Алекс Аргутин
Аяхуаска
Абу Саиб, вождь народа Мвари, прячась под широким навесом из пальмовых листьев на краю Великой ограды, наблюдал за исходом. За его спиной только что прошедшие мимо подданные исчезали в изумрудных всполохах межпланетного портала. В воздухе висел тонкий прерывистый звон. Мбо Ндоро, верный сподвижник и глава совета старейшин, стоя позади вождя, беззвучно повторял молитвы. В его глазах, затуманенных надеждой, отразилась первая молния, ударившая в развесистую акацию в ста футах от навеса.
Процессия внизу заволновалась. Те, кто были ближе к каменным ступеням, ведущим на стену, заторопились. Но следующий оглушительный всполох выбил опору из под ног уже достигших подъема. Лестница с грохотом развалилась.
Абу Саиб поднял руку в знак предостережения, но это оказался, скорее, жест отчаяния, адресованный тем, кто с ужасом наблюдал, как горящие, корчащиеся тела повалились вниз, к ногам отступивших в растерянности воинов. Вслед за этим из уже окончательно сгустившихся грязно-зеленых туч посыпались новые электрические разряды. Все прожигающие капли ядовитых осадков забарабанили по щитам. Сливаясь в единое целое с крепнущим ураганным ветром, над окрестностями повис хор нечеловеческих стонов тех, кто не дождался своей очереди на спасительный подъем к телепорту.
Мбо Ндоро положил руку на плечо Абу Саиба, и тот обернулся. Обоим было очевидно, что больше никого не спасти. Спины старейшин уже исчезли во вспышках. Вождь в последний раз оглянулся и, скорбно склонив гладко выбритую эбеновую голову, решительно последовал за соратником. Через несколько шагов пространство вокруг них свернулось в пульсирующий туннель, несущий их на встречу красной планете. 30 секунд длилось это головокружительное путешествие, завершившись падением с пятифутовой высоты прямо на протянутые руки нескольких воинов.
Абу Саиб приоткрыл рефлекторно закрывшиеся веки. Опершись на услужливые плечи чернокожих атлетов, одетых в медные доспехи и грубую ткань, он вышел вперед. Оказавшись около невысокого парапета, вождь окинул взглядом несколько тысяч переселенцев. Те в молчаливом ожидании обернулись к нему из глубины обширной пещеры. Шипящие языки факелов выхватывали из густой тьмы их лица, полные печали, сомнений и горечи.
– Вы спасены… – донесся до ушей соплеменников охрипший голос Абу Саиба, – Но это только начало. Мы должны еще потрудиться, чтобы переждать здесь трагедию, опустошающую сейчас наш родной мир. Никто не придет за нами, не поможет нам вырастить урожай. Возможно, нам уже не увидеть солнца до самого конца. Но внуки наших детей увидят. Помните об этом, храните все то, что имеете, и обретите все, что в будущем ждет вас с терпением и усердием.
Одобрительный шум хлопков и негромкого шепота пронесся под сводами. И потянулись годы и десятилетия изнурительного пещерного быта. Единственными смягчающими факторами были ослабленное притяжение красной планеты и полное отсутствие естественных врагов. Даже болезнетворные микробы вскоре погибли в сухом и прохладном воздухе марсианских недр.
Одомашненные животные, приведенные с Земли, давали мясо и молоко, злаки хорошо прорастали в насыщенной азотом железистой почве. Маленькие гидроэлектростанции по медным проводам питали тысячи ламп, освещавших многочисленные пещеры.
Родились первые дети. А следом за ними внуки. Кожа половины новорожденных из-за местных особенностей оказалась светлее, чем у других. Но это не вызвало никаких сомнений. Выжить, во что бы то ни стало, дождаться окончания ледникового периода было важнее. Так обрела свое начало раса белых людей.
Численность колонии возросла. Все новые и новые подземные пустоты превращались в села, а затем города. А по соседству с ними появились первые кладбища. На одном из них и по ныне высится заботливо и с благодарностью украшенное надгробие с надписями Абу Саиб и Мбо Ндоро.
13.
Солнце село. Транквилизирующее действие Олд Монка ослабло, а потом улетучилось совсем. В гэстхаус возвращаться не хотелось. И я отправился прогуляться еще. До Сладкого озера и обратно.
Озеро так называлось из-за выходов лечебной глины по берегам ручья, его наполнявшего. От берега океана этот водоем отделяла широкая полоса песка. Путь туда лежал по извилистой галерее вдоль скалы, сплошь застроенной совсем дешевыми домиками, лавками и ресторанчиками.
Большинство ресторанчиков к этому времени уже позакрывалось. Днем красочная и многолюдная, ночью эта галерея тонула в темноте. Только редкие лампочки, белки глаз сторожевых индусов, да шум волн, разбивающихся о камни. Один из караульных вдруг вышел из тени и схватил меня за рукав.
– Нужно что? – раздался его неприятный шепот около моего уха, – Стаф очень хороший… – заверил барыга, оглядываясь по сторонам.
Я инстинктивно отшатнулся, но быстро сообразив, в чем дело, сунул руку в карман и протянул ему последнюю сотку рупий.
– К черту все, – подумал я, – Все равно на это не проживешь. Завтра надо будет искать какую подработку.
Гашиш приятно лип к пальцам. Кривая дорожка вдоль скалы закончилась. Я спустился по ступеням, и океан снова заплескался на песке. Крохотные крабы в панике разбежались от луча фонарика.
Я остановился, присел на большой пористый камень и заколотил маленькую трубку. Огромная желтоватая луна заглянула мне в лицо и отбросила золотистую рябь прямо к ногам. Я затянулся и выдохнул.
Из-за яркой луны звезд почти не было видно. Невысоко над горизонтом, алея крохотной точкой, повис Марс. Помню, я еще подумал, отчего все так уверены, что он совершенно безжизненный кусок камня с разреженной атмосферой, непригодный для жизни. А вот Эдгар Берроуз был с этим в корне не согласен. Его Джон Картер обнаружил там отнюдь не только растительность…
Докурив трубку я двинулся дальше. Повернувшись спиной к прибою, в полной темноте, я миновал Сладкое озеро и, сам того не заметив, углубился в джунгли по тропе вдоль ручья. В баре москвич что-то рассказывал про гигантский баньян в двадцати минутах ходьбы, под которым сидят какие-то святые и курят шмаль.
Продвигаясь по тропинке все дальше от берега, я почти не смотрел по сторонам. Я знал, что лучше этого не делать, потому что в ночи в свете фонарика в густой листве способно померещится что угодно. Гашиш, конечно, не кислота, но все же.
Вместо этого я задумался о странном парадоксе. Вот взять, например, «Незнайку на Луне». Ну, все точно уже знают, что нет никакого города под поверхностью, и нет никаких лунатиков. Да и сам Незнайка – выдуманный персонаж. Но выдуман он так живо, что сделался реальнее многих живых людей. И что это значит в рамках одного, отдельно взятого сознания? Если каждого из нас выхватить из контекста, с кем захочется поговорить, о ком вспомнить?
Ну ладно, большинство людей, конечно, первым делом подумают, как в их ситуации повел бы себя какой знакомый, или другой авторитет. А если это, скажем, герой Хемингуэя или Ремарка? Не дай бог, – Беля или Сэлинджера. И все от того, что наиболее серьезные испытания достаются именно литературным образам. В реальной жизни никогда не случится и половины, что в книгах описано. Вот Гофмана если почитать или Джека Лондона. Живем-то в цивилизованном обществе. Без чудес…
Гашиш оказался неплохой, хоть я и слышал, что это все пакистанский контрафакт. Местные перестали растить дурь на продажу из-за полиции, которая взяла этот бизнес под свой контроль. Кому охота рисковать, когда пару раз в месяц приходят лодки с дешевым товаром, которого с лихвой хватает на все стокилометровое побережье. В общем, коррупция и полное беззаконье. Эх, видел бы меня сейчас Громозека…
Хотя, вот тоже интересно, как некоторые люди, может, еще при жизни, берут и сами становятся литературными персонажами. Или эпистолярными. В том смысле, что невольно со временем теряешь их судьбы из виду, а потом додумываешь, что могло бы случиться. Шлешь им ментальные телеграммы, или говоришь, как с призраками прошлого, спрашиваешь как поступить, что дальше. А они-то точно знают, что с ними произошло. Головоломка какая-то получается.
Ненадежный камень на краю тропы зашатался под моей ногой. Я срочно схватился рукой за ближайшую ветвь и быстро отскочил в сторону. Камень покатился куда-то вниз и плюхнулся в воду.
– Надо быть осторожнее, – посетовал я на свою неловкость, – Как бы самому для кого не превратиться в такого вот героя…
Тропинка вывела меня на открытый участок. Призрачное освещение из космоса отбрасывало тени кустов и деревьев на округлые валуны, корни и темно-бардовую глину. Идти стало легче.
В общем, – подвел я мысленный итог, – воображение – лучшее средство от социальной нереализованности.
Наконец, миновав еще поворот, извилистый подъем и небольшой спуск, я увидел впереди свет костра. Звук индийских барабанчиков донесся до меня вместе с характерным запахом. Я облегченно вздохнул.
– Надеюсь, местная полиция по ночам спит, – успокоил я себя, карабкаясь по последнему, отделявшему меня от сомнительной компании, каменистому склону.
14.
Налетавшись и наудивлявшись антигравитационному приводу челнока, Мартен вернулся к своим новым товарищам. Те уже с нетерпением поджидали астронавта.
– Ну, ты крут! – похлопал его по плечу Салех, – Мы вот только на марсоходах тут рассекали. Что-то не стоит у нас к этим полетам.
– Да ладно, у всех свои особенности, – немного смутился юноша.
– Пойдем, покажем ему Трансмутатор, – вмешался Иннокентий, – забавная штуковина.
– Прикинь, – обрадовался Салех, – За две тысячи лет они открыли не только секрет антигравитации, но и научились дистанционно управлять событиями на Земле. При чем, просто медитируя. Трансмутатор – нечто вроде усилителя. Именно так они и восстановили климат, растопили ледники. Дистанционно…
Это звучало уже совсем невероятно, но Мартену стало плевать. Каким бы бредом подсознания, угасающего после катастрофы, жизнь на Марсе ни выглядела, после полета на челноке любому и такое показалось бы реальным. От управляемой левитации до межпланетной телепатии рукой подать.
– А может, он способен и на прошлое повлиять? – вдруг осенило Мартена. Глаза француза заблестели, шаги ускорились. Салех посмотрел на него с тревогой.
– Понимаешь? – заволновался парень, – Эта безумная Клинтон, когда ее переизбрали, совсем свихнулась от психостимуляторов и свернула все финансирование дальнего космоса. Оставила лишь спутниковые программы. Экология, погода, температурные режимы, таяние ледников. Если бы не это, Маск бы не отправил «Орион» на Марс настолько неподготовленным…
Француз стер со лба пот, выступивший от возбуждения, и продолжил:
– Лучше бы уж Трамп. Он, конечно, тоже не в себе, но с финансированием науки в его программе все было получше. Черт с этой Обамакарой, которую Хилари довела до абсурда, да и Россия с Аль-Каидой уже синонимы…
– Вот хрень… – недовольно промямлил Салех, – Давненько не слышал такого, – Из неравнодушного монолога француза он ничего не понял. Фамилия Клинтон выглядела знакомо, но кто такие Трамп и Маск русский вспомнить не смог.
– Да ты не дрейфь, это как два пальца об асфальт, – вступился за Мартена Иннокентий, – Тут только одно имеет значение, – то, о чем и как думаешь.
– Ага, – по инерции кивнул Салех.
– Помню, в НАСА был у нас такой корейский старец, Чиун его звали. Он космонавтов тренировал сосредотачиваться на задачах. Да и в детстве я видел в Азии пенсионеров, сидящих сутками напролет в одной позе. И что? Разве так можно изменить мир?
– Да не, ты не понял, – расхохотался Иннокентий, – Это только кажется, что меняешься сам. На самом деле нет ничего во Вселенной постояннее, чем твое Я. А вот мир, как раз, словно глина. Стоит только правильно сосредоточиться. Недельку так посидишь, и все вокруг уже совсем по-другому.
– Хорошо бы попробовать… – окончательно утвердился в своем намерении Мартен.
Они вошли внутрь очередной пещеры и остановились перед огромным каменным монументом, испещренным множеством каких-то приборов со стрелками, мерцающими лампами и светящимися кристаллами, словно проросшими изнутри. На небольшем расстоянии от главного обелиска высились и другие, поменьше. На каждом из них было что-то написано. Но слова сильно выцвели от времени, да и буквы больше напоминали цифры.
– Ну вот, давай… – все еще неуверенно произнес Салех, – Мы, в общем-то, только за…
И Мартен приступил к медитации. Скрестив ноги, опустив запястья на колени, как когда-то учил его девяностолетний кореец, он расположился прямо под монументом Абу Саибу и Мбо Ндоро, словно царевич Шакьямуни под фикусом. И уже через пять минут ничто не смогло бы отвлечь юношу от направленного созерцания. Уроки легендарного Чиуна не прошли даром.
Через три дня Салех, принеся молодому адепту немного воды и пищи, обнаружил, что их непоседливый гость исчез.
– Вот те на… – прошептал потрясенный исчезновением Мартена художник, – Прошлое изменилось…
15.
Я присел на камень около костра. Народу было не много. Тот самый московский киношник, две его крали, пара украинских лохов, недоверчиво шептавшихся между собой, и святые. Еще несколько человек дремало поодаль, от них и доносились вялые барабанные трели. Но у костра их почти не было слышно. Корни баньяна отлично глушили звук.
На счет этих святых сомнений у меня не было. Выглядели они пройдохами, днем работающими на полицию, служа наживкой для всяких дуриков, что носят в кармане стаф. Откуда я был в этом уверен, не очень понятно, может, моя пропажа повлияла на мировосприятие не в лучшую сторону. И весь мир мне теперь казался местом крайне подозрительным и ненадежным.
