тебе привет, – отзывается Элис.
– В смысле? Что значит «оставили в покое»? – спрашивает Мэри, панически оглядываясь. Она переходит на шепот: – Они сейчас здесь?
– Нет, но…
Я умолкаю, раздумывая, как бы лучше рассказать. Ой, да плевать, хватит уже приукрашивать реальность!
– Только что во дворе школы я видела мужчину в старинном костюме, с которого стекала соленая вода. Как будто он вышел прямо из океана, но сначала в нем утонул.
Мэри округляет глаза. Сюзанна окидывает взглядом соседние столики.
– Ладно, идем, – говорит Элис.
– О, сейчас я выйду на улицу, только если школа загорится.
Элис встает из-за стола, а следом за ней остальные Наследницы.
– Тебе нужна наша помощь или нет? – интересуется она.
Я не двигаюсь с места.
– Мы не пойдем на улицу, – добавляет Сюзанна. – Честно.
Встаю, отталкивая стул, и мы выходим из кафетерия – черная стайка среди ярких цветов. Все взгляды устремлены на нас. Элис петляет по коридорам и останавливается перед какой-то дверью без таблички.
– Есть! – воскликнула Мэри, распахивая дверь.
Она что, вскрыла замок?
Сюзанна осматривается, проверяя коридор, и выпаливает:
– Заходим.
Мы забиваемся в пыльную комнату и закрываем за собой дверь. Элис щелкает выключателем. Мы в хранилище, полном картотечных шкафов. Мэри достает черный шерстяной плед и расстилает его на полу. Она что, всюду его таскает, ожидая, пока не случится что-то магическое?
– Как вы узнали об этом месте?
Элис пожимает плечами и опускается на плед. Мы присоединяемся к ней.
– Откуда знаете, как сюда попасть?
Мэри открывает рот, собираясь ответить, но Элис кладет руку ей на плечо, заставляя замолчать.
– Почему мы должны рассказывать, если ты не желаешь присоединиться к кругу? – спрашивает она.
– Почему я должна присоединяться к кругу, если вы ничего не рассказываете?
Мы пристально смотрим друг на друга.
– Ну, за последние полгода ты не сильно рвалась общаться с нами, – хмурясь, замечает Элис.
Я медлю. Значит, она хотела со мной общаться? А я-то думала, что безразлична Наследницам.
– Знаю. Просто я… хотелось немного побыть одной.
На мгновение воцаряется тишина. Я удобней устраиваюсь на пледе.
– Так вы поможете мне прекратить этот бардак и вернуться к обычной жизни?
– Ты потомок Коттона Мэзера, живешь в Салеме и обладаешь магической силой. О какой обычной жизни ты говоришь? – ухмыляется Мэри.
– Пф, отлично! – фыркаю я.
– Как ты думаешь, почему мы всегда держимся вдалеке от остальных? – спрашивает Элис.
– Ты? Чтоб круто выглядеть! – восклицает Мэри.
Элис не может сдержать улыбку:
– Нет, мы круты благодаря нашим ярким личностям и неподражаемым индивидуальностям.
Мэри закатывает глаза. Сюзанна говорит спокойно и тихо:
– Когда ты только переехала в Салем, все думали, что мы тебя прокляли, так?
– Ага, как-то так… – Я мысленно возвращаюсь к осени и многочисленным слухам обо мне.
– Мы даже не знаем, как накладывать проклятие, – поясняет Мэри. – Но если б знали, то не стали бы.
– Так, мы пришли сюда, чтобы услышать историю Сэм, а не рассказывать свои, – бросает Элис.
– О, то есть то, что вы раньше от меня утаивали, оказалось полезным? – ехидничаю я.
– Саманта права, – говорит Сюзанна. – Да, последнее время она с нами не общалась, но мы уже разобрались с этим. Сэм видит утопленников в школе. Как думаете, у нас есть время, чтобы подождать?
– Не-а, – отвечает Мэри.
– Отлично, – сдается Элис и жестом предлагает Сюзанне продолжать.
Та смотрит на меня:
– Мы не колдуем просто ради колдовства. Элис гадает на костях, чтобы мы вовремя предотвращали неприятности. А мое умение читать людей помогает не попасть в ловушки.
Я поворачиваюсь к Мэри, она накручивает кудряшку на палец:
– Наши семьи испокон веков работают с магией в Салеме. Здесь происходит странное, скрытое от чужих глаз, не поддающееся пониманию. Мы играем свою роль, колдуем, чтобы сдерживать эту силу.
Сюзанна кивает:
– С тобой сейчас определенно творится нечто серьезное. Не трать время, не спорь. Судя по предсказанию костей, это может быть опасно. Медлить сейчас – большая ошибка. Возможно, мы уже что-то важное упустили.
Размышляя над ее словами, цепляю пальцем дырку на джинсах.
– В чем дело? – Мэри подсаживается ближе. – Ты не хочешь заниматься магией?
– И это тоже.
Мэри улыбается:
– Тогда что ты имела в виду, прося нас помочь избавиться от духов?
– Я думала… Не знаю, о чем я думала. Просто хочу с этим покончить.
– С помощью магии, – добавляет Мэри.
Черт!
– Видимо да.
– Отлично. – Мэри встает. – А теперь, когда мы со всем разобрались, идемте обедать. Умираю от голода.
Получается, меня только что обдурили? Тоже поднимаюсь на ноги.
– А другого способа нет?
– Нет, – бросает Элис, поворачивая дверную ручку и выглядывая в коридор. – Чисто, – сообщает она, шире открывая дверь.
Однако коридор не пуст. Там стоит маленькая девочка в розовом платье, на лице ее то же лукавое выражение, что и утром, в столовой. С грохотом захлопываю дверь.
– Это что сейчас было? – морщится Элис.
Мэри хватает ее за руку:
– Прошу, только не говори, что там стоит утопленник.
– Нет. Там девочка. В старинном платье, – внезапно севшим голосом отвечаю я.
– Стоп, так призрака два? – Элис переводит взгляд на Сюзанну.
В дверь еле слышно стучат. Я дергаюсь, а вот Наследницы на стук не реагируют. Судя по удивленным выражениям лиц, они ничего не слышали.
– Что будем делать? – спрашивает Сюзанна.
Я нервно меряю шагами пыльную комнатку:
– Приходите сегодня ночью ко мне и помогите прекратить все это.
Глубоко вздыхаю и вновь открываю дверь. Девочка стоит, прислонившись к стене, и крутит в пальцах кончик длинной косы. Наследницы выходят в коридор следом за мной.
– Отстань, – шепчу я девочке.
– Ада, – заявляет она, выпуская из рук косичку. – Меня зовут Ада. – Она хмурится, замечая мое выражение лица. – Ты злишься, потому что я смеялась из-за черники?
У нее британский акцент.
– Нет. Просто хочу, чтобы ты ушла.
Ада остается невозмутимой:
– Мой брат Фредерик такой же вредина. И лицо у него краснеет прямо как у тебя. Однажды он захлопнул передо мной дверь комнаты, а сам зацепился рукавом за щеколду и упал, сильно порвав рубашку. Папа был в ярости, – хихикает Ада.
Наследницы берут меня в кольцо, скрывая от посторонних глаз, чтобы никто не увидел, как их спутница разговаривает с пустотой. Я наклоняюсь и добавляю голосу суровости:
– Уходи и даже не думай возвращаться. Ты мне здесь не нужна.
Губы девочки дрожат, я стараюсь не обращать внимания.
– Я лишь хотела узнать, не находила ли ты мой крючок для обуви. Мамочка жутко разозлится, если я его потеряла. Он единственный, больше мы с собой в Америку не взяли, – дрожащим голосом говорит Ада.
В Америку? Она что, не знает, где находится? Внимательнее осматриваю старомодное платье Ады. И сглатываю.
– Как… вы собираетесь попасть в Америку?
Она вытирает глаза тыльной стороной ладони.
– На «Титанике». Папа говорит, это самый большой корабль в мире.
У меня кружится голова.
– Ты пришла сюда, чтобы забрать свой крючок для обуви?
Мой голос звучит гораздо менее уверенно, чем пару секунд назад, а мысли роятся вокруг странного загнутого прута, найденного вчера среди книг. Дрожащими руками я достаю его из своей сумки.
Ада хватает крючок и исчезает. Вот бы мне сейчас исчезнуть.
