Агния Арро
Даже если ты меня ненавидишь
Глава 13
Данте
По дороге мне попадается небольшой спортивный магазин. Стайка мелких сучек идет слишком медленно, веселясь и дымя «парилками». Забегаю, покупаю первый попавшийся баскетбольный мяч, возвращаюсь в машину и еду дальше.
Подружки отваливаются одна за другой, и необходимая мне Вика сворачивает во двор между двумя многоэтажками. Оставив свою старенькую бэху возле одного из подъездов, догоняю девчонку и швыряю баскетбольный мяч, целясь в стену недалеко от ее головы. Взвизгнув, она отлетает от железной двери, а мяч, упав на асфальтированную площадку перед подъездом, катится в мою сторону.
– Ты придурок, что ли?! – орет она.
Усмехнувшись, подбираю мяч, отбиваю его ладонью об асфальт. Он отлично пружинит, все время возвращаясь ко мне.
Иду к Вике, продолжая ритмично отстукивать мячом. Ловлю его обеими ладонями, прокручиваю и снова кидаю в стену. Девчонка опять визжит, пятится от меня.
– Одной против того, кто сильнее, страшно, правда? – хмыкнув, ставлю ногу на откатившийся ко мне мяч. Подбираю его, еще пару раз отбиваю об асфальт. Вика вздрагивает при каждом ударе, будто он приходится прямо по ней.
– Что ты несешь? – хрипнет ее голос. – Кто ты такой вообще?!
Ловлю подскочивший мяч, сильнее сжимаю ладонями. Домофон противно пищит. Дверь врезается Вике в спину. Она вынужденно отскакивает. На улицу выходит парень в джинсе и серой толстовке с капюшоном.
– Хай, систер. Это ты тут орешь, что ли? Всех котов в подъезде распугала, – лыбится придурок и-и-и… получает мячом в лицо. – Ай, с-сука, – прижимает ладони к разбитому носу. – Ты охренел?
– Да что ты делаешь?! – верещит «систер».
– Воспитываю, – шагаю к ним.
Парень кидается на меня, оказывается перехвачен, развернут и прижат к моему корпусу. Давлю предплечьем ему на горло и ладонью сбоку на голову.
– Дернешься, – рычу в ухо, – сам свернешь себе шею.
Пацан застывает, тяжело дыша и хлюпая носом. Его сестра сопит и всеми силами старается не плакать. Ее страх наполняет пространство вокруг нас. Я хочу, чтобы она прониклась этим ощущением. Чтобы каждая ее клетка была наполнена этим липким чувством. Беззащитная, одинокая и, оказывается, не такая уж смелая. Вся спесь моментально улетучивается.
Давлю чуть сильнее на горло ее брата. Он хрипит и дышит отрывисто. Воздуха не хватает, скоро начнет отрубаться. Вика косится на мяч, на меня, на брата. По щеке стекает первая слеза.
– Страшно, когда никто не может тебя защитить? – ухмыляюсь я.
– Отпусти его, пожалуйста, – просит перепуганная девчонка. – Он же сознание теряет! Мамочки! Помогите! – снова визжит.
– И ты ничего не можешь с этим сделать, потому что я сильнее, – давлю на нее, ослабляя захват, чтобы парень все же не отключился. – Маленькая рыжая девочка тоже не может, потому что с толпой ты сильнее.
– Да это шутка была! – топает ногами Вика. – Просто шутка!
– Да я тоже сейчас шучу, – скалюсь в ответ. – Если начну бить серьезно, ему уже ничего не поможет. Предлагаю закончить с таким «юмором», чтобы у меня не было соблазна вернуться сюда.
– Я пойду в полицию, – от бессилия угрожает она.
– Смешно, – улыбаюсь шире. – Еще раз кто-то обидит Ами, я приду сюда и спрошу с тебя, – отпускаю ее брата. Его штормит к кирпичной стене, нагретой весенним солнцем. Прислоняется к ней и сползает вниз, приземлив задницу на асфальт.
– Да какого хрена? А если кто-то левый полезет? – паникует Вика, но очень старается это скрывать.
– Я все равно приду сюда. И да, Амалия не должна знать о нашем разговоре. Ты вряд ли захочешь, чтобы весь колледж узнал о твоем позоре. Борзая девочка Вика оказалась обычной слабачкой и трусихой.
Подбираю мяч, раскручиваю его и снова кидаю в стену чуть выше головы ее брата. Парень дергается, Вика визжит, и никто не спешит выйти, чтобы за них заступиться.
Поигрывая брелоком с ключами от тачки, ухожу, не оглядываясь на ту, кто чудесным образом из буллера превратится едва ли не в телохранителя, потому что на самом деле она слабая и перед реальной силой тут же сдувается.
Вот так, Огонек, я буду рядом. Как умею…
Заезжаю в универ, дико опаздывая на лекцию по языкам программирования. Преподаватель стучит по исписанной доске. Благодарно киваю, перекатывая в тетрадь то, что там написано. Придется разбирать дома.
Дальше у нас математический анализ и английский. Гуманитарку я не особо люблю, но без нее специальность мне не светит. Несложно, просто скучно.
Освобождаюсь только к пяти вечера. Выхожу из учебного корпуса. Мимо мчит Серега с очередной доставкой. Поднимаю руку, здороваясь с ним. Ускоряется, гаденыш. Поржав, иду к бэхе и еду прямиком в интернат, где сам жил какое-то время.
На проходной меня знают. Без проблем попадаю на территорию. Нихрена тут не поменялось с тех пор, как я выпустился. Те же беседки, песочница для младшей группы, турники и горизонтальная лестница, на которой мы зависали с местными пацанами.
В помещении специфический запах приближающегося ужина. У меня волосы на руках встают дыбом от него, от шума голосов. Так себе детские ассоциации. Ну да хрен с ним. На самом деле, все могло быть куда хуже, если бы я остался тогда в семье. Ребенку это объяснить трудно. Я вроде взрослый, но все равно не могу ничего утверждать на этот счет. Может быть, было, а может, и нет…
Пару раз стукнув по двери, заглядываю в кабинет директора.
– Даня? – удивляется она.
– Добрый вечер, Нина Антоновна. – Шагнув внутрь, плотно прикрываю за собой дверь.
– С ума сойти. – Поднявшись из-за стола, идет ко мне, проводит ладонями по рукам, крепко сжимая их в некоторых местах. Смотрит снизу вверх. – Еще здоровее стал. Что же ты делаешь с собой?
– Вверх вырос, теперь расту в стороны, – улыбаюсь. Хорошая она, строгая, но тут иначе нельзя, будет беспредел.
– Татуировок с нашей последней встречи тоже стало больше, – ворчит Нина Антоновна, коснувшись той, что набита на тыльной стороне ладони. – Что-то случилось у тебя, Дань? – заглядывает в глаза. С ее опытом работы с детьми хер что скроешь. Сканер, мать ее!
– Я насчет Ромки и Мишки хотел поговорить. Есть у вас пара минут для меня?
– Чай будешь, Дань? – Нина Антоновна отходит к шкафчику, где всегда есть пачка заварки, ее любимый рафинад и печенье.
– Можно, – пожимаю плечами.
В детстве этот кабинет казался мне больше, а сейчас пара шагов – и я уже у ее стола. Выдвигаю стул, сажусь, устраивая руки на столешнице.
– Рассказывай. – Нина Антоновна ставит передо мной чашку с кипятком.
– Заберите пацанов из семьи, – прошу ее.
– А сам сбегал постоянно, – смеется она.
– Они не будут, я обещаю. Заберите их оттуда. Я могу какие-то деньги переводить за них. Пока немного, но чуть позже будет больше. Они на секцию по боксу ходят, спортивные, медальки будут приносить. Нина Антоновна…
– Даниил, это же не я решаю. Ты понимаешь? – Киваю. – Насколько я помню, опека была в вашей семье. Никаких постановлений на изъятие мальчишек не выносилось.
– Но можно же инициировать новую. Там же пиздец! – завожусь я.
– Тимирязев, потише! – делает замечание Нина Антоновна.
– Извините. Но там реально пи… – сглатываю мат под ее строгим взглядом. – Дышать нечем, все бухлом и сигаретами провоняло. Пацанов в школе обзывают. У Мишки синяки от пальцев.
– Ты, надеюсь, глупостей не наделал? – хмурит брови директор интерната. – Если тебя посадят, у пацанов никого не останется.
– Может, тогда их заберут? – исподлобья смотрю на нее.
– Ерунду не говори, Дань! – осаживает она.
– Да заеб… достало все, – отодвинув чашку, опускаюсь лбом на столешницу. – Мне туда каждый раз ехать страшно. Посмотрите на меня. Мне на ринг выходить не так стремно, как попадать в квартиру этих… – снова глотаю все, что крутится на языке. – Мать еще рожать собралась. Нина Антоновна, вы же с опекой тесно работаете. Помогите мне.
– А школа что?
– Да ничего. Всем похер! Ромка старается, учится, чтобы на бокс ходить. Мы с ним так договорились. Мишка в садике, Ромыч водит, когда успевает. Вопросов ни у кого нет. Заберите их, Нина Антоновна.
– Давай так, – вздыхает она. – Я попробую поговорить, но ничего не обещаю. Даже если соберут комиссию, Дань, решение будет за ними.
Беру листочек. Пишу на нем свой номер и прошу позвонить, как только будет хоть какая-то информация. Допиваю чай, коротко отвечая на вопросы Нины Антоновны. Мне особо нечего ей рассказывать. О моей жизни после интерната она знает поверхностно. Пусть так и останется.
– Дань, – улыбается директор, – поужинать со всеми не желаешь?
– Нет, спасибо. Мне ехать пора.
Времени остается впритык, чтобы заскочить домой за сумкой с вещами, забрать Дану и рвануть в столицу.
***
– Я скучала, – хнычет Дана, повиснув у меня на шее и уткнувшись губами в ухо. – Какого черта ты меня игнорировал?
– Не выноси мне мозг перед боем, – уворачиваюсь от ее поцелуя.
– Молчу, – облизнув губы, кладет ладонь мне на бедро, массирует, двигаясь к паху.
– Дана, блядь! – убираю ее руку с ширинки. – Потом.
Она всю дорогу что-то болтает, я не слушаю. У меня своего мусора в голове хватает, чтобы принимать туда еще и ее.
Добираемся. Через охрану проходим в зал. Цепляю взглядом знакомые лица. Дауд здесь в компании брата и пары девушек из эскорта. Замечаю Калинина. Он поднимает руку, приветствуя меня. Дану пропускаю вперед, а передо мной вырастает амбал на башку выше.
– Че хотел? – интересуюсь у него.
– С тобой хотят поговорить.
– Максим, ну что ты так, у мальчика сложный бой сегодня, – слышу знакомый женский голос. – Здравствуй, Данте, – напомаженным ртом улыбается та самая тетка, что все пытается меня выкупить в свою кровать.
– Добрый вечер. Вы чего-то хотели? – стараюсь держаться ровно и максимально холодно.
– Ильхан сказал, ты капризничаешь. – Ее ноготь впивается мне в грудь. – Я мало предлагаю? Мы можем обсудить это без твоего хозяина.
– Ильхан мне не хозяин. Я не продаюсь. Мне пора готовиться, – делаю шаг в сторону, чтобы обойти ее охранника. Тот снова пытается встать у меня на пути, получает кулаком под дых.
– Какой мальчик, – вздыхает женщина. – Я предложу больше, Данте.
– Не стоит, – хлопаю ее охранника по плечу, отталкиваю в сторону и ухожу в раздевалку.
Дана налетает с вопросами. Усаживаю ее на скамейку и быстро переодеваюсь. Затягиваю руки в перчатки без пальцев, надеваю неизменную маску. Прямо в ней интенсивно разминаюсь, разгоняя пульс и дыхалку.
На ринг выхожу злой как черт. Все, что кипит внутри, лавиной ударов выливаю на противника. Без жалости, без тормозов. Коленом под ребра, в лицо, выбивая капу. Следом с ноги лишаю его пары зубов. Он теряется, держась на ногах из упрямства. Кидается на меня, ухожу в сторону, оказываясь за спиной. Хватаю ладонью за шею, проношу через ринг и вжимаю лицом в сетку под довольные вопли толпы.
Они сегодня тоже кровожадные. Хотят жестче.
– Добивай, – рычит Ильхан, стоя прямо у сетки. В его глазах азарт. Он иногда ставит на своих сильных бойцов. А тут еще его брат пожаловал. – Данте, добивай! – требует он.
Цезарь, блядь!
Дернув совсем потерявшегося соперника от сетки, с подсечки кладу пузом на ринг. Упав на одно колено, наношу несколько сильных ударов кулаками в лицо. Он отключился и больше не приходит в себя. Живой ли нет, хер знает, медики будут смотреть, но где-то в глубине души я надеюсь, что живой.
Выхожу с ринга. Ильхан хлопает меня по плечу. Довольный. Брату что-то говорит, меня глушит криками и музыкой, я не слышу.
– Знаешь, сколько ты мне принес сегодня? – довольно скалится хозяин «Клетки». – Красавчик. В качестве бонуса скажу твоей поклоннице, что ты сегодня устал и не готов дать ей ответ. Отдыхай. Молоток, Дан! – Он снова хлопает меня по плечу и уходит к Дауду.
А я вхожу в раздевалку. Дана сидит на скамейке, копается в телефоне. Беру ее под руку, увожу за шкафчики, прижимаю лицом к стене и задираю платье.
– Тихо ты. Осторожнее, – возбужденно шепчет она.
– Резинки есть? – хриплю ей в ухо.
– В сумке. Не уходи…
Но я ухожу за презервативами. Возвращаюсь и, отключая башку, забиваю на то, что там ходят участники сегодняшних боев. Вообще на все забиваю, оставляя лишь инстинкты и желание слить остатки адреналина в секс.
Поймав оглушающий оргазм, закрываю глаза, прижимая Дану к стене еще пару минут.
– Такой дикий сегодня, – мурлычет разомлевшей кошкой.
– Домой поехали, – отхожу от нее, стягивая резинку и поправляя шорты.
Быстро принимаю душ. Не узнавая, что с моим соперником, и не глядя на происходящее на ринге, обхожу горящих в азарте посетителей. Выхожу на улицу. Ночная прохлада остужает разгоряченное тело. Садимся в тачку. Дана ерзает рядом.
– Ты чего такой мрачный?
– Ты видела бой? – поворачиваюсь к ней.
– Да. Ты был ужасно прекрасен, – проводит языком по моему уху. – Меня страшно заводит, когда ты такой. Мощный, грозный.
– Ясно, – усмехаюсь, глядя на темную трассу.
– И что же тебе ясно? – Ладонь Даны опять добирается до моей ширинки.
– Все, – прикрываю глаза, гася в себе первое сопротивление и позволяя ей играть со стояком.
Везу ее к себе в вагончик и жестко трахаю, пока не отрубится. Выхожу на улицу. Поднимаю взгляд к ночному небу, усыпанному звездами. Напряжение отпустило, тело расслабилось, а внутри будто выжженная земля. Пусто и темно…
Сделав несколько глотков свежего, сладковатого воздуха, тихо возвращаюсь в вагончик. Накидываю на голую Дану одеяло. Надеваю «белую ночь» и свободную майку. Сверху куртку. Забираю телефон со стола. На экране сообщение от банка. Деньги за бой пришли. Много. Это не просто так, но мне все равно пусто. Единственное, о чем я думаю, – завтра смогу перевести бабки Калинину, и мой долг станет немного меньше.
Сажусь в бэху и как дурак еду в «Красные зори», чтобы смотреть на окно, пока никто не видит, и представлять, как спит Огонек.
Глава 14
Амалия
Глаза открываются с трудом. Добрую половину ночи у меня болела голова, а потом снился очень странный сон.
Сначала кошмар, в котором мой мозг пририсовал Вике и ее компании клыки, жуткие когти, длинные хвосты, рога и светящиеся красным глаза. Они больно швыряли в меня камнями. Я пыталась увернуться, но по затылку все равно прилетело, и голова стала болеть сильнее. А потом демоницам стало скучно, и они, окружив меня с трех сторон, шипя, стали тянуть ко мне когтистые лапы. Я ощутила всю свою уязвимость перед толпой монстров. Было очень-очень страшно и зло на себя за то, что не получается их победить. И когда я дошла до пика отчаяния, готовая сама броситься на чудовищ, и будь что будет, с неба упал огромный дракон, закрывая меня своим массивным телом в сияющих рунах, расправил крылья и выдохнул из пасти горячее пламя.
С такой фантазией мне бы книжки писать…
Хихикнув, поднимаюсь с кровати. В комнате уже светло, несмотря на закрытые занавески. Босиком шлепаю до письменного стола. На спинке стула на одной лямке висит рюкзак. Достаю таблетки и выпиваю одну по инструкции от нашего врача.
Тюбик с мазью от синяков лежит на столе, но сначала я лезу в тайник за дневником, чтобы все же записать этот странный сон. Рисую всякую ерунду под текстом, а ниже старательно вывожу красивое имя – «Данте».
Губы сами по себе улыбаются, и прямо в пижаме я тянусь к занавескам, раздвигаю их в стороны. Сердце делает сальто и, замерев на секунду, бьется так осторожно, будто ему нужно на это особое разрешение.
Возле участка Калинина стоит машина. Та самая, потертая, старенькая, черная. А внутри ОН. Устроив руки на руле, уткнулся в них лбом и не двигается. Похоже, спит. К его машине идет наш дядя Леня. Стучит в стекло. Мне за ним совсем не видно, что там происходит, но вдруг становится волнительно. А вдруг загадочный Данте не спит? Что ему тут, собственно, делать в такое время? Да еще и погода портится. Март порадовал нас несколькими днями тепла и затянул небо тяжелым свинцом, предвещая то ли дождь, то ли снег. Надо будет посмотреть прогноз на сегодня. Если будут осадки, бригада Калинина вряд ли выйдет на работу. И вопрос остается прежним: что тогда тут делал Данте?
Приехал ко мне?
Прилипаю ладонями к стеклу и с облегчением выдыхаю, когда «Дракон» выходит из машины и пожимает ладонь нашего водителя. Трет глаза, лицо, проводит по коротким волосам и тянется так, что надетая под его курткой майка поднимается, оголяя полоску кожи над широкой резинкой камуфляжных штанов. Парень озадаченно смотрит на небо, ведет плечами и говорит с дядей Леней.
Водитель уходит к нашему дому, а Данте поднимает взгляд прямо на мои окна, и мы снова застываем, глядя друг на друга. Он улыбается, коротко, это, скорее, похоже на усмешку. Качает головой, отворачивается и обеими ладонями проводит несколько раз от затылка к макушке и обратно. Пинает по колесу своей машины. Снова разворачивается ко мне. Я даже на расстоянии ощущаю, как потяжелел его взгляд. Данте кусает нижнюю губу, но все же снова улыбается мне, спрятав руки в карманах штанов.
В стекло ударяет сразу несколько капель дождя. Они оставляют темные пятна на асфальте, оседают на куртке Данте. Стихия расходится буквально за минуту, превращаясь в стену воды, дополнительным слоем отделяя меня от Дракона с красивым голосом и дерзкой ухмылкой. Его машина становится мутным силуэтом, разворачивается, уезжает, а мне пора собираться на учебу. Больничный к ней не имеет никакого отношения.
Отлипнув от стекла, наношу мазь от синяков на переносицу и под глаза, а сама улыбаюсь. Ругаю себя и все равно улыбаюсь. Во мне все сильнее растет противоречащее любой разумной логике ощущение – ОН у меня есть. Этот большой, татуированный Дракон. Когда он появляется в зоне видимости, я перестаю чувствовать себя одинокой. Данте словно приучает меня к себе, заманивает, привязывает, и я не хочу сопротивляться, я хочу спрятаться в его крепких руках и слушать глубокий, низкий голос.
Растворившись в своих мыслях, уже перед выходом из комнаты вспоминаю, что так и не спрятала дневник. Быстро убираю его в тайник, сверху усаживаю мишку и отправляюсь на завтрак.
Увидев меня, сестра довольно посмеивается.
– На твоем месте я бы осталась сегодня дома, – привычно язвит она. – Выглядишь, как бомж, который в прошлом году решил поселиться у нашего пруда.
– Только и можешь, что гадости говорить, – зло смотрю на Аделину. – Ныть и маме жаловаться, а для того чтобы чего-то добиться, ты слишком ленива. Так что на моем месте тебе точно никогда не быть.
– Посмотрим. – Ада крепко сжимает в кулаке вилку. – Когда твоя фигурка закончится, ты больше никому не будешь нужна, – ядовито улыбается.
– Что у вас тут происходит? – Прохладный тон мамы немного разбавляет накалившуюся обстановку.
– Ничего, – отвечаем нестройным хором, утыкаясь взглядом каждая в свою тарелку.
– Аделина, твой больничный закончился. Водитель развезет вас с Амалией по учебным заведениям. После уроков сразу домой. Придет твой педагог по музыке, – озвучивает она планы на день. – Ами, как твоя голова? – и тут же добавляет, не дожидаясь ответа: – Синяки ужасные, конечно. До сих пор не понимаю, как ты умудрилась так упасть. Столько тренировок пропустить из-за банальной невнимательности. Ладно, ты в Ледовый поедешь после колледжа?
– Да. – На этот вопрос я ей все же отвечаю.
– Мне надо будет уехать, скорее всего, до вечера. Это не значит, что вам можно бездельничать или шляться непонятно где, – намекает на мою недавнюю прогулку.
– Мам, а можно я после музыкалки пойду к Лиане? Я же пропустила несколько дней. Она поможет мне подтянуть, – тут же лебезит Ада.
– Можно. Напомни мне обратиться к твоим педагогам, чтобы они включились в этот процесс.
Аделина, конечно же, не будет заниматься. Может, напишет пару примеров или предложений в тетрадь, чтобы отчитаться перед мамой. А все остальное время они будут развлекаться. А мне и попроситься не к кому, поэтому я молчу под довольным взглядом сестры.
Закончив с завтраком, разбегаемся по комнатам. Собираемся. Дождь стал спокойнее, но так и не прекратился. Температура воздуха прилично упала, и я достаю из шкафа тонкую водолазку, к ней удлиненный свободный жилет без застежек, а сверху песочный плащ. В тон ему у меня как раз есть ботинки, которые отлично смотрятся с джинсами. Рифленая подошва напоминает о Данте, и я не сразу замечаю, как снова начинаю улыбаться.
Наношу аккуратный маскирующий макияж, подвожу глаза, губы. С волосами приходится возиться дольше. Самой заплетать сложную косу не очень удобно, но я справляюсь. Вкалываю несколько заколок с маленькими серебряными цветочками на концах. Вот и все, вроде готова.
Плащ накидываю в последнюю очередь. Беру рюкзак и спускаюсь к машине. Аделина ерзает на переднем сиденье, а я, как и всегда, устраиваюсь за спиной дяди Лени.
Сестре до школы можно было бы и пешком дойти, но это же не по статусу Разумовских, поэтому буквально минут через пять мы высаживаем ее и едем дальше.
Я комкаю лямки рюкзака, готовясь к очередному сложному дню. Мандраж как у спортсмена, вернувшегося на лед после травмы. Живот болезненно сжимается, во рту сушит, и дышится через раз, но надо идти и постараться сделать вид, что ничего не произошло.
Поднимаясь по ступенькам, ловлю на себе несколько странных взглядов. Пожав плечами, вхожу в учебный корпус и сразу сворачиваю к лестнице. Мне на второй этаж. Знакомая компания обнаруживается в аудитории. Увидев меня, Вика набирает в грудь воздух и тут же сдувается, как воздушный шарик. Толкнув в плечо одну из своих подруг, отворачивается.
Удивленно моргнув, сажусь на свое привычное место, а вокруг меня никого. Спереди стол пустой, сбоку тоже. Те, кто сидели за ними, переместились за другие свободные.
После лекции мне дали выйти из аудитории в числе первых, а позже у автомата с напитками никто не оттащил за рюкзак с воплем: «Куда ты лезешь, мажорка? Мы тут стояли!»
– Ами, шоколадку хочешь? – подходит ко мне одна из девочек нашей группы. Мы не общались, и я, честно говоря, даже не помню, как ее зовут.
Настороженно смотрю на одногруппницу, по сторонам в ожидании подставы.
– Нет, – вежливо отказываюсь, – мне нельзя.
– У меня еще яблоко есть, – спохватывается она.
– Я ничего не хочу, спасибо. Только воду, – демонстрирую ей бутылку.
– А я смотрела все твои выступления в этом сезоне, – не отстает девушка. – Ты крутая.
– Спасибо, – растерянно отвечаю. – Я пойду. – Поправив рюкзак, сворачиваю за угол, прикладываю к губам бутылку, забыв, что не скрутила крышку.
Все же хорошо! Надо радоваться, но от резких перемен складывается ощущение, что вокруг происходит старый триллер с дурацким музыкальным сопровождением: ничего криминального еще не произошло, а тебе все равно жутко, потому что ты подсознательно ждешь нападения того самого невидимого маньяка, ведь где-то за кадром он точно есть.
После занятий я спокойно выхожу из корпуса. Та самая девочка бросает мне «пока» и бежит вниз по ступенькам.
– Пока, – тихо отвечаю ей, понимая, что она уже вряд ли услышит.
Спускаюсь к нашей машине. Сначала дядя Леня везет меня в Ледовый на осмотр к врачу. Оттуда сразу домой. Дождик прекратился, и я надеялась погулять пару часов, но у мамы отменились дела, так что планы приходится корректировать.
В нашей гостиной Ада насилует несчастное пианино. Зажав уши ладонями, бегу к себе. Дверь в мою спальню приоткрыта. Шагаю внутрь, и мне до головокружения становится нехорошо.
А вот и «маньяк»…
Сидит полубоком на моем стуле, перелистывая страничку личного дневника, а в сетчатой корзине для мусора лежит розовый медведь.
– Мама…
