Альбина Нури
Неупокоенные
Снял всю одежду, засунул в стиральную машину, долго стоял под душем, стараясь смыть с себя запахи. Уже и не пахло, но фантомная вонь забилась в ноздри, цитрусовый гель для душа никак не мог ее перебить.
Наконец Митя вылез из ванной комнаты, вылил в раковину выдохшееся пиво, постелил себе постель и улегся спать.
Засыпая, подумал, что надо подыскать другую квартиру. Как бы бабка не повадилась ходить то за одним, то за другим. А если еще и доченька начнет таскаться, пиши пропало.
Когда среди ночи в дверь снова позвонили, Митя проснулся сразу, будто и не спал. Голова была ясная. Три часа ночи. Кто это может быть?
Что-то внутри него догадывалось, но слишком уж диким было предположение.
«Как у нее настроение будет, так она тебя и навестит», – прозвучали в голове слова тети Нины, и Митя откуда-то знал, что настроение у Даши появилось.
Он подошел к двери, спросил, кто там.
– Открой, – раздалось снаружи, – это я. Впустишь?
Голос был молодой и мелодичный. Потом Митя сто раз проклял себя: почему не додумался поглядеть в глазок, сразу открыл дверь, впуская то, что впускать не следовало!
Женщина, стоящая на пороге его квартиры, была мертва не первый месяц. А скорее, не первый год, потому что успела высохнуть, превратиться в мумию.
Желто-коричневая кожа туго облепляла кости, зубы казались чрезмерно большими для узкого лица. Клочья волос еще кое-где свисали с черепа, на плечах болтались ошметки когда-то зеленого в мелкую синюю клетку платья.
Самым ужасным были глаза трупа. Тусклые, матовые, они ворочались в глазницах; не вытекли, не высохли, но были полны отвратительной жизни: в них светились лукавство и туповатая злоба.
Язык Димы прилип к гортани, он не мог вымолвить ни слова.
– Мать сказала, ты хотел меня видеть. Я рада. Буду твоей невестой, – прокаркал мертвец. И как этот голос мог показаться мелодичным?!
Митя видел, что во рту покойницы, за частоколом квадратных зубов, шевелится длинный черный язык.
– Впустишь? – снова спросила восставшая из мертвых Даша. – Нам будет хорошо вместе.
Митя наконец обрел способность двигаться. Не произнеся ни слова, он отступил назад и захлопнул дверь перед носом покойницы. Защелкали замки, взвизгнула задвижка.
– Убирайся! – проорал парень. – Не впущу!
Через мгновение ему ответили. Скрежещущий, отдающий металлическим лязгом голос, который с той поры постоянно слышался Мите в кошмарах, отчетливо произнес:
– Я вернусь. И ты откроешь.
Всю ночь Митя не спал. Наматывал круги по тесной квартирке, пил воду, пытался сообразить, как поступить.
Назавтра сделал то, что следовало сделать давно (и не только ему). По его звонку приехала полиция. Тетя Нина отказывалась открывать, но, поскольку Митя сообщил, что внутри труп, который он сам видел, когда пришел чинить замок (не говорить же, что покойница навестила его глухой ночью, самого в дурдом упекут), дверь выломали.
Полицейские, матерясь сквозь зубы, пробирались через мусорные горы. Тетя Нина пыталась сопротивляться, но подъехавшие медики ее успокоили и увезли. Соседи (весь дом сбежался) заглядывали внутрь, презрев запреты полиции, качали головами, переговаривались возмущенно, будто никто понятия не имел, что с ними бок о бок годами жил тяжело больной человек.
Митя ждал, что полицейские наткнутся на тело Даши, вынесут труп из квартиры. Все тогда закончится, он сумеет убедить себя, что визит Даши ему приснился, пригрезился. Он же выпил, да и посещение квартиры мусорщицы бесследно пройти не могло…
Но вышло иначе.
Следы того, что на кровати лежал труп, нашли. Была экспертиза, которая установила, что тело дочери Нины Сорокиной действительно находилось в комнате. Но, судя по документам, несчастная была жива, о чем на все лады писали потом местные газеты. Мать никуда не сообщила о смерти дочери, пенсия по инвалидности исправно поступала, а прийти и проведать больную никто не удосужился. В медкарте было записано, что Сорокина привозила дочь в поликлинику около четырех лет назад. Намеренно ли Нина скрывала смерть дочери или верила, что та жива, осталось неясным.
– Запах! Неужели никто ничего не почувствовал? – поражались журналисты.
Но соседи свыклись с тем, что рядом живет мусорщица, никто почти и не обращал внимания на запах, который в определенный момент усилился. Ворчали, конечно, но никто никуда так и не заявил.
«Мать похоронила дочь в горе мусора!» – кричали заголовки.
Непонятно, куда делось тело, ведь его не нашли, обнаружились лишь следы и, как написали в газете, «фрагменты». Мать ситуацию не прояснила, в итоге сошлись на том, что мертвую Дашу могли съесть крысы. То, что крыс в квартире не нашли тоже, никого не смутило.
Дело представлялось очевидным, зачем копаться во всем этом?
Тетю Нину забрали в психиатрическую лечебницу, оттуда она уже не выйдет. Квартиру вычистили, опечатали; что с нею будет дальше, Митю мало волновало.
Что его беспокоило, так это ночные кошмары. Спал он плохо, засыпал только с помощью таблеток. Переехал, как только сумел найти мало-мальски подходящее жилье. Но и это не очень помогло.
Живя, как в бреду, глотая лекарства, трясясь по ночам от ужаса, не высыпаясь, Митя умудрился и защититься, и экзамены сдать, и диплом получить. У него была сильная воля и имелась ясная цель – уехать, забыть.
Почти получилось: он уехал, жизнь постепенно наладилась.
Почти…
Не проходило ни одной ночи, чтобы Митя не думал о Даше, исчезнувшей неизвестно куда. Крысы (которых не было) ни при чем: Митя видел мертвеца, бродившего в ночи, грозящего вернуться. Мертвые легкие прокачивали воздух, из мертвого горла вырывались слова: «Я вернусь. И ты откроешь».
Мог ли Митя убежать достаточно далеко, чтобы Даша не сумела отыскать его?..
Новая мама
Мама, бабушка и папа постоянно твердили, что у Саши слабое здоровье. Ему было десять, и эта приговорка присутствовала в его жизни все эти годы.
– Не пей холодный лимонад, ангину схватишь с твоим-то здоровьем!
– Не с твоим здоровьем в мороз из дома выходить!
И так далее.
У Саши была астма. Понервничал – приступ, находишься в пыльном, душном помещении – приступ. Вдобавок еще и аллергия на многие продукты, к тому же мальчик часто простужался. Ужас ужасный.
Родители и бабушка носились с поздним сыном (и внуком), как с хрустальной вазой, и их трудно было за это упрекать: Саша родился спустя десять лет безуспешных попыток зачать и выносить ребенка, после шести выкидышей, слез, надежд и чаяний.
Семья была, по меркам многих, обеспеченная. Жили в просторной квартире, где у каждого была своя комната, а еще имелась гостиная. И машина у них дорогая, большая, и дача на берегу озера, где Саша жил с бабушкой и мамой с мая по сентябрь.
Папа занимал хорошую должность на Предприятии. На каком именно, Саша не знал, это слово всегда произносилось с большой буквы, как имя собственное: Предприятие отправляет в командировку, по итогам года на Предприятии дали хорошую премию. Мама и бабушка (папина мама, в прошлом – музыкант, сотрудница филармонии) сидели дома с Сашей.
В школу мальчика не водили, он находился на домашнем обучении. Был отличником, дополнительно занимался музыкой, английским, шахматами. Из-за того, что в школу не приходилось ходить, с другими ребятами общаться, он не заморачивался, наоборот, рад был (в последнее время – особенно, но об этом после). Слава богу, в эпоху Интернета живем: друзей можно найти в любой точке страны и мира, не вставая из-за компьютера. Или просто имея телефон.
Время от времени родители заговаривали о переезде.
Квартиру эту купили потому, что район находится на окраине города, дом стоит прямо на краю леса. Воздух намного чище, чем везде, для Сашиной астмы – самое то. В загазованном центре города, более престижном и дорогом, приступы повторялись один за другим, а здесь стали гораздо реже.
Но был и существенный минус. Дом – обычный, бюджетный, никакой охраны и огороженной территории; пару десятилетий назад многие получили в нем квартиры по программе сноса ветхого жилья, так что народ жил по большей части небогатый, не шибко интеллигентный.
Мужички, которых бабушка именовала «синяками», целыми днями выпивали и резались в карты возле детской площадки. Местная шпана люто прессовала мальчиков из приличных семей, у соседей то и дело вспыхивали скандалы, приезжала полиция, иной раз вместе со скорой.
Словом, неспокойное место. Поэтому родители и бабушка, сидя на кухне, то и дело обсуждали перспективы продажи квартиры. Переехать хотели в загородный поселок, присматривали участок, чтобы начать строить дом, но пока не могли выбрать подходящий, чтобы всех по всем параметрам устраивал. С некоторых пор Саша мечтал, чтобы они быстрее определились, пока ничего страшного не случилось.
Нет, неправильно. Страшное уже произошло, только пока не с ними, не с их семьей. И никому нельзя про это рассказать, потому что никто не поверит мальчику со слабым здоровьем, который чуть что бледнеет и задыхается. Небось, напридумывал, скажут; больно уж чувствительный и восприимчивый.
Только ничего Саша не выдумал – видел своими глазами!
…Диму знали все – благодаря его матери Насте. Даже на фоне местных маргиналов она была весьма заметной фигурой. Жила, перебиваясь случайными заработками, дарила свою любовь за бутылку каждому, кто не брезговал изрядно потасканным телом. Вечно с кем-то ругалась, устраивала то шумные вечеринки, то не менее громкие дебоши и скандалы.
При этом старожилы помнили Настю совсем другой, вполне приличной женщиной. Работала в магазине, была замужем. Муж, отец Димы, трудился на мебельной фабрике. Если и выпивали, то умеренно, ничем среди соседей не выделялись. А потом отец семейства погиб. Умер как-то глупо, поскользнулся, упал, расшиб голову.
Настя переживала. Запила, чтобы избыть свое горе, ей сочувствовали. Постепенно сочувствовать перестали – сколько можно? Кому сейчас легко-то? Бери себя в руки, сын у тебя растет. Но женщина катилась по наклонной, опускаясь все ниже и ниже на дно жизни, оказавшись в итоге среди тех, кому никто не сопереживает, кто вызывает лишь отвращение.
Тринадцатилетний Дима был, по мнению Саши, несчастнейшим существом на свете. Худой, как грабли, лохматый, с немытыми волосами, одетый в тряпье, которому место на свалке, избиваемый попеременно то матерью, то одноклассниками, то дворовой шпаной. Дима питался от случая к случаю, зимой ходил в кедах, в школе на него махнули рукой.
Саша, конечно, никогда с ним не общался, только из окна часто видел. Квартира Саши находилась на втором этаже, окна его комнаты выходили во двор, за которым был пустырь, а дальше – лес.
Если Саше с кем-то из взрослых случалось пройти по двору, а на пути встречался Дима, родители или бабушка тащили Сашу прочь, опасаясь, что он будет дышать с Димой одним воздухом. Саше было жаль Диму, но его мнения в этом вопросе никто не спрашивал (как, впрочем, и в других вопросах).
Глядя в окно, Саша наблюдал, как Дима бредет из школы, волоча потасканный рюкзак; смотрел сверху вниз на склоненную голову, опущенные плечи. Поникшая фигура Димы наводила на мысли о том, что он старается быть как можно незаметнее, тише, боится привлечь злое внимание.
Беда в том, что удавалось это нечасто. В тесной квартирке сложно скрыться от матери, а двор недостаточно велик, чтобы не попадаться на глаза Шурупу и его банде.
Шуруп (Валентин Шурупов) – позор школы, хулиган, на которого давно махнули рукой родители и учителя. Собрал вокруг себя шайку таких же отпетых подростков, которые читали по слогам, зато пили и курили со второго класса, матерились через слово, находя удовольствие в том, чтобы гнобить тех, на кого падал взор.
Падал он частенько на Диму.
Саша видел, как кровожадная стая окружает мальчика, как вразвалочку подходит Шуруп, сплевывает сквозь зубы, вынимает руки из карманов, чтобы занести кулак и ударить. Саша читал, что повинную голову меч не сечет, и не понимал, какое удовольствие можно получать, раз за разом унижая униженного, на все готового, не сопротивляющегося человека.
За Диму никто не заступался. Если взрослые и видели, то не вмешивались. Вероятнее всего, боялись, что ярость шакалят перекинется на них. Иногда Саша мысленно прокручивал в воображении сцену, как он спускается по лестнице, выходит из подъезда, вступается за Диму: легко, словно герой крутого боевика, раскидывает подонков в стороны, произнося напоследок, что если те еще раз посмеют тронуть мальчика, то будут иметь дело с ним, Сашей.
При этом он отлично знал, что только вышеупомянутое слабое здоровье, отсутствие необходимости ходить в школу, надежная защита мамы, папы и бабушки стоят между ним и Шурупом с его прихлебателями. Не будь всего этого, пришлось бы Саше огребать точно так же, как Диме. А может, и сильнее, ведь пианист, очкарик, шахматист и круглый отличник в одном лице – желанная мишень для любого гопника.
Такой была расстановка сил вплоть до этой весны.
А потом кое-что изменилось.
Однажды вечером Саша заметил, что Дима вышел из леса и пересек пустырь, направляясь во двор. В лес местные жители ходили нечасто, но само по себе это не было странным. Захотелось человеку на природу – кто ему запретит? Удивительным было выражение лица Димы, и Саша поначалу не понял, что с ним не так, а потом сообразил.
Дима улыбался. Улыбался широкой, абсолютно счастливой улыбкой, и Саша понял, что никогда в жизни не видел этого мальчика улыбающимся. Вообще никогда не видел радости на его лице. А теперь она была, еще какая! Дима буквально светился, но свет этот почему-то беспокоил наблюдавшего за диковинным преображением Сашу.
Тревога не оставляла его и на следующий день. Саша целенаправленно следил за происходящим во дворе, постоянно подходил к окну, чтобы не пропустить появление Димы, когда тот будет возвращаться из школы.
Случилось это позже обычного, уже смеркаться стало. Саша даже решил, что пропустил, проворонил. Но нет. Дима шел по двору, был сам на себя не похож: снова на лице блуждает улыбка, плечи расправлены, затравленная покорность исчезла из взгляда. Кажется, попадись ему сейчас Шуруп и компания, не испугается, не позволит лупить себя, а ввяжется в драку, ответит ударом на удар.
Однако Шурупа и его присных видно не было. Дима спокойно пересек двор и скрылся в подъезде.
Назавтра ситуация повторилась, только на сей раз Шуруп все же попался Диме на пути. Правда, был один, сильно не докапывался, так, пара тычков. Во время экзекуции с лица Димы не сходила довольная улыбка. Саша подумал, Шуруп именно потому и не стал всерьез бить мальчика: ему это тоже показалось странным. А странное если и не пугает, то озадачивает. Когда Дима шел к подъезду, Шуруп глядел ему вслед.
Ночью Саша вертелся в кровати. Ему не давало покоя поведение Димы. Что он делает в лесу? Зачем ходит туда, с кем встречается? Саша должен это выяснить! Но как, если его одного, без присмотра, из дома не выпускают?
Однако удача была на его стороне. Или не удача, а что-то другое, позже думалось Саше. Как многие болезненные дети, вынужденные проводить много времени в одиночестве, над книгами, Саша был умным, привык размышлять и анализировать. И в результате счел, что некая сила решила: он, Саша, должен это увидеть, чтобы…
Чтобы после предостеречь?
А увидел Саша страшное. Невыносимо жуткое и непонятное.
Папа, как всегда, был на работе, мама ушла в салон красоты (обычно это занимало много часов: стрижка, маникюр, педикюр, всевозможные процедуры с лицом и телом). Дома оставалась бабушка, но она после обеда засобиралась к подруге, которая на несколько дней прилетела к внукам из Москвы и предложила встретиться. Отказаться было неудобно, виделись подруги редко.
Словом, бабушка ушла. И Саша немедленно последовал за нею.
Боялся нарваться на Шурупа и компанию, но ему повезло: никого из этой братии не встретил, а за Димой удалось проследить без проблем. Саша справедливо полагал, что Дима отправится в лес прямо из школы; прикинул, где именно он пройдет (собственно, дорога была одна), спрятался и подождал, пока тот прошествует мимо.
Притаившегося Сашу Дима не заметил. Кажется, Саша мог и на пути у него стоять, тот все равно внимания не обратил бы: несся вперед с таким отрешенным и вместе с тем счастливым видом, точно в конце пути его ждал самый долгожданный приз на свете.
Саша вылез из своего укрытия и потихоньку двинулся следом. Идти пришлось недолго. Близко к Диме Саша подходить не решался, держался на отдалении, поэтому к нужному месту подошел позже и не мог сказать, откуда рядом с Димой появилось… оно.
Как Саша умудрился не закричать, увидев существо, осталось загадкой. А еще, как он позже сообразил, приступа астмы, который теоретически должен был случиться при таком-то потрясении, не произошло. А значит, не такой уж Саша и слабый, как его убеждали.
Сашу скрывало дерево с широким стволом, и стоявшие на поляне его не видели. К тому же весна в этом году ранняя, деревья уже стали облачаться в летний наряд, в воздухе словно бы повисла легкая зеленоватая дымка, которая помогла Саше оставаться незамеченным.
На поляне происходило невиданное. Дима стоял, приподняв голову, разговаривая с возвышающимся над ним существом кошмарного вида. Оно было похоже на ожившую под влиянием колдовства корягу: черное костлявое тело, лишенное плоти, огромный горб на спине, руки – кривые, когтистые сучья, шишковатый череп в наростах, длинное, вытянутое лицо с красными глазами, сидящими глубоко в глазницах.
Тварь напоминала мертвое, но ожившее дерево. Саша подумал, это лесной демон, уродливый и зловещий, но Дима не замечал его уродства. Он глядел на тварь восхищенно, обнимал ее и что-то взахлеб говорил. Мерзкое создание отвечало: говорило скрипучим, хриплым голосом. Саша не мог разобрать ни слова, был уверен, что это не человеческий язык, но Дима каким-то непостижимым образом все понимал.
Когда громадная когтистая лапа поднялась над головой Димы, Саша в ужасе прикрыл глаза, чтобы не стать очевидцем расправы, но лесной демон прикоснулся к подростку бережно и осторожно, погладил по голове, и тот закивал, соглашаясь с чем-то.
Саша сообразил: когда разговор этих двоих на поляне завершится, Дима пойдет обратно, может заметить его! Да и лесное чудище, перестав уделять внимание своему гостю, поглядит по сторонам.
Поэтому мальчик попятился и, стараясь двигаться бесшумно, ушел прочь, прибавил шагу, как только отошел на приличное расстояние. А потом и вовсе побежал, мчался до самого дома, подгоняемый страхом. Мерещилось, что лесной демон выскочит из-за куста или дерева, догонит, набросится…
Вернувшись домой до прихода родных, Саша закрылся на все замки, сидел в своей комнате, пытаясь успокоиться. Нужно рассказать взрослым, но тогда придется говорить обо всем, о том, что тайно покидал дом и крался за Димой, и именно это взволнует всех большего остального. Про лесного демона не поверят, а вот упрекать, ругать будут долго.
Так ничего и не решив, Саша весь вечер был как на иголках. Мама спросила, не случилось ли чего, и он, поколебавшись, не сумел ей признаться.
Смотреть в сторону леса, где обитает нежить, было страшно. Тем не менее лес притягивал взор. Каким образом Дима узнал об этом существе, почему оно стало общаться с ним?
Скоро ответ нашелся. И оказался еще кошмарнее, еще хуже, чем Саша мог вообразить.
В течение следующих трех дней все шло по старой схеме: Дима возвращался из леса довольный, с широкой улыбкой. Саша знал объект его радости, но ломал голову, что так вдохновляет несчастного мальчика-изгоя.
На четвертый день все стало ясно.
Саша с бабушкой шли из музыкальной школы, где Саша досрочно сдавал экзамены по итогам учебного года. Бабушка была довольна: внук, как всегда, показал отличный результат. Саша старался делать вид, что тоже счастлив, но мысли его были заняты другим.
Он так напряженно размышлял над происходящим на лесной поляне, что, увидев Диму с матерью, решил, будто его мысли каким-то образом материализовались. Но нет: по скривившемуся в брезгливой гримасе лицу бабушки Саша понял, что та тоже их видит.
Дима и Настя шли по противоположной стороне улицы. Он что-то втолковывал ей, она улыбалась. Двух передних зубов не хватало, под глазом – фингал, тусклые волосы собраны в жидкий хвост. Одетая в серый грязный пуховик и стоптанные сапоги, она шла неуверенно, по-видимому, была подшофе.
Саша сообразил, куда они направляются. В сторону леса, куда же еще! Дима ведет мать на поляну. С какой целью? Саша должен это узнать! Мальчик искоса глянул на поджавшую губы бабушку. Надо срочно от нее отделаться и проследить! Любопытство пересиливало страх.
План созрел моментально. Мысленно извинившись перед бабушкой, Саша сказал, что хочет яблочный сок. И печенье с банановой начинкой. Сладкого мальчику полагалось немного, потому что сахар вреден, к тому же у него на все подряд аллергия.
– Покупные сладости бесполезны, – наставительно заметила бабушка. – Хочешь, яблочный пирог испеку? Или банановый торт.
– Хорошо, – согласился Саша, втайне ликуя. – Только дома ни яблок, ни бананов нет.
– А мы зайдем и купим. Вот как раз и магазин!
Перед ними был супермаркет на первом этаже девятиэтажки.
– Мне еще надо… – Бабушка принялась перечислять, что собирается купить.
Саша знал, что покупки она делает раздражающе долго: внимательно читает упаковки, придирчиво разгадывает каждый фрукт, прежде чем сунуть в пакет. Ему того и надо, чтобы она отвлеклась, выпустила его руку, потеряла из виду.
План удалось реализовать на все сто. Да, бабушку жалко: примется искать его, распереживается. Да, Саше влетит по полной программе. Но игра стоила свеч.
К тому же он, подбегая к лесу, позвонил бабушке, сказал, что отошел на минутку, потерял ее из виду, вышел из магазина, стал ее искать, а теперь идет к дому. Бабушка ожидаемо раскричалась, пригрозила всыпать по первое число, она, мол, всех на ноги подняла, что он за негодник такой. Саша не стал слушать, выключил телефон. Бабушка знает, что внук жив. Позже он скажет, что телефон отключился сам по себе.
Саша убрал его в карман и забыл про бабушку. Были дела поважнее. Он не ошибся: Дима и Настя направлялись на поляну, фигуры матери и сына виднелись далеко впереди. Приближаясь к поляне, Саша замедлил шаг. Как и в прошлый раз, он пришел в разгар происходящего. Хотя внутренне был готов к тому, что может увидеть, мальчика замутило.
Дима с приклеенной улыбкой стоял посреди поляны. Настя, жалкая пьянчужка, которую он непонятно чем (может, дармовой выпивкой или другой неуклюжей ложью) заманил сюда, стояла рядом с лесным демоном. Они сплелись телами, как влюбленные или танцоры. Только видно было, что Насте это не доставляет никакого удовольствия. Демон прижимал женщину к себе, обвиваясь вокруг нее, как отвратительное подобие лианы. Выпученные глаза Насти, казалось, вот-вот вывалятся ей на щеки, багрово-синее лицо раздулось, ноги дергались, будто она приплясывала на месте от нетерпения, руки тряслись. Женщина не кричала, не звала на помощь, Саша слышал лишь хруст, словно ломались под ногами сухие ветки.
«Это же ее кости», – осенило Сашу.
Он испугался, что его стошнит. Хорошо, что не стоял, а сидел на корточках, иначе упал бы, грохнувшись в обморок. Мальчик зажмурился, стараясь восстановить дыхание. Голова кружилась, грудь сжалась, и Саша удивлялся, что приступа астмы опять-таки нет! Наверное, организм мобилизовался, сконцентрировал силы, чтобы не дать этому случиться в неподходящий момент.
Когда Саша, придя в себя, решился вновь поднять голову, то увидел, что Настя стоит, глядя на сына. Никто больше не сжимал ее, ломая кости и расплющивая внутренности; демоническое создание исчезло.
«Что произошло?» – растерянно подумал Саша, но в следующий миг сообразил.
Лесной демон не исчез. Это он стоит рядом с Димой, приняв обличье его матери. Внешне – точная копия женщины, ее слепок, а внутри – клубящаяся тьма. Дима смотрел на это создание с восторгом, а оно обхватило его за плечи. Возле их ног лежала черно-серая груда – не то тряпки, не то ветки. Она шевелилась некоторое время, а может, это был ветер. Потом всякое движение прекратилось, непонятная субстанция стала впитываться в землю, просачиваться сквозь нее, как грязная вода. Через короткое время на том месте ничего не осталось.
Дима и демоническая сущность в обличье его матери взялись за руки и пошли прочь с поляны. Саша вжался в землю, молясь, чтобы его не заметили, и ему вновь повезло.
– Моя новая мама! – донесся до Саши захлебывающийся, вибрирующий от счастья голос.
В ответ послышался смех – низкий, хрипловатый, напоминающий Настин, но все же отличающийся от него: в голосе слышались эхо, птичий свист и ветер, что поет высоко в кронах деревьев. Походка была деревянная, неловкая: спина чересчур прямая, ноги «новой мамы» с трудом сгибались в коленях, но буквально на глазах, шаг за шагом она двигалась все увереннее.
А уже через пару дней лесной демон совершенно освоился в новом теле. Саша постоянно смотрел в окно и фиксировал эти изменения.
В тот день, вернувшись из леса, он слег с температурой, поэтому никто его не ругал, все лишь волновались. От уроков Сашу освободили, велели отдыхать, и он целыми днями лежал в кровати, стоявшей возле окна.
В прошлом году ему подарили бинокль, и, наведя оптику на лицо Диминой «новой мамы», Саша видел, что синяк исчез с ее лица, отечность спала. Настя не только стала свежее и моложе, у нее выросли выбитые когда-то зубы! Одежда на ней и Диме теперь была новая, прически – аккуратные.
– Настька пить бросила, – рассказывала бабушка родителям Саши на кухне. – За ум взялась. Работу, что ли, нашла? Не знаю, но деньги завелись, это точно. Ремонт у них, похоже, начался. Приоделись оба. Зубы она вставила. И так быстро все! Удивительное дело.
Саша, в отличие от родных и соседей, не удивлялся. Лесной демон вживался в мир людей, и у него явно были способы сделать это эффективно.
Наверное, прежде это существо могло обитать только в лесу, но Дима открыл ему дорогу в наш мир, принеся в жертву никчемную, ненавистную мать. Теперь создание, облачившееся в личину Насти, расхаживало среди людей. Однако вряд ли его намерение состоит лишь в том, чтобы обустроить и украсить жизнь Димы. Он-то, может, по наивности так и считает, только Саша в этом сомневался.
Он трясся от ужаса, уверенный, что «новая мама» не ограничится Настей. А еще боялся, что в лесу может обитать не одна-единственная жуткая тварь, жаждущая обрести человеческое обличье.
И вскоре получил подтверждение своим опасениям.
Диму больше не били: «новая мама» встречала и провожала его в школу. Дворовые пацаны смотрели на них, но, разумеется, обижать подростка при матери не решались. А вскоре Саша увидел, как «новая мама» говорит о чем-то с Шурупом, и тот кивает с глуповато-восторженным видом (совсем как Дима не так давно на лесной поляне). Они поговорили, а после вместе двинулись прочь со двора.
Саша был уверен, что знает, куда «новая мама» повела Шурупа.
Спустя некоторое время Саша с ужасом заметил изменения в Шурупе. Если раньше этот парень пугал его по вполне прозаическим причинам, то теперь улыбающаяся физиономия, новая стрижка, непривычно опрятная одежда наводили мистическую оторопь.
Теперь их было уже двое, два лесных чудовища среди людей, которые ничего не знают, ни о чем не подозревают.
А через неделю, на излете мая, вся шайка Шурупа перестала быть людьми. Их главарю ничего не стоило заманить дружков в лес, а о том, что там случилось, догадаться было несложно.
Сезон охоты шел полным ходом, люди уходили в лес, а вместо них оттуда возвращались двойники, кошмарные монстры. Их становилось все больше, число подменышей росло. Что они будут творить с людьми? Как быстро доберутся до Саши и его родных?
Ему оставалось надеяться лишь на то, что квартира скоро продастся: ее наконец-то выставили на продажу, покупатели уже приходили, риелтор уверяла, что спрос хороший. Еще немного – и Саша и его родные переедут отсюда. Этот дом, двор и все жильцы – люди и нелюди – останутся в прошлом.
Саша радовался, пока ему не пришла в голову ужасная мысль.
Родители ведь хотят купить участок на природе, в коттеджном поселке. Возле леса! Леса, в котором, возможно, тоже обитают чудовища.
А следом пришла и вторая мысль, еще более ужасающая.
Про Настю, Шурупа и остальных Саша, по крайней мере, знал; в случае чего, находился бы во всеоружии, был готов сопротивляться. Но кто знает, за какими еще лицами скрываются лесные демоны? Кто в новом поселке, на соседней улице, в твоем городе человек, а кто монстр в человеческом обличье?!
В любой момент улыбающаяся маска сползет – и на тебя уставится морда чудовища. Ты не сможешь распознать врага до последней минуты, до того момента, пока не станет слишком поздно…
