Альбина Нури
Вернувшиеся
Глава вторая
– Ты очень красивая, – сказал Миша.
Леля, которая красила губы перед большим зеркалом в прихожей, сердито покосилась на него.
– Не подлизывайся.
Он покаянно опустил глаза. Отец пригласил его и Лелю на день рождения Олеси в пятницу, а Миша перепутал дни и до последнего момента был уверен, что их ждут в субботу. В результате Леля была вынуждена, придя с работы, по-быстрому переодеваться, краситься, мыть волосы.
Она не терпела суеты, а еще сильнее не любила непрошеных гостей и незапланированные визиты. Тем не менее собралась быстро, как по тревоге, и из дому они вышли вовремя. Хорошо еще, что подарок купили заранее, оставалось только за цветами заехать.
– Не гони, мы не опоздаем, – проговорила Леля, пристегивая ремень безопасности. – Кто там будет, кроме нас?
– Отец сказал, никого и не звали. Дата не юбилейная. Будут Олесина сестра с мужем, мы да Сафронов. Тихий домашний вечер.
Олеся, вторая жена отца, была домоседкой, никогда не любила шумных сборищ. Да и отец в последние годы тоже как-то притих, все реже устраивал пышные приемы в дорогих ресторанах с кучей «нужных» людей. То ли необходимость отпала – он занял пост ректора Института МВД, к которому давно стремился, то ли возраст брал свое.
Подъезжая к дому, где жили отец, Олеся и их дочь Лиза, Миша подумал о том, как многое изменилось за последние годы. Жизнь его казалась идеальной – да и была таковой, но что-то ворочалось в душе, не давая покоя. Ощущение было похоже на то, будто бы ты искренне пообещал кому-то сделать нечто важное, собирался выполнить обещание и… не менее искренне позабыл о нем. Ты ничего не помнишь, но вместе с тем забытое и неисполненное не дает спать спокойно.
Тосты произносились от души, пожелания были добрыми, стол – замечательным (Олеся знала толк в хорошей кухне). Миша поймал себя на мысли, что такие семейные посиделки незаметно стали ему по душе, не вызывали отторжения. Конечно, причина была в том, что отношения с отцом наладились.
Отец был немало удивлен и даже разочарован, когда Миша объявил ему, что все планы насчет академической карьеры и адвокатуры отменяются. Разумеется, говорить отцу о том, что решение пойти по рекомендованному им пути принадлежало не ему, а существу под названием «лаффолк», которое несколько месяцев обитало в его теле (подробнее читайте в романе «Другие хозяева» – прим. ред.), Михаил не стал.
Обсудив все с Лелей, он повел себя по принципу «Отвергая, предлагай» и сказал отцу, что не хочет уходить в никуда, а имеет вполне ясную и четкую цель.
– Служить и брать под козырек – не мое, пап. Я это понял окончательно. Мне казалось, – тут пришлось солгать, – что адвокатура может стать отличным решением, но я ошибся. Мне хотелось бы работать на себя, однако и правоохранительная деятельность меня привлекает, а потому я подумал, что хотел бы открыть свое частное охранное предприятие.
Поначалу Юрий Олегович был категорически против: вести дела самому сложно, опыта в бизнесе у Миши никакого, к тому же молодой возраст. Но тут Михаила очень поддержал Сафронов.
Полковник Максим Сергеевич Сафронов был человеком уникальным. В полиции о его бескомпромиссности и бесстрашии (в общении как с преступниками, так и с вышестоящим начальством) ходили легенды. Бессеребреник, предельно честный человек, не умеющий прогибаться и проявлять лояльность, Сафронов никогда бы не дослужился до спокойного сытого места и в последние лет десять или больше работал начальником уголовного розыска в Городском управлении внутренних дел.
А еще Сафронов был лучшим другом отца (причем со студенческой скамьи) и крестным Миши. Узнав о намерении крестника, он сказал, что это дельная мысль. Миша случайно услышал их разговор с отцом, вернее, кусочек беседы, и был уверен, что мнение Сафронова оказалось решающим.
– Мишка другой, поймешь ты это когда-нибудь? Не может ни ужиком, ни боевым слоном…
– А кем тогда может? Ты мне про «вольного птаха» начнешь заливать?
– Примерно, – не отступал Сафронов. Он не любил своего имени, как самого по себе, так и в сочетании с отчеством, поэтому предпочитал, чтобы его называли по фамилии. – Еще когда ты его в наш институт уговаривал, я точно знал: ничего путного не выйдет. Устав, муштра, ограничения – не по нему это. Начнешь ты ему палки в колеса совать, давить – и что?
Отец прислушался. На открытие фирмы Миша собирался взять кредит, а еще продать машину, но Юрий Олегович предложил помочь (возможно, с подачи того же Сафронова, хотя, может, и нет).
Деньги имеются, говорил отец, и он их даст. А Миша будет постепенно возвращать долг с прибыли. Что и говорить, для Миши, для их с Лелей молодой семьи это был отличный выход.
Дело пошло на удивление хорошо. Конечно, с клиентами помогли отец и Сафронов – рекомендовали Мишину новорожденную фирму, советовали знакомым, и кто-то соглашался попробовать.
Помощь была неоценима, но у Миши и самого обнаружилась коммерческая жилка. Вскоре «Щит» (так Миша назвал фирму, а Леля разработала ее логотип) стал известен в городе. Клиенты – как частные лица, так и предприятия – оставались довольны и ценами, и качеством услуг. Дело пошло, и Миша почти расплатился с отцом, чем втайне очень гордился. А еще подумывал о том, чтобы в будущем открыть и что-то вроде детективного, сыскного агентства.
Сейчас, сидя за столом в отцовской гостиной, Миша думал о том, что успех в делах некоторым образом уравнял его с отцом и Сафроновым. Он перестал был проблемным ребенком, юношей в вечном поиске, строптивым подростком – и стал мужчиной, у которого есть надежное, серьезное и перспективное дело.
– Миша, вам бы с Лелей тоже пора!
– Что? – Он вынырнул из своих мыслей и обнаружил, что разговор свернул в опасное русло.
Сестра Олеси – недалекая бабенка с плоским круглым лицом и бесцеремонными манерами – как оказалось, произнесла тост, касающийся детей. Умильно погладила по голове племянницу Лизу, которая еле вытерпела эту ласку, вспомнила о своем сыне, который сейчас учился в столичном вузе, и переключилась на Мишу и Лелю.
«Эта Оксана – настоящая заноза в заднице», – досадливо подумал Миша.
Хорошо еще, что виделись они редко: отношения с сестрой у Олеси были довольно прохладные, общались они мало, ограничиваясь посиделками на дни рождения да дежурными звонками по телефону.
– Деток, говорю, пора бы вам! Лелечке уже двадцать пять, годы идут.
– Двадцать пять? Какие там годы! Песочница! – прогудел Сафронов.
На скулах Лели выступили красные пятна: это означало, что она начинает заводиться. Миша ее понимал: обсуждать такие вещи бестактно и глупо. А Оксана никак не желала замолчать и разглагольствовала дальше:
– Я в ее возрасте уже родила. А вам чего тянуть? Здоровые, обеспеченные, квартира-машина – все есть!
У Миши и Лели не было проблем с деторождением, они просто решили, что пока еще не время. Леля много работала в крупном архитектурном бюро, была на хорошем счету и набиралась опыта, чтобы в будущем открыть свою фирму. Миша тоже был погружен в карьеру – куда торопиться?
– Тут ведь каждый решает по-своему, – примирительно проговорила Олеся. – Захотят ребята – обзаведутся наследниками.
Оксана открыла рот, чтобы разразиться новой порций бесценных суждений, но Миша решил, что с него довольно.
– Может, найдем другую тему для обсуждения? Например, слышал, у вашего сына были проблемы со сдачей сессии. В этом семестре тоже речь об отчислении? Вы, должно быть, ужасно беспокоитесь.
Оксана возмущенно фыркнула. Как все любители совать нос в чужие дела, она не выносила, когда кто-то критиковал или обсуждал ее саму. Сафронов спрятал улыбку в уголке рта и тайком отсалютовал Мише.
Олеся ловко перевела разговор в другое русло, а вскоре Оксана с мужем ушли домой, так что обстановка стала совсем непринужденной. Они смеялись, шутили, ели вкуснейшие блюда, говорили о разном, позабыв про глупые речи Оксаны.
– А ты хотел бы ребенка? – спросила Леля поздно вечером, когда они вернулись домой.
Миша задумался. Представить себя отцом ему пока было сложно. С другой стороны, если он и видел какую-то женщину матерью своих детей, это была только Леля.
Она смотрела напряженно, выжидательно, словно его ответ много значил для нее. Точно так Леля смотрела в тот единственный раз, когда они поговорили про начало их совместной жизни. Ведь жить вместе начали Леля и не-Миша, лаффолк, забравшийся в его тело.
– Не ты предложил мне съехаться. Это было не твое решение, – тихо сказала тогда Леля. – Поэтому если считаешь, что… – Она запнулась. – Я уйду.
Михаил спросил себя, что чувствует. То был не первый раз, когда он размышлял на эту тему, но тут сам себе задал вопрос: хочет ли он, чтобы Леля ушла? И понял, что не хочет.
– Конечно, нет, – ответил он. – Я люблю тебя. И ты ни в чем не виновата.
Он повторил эти слова еще раз. И повторял их себе всякий раз, когда тяжелые мысли или ревность начинали поднимать голову.
Леля не виновата. Распознать то, с чем они все – Томочка, Илья, он, Леля, Ирина – столкнулись, было невозможно. Главное, что они остались живы. Томочке и матери Ильи повезло меньше. И ему, Мише, грех обижаться на судьбу: она оставила ему и отца, и любимую девушку. А у Ильи – забрала.
Вскоре Миша с Лелей подали заявление, а после тихо, без помпы расписались. Юрий Олегович и мать Лели, конечно, возмущались отсутствием свадебного торжества, но молодые были непреклонны и выступили единым фронтом: никакой свадьбы! Вместо этого – медовый месяц в Европе.
Поженившись, Михаил и Леля закрыли болезненную тему и больше никогда не возвращались к этому вопросу, но почему-то сейчас, когда она спрашивала про детей, в ее словах чудились отголоски тех жутких событий. Может, Леля считала, что в глубине души Миша не смог избыть обиду и продолжает на нее сердиться?
«Кто поймет, что у женщин в голове», – вздохнул про себя Миша.
– Я люблю тебя, – сказал он вслух. – Надеюсь, ты родишь мне девочку или мальчика. А лучше и девочку, и мальчика.
Напряжение заметно спало.
– У нас все будет хорошо, – улыбнулась Леля. – Главное, что этой «стивен-кинговской» ерунды больше нет в нашей жизни. И не будет.
«Все же я был прав», – подумал Миша.
Тревожное прошлое и будущие дети увязывались вместе в ее голове: при мысли о детях Леля вспоминала об ужасах, которые ей и ее мужу довелось пережить. Надеялась, что этот кошмар не будет иметь последствий.
Глава третья
Илья пришел в себя внезапно, вынырнув из топкого омута, куда провалился с головой. Не было никакой зыбкой грани, спасительного забвения – он сразу, в тот же миг, как открыл глаза, вспомнил, что случилось, кого он видел перед тем, как потерять сознание.
Сейчас Илья находился в небольшой светлой, скромно обставленной комнате с высоким окном и догадался, что его, должно быть, перенесли в одно из помещений монастыря.
– Где… – начал Илья, но говорить было трудно: язык будто стал непомерно огромным, едва помещаясь во рту и мешая дышать, а вдобавок сухим, как кусок пемзы.
– Слава богу! – Марина, сидевшая на стуле возле его кровати, встала и склонилась над ним. – Как себя чувствуешь? Илья, ты меня так напугал! Был без сознания почти два часа. Местный врач приходил, померил давление, осмотрел тебя, сказал, что все показатели в норме, велел позвать его, когда ты очнешься. Я хотела вызвать скорую, но он…
– Пить, – попросил Илья, и Марина метнулась к тумбочке, налила воды в стакан, поднесла к его губам.
Влагу не зря называют живительной. Она смочила горло, язык уменьшился до нормальных размеров, и Илья, сумев сделать глубокий вдох, повторил свой вопрос.
– Где она?
Марина озадаченно огляделась по сторонам. Рядом никого не было.
– Кто? О ком ты говоришь?
Илья понимал уже, что случилось нечто странное, неукладывающееся в привычные рамки, но был сейчас слишком слаб, чтобы лгать и придумывать подходящее объяснение.
– Томочка, – обреченно проговорил он. – Я видел ее возле камня.
На Маринином лице появилось неуверенное выражение: она не знала, как реагировать на упоминание этого женского имени, ведь Илья никогда не рассказывал ей о Томочке.
– У камня были ты и я. Чуть дальше стояла группа людей, но я не…
Илья прикрыл глаза. Ему вдруг захотелось, чтобы Марина ушла. Она не была ни в чем виновата, не могла отвечать за происходящее, хотела лишь помочь, понять, но ее общество было ему в тягость. Сказать об этом, попросить девушку уйти Илья, разумеется, не мог, оставалось надеяться, что она решит, будто он собирается вздремнуть, и оставит его в покое.
Миша – вот с кем хотелось поговорить, вот кто понял бы, но лучший друг так далеко!.. Марина не отозвалась на мысленную просьбу Ильи, вместо этого спросила:
– Кто такая Томочка? – В голосе зазвучали ревнивые нотки.
– Моя невеста, – сухо ответил он, все еще надеясь побыть один. – Она погибла. Выпала из окна.
Марина ахнула и, наверное, подумала, что уж теперь-то понимает, почему Илья так упорно не замечает ее скрытых и явных намеков на бракосочетание. Отчасти она была права. Но лишь отчасти.
Девушка придала лицу сочувственное выражение и собралась произнести что-то подобающее ситуации, но тут в дверь постучали.
– Наверное, доктор!
Марина подошла к двери и распахнула ее, приготовившись сказать, что как раз сама хотела пойти за врачом, но на пороге был вовсе не доктор.
Пожилая женщина с густыми седыми волосами, доходящими ей до плеч, крупным носом и пронзительными темно-карими глазами, одетая в брюки и синюю блузку, смотрела на Марину требовательно и немного торжественно.
– Где он? Мне нужно с ним побеседовать, – сказала она. – Это срочно.
В Боснии и Герцеговине говорят либо на боснийском, либо на хорватском, либо на сербском (хотя в действительности это практически один и тот же язык под разными названиями). Марина отлично знала сербский, так что прекрасно понимала всех, с кем ей доводилось общаться и в Сербии, и в Черногории, и в Боснии и Герцеговине, и в Хорватии, но эта женщина говорила на необычном диалекте: разобрать сказанное оказалось сложновато.
– Вам нужен Илья? – уточнила она, не понимая, зачем он мог понадобиться старухе.
– Значит, его зовут Ильей, – задумчиво произнесла посетительница. – Хорошее имя. Мне нужен молодой мужчина, который сегодня получил предзнаменование. Мне сказали, он тут.
– Да, но он…
Услышав подтверждение, старуха отбросила дальнейшие расспросы и церемонии. Посчитав излишним спрашивать разрешения, она шагнула в комнату, небрежно отодвинув Марину плечом.
– Здравствуй, – сказала гостья, садясь на стул возле кровати Ильи.
Он хотел привстать, но голова закружилась, перед глазами поплыло, и Илья вынужден был откинуться на подушки.
– Лежи-лежи, тебе нужно прийти в себя. Это не так-то просто, ведь Знание требует сил.
Фраза была странная, да и вообще Илья, который знал язык на элементарном уровне, понимал старуху, говорящую на неклассическом сербском, с большим трудом.
Марина, заметив, что Илья растерян, решила взять ситуацию в свои руки и решительно проговорила:
– Вам лучше уйти. Илья не вполне здоров, плохо себя чувствует, ваше присутствие нежелательно.
– Я сама знаю, что мне лучше. И мне, и ему. А ты бы закрыла дверь, чтобы нам никто не мешал.
Марина оцепенела, не зная, как себя вести, а старуха, позабыв о ее существовании, посмотрела на Илью и отчетливо проговорила:
– Твоего появления ждали. Сила камня призвала тебя, и теперь твоя жизнь изменится. Ты ведь кого-то видел? Кто это был?
– Да послушайте же… – возмутилась Марина, но Илья, который, хотя и не без усилий, но понял, о чем вещала старуха, перебил ее:
– Эта женщина знает что-то важное. Нам нужно поговорить.
Посетительница, которая и не сомневалась, что все обернется именно так, назвалась Драганой. Она хотела остаться с Ильей наедине, но, поскольку быстро выяснилось, что тот не понимает и половины сказанного ею, пришлось согласиться на переводчика. Так они и остались втроем: Марина послушно заперла дверь и придвинула к кровати второй стул.
– Ты не просто так здесь оказался, – заявила Драгана. – Все в нашей жизни предопределено, твое появление – тоже. Моя семья испокон веку жила в этих краях, тут появились на свет мой дед и отец, их отцы, деды и прадеды. Они строили дома, рожали детей, растили виноград, разводили коз. Камень был всегда и всегда делал одно и то же: открывал глаза Видящим.
– Если они уже видят, зачем открывать им глаза? – фыркнула Марина, и Драгана смерила ее таким взглядом, что обычно бойкая девушка покраснела.
– Посмотреть на Магични камен приходят тысячи людей каждый год, они спрашивают о своей жизни и дальнейшей судьбе, касаются камня, а некоторые внушают себе, что узнали нечто важное. Но тех, кто в самом деле получает известие о предназначении, как ты, единицы. До определенного момента Видящие не знают, кто они, не ведают, зачем Господь прислал их на грешную землю. Но камень влияет на них, они начинают понимать. А задачей людей из моего рода было объяснить им на первых порах, подсказать. Конечно, Видящие появлялись редко, бывало, и столетие пройдет, а никто так и не… – Старуха прервала себя, похлопала Илью по руке и неожиданно улыбнулась по-детски восторженно. – А мне вот довелось!
– Значит, Илья, по-вашему, Видящий? Что же он видит? Будущее?
– В определенные моменты таким, как ты, открывается Знание, – игнорируя реплику Марины, продолжила Драгана. – Знание о прошлом или будущем, ответы на вопросы – те, что заданы, и те, которые страшно задать. Пока ты не можешь управлять этим процессом, Знание будет иногда приходит в неподходящее, по твоему разумению, время, но со временем ты научишься. Что ты почувствовал, когда прикоснулся к камню?
Илья попытался объяснить, Марина перевела.
– Знание открывает Видящему разные стороны жизни, – сказала Драгана.
– Но почему я увидел Томочку, мою покойную невесту? – тихо спросил Илья. – Что это должно означать?
Старуха пожевала губами.
– Я же объяснила, что должна всего лишь сказать тебе: ты – особенный. А я как раз самая обычная – откуда мне знать наверняка? – Старуха вздохнула. – Однако догадаться несложно. Томочка явилась, потому что она – твой проводник в мире мертвых.
– Вы хотите сказать, что Илья – медиум? – изумленно спросила Марина. – С мертвыми вроде бы говорят медиумы.
– Значит, его Знание будет открываться Илье так! – Старуха пожала плечами и поднялась со стула. – Все люди разные, все Видящие видят по-своему.
Проговорив это, Драгана направилась к двери, по-видимому, сочтя свою миссию выполненной. У Илья голова шла кругом, он почувствовал, что, хотя это и несправедливо, злится на старуху.
– Зачем вы рассказали мне это? Ничего определенного, какие-то увертки. Что мне со всем этим делать? Как жить? – громко спросил он, забывшись и перейдя на русский.
Однако Драгана, кажется, все поняла.
– Ты должен просто принять это. И жить с этим принятием. Все придет позже, ты разберешься и справишься.
Не вымолвив больше ни слова, даже не попрощавшись, старуха вышла из комнаты.
Марина и Илья смотрели друг на друга.
– В конце она сказала…
– Я понял. Посоветовала как-то жить и ждать, и все само собой разъяснится. – Илья помассировал виски: в глубине черепа разгоралась головная боль. – Это все равно, что сообщить человеку о смертельной болезни. Как такое вообще можно принять?
Марина подошла к кровати и присела на корточки у изголовья.
– А ты не думаешь, что она просто сумасшедшая?
Илья хотел возразить, но девушка остановила его взмахом руки.
– Про род, про миссию – все это ей внушили с детства. Я же говорила, тут народ свято верит во всякую мистику. На Видовдан реки превращаются в кровь, а если работать в церковный праздник, Господь накажет и все такое… А тут подумай: местные живут рядом с камнем, достопримечательностью, овеянной легендами! Жители волей-неволей вросли в эту идею, многое приняли на свой счет. Предки, которых тут чтят, вбили в головы потомкам ахинею про Видящих, Драгана ждала всю жизнь, когда же представится возможность отличиться, а тут такое совпадение – твой обморок, вот она и решила, что час пробил.
– Для девушки, которая рассуждала о вере в волшебство и проехала несколько часов, чтобы получить ответы, ты рассуждаешь слишком цинично, – заметил Илья, и Марина почему-то покраснела. – Ты же сама верила в магию.
Девушка порывисто поднялась и отошла к окну, а Илья, будто и не заметив этого, продолжал медленно говорить, глядя куда-то в стену:
– Есть вероятность, что Магични камен вправду обладает силой. То, что я чувствовал, стоя возле него, было очень необычно, ни на что не похоже. Как знать, может, находясь рядом, некоторые люди действительно могут узнать о своей судьбе? Дело не в том, что я какой-то там Видящий. Тут Драгана ошиблась, никакой я не медиум: у меня таких способностей отродясь не было. Но что, если Томочка явилась, чтобы сказать: моя судьба – пойти вслед за ней.
– Что за бессмыслица! – воскликнула Марина. – С чего бы это?
– Ты ведь не знаешь, как она умерла.
– Еще бы! Я не знала и того, что она когда-то жила на свете, – прохладно сказала Марина. – Ты не рассказывал.
– Прости.
Говорить не хотелось и сейчас, тем более – рассказывать правду о себе и Томочке; это был бы слишком долгий и болезненный рассказ (подробности отношений героев и гибели Томочки – в предыдущих романах серии «Тайны уездного города» – прим. ред.).
Илья ограничился тем, что изложил официальную версию: он уехал на неделю в командировку, оставив Томочку и больную мать одних, а в день его возвращения Томочка решила вымыть окна и сорвалась с подоконника, разбившись насмерть. Спустя короткое время скончалась и мама.
Марина, конечно, принялась сочувственно причитать, сетуя, что ничего не знала; произносить банальности про несчастный случай и то, что ему не следует винить себя.
Илья прекрасно знал, что это не так. Вина на нем была – еще какая. А то, что произошло с Томочкой и с мамой, было чем угодно, только не несчастным случаем. У Томочки имелись веские причины злиться на него и, возможно, теперь она желала забрать Илью с собой. При жизни его невеста была доброй, отзывчивой и милой, но после смерти все могло измениться: быть может, сейчас Томочка стремится отомстить…
Марина все говорила и говорила, успокаивая Илью, не догадываясь, что ему это вовсе не нужно, скорее, наоборот. Голова его постепенно тяжелела, наполнялась болью, как кувшин – молоком, и в какой-то миг он не выдержал и сказал невпопад:
– Драгана права: я тут не случайно. Мне нужно было сюда попасть и увидеть Томочку. Магични камен – непростое место, и я должен осмыслить…
– Прекрати ты себе голову забивать! – неожиданно исступленно крикнула Марина, подходя к нему, и Илья увидел слезы в ее глазах. – Чушь собачья – и эта старая идиотка со своей пургой про Видящих, и камень дурацкий, и его свойства! Нету ничего – одни выдумки и старые сказки! А вот то, что ты тут очутился вовсе не случайно, это да! Я тебя специально притащила, потому что другого выхода не видела, подумала: почему бы не попробовать?
