Алан Чароит
Фейри Чернолесья
А у корней дуба с раздвоенным стволом уже слышались топот и шепотки, напоминающие то ли шорох листьев, то ли жужжание насекомых. Одна из свечей погасла. Дилан вздрогнул. Элмерик успокоил его кивком и приложил к губам палец. Всё шло, как надо. Вторая свеча тоже погасла в срок, осталась гореть лишь та, на которой прежде сожгли зверобой. Фейри пришли на зов.
Красные Ладошки двигались так стремительно, что в сумерках даже ученику колдуна было под силу углядеть, как мелькают тени, но не сосчитать их. Однако мёда в плошке будто бы стало меньше, сидра тоже порядком убыло, а стоило Элмерику на миг отвернуться, как маленькие лапки стащили из-под дуба последние остатки пирога.
Шёпот становился всё громче; вскоре в нем можно было разобрать отдельные слова.
Хватай. Еда. Вкусно. Руки убери. Темнеет. Солнце село. Страшно. Очень страшно… Дева-Бузина. Она придёт. Сегодня ночью. Непременно придёт. Уже близко. Торопись. Торопись. Торопись. Прячься…
Дилан пошевелился, под его ногой хрустнула сухая ветка. В траве ещё громче зажужжало и зашелестело, но сила заклятия ореховых прутьев не позволяла фейри уйти. Недовольные голоса окрепли и, судя по расширяющимся глазам бедняги Дилана, теперь он тоже слышал их шёпот.
Не пускает. Держит нас. Не уйти. Вот беда. Беда. Беда… Где же он? Где этот колдун? Пусть покажется! Пусть говорит. Что ему надо? Что?
Душа Элмерика ушла в пятки – слишком уж жуткими были эти тихие нечеловеческие голоса. Будь он один, возможно, не стал бы показываться. Просто снял бы украдкой заклятие и дал Красным Ладошкам убраться восвояси. Но перед Диланом ударить в грязь лицом было стыдно.
Элмерик выпрямился и снял с шеи оберег, делавший его невидимым для фейри.
– Я здесь! – сказал он. – Но буду говорить только со старшим из вас. Пусть он выйдет в круг света.
– Тогда и ты встань в круг, – потребовал высокий скрипучий голос. – И другие обереги сними. Чтобы без холодного железа и прочих глупостей.
Единственная горящая свеча дрогнула от порыва ветра, но не погасла. Элмерик вынул нож, не без сожаления перерезал заговорённую нить на запястье и, сунув её обрывки в карман, медленно положил нож на землю рядом с Диланом.
– Булавку из подклада тоже вынь, – проскрипел невидимый голос. – Ишь, хитрый… И не думай, что твоя охранная птичка на щеке тебя спасёт. Хоть и мощный колдун метку ставил, да нас-то всё равно больше.
Сделав всё, что было велено, Элмерик шагнул в круг света и едва не отшатнулся, увидев прямо перед собой фейри не больше двух футов ростом с лицом пятилетнего ребёнка. На подбородке росла жидкая козлиная бородёнка. На худощавом тельце фейри весьма ладно сидел новенький вязаный костюмчик из зелёной пряжи, подпоясанный побегом молодого плюща.
– Ох, и повезло же тебе, колдун, что ты сам ещё дитя. Никогда, слышишь, никогда не соглашайся на условия фейри. Заморочат. Защекочут. Загрызут. Знаешь, как это бывает? Знаешь? – фейри захихикал, обнажив ряд острых зубов.
Элмерик побледнел и, хоть давно не считал себя ребёнком, возражения благоразумно оставил при себе.
– Отчего же повезло? – дрогнувшим голосом уточнил он.
Фейри почесал острое ухо с кисточкой на самом кончике.
– А оттого, что мы не убиваем детей. Вот взрослые – то другое дело. Мерзкие. Гадкие. Грязные. Плохо пахнут. Знаешь, как это бывает? Знаешь?
– Но ведь это вы убили Мэтти? – спросил Элмерик. – И ещё трое носят проклятие с отпечатком ваших ладоней. Разве это не означает, что они скоро умрут? И разве они не дети?
Фейри взглянул на свои красные ладошки, будто что-то припоминая, а потом громко икнул и запричитал, раскачиваясь из стороны в сторону.
– Беда-беда-беда. Не должно так быть. Это не мы, это всё Дева-Бузина. Она заставляет. Угрожает. Бьёт. Отнимает шапки. Знаешь, как это… Ах, ничего ты не знаешь!
Он закрыл уши руками и замотал седой головой. Тут до Элмерика кое-что начало доходить и он поспешил утешить маленького собеседника.
– Я подарю вам новые шапки, если расскажешь, кто такая эта Дева-Бузина, почему она убивает людей и заставляет вас делать всякие нехорошие вещи.
– Не могу – не могу – не могу. Она услышит. Будет бить. Жечь. Бросать горячие угли под пятки-и-и… – фейри взвизгнул и, зажмурившись, закружился на месте, будто уже очутился на раскалённой жаровне.
– Как она услышит, если мы стоим в волшебном круге? – напомнил Элмерик.
Фейри остановился и медленно приоткрыл один глаз. Потом второй. Огляделся. Босой пяткой, на которой и впрямь виднелись следы ожогов, пнул из круга какой-то камешек и, понизив голос до шёпота, сказал:
– Только тс-с-с! У неё везде уши. Везде. Дева-Бузина очень злая. А прежде была доброй. Она была нашей матушкой. Оберегала. Ласкала. Защищала. Пела нам песенки. Знаешь, как это бывает? Знаешь?
Элмерик кивнул и поспешил уточнить:
– Она была ведьмой? Видела вас и знала, с кем имеет дело?
– Так только глупые смертные говорят, – обиделся фейри. – А мы говорим: матушка. Из дома на окраине леса. Где розы. Много, много роз. Прежде она любила нас, но теперь не любит. Знаешь, как это бывает? Знаешь?
Его извечная присказка начинала выводить Элмерика из себя, но он взял себя в руки, сделал пару глубоких вдохов и продолжил расспросы.
– Значит, ваша матушка – ведьма из дома на окраине?
Фейри сложил руки на животе и важно кивнул.
– Бабушка Мэринэн?
Его маленький собеседник покачал головой.
– Нет, это вторая матушка. Новая. Она не знает о нас. У той было другое имя. Другое. Не помню… Она велела не произносить. Забыть. Стереть. Спрятать. Теперь она Дева-Бузина. Только так, и никак иначе.
– Может быть, её звали Лилс? – Элмерик припомнил, как старуха называла пропавшую дочь.
Фейри с размаху сел на землю, дотянулся до плошки с остатками мёда, окунул туда палец с длинным и загнутым, почти как у зверя, когтем, облизал его и одобрительно крякнул.
– А с тобой можно иметь дело, мальчик-колдун. Ты смышлёный. Может, сам смекнёшь, что дальше было?
– Может, ты не можешь рассказывать об этом? – догадался Элмерик. – Какое-то заклятие мешает?
– Давно мне не встречались умные смертные. Даже странно: ведь уже почти взрослый!
Ободряемый кивками и радостными возгласами фейри, Элмерик продолжил строить догадки.
– Вы отваживали от Лилс женихов, потому что она была вашей матушкой? А потом она пропала. Решила сбежать и бросить вас, да?
– Мы не любим предателей, – фейри даже перестал вылизывать плошку. – Тех, кто нарушает слово, ничего хорошего не ждёт.
– Вы убили её? – Элмерик похолодел от ужаса. – Свою матушку?
Фейри вскочил и, исполнившись праведного негодования, замахал на него тонкими, как веточки, ручками.
– Нет-нет-нет. Мы не могли. Не посмели бы. Мы ведь любили её. Нашу матушку. Нашу сестру. Нашу плоть и кровь. Нашу отраду.
– Но ведь она мертва?
Старейшина маленького народца скорбно вздохнул.
– Ага. Мертвее мёртвого. Уже давно. Мертва. Жива. Спит. Знаешь, как это бывает? Знаешь?
Элмерик, кажется, начинал понимать, как мыслят Красные Ладошки, сочетая мудрость веков с детской живостью и непосредственностью. Вот только намёки фейри казались ему туманными, а суть по-прежнему ускользала.
– Если вы не убивали Лилс, может, её избранник оказался дурным человеком?
– Ах, как же много на свете дурных людей! – воскликнул фейри. – Они близко. Рядом. Совсем рядом. Всегда тут. Но вы наивные. Глупые. Доверчивые. Даже не подозреваете. А когда спохватываетесь, уже поздно. Слишком поздно. Навеки.
– Её убил кто-то знакомый? Тот, кому она верила? – догадался Элмерик.
– Страх уродует людей. Побуждает их делать жуткие вещи. Заставляет ненавидеть тех, кого раньше любили. Знаешь, как это бывает? Знаешь?
Охваченный азартом Элмерик чувствовал, что идёт по верному пути.
– Он узнал, что Лилс была ведьмой? Или даже увидел кого-то из вас?
– Очень умно, – похвалил фейри. – Тепло. Близко. Почти у цели.
– Это был кто-то из деревни? Как его звали? Её имя тебе нельзя сказать, но его-то можно?
Старейшина захлопал в ладоши.
– Она говорила: Мэдок. Мэдок Задира.
– Ты всё врёшь! – послышалось за спиной. – Не может такого быть!
Элмерик вздрогнул и обернулся: он уже успел забыть, что оставил в зарослях Дилана, а тот всё это время слушал.
– Ах, негодяй, ты был не один! – возмутился фейри и попытался было выскользнуть из круга, но Элмерик успел перехватить его за пояс. – Ты тоже не один, а с приятелями, хоть их и не видно. Не было такого уговора, чтобы одному.
Маленький собеседник перестал вырываться и обмяк. Дилан тоже шагнул в круг света. Одна свеча горела тускло, места на троих едва хватало. Дилан вытаращился, увидев фейри, но нашёл в себе силы приветствовать того поклоном.
– Он сказал, что я вру, – старейшина Красных Ладошек смешно наморщил нос, будто собрался заплакать. – Скажи ему, мальчик-колдун, что наш народ никогда не лжёт.
Дилан вопросительно глянул на Элмерика, тот кивнул, подтверждая слова фейри, а потом сам задал вопрос:
– Кто такой этот Мэдок Задира? Ты знаешь его? Можно ли призвать его к ответу?
Дилан вздохнул.
– Знаю, конечно, как не знать. Помнишь, я говорил про дядьку моего? Это он и есть. Ответ держать будет уже на том свете.
– Плохо дело, – Элмерик выпустил фейри. Тот, поджав губы, принялся отряхивать помявшийся костюмчик. – Если мы не можем привести обидчика, значит, нам не разжалобить Деву-Бузину. Боюсь, тут и мастер Патрик не поможет.
Дилан решительно расправил плечи.
– Тогда я сам к ней пойду. Мать всегда говорила, что мы с дядей Мэдоком очень похожи. Глядишь, в темноте Дева-Бузина не разберёт, с кем говорит.
– Она убьёт тебя, – посулил фейри. – Заплетёт травами. Пронзит острыми ветками. Разрежет на кусочки. Ты будешь умирать долго, как бабочка в смоле. Знаешь, как это бывает? Знаешь?
– Теперь-то всё одно помирать, – отмахнулся Дилан. – Не ты ли оставил на мне метку? А так, может, хоть малыш Кей будет жить. И Рис-младший. Хоть он и воришка, но безвременной смерти никто не заслуживает.
– Да что ты знаешь о безвременной смерти? – обиделся фейри. – Все там будем. Я бы сделал это быстро и без боли. Шея кр-р-рак и всё. Знаешь, как это бывает? Знаешь?
– Я боли не боюсь, – Дилан храбрился, но голос его всё же дрогнул.
Элмерик восхищался его смелостью.
– Могу дать тебе свои обереги. И наколдую кое-что ещё, чтобы она точно приняла тебя за Мэдока. У тебя найдётся вещь, которая прежде принадлежала твоему дяде?
Дилан снял с головы шапку и молча протянул ему.
– Вот и отлично, – Элмерик перевёл взгляд на старейшину Красных Ладошек. – А ты скажи, где найти Деву-Бузину?
– Знамо где! У излучины. Там где растёт больше всего чёрной бузины! Вот только ничего у вас не выйдет! Не получится! Она вас на кусочки разрежет. Заморозит. Изжарит. Съёст. Дева-Бузина вас…
– Замолчи! – Элмерик задул свечу.
В тот же миг фейри подпрыгнул на месте, хлопнул в ладоши и исчез, словно его никогда и не было.
* * *
– Ты в самом деле хочешь пойти к ней? – спросил Элмерик, когда они дошли до ручья, зовущегося в народе Рябиновым. По его берегам сплошь росли молодые рябинки, и оттого бузинная излучина казалась особенно приметной.
– Не хочу, – признался Дилан, комкая в руках шапку, – но сделаю. Всё равно больше некому.
Он был настроен решительно, а то, что его пробивало дрожью, старался списать на ночной холод.
– Тогда послушай внимательно, – заговорил Элмерик. – Может, мои наставления не помогут, но вреда от них точно не будет. Фейри и впрямь не лгут: усомниться в этом означает нанести им тяжкое оскорбление. Но ты сам, когда будешь с ней говорить, постарайся не врать тоже: некоторые волшебные существа способны чуять запах лжи. Вот это возьми: пока оберег на тебе, Дева-Бузина не сможет причинить тебе зла. Она будет придумывать всякие ухищрения, чтобы заставить его снять, – не поддавайся. И ни в коем случае не показывай ей метку Красных Ладошек, иначе она сразу догадается о подлоге. И вот это возьми тоже. Надень Деве-Бузине на шею, чтобы разрушить чары и прогнать умертвие.
– Так просто? – удивился Дилан, вертя в руках латунный медальон.
– Может, и не очень просто. Если что, я буду неподалёку.
Элмерик собрался было уйти, но Дилан остановил его. Он словно тянул время, чтобы не идти к ручью.
– Почему одни мёртвые спокойно уходят в Мир-под-волной, а другие застревают здесь и докучают живым?
Элмерик пожал плечами.
– По-разному бывает. Кто-то хочет присмотреть за дорогим ему человеком. Кто-то не может оставить незаконченное дело. А кто-то жаждет отмщения. Но немногие могут остаться здесь после смерти по собственной воле. Думаю, Лилс была очень сильной ведьмой, раз ей это удалось. Она ведь и стала не призраком или бестелесным духом, а злой фейри. Обычно так не бывает…
Над водой Рябинового ручья стал сгущаться туман; тёмные кроны бузины над ним стали выглядеть ещё более зловещими. По спине Дилана пробежали мурашки, а на висках выступил липкий пот.
– Здесь так много этих деревьев… – он тяжело дышал, будто долго бежал вверх по склону. – Которое мне выбрать? Может, попробовать найти ветку, что отломил Мэтти?
Тучи разошлись, над лесом показался жёлтый серп луны. От её неровного света все тени сделались глубже и резче. В шуме ветра слышалось тихое перешёптывание. Теперь Дилану казалось, что из-под каждого куста на него кто-то выжидающе смотрит. И самое ужасное, эти страхи вполне могли оказаться правдой.
– Думаю, её раны давно затянулись, – Элмерик остановился перед зарослями: ему тоже было не по себе, – Но помнишь, твой дядя… то есть, ты – её возлюбленный! Попробуй позвать девушку по имени… И помни про оберег!
Элмерик скрылся среди лопухов, а Дилан покрепче сжал в руке медальон, отряхнул промокшие от росы штаны, пригладил волосы, будто и впрямь собрался на свидание, а потом надел шапку дяди Мэдока и шагнул вперёд, раздвигая высокие травы. Сердце колотилось, как сумасшедшее.
– Эй? Лилс? – осторожно позвал он.
Ответом ему была тишина.
– Посмелей, – прошипел Элмерик из лопухов. – Пищит тут, как мышь…
Дилан разозлился. На себя и на друзей, наделавших страшных глупостей. На ученика колдуна, вечно поучающего и задирающего нос. На весь проклятый Чёрный лес, испокон веков даривший приют самым опасным созданиям, утаскивающим людей в холмы.
– Эй, ты здесь, Лилс? – его голос прозвучал настойчиво и уверенно. – А ну выходи, где ты прячешься?
Гнев сослужил хорошую службу: одно из деревьев пошевелилось, от ствола отделилась тень и медленно поползла в сторону Дилана. По мере приближения менялись её очертания, и вот уже древесный силуэт превратился в тонкую девичью фигуру. Кудрявая крона стала тёмными волосами, кора обернулась нарядным платьем, только глаза девушки остались нечеловеческими и страшными: закрытыми плёнкой, как у птиц, только совсем чёрными и без зрачков.
– Ну здравствуй, милый, – она протянула руку и Дилан с ужасом увидел, что ногти Девы-Бузины так остры, что легко могут разорвать живую плоть. – Долго же тебя пришлось ждать…
Дилан невольно отступил на шаг, но Лилс тут же оказалась перед ним, ещё ближе, чем прежде. Когтистые руки легли ему на плечи, но через мгновение девушка отдёрнула их, будто обжегшись.
– Зачем ты так, милый? И это глупое украшение на шее тебе совсем не к лицу. Сними его! – голос её был малость грубоват для прекрасной юной девы.
– Пусть пока останется, – Дилан собрал в кулак всю свою волю, чтобы голос звучал спокойно и властно. – Сперва мы поговорим.
– О чём ты хочешь говорить? – Лилс надула губы – алые, как свежая кровь.
При жизни она, наверное, и впрямь была очень красива, но теперь впечатление портили ужасные глаза и длинные пальцы, похожие на ветви. Только сейчас Дилан заметил, что на правой руке Девы-Бузины не хватает половинки безымянного пальца.
– Я… – в горле встал удушливый ком, и Дилану пришлось сглотнуть. – Я хотел сказать, что был не прав…
– Конечно, ты был не прав, – дева расхохоталась в голос, но глаза её остались мрачными и безжизненными. – Разве добрый человек станет топить свою возлюбленную в реке, пусть даже и узнав, что она ведьма? Но ты это сделал! Как теперь оправдаешься, Мэдок?
– Что сделано, то сделано. Какие уж тут оправдания, – Дилан нашёл в себе силы глянуть прямо в лицо злобной фейри и не опустить глаза.
– Интересно было бы послушать, – её пальцы постоянно находились в движении, они гладили по Дилана по шее, теребили верёвку, на которой висел амулет, будто искали лазейку в его защите. – Одно дело взять и столкнуть девушку с обрыва. Это ещё можно простить. Но зачем ты бросил следом свою кирку из холодного железа? Чтобы я наверняка не всплыла? Кто тебя надоумил, Мэдок? Ты же всегда был болван-болваном.
Дилан чувствовал прикосновения – будто муха ползёт по телу, только согнать её нельзя. Он понимал, что Дева-Бузина просто тянет время и будет слушать его до тех пор, пока действует защита Элмерика. Может, стоило сказать ей всё то, что девушки хотят слышать от возлюбленных: признания, мольбы о прощении, уверения в вечной любви… Но Дилан не мог. Врать настолько беззастенчиво ему претило. Очень кстати он припомнил слова маленького фейри и решил повторить их:
– Я могу лишь предположить… Страх уродует людей, Лилс. Побуждает их делать страшные вещи. Заставляет возненавидеть тех, кого они раньше любили.
Ведьма замерла. Казалось, даже ветер затих в ветвях; даже ручей замолк. Но через мгновение все звуки вернулись.
– Так ты теперь ненавидишь Лилс? – чёрные глаза Девы-Бузины вдруг наполнились слезами; даже сам голос, казалось, изменился, став более нежным и звенящим.
– Нет, – Дилан ответил честно. – Я всей душой хотел бы исправить содеянное, если это возможно.
Из глаз девушки всё-таки покатились слёзы: красные, как кровь. Спустя мгновение Дилан понял, что это сок чёрной бузины.
– Всё прошло, ничего уже не вернёшь, – она спрятала лицо у него на плече. – Может, ты и оборвал одну бренную жизнь, но не из-за тебя нас постигли другие несчастья. Стало быть, не одному тебе держать ответ. Пусть все виновные заплатят.
Голос её звучал всё тише, узкие плечи содрогались от беззвучных рыданий. Рукав рубахи Дилана весь пропитался влагой.
– Месть никого не красит, – Дилан взял её за подбородок, заставляя поднять голову. – Может, ты не раз встречала дурных людей, дорогая Лилс, но зачем тебе становиться такой, как они? Эти мальчики из деревни – они же дети! Глупые и невоспитанные, но дети. И Красные Ладошки. Разве они не желали тебе добра?
Элмерик в лопухах затаил дыхание. Он никак не ждал подобного красноречия от обычного деревенского парня. Может, затея не была такой уж дурной…
Бузинная ведьма тоже, казалось, заслушалась. Она перестала плакать и лишь кивала, чуть склонив красивую голову. А когда Дилан замолчал, чтобы перевести дух, ответила.
– Может, ты прав… Но объясни тогда, милый, почему все могут жить, как хотят, а мы – нет? Где же справедливость?
– Почему одни рождаются богатыми, а другие едва сводят концы с концами? Кто-то умирает во младенчестве, а кому-то суждено жить до глубокой старости. Одни полны здоровья, а других мучают тяжелые болезни? Значит, так суждено…
Признаться, Дилан, негодуя, и сам не раз задавался подобными вопросами. Но сейчас ему пришлось повторить увещевания своей матери. Те хоть и были мудрыми – но ему никогда не помогали.
В тёмном небе полыхнула зарница.
– Но ты убийца! – голос Лилс из нежного и звенящего вновь стал грубым и хриплым. – Хочешь сказать, что был просто рукой судьбы?
– Возможно, так, – твёрдо сказал Дилан.
Он едва помнил дядюшку Мэдока, но знал: тот хоть и растерял уважение соседей, став горьким пьяницей и игроком, но никогда, ни разу за всю свою никчёмную жизнь, не поднял руку на женщину. Может, дядька и пить-то начал после истории с ведьмой? А что, по времени сходилось…
– Может, обнимешь? – вдруг смиренно попросила Дева-Бузина, прикрыв свои страшные очи. – А я решу, простить тебя или нет. Ты ведь помнишь, что только поцелуи и объятия не могут лгать…
В сердце Элмерика вдруг закралось нехорошее предчувствие. Настроение ведьмы менялось слишком быстро, словно легкомысленный летний ветер: это было необычно. Может, она не обиженное умертвие, а нечто совсем иное? Тогда латунный медальон не подействует, а Дилану точно не поздоровится.
Бард осторожно потянулся к поясу, чтобы достать нож и подготовить парочку заклятий, но обнаружил лишь пустые ножны. Проклятый фейри Красные Ладошки! Заморочил голову там, у дуба, да так, что Элмерик забыл подобрать нож с земли. Впрочем, у него ещё оставалась волшебная флейта и музыка, который подвластны все, кто способен её услышать.
Дилан решительно привлёк к себе Деву-Бузину и легонько коснулся губами её губ. Элмерик успел немного удивиться, прежде, чем понял, что именно тот задумал. А хитрец держал латунную подвеску наготове. Как только их губы разомкнулись, Дилан ловким движением надел кулон на шею Лилс.
Та взвизгнула, вспугнув всех окрестных птиц, и схватилась за горло.
– Мэдок! Предатель! – сдавленно прошипела она. – А ведь Лилс почти поверила тебе! Но ничего…. Ты ещё поплатишься. Дважды я была мертва и дважды вернулась к жизни. Вернусь и в третий раз…
К ужасу Элмерика сбившееся дыхание ведьмы понемногу восстанавливалось. Кулон больше не душил, лишь ярко светился, будто раскалившись в кузнечном горне. Металл крупными каплями стекал вниз, прожигая плоть. Дева-Бузина морщилась и вскрикивала от боли, но рассыпаться прахом явно не собиралась. Её внешность тоже изменилась: чёрные волосы побелели, милые девичьи черты прорезали глубокие старческие морщины, пальцы покрылись узловатой корой. Резким движением она сорвала с Дилана защитный амулет и снова замахнулась.
Элмерик рывком поднялся на ноги.
– Беги! – крикнул он Дилану, но тот не сдвинулся с места: наверное, опять оцепенел от ужаса.
Тогда Элмерик приложил к губам флейту и заиграл. Ведьма успела лишь раз взмахнуть рукой, пытаясь дотянуться и выбить инструмент из его рук, но даже не задела волшебную флейту. Отсутствие когтя на безымянном пальце злой фейри спасло Элмерика. А потом уже сработало заклятие: воздух вокруг стал густым и вязким, будто прозрачный кисель. Казалось, само время замедлилось. Звуки музыки пусть не сразу, но заставили Дилана очнуться. Он вздрогнул, заорал в голос, сорвал с головы шапку и, бросив её оземь, бегом припустил в сторону деревни.
А Элмерик играл и играл, ведь флейта могла удерживать злобную фейри лишь пока музыка звучала. Охранная метка-птица на его щеке (подарок мастера Патрика) светилась алым, но ученик колдуна знал: от такой твари, как Дева-Бузина, это не поможет. Разве что продлит жизнь на пару мгновений.
На барда ненавидяще смотрели немигающие черные глаза, из которых всё ещё сочились алые капли. Изломанные ветви сплелись на голове уже не девы – Старухи-Бузины – в подобие венца, украшенного тёмными ягодами. В воздухе запахло грозой, набежавшие тучи закрыли луну, а над водой, громко крича, закружились чёрные птицы – предвестники смерти.
Прежде Элмерику всегда везло: он выбирался живым и невредимым из самых ужасных передряг но, видно, источник его удачи иссяк. Элмерик понимал: в этот раз ему не уйти. Стоит на миг остановиться, чтобы перевести дух, и тварь набросится на него и разорвёт в клочки. А значит, жить на белом свете ему оставалось всего ничего: пока звучит волшебная флейта. Старуха-Бузина даже не пыталась заговорить с ним и лишь посмеивалась. О, она прекрасно умела ждать…
Под ногами вдруг что-то зашелестело и из травы высунулся уже знакомый Элмерику фейри в зелёном костюмчике. Увидев брошенную Диланом шапку, старейшина Красных Ладошек хрюкнул от радости, но бард поспешно наступил на неё носком сапога, не давая подобрать обновку.
– Эй, ты обещал мне шапку! – обиженно напомнил фейри, почёсывая ухо. – Перестань жадничать, человек. Ты всё равно скоро умрёшь. Дева-Бузина пришла за тобой. Она рядом. Близко-близко. Вот-вот схватит.
Элмерик упрямо мотнул головой, не прекращая играть на флейте.
– О, тогда давай опять поиграем! – обрадовался фейри. – Теперь я буду угадывать, что ты хочешь сказать. Впрочем, что тут угадывать: ты хочешь жить. Тебе, как вижу, удалось задержать и ослабить ведьму, но такой безделушкой её не остановить… Глупый, глупый мальчик-чародей! Чем ты только думал? Тупица. Болван. Недоумок.
Элмерик не пытался возражать. Он чувствовал, что пальцы начинают неметь от усталости.
– Пошёл вон, маленький негодяй! – прохрипела ужасная старуха, делая ещё один шаг сквозь вязкий воздух.
– Ах, все бросили бедняжку, – зло фыркнул фейри. – Только поделом: ведь это она первая бросила всех нас. Каково получать сдачу той же монетой? Знаешь, как это бывает? Знаешь?
Элмерик навострил уши. Он понимал, что мудрый старый ребёнок не будет болтать просто так.
– Тебе известно, для чего всё было и зачем, – проскрипела Старуха-Бузина. – И ты сам согласился. Не мы нарушили уговор! Скажи спасибо, что вы остались целы. Мы даже заботились о вас, как могли.
Ещё одна капля сорвалась с оплавленного кулона и упала ей на ногу. Ведьма заскрежетала зубами.
– Разве это была ты, Бузина? – старейшина Красных Ладошек бросил вожделеющий взгляд на шапку. – Но даже если и так, нехорошо забывать свои корни: даже люди это знают. Глупое ты дерево.
Он перевёл взор на Элмерика, словно хотел убедиться, что тот точно услышал его слова.
– Мы уже не те, что прежде, – расхохоталась Бузина. – Не равняй нас ни с собой, ни с людьми, ни с другими деревьями, маленький глупый фейри. Потому что нам нет равных!
Старейшина Красных Ладошек закатил глаза. Он достал из кармана трубку и раскурил её, дожидаясь, пока утихнут отголоски смеха, а после спросил:
– Помнишь ли ты хоть что-то о тех далёких временах, когда мы вместе бегали по полю, держась за руки. Помнишь ли, как называла меня прежде?
Ответом ему был ещё один приступ безумного хриплого хохота, а Элмерик всё играл и играл на флейте, прикидывая в уме всякое.
Бузина сказала, что умирала уже дважды. Один раз её столкнул с обрыва Мэдок Задира. Но до того, как она стала приёмной дочерью Мэринэн, было что-то ещё… Откуда вообще появилась в Чернолесье милая девочка Лилс? «Наша матушка. Наша сестра. Наша плоть и кровь», кажется. так сказал этот маленький смешной фейри. Может, Лилс была одной из них? Девочкой, что должна была погибнуть, не став взрослой? Поэтому они бегали вместе в полях, держась за руки…
Если догадка была верна, то какую бы ужасающую силу не получила Бузина, она по-прежнему, как и все Красные Ладошки, должна бояться холодного железа. Жаль, что нож, всё ещё лежал у дуба! Впрочем, у Элмерика появилась надежда на спасение. Если постараться, он сможет идти и одновременно играть, а ведьма, конечно же, последует за ним. Когда они доберутся до дуба, у барда будет лишь мгновение, чтобы подобрать нож. Но этого хватит. Должно хватить.
От волнения Элмерик взял одну фальшивую ноту – и проклятая ведьма едва не вырвалась на свободу. Теперь она стояла совсем рядом, за плечом, горячо дыша ему в щеку.
– Недолго осталось, – промурлыкала Бузина. – Играй, мальчик, играй. Мы всегда любили поплясать под хорошую музыку.
Она хлопнула в ладоши и послушные её воле бузинные заросли принялись раскачиваться в такт мелодии Элмерика.
– И да, раз уж ты спросил, – ведьма обернулась к маленькому фейри. – Конечно, Лилс помнит, как тебя зовут. Но Лилс также помнит, что нельзя называть имена друзей при чужаках. Так что пускай сначала мальчик умрёт, тогда она скажет.
– Простите, что не стану дожидаться развязки, – фейри докурил, вытряхнул из трубки пепел и с невозмутимым видом спрятал её в карман. – Я ещё слишком юн для подобного рода зрелищ.
Он легонько пнул Элмерика под колено и развёл руками, будто говоря, мол, извини, но на этом всё: помог, чем мог. Элмерик убрал ногу, чтобы его маленький союзник смог забрать шапку. Фейри нахлобучил обновку, ничуть не смущаясь, что шапка великовата, цокнул языком, подмигнул и пропал.
А Элмерик осторожно сделал первый шаг по тропке, ведущей обратно к дубу. И ещё один. А потом ещё. Это было не так-то просто: идти мешали высокие травы.
– Вот мы и остались наедине, бард, – усмехнулась ведьма, дыша Элмерику в затылок. – Куда бы ты ни шёл, знай: ты не дойдёшь. Уже совсем скоро мы вырвем флейту из твоих рук и заберём твою жизнь. Но воля твоя: сражайся, пока можешь. У смелых людей, говорят, и мясо вкуснее.
Она говорила, не умолкая, запугивала Элмерика, рассказывая, что сделает с ним самим, с его друзьями, со всей деревней, а чёрные птицы, крича, летели следом. Бледная луна иногда проглядывала сквозь прорехи туч и снова пряталась, словно не хотела смотреть на творившееся внизу.
Они прошли примерно половину пути, когда Элмерик почувствовал прикосновение чего-то липкого и очень холодного к своей шее.
– Видишь, мы уже почти дотянулись, – Старуха-Бузина хихикнула. – Совсем скоро мы сможем откусить от тебя маленький кусочек.
Что означало это «мы»? Бард только сейчас понял, что ведьма ещё ни разу не сказала о себе «я». Он чувствовал, что это очень важно, но мысль ускользала.
Элмерик разнервничался и снова взял фальшивую ноту. «Вот и всё», – подумал он, перестав играть, но в этот самый миг из кустов с отчаянным криком вывалился Дилан. Что-то блеснуло в его правой руке, когда он с размаху ударил ведьму в бок. Из зарослей крапивы по другую сторону от тропы с визгом выкатился малыш Кей, держа острую косу. За его спиной маячил бледный Рис, обречённо сжимающий ухват.
– Мэдок?! – разъярённая старуха перехватила запястье Дилана, и Элмерик наконец разглядел свой нож: так вот кто его подобрал!
Рана ведьмы дымилась, но противника она держала крепко.
– Нет, ты не Мэдок. Снова обман! Мы убьём тебя.
В свободной руке ведьмы вспыхнул огненный шарик. Под ногами Дилана загорелась трава. Он бросился в сторону, но это не помогло: земля воспламенялась там, где он ступал.
Малыш Кей бросился на помощь брату, но запнулся о корень и упал. Коса отлетела в сторону. Рис, оставшийся без прикрытия, занервничал и с криком метнул в ведьму ухватом. Как ни странно, попал. Прикосновение холодного железа оставило рану на её затылке – не такую глубокую, как нож, но волосы в этом месте сгорели, явив взорам некрасивую плешь, а дыма стало ещё больше.
Бузинная ведьма завизжала и разжала пальцы. Огонёк погас. Дилан плюхнулся в траву, дуя на покрытые волдырями пятки.
Выставив перед собой руки, ведьма забормотала новое заклинание, отступая в сторону ручья.
– Прости, что задержались, – малыш Кей, совсем как взрослый, хлопнул Элмерика по плечу.
– Дилан сказал, что тут будет золото, – Рис озирался по сторонам. – Где же оно?..
Тем временем Дилан смог подняться на ноги. Кривясь от боли, он замахнулся, готовясь метнуть нож в старуху. Он действовал так уверенно, что было ясно: не промахнётся.
