Аким Волынский
Воскрешение мертвых
Однако стоит на минуту рассеяться волшебным чарам, как сразу же становится ясным, что Федоров прежде всего не православный мыслитель. В своих писаниях он тщательно отгораживается от католицизма и протестантизма. Католицизм для него только гнет и иго, не дающие собраться человечеству в мировое всеединство для разрешения одной общей задачи. Самая идея западной церкви об оправдании делом кажется ему индивидуальной и потому противоречащей соборному принципу. Папский авторитет, вознесенный над Вселенскими соборами, вырождается в его глазах в ненавистный образ кафедрального индивидуалиста и безнародного непогрешимца. Протестантизм для Федорова только восстание и рознь, принцип вечной полемики без творческого упокоения. И опять индивидуализм, но уже не только одного дела, но и анализирующего, испытывающего разума, с преступным отвержением дорогого сердцу Федорова предания. Православие же, по мысли Федорова, есть долг воскрешения. «Многовековой спор католицизма и протестантизма, – пишет Федоров, – о спасении верою или делами тотчас же был бы разрешен, если бы под верою стали разуметь осуществление чаемого воскресения мертвых, то есть единое дело воскрешенья». Федоров развивает свою мысль шире и дальше, в рационалистических аспектах и планах, незаметно для себя отступая от неподвижного камня кафоличности и ортодоксальности, от столпа и утверждения истины. «Православие в смысле долга воскрешенья налагает на всех один общий труд, в котором соединяется и знание и дело». «Отрицательно православие есть печалование об иге и гнете католическом, а вместе и о протестантском восстании и розни. Положительно же православие есть храм собирания, воссоединения отделившихся. Точно так же отрицательно православие есть печалование о всех умерших и умирающих, а положительно оно есть долг воскрешенья». Самый культ предков, который проповедывается на всех страницах федоровской «Философии Общего Дела», является только «первобытным выражением долга воскрешенья» и потому он так характерен для православия, которое одно из всех религий мира творит самым своим укладом реальное восстановление древнего духа. Хотя славянофилы и уловили одну из характернейших черт православия – его соборность, но прямой задачей соборности они себе не представляли. «В долге воскрешенья, – читаем мы у Федорова, – заключается и сущность православия, как это признавал Достоевский и догадывался, надо полагать, один лишь из славянофилов – Языков».
Прежде всего, как ни отгораживался Федоров от римской церкви, он сам вступил на католический путь. Он нападает на католицизм, предпочитая ему православие. В православии дух – культура, просвещение, художественное творчество – исходит только от Отца, а по терминологии Федорова, от Отца угасших поколений. В католической же теодицее дух исходит от Отца и Сына (filioque). Отсюда прибавочная ценность в католической догматике, даже новые догматы, к которым не присоединяется православие, оставшееся при семи Вселенских соборах, как армяно-грегориане при четырех. Отсюда бездейственность, косность и консервативность православия, поскольку его не оживляют протестантские веяния из Духовных Академий и разных сект. В этом единственном пункте Влад. Соловьев, исповедующий соединение церквей, поднимается над ученьем Федорова, будучи бесконечно ниже его во всем остальном. Filioque – это реальный элемент в метафизическом богословствовании католицизма. Культурный дух есть создание двух стихий – Отца и Сына, двух начал – ирреального и реального, действующих вместе, в органическом переплетении, которое сказывается во всем и повсюду. Бенедиктинцы основывают ученые монастыри, спасают редкие рукописи, издают миниатюры. Божьи Собаки – доминиканцы – борются в лице Савонаролы за свободу Флоренции, пишут политические конституции и хартии вольностей. Иезуиты сооружают астрономические обсерватории в Китае и просветительные учреждения в Парагвае. Миссионерская деятельность католиков необозрима. Только они одни, в сущности, исполняли во всем объеме повеление Священного Писания: «Шедше научите все народы». Православие же в Серафиме Саровском пребывает в каком-то сладостно-упокоительном погружении в мысли Отца, а не в дело Сына.
Но вот в лоне этой экстатически бездеятельной церкви вдруг раздается проповедь грандиозного делания, притом не национального только, но всемирно-исторического. Сын человеческий должен воскресить отцов, не полагаясь на то, что воскресенье мертвых есть дело Отца небесного. Здесь явно католический путь. Реальный сын тут физически смешивается с метафизическим отцом. Они делают одно и то же дело и одухотворены одним и тем же принципом. Но, вступив на католический путь в пункте filioque, Федоров тут же покидает его, становясь чистым позитивистом, свободным от всякой мистики. Задача ставится трудовая и совершенно реальная. Дух для разрешения этой задачи требуется только реальный. Методы воскрешения, приуготовленные регуляцией сил природы, исключительно экспериментальные, лабораторно-механические и научные. Можно удивляться, как в сети такого очарования попало хотя бы на минуту и мистическое православие, с его не-плотскими воздыханиями о грехах, святым пренебрежением к миру, с его елейно-кадильным горением к небу, подателю и источнику всех благ.
Подведя мину под католицизм и протестантизм, Федоров допустил этой мине взорваться у борта собственного корабля. Исчезла всякая вера – остался трудовой путь материализма.
