Алек Д'Асти
Тильда
– Ты… ты понимала, что с тобой происходит и где ты находишься? – От волнения в горле пересохло, и Сэм потянулся за бутылкой, снова наполняя бокалы.
– М-м-м, как бы тебе объяснить, – улыбнулась Тильда. – Понимаешь, я очнулась не той маленькой девочкой, я очнулась уже собой. Дурашливой бабой в теле ребенка – нестыковочка вышла. При этом я никак не могла вспомнить, что было до оврага. И было ли. И сейчас не помню. Хм, если считать память свойством человеческого мозга, то выходит, что до оврага я была еще более безмозглым существом, чем после.
– И что случилось с тобой дальше? – Казалось, что даже воздух вокруг замер, прислушиваясь к неторопливому «интервью».
– Я шла то по снегу, то по земле. Было неприятно, немного холодно, но ничего смертельного. Наверное, я долго брела, не могу сказать точно. Выбралась к мощеной дороге, а по ней – к городу. Не спрашивай к какому, меня это абсолютно не волновало. Помню, там был кинотеатр, еще из первых, и я поселилась в нем. Пересмотрела весь репертуар на тот момент – до сих пор люблю немое кино – переслушала все городские сплетни. Сначала, конечно, меня пытались прогнать, когда попадалась персоналу на глаза, – какая-то покоцанная малявка, нищенка, но я была упертой и под конец уже значилась в этом заведении на почетной должности девочки на побегушках.
– Под конец? То есть?
– Под конец пребывания, – объяснила Тильда и хмыкнула. – Я ведь не просто так в том городе задержалась. Могла бы и дальше брести себе куда-нибудь в закат.
– Хм, чужой запах? – предположил Сэм, поймав непривычно жесткий, острый взгляд Тильды.
– Все верно, – бокалы снова наполнились, фонарь освещал строгий профиль женщины, продолжающей сидеть неподвижно и очень прямо. – Растерзанная рыжая девочка… она ведь умерла в холодном овраге той ночью. Я уверена, что моя странная сущность просто заняла оставленную ею территорию. И мне было ужасно обидно за девочку! Так обидно, что ее мучитель, скромненький улыбчивый клерк из конторы на окраине, мучительно издох в том самом овраге под моим чутким руководством. Я потратила на его поиски три года, даже не заметив творящейся вокруг суеты, – мир как раз затеял просто гигантскую по своим масштабам свару, но мне было плевать. Я старательно вынюхивала свою цель по всему городу, как ищейка. Нашла, заманила, прикончила, а после собрала манатки в узелок и ушла по той же дороге дальше, в другой город.
Сэм услышал горькие нотки в ее голосе, отставил бокал в сторону, обнял Тильду так, что у нее в груди что-то тоненько пискнуло, и медленно погладил ее по плечам и спине, утешая. Она очень осторожно тронула губами его шею:
– Полегче, дорогой, – от ее хрипловатого шепота Сэма бросило в жар. – Ты сейчас так щедро подставляешься, прямо как тогда, затаскивая мою пьяную тушку в машину. О, я помню… помню – ты был такой злой, взъерошенный, просто офигительный. Даже не знаю, чего мне хотелось больше, – заняться с тобой сексом прямо в машине или там же тебя цапнуть… ты чудом отделался только засосами, поверь мне. Если бы я не ужралась так с тех дамочек, ох!
На кухне запищал таймер. Тильда соскочила, быстрым движением закидывая в себя остатки вина из бокала, и ринулась на кухню, подытожив:
– Так, и аперитивчик, и разговор получились просто прелестными.
Сэм поднялся с дивана и выразительно глянул на уже пустую бутылку Пино – «аперитивчик!». Пританцовывая, Тильда прошлась по коридору до кухни, бросая игривые взгляды через плечо.
– Какой ты хму-у-урый. Невеселые у меня истории получаются, совсем не рождественские, да?
– Занятные, – хмыкнул он, уже доставая из духовки пылающий противень. – Кстати, а почему Матильда? Эй, осторожно, горячее!
Сэму пришлось подвинуть ее плечом, чтобы не лезла со своей вилкой так активно снимать пробу.
– Пусти, дорогой, я чуть-чуть, – Тильда с удовольствием обнюхала запеченную сырную корочку и отковыряла кусочек. – Обалдеть, какая вкуснотища! Ой, с именем вышло забавно. В год, когда я появилась, первые полосы всех мало-мальски приличных газет были отданы только одной новости – таинственной гибели актрисы Женевьев Лантельм. Прекрасной, неповторимой и обворожительной, никак иначе. Как по мне, так ничего таинственного в ее смерти не было – чрезвычайно ревнивый муж просто выкинул любвеобильную супругу за борт во время морской прогулки, вот только… народу хотелось драмы, и репортеры с удовольствием ее предоставили. На самом деле эту дамочку звали Матильдой, но она это имя выбросила, а я подобрала, раз ей не нужно. Хм, в итоге получилось, что и саму Женевьев тоже выбросили за ненужностью, говорю же – забавно получилось. Ох, я совсем тебя заболтала, да?
– Не-е-ет, что ты, – насмешливо протянул Сэм. – Я ведь не только слушаю, но и оцениваю обстоятельно – спятил я все же или нет. Пока я готов поверить в то, что у меня по кухне бегает столетняя рыжая вампирша. Не думаю, что мой мозг, даже в воспаленном состоянии, способен достать из себя историю подобную той, что ты выдала. Черт, да я под травкой на первом курсе такого не…
– Под травкой? – Тильда немедленно сделала стойку, но тут же расхохоталась в ответ на укоризненный взгляд. – Спокойно, спокойно, я шучу! Никакой наркоты. Тем более что мне надо кое-куда сгонять после ужина. Скажем так, у меня есть небольшая рождественская традиция. Подбросишь? Заодно продолжишь свое интервью, хорошо?..
Глава 4. Спать
Центр города наполнился веселой предпраздничной суетой с прожилками легкой паники. Время, казалось, закружилось в бешеном ритме, подкидывая все новые и новые незавершенные дела, требующие внимания немедленно, безоговорочно, сию минуту.
Под перезвон колокольчиков распахивались двери лавок и магазинов, приветствуя озадаченных покупателей. Темная брусчатка отражала свет фонарей, поблескивая лужицами в честь неожиданной декабрьской оттепели.
Тильда выбралась из машины и с чувством вдохнула запах окружающего хаоса, словно делая глубокую затяжку, – прохладный, щекочущий аромат, такой вкусный. Улыбнувшись, она поплотнее запахнула на себе просторное мужское пальто, огляделась и нахохлилась. Невысокое деревце рядом с ней было сплошь увито мерцающей синим гирляндой, яркой, как искорки в задумчивых темно-зеленых глазах.
Сэм захлопнул чуть заедающую дверь машины и подошел, рассовывая ключи и перчатки по карманам. Он осмотрел Тильду, деревце и окрестности и, вдохнув влажный прохладный воздух, неожиданно подумал, что напрасно бросил курить, сейчас было бы кстати… покосился – притихшее «пальто на ножках» наверняка стырило бы половину сигареты и раскашлялось – Сэм предпочитал самые крепкие.
Мимо пронеслась огромная гудящая пожарная машина – кому-то было не до праздников. Тильда поправила сползшую на глаза шапку, медленно оглядела Сэма с ног до головы и взяла под руку, прижимаясь к плечу. Вздохнула и потянула его вверх по улице. Вокруг суетились люди, заходились в сияющей истерике разряженные в пух и прах елки, яростно сигналили машины, застрявшие в пробке на узком проезде неподалеку, а Сэм и Тильда просто тихо шли вдоль разноцветных витрин.
Около одной из них Тильда остановилась, заметно нервничая. Сэм посмотрел на нее вопросительно. Тильда сняла перчатку и тронула кончиками пальцев отполированное до блеска стекло:
– Знаешь, я прихожу сюда уже… не помню, в который раз. Это книжный магазин. Его хозяйка, Мэйси, всегда украшала витрины к праздникам и просто так, под настроение, бумажными снежинками и фигурками. Вырезала их месяцами – от самых крупных до совсем крошечных – и закручивала потом в разные композиции. Смотри, в этом году такая… хм-м-м… узорчатая метель получилась.
За стеклом маленькие кружевные точки были развешаны на невидимых нитях, образуя единый изогнутый и слегка подвижный от случайных сквозняков белый вихрь. Бумажных снежинок было так много, что у Сэма зарябило в глазах. Тильда повела плечами как в ознобе и продолжила:
– Каждый год Мэйси все режет и режет этот бумажный снег, а весной – цветы и фигурки. Всегда только белые. Как-то я месяц просидела рядом с ней, прямо задницей на ее обожаемом рояле в гостиной, наблюдая. Она резала днями напролет, как заведенная. А рояль протирала тряпочкой. Каждый день. Играть она не умела, только полировать. Пока я сидела, рояль все потренькивал под моим задом, пытаясь хоть так компенсировать свое затянувшееся молчание. А Мэйси резала. За окном в это время шел снег. Настоящий, естественно.
– И зачем ты сидела там, у нее на рояле? – Сэм снова оглядел бумажный вихрь.
– Я… – Тильда вдруг запнулась и как-то странно, болезненно нахмурилась. – Какое-то время я снимала у Мэйс комнату, совсем малюсенькую. Знаешь, она ведь раньше резала все из цветной бумаги, очень радужно получалось, ярко. У нее была дочь – Миранда. Студентка. Они всегда украшали витрины вместе. Но… однажды на вечеринке с друзьями у Миры остановилось сердце, и ее не стало. Внезапно не стало. И Мэйс тихо сошла с ума. Я съехала из той комнатушки, но все равно приходила к ней – просто посидеть рядом. Она не приглашала меня и не выгоняла. Я сидела и разбирала белые снежинки, цветы, тонкие фигурки балерин и обрезки с очертанием чьих-то профилей. Не пришла я только в этом году – отправилась к тебе, Мэйс пришлось справляться самой.
– Так почему ты приходила к ней? – Сэм, прищурившись, посмотрел наверх – с неба медленно спланировали первые снежные хлопья, а через мгновение вокруг уже закружила густая стая белых мух. – Может, тебе и самой было одиноко? А может, дело в том, что…
Тильда вздрогнула, зажмурилась и рассмеялась, как ведьма, перебивая его:
– Сэм, ты просто гений! Одиноко. Да, и это тоже. Слу-у-ушай, а я ведь вылитая сумасшедшая Мэйси, да-да! О! Я даже свою собственную снежную «витрину» могу сотворить! Только не бумажную. Вот, оцени!
