Приготовившись и сконцентрировавшись для удара, сэр Галлахер глянул над моим плечом.
– Триста… начал отсчет стоящий позади меня Николаев, – тридцать… три!
На счете «тридцать» я вошел в скольжение – первого уровня, без фанатизма. И шагнул в Изнанку, полностью инициируясь в астральной проекции и разумом покидая пределы мира. Сэр Галлахер, который сейчас двигался гораздо быстрее, наблюдал и контролировал все мои движения. И, поймав тот же самый миг полупозиции, в котором оказалась Саманта, ударил.
Ощущения такие, как будто в меня стоящего прилетел огромный молот или даже разогнавшийся скоростной поезд. Обычный человек вряд ли в данном случае почувствовал бы что-либо, кроме мгновенной краткой вспышки. Но это обычный человек – а я находился в состоянии скольжения.
И это было больно. Очень медленно и очень больно.
Когда пришел в себя и когда в груди закончился воздух рвущегося неконтролируемого крика, увидел покатые булыжники пола и устилающую их солому.
В средневековых замках раскиданная по полу солома, хорошо впитывающая влагу и нейтрализующая запахи, использовалась для того, чтобы скрыть продукты жизнедеятельности человека и населяющих замки животных. Особых манер тогда не знали, мусор до урны не доносили, а слуги солому просто меняли. Или же даже не меняли, а старый утоптанный слой закрывали новой, свежей.
В этом замке, на той части пола, которую я мог наблюдать, никаких признаков средневековой жизни не было. А вот солома была; как дань, предполагаю, аутентичной картине. Хотя какая может быть аутентичность у замка, находящегося в межмировом пространстве, судя по звездному пейзажу открытого космоса, проглядывающему в узкие отверстия бойниц?
– Я умер? – привычно поинтересовался я, поднимаясь.
Только вот говорил очень осторожно и негромко, даже сдавленно. При этом состояние было… отличное. Ощущение полного и абсолютного здоровья. Дискомфорт, заставляющий сгибаться и говорить осторожно и шепотом, приносило только эхо испытанной совсем недавно боли. И страх ее возвращения.
– Мне отвечать с эссенциальной точки зрения? Или экзистенциальной? Или вовсе начнем с вопроса «что есть сущее?» – позволил себе покровительственную полуулыбку Астерот.
Как и во время наших предыдущих встреч, здесь архидемон щеголял в пиджаке, потертых джинсах и кедах. Вот только в прошлый раз кеды были синего цвета, до этого ярко-красного, а в этот раз он переобулся в старую черно-белую классику. Это было особенно заметно сейчас – архидемон сидел на краю массивной дубовой скамьи, закинув ногу на ногу.
– Мне бы попроще объяснение, – не сдержался и выдохнул я в расстройстве. Видимо, сэр Галлахер все же напутал со своим предчувствием железной уверенности и что-то определенно пошло не так.
– Чай, кофе? Может быть, что покрепче? – по-прежнему не убирая гостеприимной улыбки с лица, поинтересовался Астерот.
– Морковный сок, если можно, – очень осторожно проговорил я.
Эхо прошедшей боли было настолько сильным, что не верилось в ее уход. Казалось, одно неосторожное движение – и медленно выворачивающая нутро мука моментально вернется.
– Можно, отчего же нет? – между тем произнес Астерот.
Еще до того, как он закончил говорить, я увидел на столе высокий стакан с оранжевым густым соком. Который, как я только сейчас понял, стоял там еще до того, как архидемон задал вопрос, а я выбрал напиток. И этот самый стакан, как сейчас вижу в картинке воспоминаний, стоял на столе еще в тот момент, когда я обратил внимание на черно-белые кеды архидемона.
Игры со временем, ну да, ну да.
Вот только… если эти ребята так умело играют со временем, осознавая его не как мы – лишь только миг между прошлым и будущим, а наблюдая и даже воздействуя на реку времени гораздо выше или ниже по течению, почему у них тогда происходят столь серьезные ошибки? Как у Баала со мной, когда он не смог меня отвлечь от меча бурбона, или у Люцифера (если это был он), который даже не смог организовать раскраску вторжения демонов в черный цвет одержимости?
– У нас с тобой сейчас бесконечность времени, – прервал мои мысли Астерот, – но исчезающе малое количество возможностей. Поэтому буду краток. Мир, в котором ты сейчас проживаешь свою истинную жизнь, обречен.
При этих словах Астерот поднял руки и, сгибая пальцы, показал жест кавычек.
– Почему он… «обречен»? – жест повторять я не стал, а кавычки в вопросе озвучил интонацией. Мне, впрочем, ни интонации, ни жесты в беседе с архидемоном не нужны – он ведь мои мысли как открытую книгу читает.
– «Обречен», – снова показал кавычки Астерот, – потому что кое-кто из находящихся в этом кабинете может, как ты выражаешься, вытянуть. Вернее, нет, не вытянуть, а как это по-русски… – пощелкал пальцами Астерот. – Может затащить, вот.
– Мир… обречен. Это его естественное состояние? – поинтересовался я, намекая на ситуацию для мира во время нашего первого разговора, когда мы с архидемоном подписывали контракт.
– Скрывать не буду. Вследствие некоторых событий, к которым оказался причастен в том числе и ты, состояние «обречен», – вновь поднятые руки и характерный жест, – наступило на сотню-другую лет раньше.
Так. Приплыли.
Чтобы собраться с мыслями, глоток вкусного и душистого морковного сока оказался весьма кстати.
Вопрос – не совершил ли я ошибку, соглашаясь на подписание контракта? Если цена моей жизни – судьба целого мира, вдруг ставшего обреченным?
– Совсем обречен? Бахнут так, что весь мир в труху?
– Именно так. Бахнут, – даже поднял палец Астерот. – Так, что весь мир в труху. Но… прошу, не переживай. Ты, конечно, в фокусе внимания происходящего, но непростые процессы с этим миром начались, так скажем, задолго до твоего появления. А лишние сто-двести лет? Капля в океане времени. Этот мир и был обречен, у него не было хороших вариантов развития. Просто их было много больше – плохие, очень плохие и даже ужасные.
Астерот, положив подбородок на кулак, вдруг изобразил самую настоящую дьявольскую улыбку.
– Я вижу, о чем ты думаешь. Даже пытаясь скрыть от меня свои мысли. Но не волнуйся, я перед тобой сейчас не лукавлю, говорю правду и одну только правду.
– Было бы удивительно, если, желая обмануть, ты бы меня об этом заранее предупредил.
Астерот в ответ на это только рассмеялся. Искренне и заразительно.
– Да, выбора у тебя, в общем-то, нет. Ладно, вернемся к нашим титанам. Сейчас, если не учитывать фактор моего вмешательства… да-да, не учитывать именно тебя, вбитого вовремя клином в колесо предназначения, у твоего нового мира только лишь два варианта. Первый – власть Тьмы, в первозданном ее виде, чего пытается добиться Люцифер. В случае если у него получится, это будет очередной гиблый мир без людей. Хранилище, так скажем, материи. Если же все пойдет по сценарию Баала, то как результат – стерильный фашизм власти технократического общества…
– Это же не совсем ужас. По крайней мере, не для всех.
– Для всех, – отрезал Астерот. – Если ты о вершине социальной пирамиды, то это будут уже не люди. И этот вариант, пожалуй, для населения даже похуже будет. Лучше, как говорится, ужасный конец, чем ужас без конца. И мир этот, если пойдет по плану Баала, станет, так скажем, хранилищем не материи, но материала.
– Этот мир не относился к тем, где у тебя было серьезное влияние, – произнес я, вспоминая наши прежние беседы. – Более того, он был тебе недоступен. А теперь…
– Да-да. Но некоторые события довольно сильно провернули колесо возможностей. Причем, – уважительно поджал губы Астерот, – происходящее стало удивительным не только для меня, но и для других игроков. Эффект бабочки, если ты понимаешь, о чем я.
– И по итогу происходящего Баал и Люцифер, которые разыгрывали партию за власть над этим миром, в результате возникшего хаоса решили объединиться для его уничтожения? – поинтересовался я, теперь понимая подноготную совместных действий других архидемонов.
– Вот поэтому, за умение видеть самую суть событий, я тебя и выбрал, – улыбнулся Астерот. – Да, именно так. Им обоим теперь выгоднее этот мир погасить.
– Чтобы не пустить тебя туда?
– Нет, отнюдь. Чтобы не выпустить этот мир из своих рук. Сейчас я тебе объясню. Представь себе… допустим, в некоем сферическом вакууме расположился южный приморский город. В городе все отлично и прекрасно. За исключением всего одной серьезной проблемы – проблемы уличных кошек. Кошек в городе любят, но в какой-то момент их стало слишком много. Им не хватает еды, некоторые приюты переполнены, больных кошек все больше, а жителям не нравятся и страдания бедных животных, и бездействие властей по этому поводу.
У мэра города, причем у мэра, который еще не пришел к власти, сейчас есть только два пути. Первый – банально потравить всех кошек. Не забывай, – отреагировал на мой взгляд Астерот, – мы сейчас смотрим на ситуацию высоко сверху. Поэтому я рассказываю тебе все утрированно. При этом, ты сейчас поймешь, все утрировано, но верно до мельчайших деталей. Итак, вариант первый заключается в том, чтобы просто взять, – щелкнул пальцами Астерот, – и выключить всех кошек. Люди пошумят, но быстро забудут. И проблема кошек будет решена навсегда – мы в вакууме, им больше неоткуда взяться.
Либо кошек можно не травить, но убрать с улиц целиком и полностью. Стерилизовав, так скажем, от них весь город. Всех животных лишить свободы – выловить, загнать в приюты, поголовно кастрировать и рассадить по пронумерованным клеткам доживать свой век. При этом ввести строгие нормы, чипирование и полный контроль животных. По глазам вижу, что второй вариант не вызывает у тебя сильного отторжения. Но представь, что ты рыжий уличный кот, гроза голубей, повелитель двора и хозяин задворок магазина. Ты привык лежать на солнышке, лизать, допустим, заднюю лапу и в марте-апреле гоняться за симпатичными кисками. Проблемы остальной популяции котов тебя не сильно волнуют. Как тебе перспектива кастрации и пронумерованная клетка? О, я вижу, что ты хочешь что-то сказать.
– С «кошками», – теперь уже я не удержался и жестом показал кавычки, – можно провести работу и без геноцида, и без концлагеря.
– Именно. Exactly! – улыбнулся Астерот, выглядящий донельзя довольным. – Я ждал от тебя именно этого. Теперь говори как.
– Н-ну… да хоть модель Зеленоградска, – просто сказал я, подразумевая курортный город в Калининградской области моего мира, прозванный городом кошек за особое к ним отношение. Причем и на уровне городской администрации.
Не думаю, что архидемон был в «том» Зеленоградске, но, о чем речь, естественно понял. А может, и был, чем черт не шутит.
– Да, все верно, – кивнул Астерот. – Проблему с бродячими кошками можно решить. Но! Если при этом выйти за границы двух озвученных вариантов. Причем решить проблему можно гораздо лучшими методами. Вот только возникает вопрос… кто это будет делать? Совсем недавно, в начале разговора, ты подумал о том, как можно ошибаться так, как совсем недавно ошиблись Баал или мой хороший друг Люцифер, который не смог закрасить черным вторжение. Было такое?
– Было.
– Так вот. У нас с… коллегами, так скажем, действительно есть возможность видеть разные варианты развития событий, и более того – повелевать временем. Но, во-первых, это очень дорого, а во-вторых… миров, где мы, так скажем, ведем игру, гораздо больше, чем ты даже можешь себе представить.
Ты справедливо считаешь, что условную проблему плохо живущих и слишком размножившихся в прибрежном городе кошек можно решить без геноцида и без концлагеря. Но ни у Баала, ни у Люцифера нет на это ни времени, ни ресурсов. Они могут уделить этому миру ограниченное количество своего времени и ресурсов. Ограниченное количество – это здесь ключевые слова. Поэтому, по итогу некоторых событий, у них осталось лишь два варианта. Если действовать, так скажем, самостоятельно. Если же действовать чужими руками, как – не буду лукавить, действую сейчас я, используя тебя, для них делегирование полномочий кому-либо другому может в перспективе стать предтечей появления нового игрока. А кто в здравом уме будет самостоятельно себе же воспитывать конкурента?
– А что насчет тебя? Ты сам не боишься воспитать конкурента?
– Так это же не мой мир! – довольно, как кот, фыркнул Астерот. И вновь рассмеялся, искренне и заразительно.
Судя по всему, после ошибок Баала и Люцифера у него сейчас преотличнейшее настроение.
– А можно вопрос.
– Нужно.
– Кто, в этом мире, исполнил Прометея?
Отвечать на вопрос архидемон не стал. Только изобразил еще одну по-настоящему дьявольскую улыбку. После которой я понял, чьих именно рук дело появление одаренных в этом мире.
– Нет-нет, – вдруг покачал головой Астерот. – Одаренные – это не я. От меня в этот мир пришли лишь одержимые. И после этого у обреченного на роль склада или материи, или материала мира появился шанс на свой, отдельный и самостоятельный путь. О-очень немногие удостаиваются такой возможности, ты это поймешь со временем.
– В этом-то все и дело.
– В чем противоречие? – внимательно глянул на меня Астерот, определенно почувствовав мое предвзятое настроение.
– История этого мира, как ты сказал, зависит от меня.
– Ах, вот ты о чем. Не волнуйся, если ты выживешь, то история этого мира возвратится к норме.
– Хотелось бы понимать рамки этой нормы. Может быть, я воюю за гораздо худшие перспективы, чем цифровой концлагерь.
– Еще морковного сока?
– Нет, спасибо. Сейчас мне больше хотелось бы все же узнать, в какую именно сторону воюю персонально я.
– Ты воюешь за право выбора. Скоро мы снова встретимся и поговорим об этом более предметно. Если ты, конечно, доживешь. И если нам повезет, – улыбнулся Астерот, – и ты доживешь, то к нашей следующей встрече у тебя появится больше вопросов, и самое главное – ты сможешь понять мои ответы. А сейчас… поторопись и не оглядывайся. У тебя действительно будет совсем немного времени. Точно больше не хочешь ничего выпить?
– Нет.
– Тогда до встречи, – мягким жестом Астерот показал мне подняться. Последний взгляд серых глаз, и в меня вновь словно ударило воздушным молотом, буквально выбивая из этого слоя реальности.
К счастью, в этот раз не было боли. Я вылетел из замка Астерота, почувствовав мощный удар так, словно все тело было обколото лидокаином. Но едва оказался в следующем слое, как чувствительность полностью вернулась.
Ушло эхо удара, ушло ощущение одеревеневшего тела. Остался только импульс движения – я встретил его, опустившись на одно колено, словно сопротивляясь бьющему в лицо сильному ветру. Меня прокатило по камням, словно двигая взрывной волной; и, проехав, проскользив несколько метров, я остановился. И замер, охватив взглядом окружающую реальность, отмечая все малейшие детали. Как, например, следы от моего скольжения – площадку покрывал слой серой, похожей на пепел праха пыли.
Я вновь оказался на вершине круглой башни крепости, откуда меня совсем недавно выбил удар сэра Галлахера. Все вокруг было знакомым, уже виденным, но при этом абсолютно чужим. Это не было моим миром; я оказался в месте, которому действительно подходило название Shadowlands. Это было царство теней, отражение нашего мира.
И здесь не было света. Вообще.
До этого момента, выходя в Изнанку, я оказывался среди небольшого пространства, свободного от пелены теневых всполохов. Видимая часть Изнанки, граница живого мира, выглядела как негатив или позитив проявленной пленки для фотоаппарата. И доступная к обозрению часть Изнанки мира всегда была невелика, закрытая по периметру мглистой пеленой.
Здесь же не было ни пелены, ни лоскутных всполохов границы. Я оказался в отдельном мире. Только если в моем, истинном и живом мире всем правил свет, то здесь жила тьма. И местное не голубое, а светло-серое небо, а также серое солнце на нем не светили, а, наверное, темнили.
Причем, при полной власти тьмы вокруг, мир не был черно-белым. Просто из-за отсутствия ярких красок на первый взгляд он казался абсолютно серым. И здесь, определенно, присутствовала жизнь; мертвая жизнь.
Весь осмотр окружающего мира занял у меня не больше секунды – успел все взором ухватить, пока назад по камням скользил. К тому же доступный к обозрению мир был ограничен высоким парапетом башни. В котором хоть и были широкие зубцы бойниц, но что за ними, я не видел – так как, остановившись, все еще сидел на одном колене. Так и замер после скольжения выхода в мир.
Вставать, а также шевелиться пока даже не собирался. Потому что рядом со мной находилось сразу несколько тварей. Несомненно, когда-то это были люди, но сейчас… уже нет. Нелюди. Белесая бледная кожа, согбенные голые тела, проступающие через натягивающуюся тонкую кожу острые позвонки; на руках видны длинные когти, но больше всего притягивают взгляд белесые, пустые глаза – на нечеловечески вытянутых лицах.
И я узнал этих тварей.
Точь-в-точь такое же существо вызвал к нам фон Колер на самой первой, вступительной лекции при введении в обучение темным искусствам. Профессор тогда открыл портал, вызывая из него такую же тварь. Которую потом, показав нам как пример безвозвратной одержимости, отправил обратно.
Передо мной сейчас были бывшие люди, одержимые, не справившиеся с освоением темных искусств. Бывшие люди, сейчас ставшие ограниченно разумными тварями, руководствующимися в своем существовании лишь животными инстинктами.
Ближайшее обернувшееся ко мне существо внимательно осматривало меня своими белесыми глазами. До момента моего появления у него было весьма важное занятие – тварь вылизывала кровь с камней, скрючившись на четвереньках.
Сейчас это существо поднялось, сутуло сгорбившись, так же, как и я, замерев. Вторая тварь, кстати, прерываться не стала. Напоминая в позе скрючившегося Голлума, только побольше и с мордой, больше похожей на человеческую, когда-то не справившийся с темным искусством одержимый продолжал обед. Он грыз труп третьей, точно такой же твари, лежащей в луже темно-серой крови. И так же, как и ближайший ко мне одержимый, неотрывно наблюдал за мной мутным взглядом белесых глаз.
Агрессии ко мне твари не проявляли, но эти существа мне не страшны, я таких хоть сотню могу нашинковать даже без особого усилия…
Так, стоп.
В очередной раз меня словно обухом – огромным обухом, по голове погладили. Потому что в этот момент наконец осознал отсутствие силы в энергетических каналах.
Отлично все. Я сейчас оказался перед этими тварями абсолютно пустой, целиком и полностью. Даже не просто стихийной силы не чувствую, больше того – я не ощущаю даже Источника и собственного энергетического каркаса.
Все потому, что в этом мире просто нет стихийной силы – вдруг понял я. И сразу отчетливо ощутил, насколько здесь затхлый и тухло-влажный воздух. Такой, словно нахожусь сейчас в самом центре гиблой топи забытого богом болота.
Здесь не было ветра, не было привычного света, не раздавались громкие звуки – в ушах словно ватная пелена. Здесь, наконец, просто не было настоящей жизни.
Зато здесь была Тьма. Я ее не видел, но чувствовал – каждой клеточкой тела. И теперь понял, откуда именно черпаю ее во время построения конструктов и использования способностей темных искусств. И к Тьме, присутствие которой буквально кожей ощущал, я мог сейчас потянуться.
Вот только последствия, думаю, будут чреваты. Без защиты, без естественной защиты ауры живого мира, и тем более без скелета энергетических каналов, со мной произойдет то, что уже едва не произошло однажды, когда я оказался заражен Тьмой. Использовав ее без подготовки для того, чтобы уговорить Измайлова спасти Зоряну. И тогда лишь присутствие фон Колера мне помогло договориться с княгиней, которая выжигала во мне заражение при помощи Анастасии.
Так что здесь и сейчас, в этом незнакомом мире я остался без оружия, без способностей и наедине с опасными тварями. Даже кукри не было – он, как часть меня, остался в другом мире.
«Jesus Christ», – только и шепнул я, чтобы не выругаться грубо. Потому что промолчать не смог – стало страшно.
Зря, кстати, шепнул. Зря вообще пошевелился. Потому что в этот момент дальняя, грызущая труп тварь атаковала. Распахнув оказавшуюся неожиданно широкой пасть, с длинными рядами острых зубов, существо скакнуло на меня с места, прыгнув словно лягушка. Застав врасплох – все же нападения я ждал больше от того одержимого, что стоял ближе.
Впрочем, спасибо Мустафе, я и без экстраординарных способностей владеющего что-то да мог. И, пропуская голое белесое тело мимо себя, шагнул в сторону. И сразу, вдогонку, без затей пнул тварь под зад, придавая дополнительное ускорение.
Парапет на башне был высокий, почти в человеческий рост, и с широкими зубцами бойниц. В ближайшую из которых существо, к сожалению, не попало, звучно шлепнувшись лицом в стену. Но я уже был рядом – схватив одержимого, рванул его чуть в сторону, пробрасывая в проем бойницы. И вовремя отпрянул, избегая взмаха когтей извернувшейся и такой неожиданно юркой твари. Может быть, одержимый и удержался бы на стене, но попытка меня ударить совсем не помогла ему держать равновесие. Проскрежетали по камням когти в последней попытке удержаться, и извивающееся тело полетело вниз.
Почти сразу оттуда, снизу, раздался наполненный животным страхом вопль. Но смотреть было некогда – я уже обернулся ко второй твари. А нападать та не стала – цокая когтями по булыжникам, существо просто убежало. Опустившись на четвереньки и двигаясь как сутулая собака.
Одержимый определенно меня испугался – по торопливым движениям бегства видно. Или не испугался, а просто решил не связываться. Слабый, наверное, слабее того, который на меня прыгнул. Тем более что атаковавший меня грыз труп, а второй довольствовался лишь вылизыванием луж крови.
Не такие они и неразумные? Возможно.
Периодически бросая взгляды в лестничный проем на другой стороне площадки, где скрылась одержимая тварь, я вскочил на широкую стену. И подошел к краю, вглядываясь вниз.
– Мать… моя женщина, – только и выдохнул я беззвучно.
Стена массивной башни ближе к основанию была чуть наклонена, расширяясь под небольшим углом. Так что рухнувший со стены одержимый, прежде чем достигнуть поверхности, проехался по ней. И падал он, собирая змеящиеся по кладке черные жгуты лиан, покрывающие башню почти на половину высоты.
Эти темные лианы выглядели словно змеи, только не обычные, с сухой чешуей, а змеи блестящие, словно покрытые влажной слизью. Именно этот влажный отблеск и стал первым ярким элементом, увиденным мной в этом однородно сером, матовом мире.
Рухнувший вниз одержимый был еще жив. Его бледная фигура сильно выделялась на темной земле – существо билось в судорогах агонии и продолжало истошно выть. Было отчего – сорванные им в падении со стены лианы уже оплетали его, будто змеи. Нет, не как змеи, а как мокрые влажные пиявки.
Когда одержимая тварь последний раз взвыла перед тем, как полностью исчезнуть под черными жгутами сорванных лиан, я даже вздрогнул и почувствовал, как по позвоночнику побежали холодные мурашки. И с трудом удержался, чтобы не отшатнуться в панике. Потому что в тот момент, как отсекло крик агонизирующего существа, снизу на меня дохнуло самым настоящим могильным холодом.
В действиях хищных растений не было осмысленности, я ее не чувствовал. Зато прекрасно ощущал тянущий голод, отзвук которого холодил, словно сквозняк. Стало страшно. По-настоящему страшно. Но усилием взяв себя в руки, я – сначала, правда, еще раз обернувшись к проему, где исчезла вторая тварь, прислушался к себе, отринув лишние чувства и эмоции. И буквально через мгновение почувствовал облегчение. Я понял, что кожу по всему телу, даже не просто кожу, а всего меня, до костей позвоночника, потягивает; это было словно тянущее назад притяжение. Сильное и неотвратимое, пусть и едва ощутимое, если не акцентироваться на нем.
Сэр Галлахер был прав – я сейчас могу легко покинуть этот мир, просто шагнув отсюда назад, в Изнанку. Кровная связь, созданная нами с Валерой и Эльвирой совсем недавно на вершине башни, работает как путеводная нить. Или как поводок. За который я плотно зацепился, вернее, за который меня плотно зацепили и по которому я могу в любой момент вернуться. Стоит только захотеть.
А хотелось очень сильно. Стоя на широкой стене, глядя вниз на панораму раскинувшегося города, приятного в пейзаже не видел совсем. Темные коробки домов щерились пустыми окнами; сухая, безжизненная и потрескавшаяся, как в безводной каменистой пустыне, земля частично была покрыта черной, жирно блестящей травкой.
Но прежде всего мое внимание привлекла громада возвышающегося неподалеку готического собора, который в этом мире мечетью не стал. И в его высоких стрельчатых арках окон клубилась Тьма. Самая настоящая и истинная, при взгляде на которую по спине бежал холодок страха. Причем Тьма, клубившаяся в здании собора, меня словно звала.
Усилием отведя взгляд – преодолевая притяжение более сильное, чем чувствовал в кровной связи со своим миром, я осмотрелся по сторонам. На прилегающих к крепости улицах видно движение – слева, перебегая от одной пальмы к другой, пробежала стая собак. Пальмы, кстати, здесь тоже не были живыми – стволы высохшие, и каждое дерево оплетает белесая паутина, словно нарост паразита.
Под некоторыми пальмами видны полянки, заросшие черной, напитанной Тьмой травой. При очередном перемещении стаи я заметил, что собаки, избегающие черной травы, довольно нетипично для собак двигаются. Да и не собаки это, а крысы, вдруг понял я. Крысы размером с собак.
Справа тоже заметил движение – к крепости направлялись несколько безвозвратно одержимых, также обходя заросли черной травы и скопления жирных змей-лиан. Увидев это, сделал вывод, что Тьма хоть в этом мире и есть, как естественное наполнение, но она агрессивна для местных обитателей.
Несмотря на подробную картину увиденного, осмотр занял у меня всего несколько секунд – фраза Астерота о том, что мне необходимо быть быстрее, пульсировала в сознании. Спрыгнув с парапета, я еще раз торопливо осмотрелся. Только теперь акцентируя внимание на следах – на покрывающем камни слое пепельной пыли они были хорошо заметны.
Много следов – особенно вдоль длинной полосы, которую проделал я торможением после вброса в этот мир. Но моя полоса наложилась на характерно сбитую пыль в месте падения: я вылетел сюда более-менее готовый, Саманта же, появившаяся раньше меня, видимо покатилась по камням после того, как получила удар в спину.
Судя по следам – отметины сапожек видны у многих бойниц, Саманта осматривалась здесь, довольно долго находясь на башне. И судя же по следам, к ней сюда пришли одержимые твари, одну из которых она убила.
Видимо, после схватки с одержимыми существами, Саманта башню покинула. Я было двинулся следом, вот только отпечатки небольших ножек на лестнице пропали – серой пепельной пыли здесь не было. А в темноту лестницы спускаться очень не хотелось.
В принципе, можно было пойти по другому пути – широкая стена здесь переходила в крышу помещений внутреннего двора. И, пройдя по ней, можно было заглянуть в сам внутренний двор, куда по лестнице Саманта должна была спуститься. Но и сэр Галлахер, и Астерот акцентировали мое внимание на всей возможной быстроте действий. Их слова меня подгоняли, напоминая о необходимости торопиться. Поэтому задерживаться я не стал и сбежал вниз, выходя во внутренний двор крепости.
Правильно не стал задерживаться.
Саманта была здесь. Принцесса сидела, подтянув колени к груди, в десятке метров от меня. Она скрючилась под стеной, зажимая окровавленной рукой глубокий порез на боку.
Поодаль лежали тела убитых одержимых. Много, больше десятка. И то, как они выглядели, мне не очень понравилось – все твари умерли так, словно были облиты кипящей черной смолой. Тела так и застыли, искривленные в муке смерти.
Они умерли, столкнувшись с истинной Тьмой.
Видимо, выбирая между перспективой умереть от когтей тварей или умереть от поражения Тьмой, Саманта выбрала второе. Сознательно выбрала. Прежде чем покинуть башню, я бегло осмотрел труп лежащей там твари – она погибла от сломанной шеи, без вмешательства Тьмы.
Саманта при моем появлении почувствовала отзвук движения, вскинулась и повернулась ко мне. Резко, как галка, в ореоле взметнувшихся черных волос.
«…» – лишь коротко выругался я.
Лицо принцессы было серым, болезненным. Будь у нее светлая кожа, наверняка сейчас была бы белее мела. Но даже несмотря на то, что в обычной жизни принцесса смуглянка, ее кожа сейчас практически утратила темный бронзовый оттенок.
Но самым пугающим было совсем не это; под кожей у принцессы бугрилась черная паутина жгутов, поднимаясь от шеи и наползая на лицо. Точь-в-точь такие же червоточины, что были и у меня после заражения Тьмой.
– Артур, – едва слышно произнесла Саманта. По щеке у нее покатилась слеза, и в этот момент одна из ползущих под кожей червоточин добралась до ее глаза. – Уходи! – в отчаянном последнем усилии еще успела сказать она. Да и то выкрик оказался наполовину съеден гортанным то ли стоном, то ли рычанием.
«…» – еще раз высказался я, когда кожа Саманты посерела еще сильнее, а принцесса, сопротивляясь неотвратимой одержимости, дернулась в бьющей тело судороге. Дернулась и замерла, глядя прямо на меня. Только теперь ее глаза заполнила непроглядная чернота.
Говорили же мне торопиться, а я, дурак, не слушал.
На тонких длинных пальцах девушки появились абсолютно черные когти, превратившийся в пасть рот широко распахнулся, показывая неестественно выросшие и заострившиеся клыки. Тоже черные.
С места, как и сидела, скрючившись под стеной, Саманта бросилась на меня, распрямляясь тугой пружиной. Даже не пытаясь уклониться, я шагнул навстречу. Встретил ее простым и незатейливым ударом в солнечное сплетение. Мелькнули когти, я почувствовал, как по плечу резануло, а после хорошо так рвануло, прямо до скрежета когтей по кости ключицы. Ее когтей, по моей кости.
Оч-чень острые когти, режут как раскаленный нож масло – успел подумать я. Боли пока просто не почувствовал, она еще не успела прийти. И нужно было этим воспользоваться. Мой удар сбил на несколько мгновений превратившуюся в одержимую принцессу, и я успел обнять Саманту и всей силой потянуться назад, домой.
При переходе, если честно, чуть было ее не потерял. За краткий миг до того, как мы покинули этот мир и оказались на теневой границе, отделяющей светлый верхний мир от темного нижнего, Саманта вцепилась клыками мне в горло, буквально вырвав крупный кусок плоти.
Но самое главное я сделать успел – вместе с Самантой, в обнимку, мы все же шагнули в Изнанку, покидая этот темный и негостеприимный мир. А из Изнанки нас – именно нас, уже рванули связывающие кровью нити. Выдернуло словно рыбу, заглотившую наживку, резко и рывком.