Прижимаю мягкое полотенце к лицу, промакивая влагу, и опускаю руки, глядя в глаза своему отражению. Сегодня будет очень долгий и веселый день. Даже не терпится. Наношу увлажняющий крем, защиту от солнца и пару раз прохожу по губам бесцветной гигиенической помадой. Боевой раскрас мне не пригодится, хватит и природного очарования.
Выхожу из ванной комнаты и с размаху прыгаю на кровать к брату. Дима подлетает на пару сантиметров, кряхтит, как старый автомобиль, и натягивает подушку на голову.
– Ди, отстань, – ворчит он.
– А шо такое? – кривляюсь я. – Бурная ночка выдалась?
– Иди в пень! Это ты виновата!
– Долго Сонечку спать укладывал? – Хватаю подушку, которой прикрывается Дима, и бью его по лбу. – Мне нужна ответная услуга, старшенький.
– И чего ты хочешь? Комнату у меня отжать?
Опираюсь на локоть и заглядываю брату в глаза:
– Не сегодня. Ты можешь отправить Марка в город? Под любым предлогом, главное, чтобы поехал.
Дима хмурится и растирает ладонями отекшее лицо, тяжело вздыхает и смотрит на меня с колючим неодобрением.
– Скажи… есть ли какая-то причина вселенского масштаба, по которой ты его так изводишь?
– Помимо того, что я хочу трахнуть твоего лучшего друга, как и ты когда-то…
– Я не трахал твоих друзей!
– Да-а-а? А Карина?
– Я пал в жестоком бою против сисек третьего размера! – вскрикивает он.
– Дим, если ты мне не поможешь, я расскажу Соне историю про мамин лосьон для тела и нашу бедную кошку, которая, после увиденного, безмолвно молила о ванне из кипятка и сеансах психотерапии. Вчера я создала тебе прекрасный образ милого парня, но я же могу и разрушить его в один миг.
– И почему я никогда не закрывал дверь в свою комнату?
– Потому что она была и моей тоже.
– Ди, ты толкаешь меня на преступление перед пацанской братвой!
– Обещаю, никто об этом не узнает.
– И-и-и?
– И Марк не пострадает, – смиренно дополняю я.
Дима отводит взгляд, тени сомнений ползут по его раскрасневшейся коже. Придется дать еще пару обещаний.
– Я не собираюсь вредить ему. Даю слово. Если тебе станет легче, то даже перестану к нему приставать и соблазнять. Мы с ним подружимся, вот увидишь. Все останутся в плюсе!
Брат молчит, а я теряю терпение.
– Дим, мы ведь оба знаем, что ты приютил меня не только потому, что соскучился. Ты хотел, чтобы я помогла тебе с Соней, и я помогаю. Разве нет?
– Ди… я…
– Я не злюсь, – произношу ласково и ерошу пальцами его и без того растрепанные волосы. – Ты поступил очень даже хитро, а это наша фамильная черта – не упускать собственной выгоды. Верно? Поэтому сделай и мне одолжение, отправь Марка в город.
– Хорошо, – тихо отвечает он. – Но я не могу обещать, что сработает.
– А ты постарайся.
– Ты мне потом расскажешь, к чему это все?
Поднимаюсь с постели и оглядываюсь, прижимая подбородок к плечу:
– Да ты и сам увидишь.
– Ты просто монстр.
– И я тебя люблю, – подмигиваю я и выхожу из спальни брата.
Кручу телефон в пальцах, сидя на террасе, и слушаю разговор на повышенных тонах, доносящийся из кухни.
– Мне нужно обзвонить кучу людей! – кричит Дима.
– Можешь заодно и в доставку позвонить! – рычит Марк. – Мы с Мышью собирались…
– Этот блок стоит пол-ляма! Если курьер его расфигачит, кто будет платить?! Ты?!
– Забери его сам!
– Я же говорю, у меня куча созвонов на сегодня! А Мышь без тебя как-нибудь проживет полдня!
Тишина. Считаю секунды, закусив нижнюю губу. Ну давай же… давай!
– Ладно! – взрывается Марк. – Скинь мне точный адрес!
– Марк, ты мой…
– Заткнись! Я поехал.
Гремят удаляющиеся шаги, и я тихонько проскальзываю в дом, пробегая мимо брата, который осуждающе качает головой. Отправляю ему воздушный поцелуй и выскакиваю в холл. Запрыгиваю в кроссовки и толкаю парадную дверь, замечая удаляющуюся спину Марка. Он открывает ворота и направляется к серой иномарке, припаркованной на подъездной дорожке.
– Привет, Марк!
– Привет, – мрачно отзывается он.
– Ты в город? Не подкинешь ме…
– Нет!
Сказать бы ему, чей это ответ, да план рушить не хочется. Обиженно смыкаю губы и завожу руки за спину. Марк открывает водительскую дверь, и я делаю шаг вперед.
– Диана, у меня дела. Вызови такси.
– Слушай… – мягким тоном начинаю я и облизываю губы, изображая нервозность. – Я хотела извиниться.
Он замирает и приподнимает светлую бровь. Мне приходится бросить все силы, чтобы сдержать победную улыбку.
– Я сдаюсь, – смотрю на Рождественского из-под ресниц. – Серьезно. Ты победил. Все это было глупо, и мне жаль, что я развела тут такой бедлам.
– Продолжай, – одобрительно кивает он.
Потираю пальцами лоб, опуская голову, и пинаю носком кроссовки мелкий камешек.
– Я хотела приготовить ужин сегодня, в знак благодарности за то, что вы разрешили пожить здесь… – Старательно подбираю слова. – Мне нужно за покупками, поэтому было бы здорово, если ты подбросил бы меня до города. Ну и… перестал шарахаться от меня. Мы можем попробовать начать все сначала. Без всякой…
– Садись!
Марк забирается в машину, и я обегаю ее, не поднимая взгляд. Какой же доверчивый идиот. Занимаю переднее сиденье и осторожно закрываю за собой дверь, пристегиваю ремень безопасности и кошусь на Марка.
– Твой маленький друг и наушники решили вчера все проблемы? – насмешливо спрашивает он.
Закрываю лицо ладонями и пищу:
– Мне о-о-очень стыдно.
– Так и должно быть, – строго заявляет Марк и заводит мотор.
«Да, да, милый, ты на коне».
Выезжаем со двора и неторопливо направляемся в сторону центра. Вожу руками по белоснежной ткани свободных брюк, которые специально выбрала, чтобы снизить сексуальное напряжение, и смотрю в окно на проплывающие мимо коттеджные постройки.
– Куда тебя подвезти?
– На рынок. Тот, что у старой церкви.
– Что будет на ужин?
– Дима любит запеченную утку. Соня сказала, что неприхотлива в еде, а Коле возьму кило фисташек.
– Он будет в восторге.
Поворачиваю голову, наблюдая, как уверенно Марк управляет автомобилем.
– А чего хочешь ты?
Его руки на руле напрягаются, татуировки оживают. Взгляд Марка направлен на дорогу, но я и без этого чувствую, где сейчас сосредоточено его внимание.
– Мне все равно, – безразлично бросает он.
– Аллергия? – ничуть не смутившись, продолжаю я интервью.
– Нет.
– Ненавистные продукты?
– Я всеяден.
– М-м-м… – тяну задумчиво. – Ну хоть любимые есть?
– Все, что жуется и переваривается.
Разговор что-то не ладится, но это ничего. В конце концов, цель у меня другая. Оставляю Рождественского наедине с мыслями и с интересом разглядываю знакомые и не очень улицы и здания. Наконец, Марк паркует машину за трамвайной остановкой, напротив рынка, и поворачивается ко мне, всем видом показывая, что с нетерпением ждет, когда я уже свалю.
«Прости, хмурый мальчик, но тебе придется еще меня потерпеть».
– Можешь дать мне свои ключи?
– Что? – недоуменно хмурится он.
– Хочу сделать дубликат от входной двери, – ласково объясняю я. – Я останусь у вас до конца месяца, и мне нужно как-то проникать в дом, если там никого не будет. Думаю, никто не обрадуется разбитым окнам.
Марк, похоже, находит все это логичным и забирается рукой в карман. А теперь смертельный номер! Выхватываю связку и открываю дверь:
– Мастерская здесь рядом. Я быстро. Туда и назад.
– Эй! – выкрикивает Марк, но я уже несусь к пешеходному переходу.
За последние восемь секунд перебегаю дорогу и, только оказавшись на другой стороне улицы, оборачиваюсь. Рождественский стоит перед «зеброй», гневно нахмурившись. У меня есть меньше минуты на главный финт. Быстрым шагом добираюсь до мастерской и заглядываю в крошечное квадратное окно. Пожилой мужчина в старой кепке поднимает голову и открывает рот для приветствия, но я его перебиваю:
– Мне нужны дубликаты трех ключей, и я заплачу вам в два раза больше, если вы прикинетесь глухонемым.
Передаю ему связку, он медленно моргает и показывает мне три пальца. Деньжат срубить захотел побольше? Вот проныра!
– Здесь рядом еще одна мастерская, я могу обратиться и туда, – угрожающе произношу я.
Мужик показывает мне большой палец, а через мгновение моего затылка касается горячее дыхание.
– Сколько времени это займет? – вежливо обращаюсь я к мастеру.
Он показывает два раза по десять пальцев и отворачивается к инструменту.
– И что это было? – гремит Марк.
– Я всего лишь не хотела тебя задерживать, – отвечаю со всей несуществующей искренностью. – Но у мастера тут небольшая запара, придется подождать двадцать минут. Может, мы… купим продукты, заберем ключи, потом съездим по твоим делам и вернемся домой вместе? Было бы идеально.
Марк напрягает челюсть и щурится от яркого солнца, глядя мне в глаза. Палево! Палево! Хлопаю его по плечу и весело усмехаюсь:
– Да брось! Что, по-твоему, я собираюсь сделать? Дублировать все ключи, чтобы ограбить тебя темной ночью? Марк! Я пытаюсь помириться с тобой! Хватит уже смотреть на меня так, будто я откусила твой…
– Идем за продуктами, – цедит он, разворачиваясь.
Фух! Кажется, пронесло. Разговоры о сексе спасают. Пристраиваюсь рядом с Рождественским и шагаю к воротам, открывающим мир торговых рядов. Ветер разносит аромат зелени и трав, который перебивает запах свежей речной рыбы.
– Ты умеешь торговаться? – спрашиваю я.
– Только воровать.
– Вот как? Здорово, конечно, но давай сегодня без этого. В участке нас вряд ли накормят ужином.
– Как скажешь.
– Давай я все-таки научу тебя торговаться? Смотри, схема такая: я говорю с мужчинами, ты – с женщинами. Цену сбивай сразу вполовину. Продавца это не обрадует, скорее всего, он посмеется, но ты с серьезным видом начинай понемногу повышать ставки. Когда дойдешь до отметки ниже от первоначальной цены на пятнадцать процентов, не сдвигайся с нее. Запомнил?
– Мы могли бы просто поехать в супермаркет.
– И это не было бы так весело! – Я хватаю его под руку. – Идем!
Марк сжимает в руках два огромных темных пакета, а я все не могу перестать его подкалывать, попутно разглядывая прилавки с травами и овощами, которые еще сегодня утром были в земле:
– Она тебя развела!
– Каким чудом?! Я купил помидоры за полцены!
– Пять килограммов, Марк! Что мы будем с ними делать? Откроем мини-завод по производству кетчупа?
– Но я же выбил скидку!
– Ты ничему так и не научился. Смысл в том, чтобы купить ровно столько, сколько нужно, но за меньшую цену.
– Да? А у тебя что, умница?
– Цветная капуста со скидкой в тридцать процентов и утка, к которой мне на халяву дали набор свиных копыт.
– На случай, если с твоими что-то случится?
Оборачиваюсь, вскидывая подбородок. Марк останавливается и невозмутимо смотрит на меня сверху вниз.
– Я могу и за бычьими яйцами вернуться, – предупреждаю я.
– У меня с этим все в порядке.
– Ну это пока.
Марк ухмыляется, а я улыбаюсь. Говорила же, рынок – это весело! Почти, как цирк, тоже клоунов хватает.
– Ты получаешь скидки только потому, что у тебя есть сиськи, – заявляет Марк.
– И я плачу за них каждый месяц от шести до десяти дней адской болью и кровотечением. Хочешь, поменяемся? Много ума не нужно, чтобы сворачивать шланг в улитку.
– Нет уж, спасибо. Мне и со шлангом хорошо.
– Знаешь, Марк… – Я медленно шагаю дальше по торговым рядам. – Мне всегда было интересно. Вот вы, когда на унитазе сидите, куда его деваете? Подвязываете, рукой придерживаете или через колено перекидываете?
Рядом раздается громкий раскатистый смех, и я поворачиваю голову. Рождественский заливается так, что чудом не давится собственной слюной, но все никак не может остановиться, привлекая к себе слишком много внимания. В груди теплеет, и я незаметно пытаюсь проморгаться и выпустить с выдохом лишнее напряжение.
– Кто-то еще слышал этот вопрос? – хрипит он.
– Ты первый счастливчик, – пожимаю я плечами. – Ответ будет?
Он качает головой, продолжая улыбаться, и наклоняется к моему лицу:
– Тут уж кому как повезло. Такой ответ устроит?
– Хм-м-м… А у тебя с этим как?
– А вот об этом, сестренка Диана, тебе придется только мечтать и догадываться.
– Жадина, – фыркаю я и шагаю дальше.
Проходим мимо прилавков, выбирая овощи. Пакеты тяжелеют. Грузный мужчина пролетает мимо, чиркнув острыми краями хвостов сушеной рыбы по моей руке.
– Эй! Смотри, куда прешь, курица! – бросает он.
– Прошу прощения, – спокойно отвечаю я.
– Какая воспитанная девочка, – хмыкает Марк. – Неужели ты никогда не выходишь из себя?
– Какой в этом смысл, если я все равно не могу никого убить? О! Нам туда!
За крайним прилавком стоит женщина лет сорока пяти с малиновым отливом на светлых волосах, а перед ней связки пышной зелени на любой вкус. То, что нужно.
– Ма-а-арк, – тяну я. – Твой выход.
– Что? Ты о чем?
– Не волнуйся, я все сделаю. От тебя нужно только присутствие и покорное молчание. Справишься?
Марк следует за мной к прилавку, и я принимаю его молчание за согласие. Вежливо здороваюсь с продавцом и тщательно выбираю травы. Петрушка, листовой салат, немного черемши. Хватаю пухлый зеленый пучок и разворачиваюсь, подсовывая его под нос Марку.
– Ты любишь кинзу? – провожу листьями по его подбородку и шее.
Глаза Марка вспыхивают предупреждающим огнем, но он продолжает держать рот на замке.
«Послушный мальчик».
– А как насчет рукколы? – продолжаю перебирать я.
Марк морщится, и я возвращаю рукколу на место. Передаю одобренную зелень продавцу и широко улыбаюсь.
– Какую скидку вы нам сделаете, если этот красавчик, – киваю за спину, – покажет вам сиськи?
Женщина смеется и разглядывает Марка, от которого я чувствую обжигающие волны недовольства, бьющие по позвонкам.
– Никакую.
– Эх, – вздыхаю я. – Как жаль. А я думала, обнаженка решает все.
– Но-о-о… – лукаво прищуривается женщина, – я могу сделать вам скидку, если этот красавчик споет.
– Вот как?! Что скажешь, Марк?
– Семьдесят процентов, – деловито отвечает он, глядя на продавца.
– Только в том случае, если сможешь меня удивить… красавчик.
Вау! Я в ней не ошиблась! Марк опускает пакеты и подносит кулак к губам, тихо прокашливаясь. Приподнимаю бровь и складываю руки на груди в ожидании чуда. Если честно, я думала, он психанет, но жажда выйти из любой ситуации победителем слишком сильна. Нарцисс. Марк бросает на меня короткий взгляд и опускает ресницы. Первая строчка – разрыв селезенки!
I see trees of green, red roses too…
Глубокий, хриплый голос отражается от тонких металлических листов крыши ангара, разговоры замолкают. Потираю предплечья, покрывшись мурашками, и с открытым ртом смотрю на нового Армстронга. Ушам не верю! Кислорода не хватает, лишних звуков не существует. Марк протягивает последнюю строчку о том, как хорош этот мир, продавец хлопает в ладоши, и к ней присоединяются остальные зрители случайного выступления. Марк протягивает руку и щелкает меня по подбородку, поднимает пакеты и смотрит на продавца.
– Забирайте бесплатно, – очарованно бормочет женщина и вручает мне бумажный сверток. – И приходите еще.
– Обязательно, – кивает Марк и шагает к воротам.
Бросаюсь следом и чуть обгоняю его, чтобы заглянуть в лицо.
– А сразу так нельзя было? Мы могли кучу денег сэкономить!
– Ты купила все, что нужно?
– Да плевать на покупки! Ты умеешь петь! – взвизгиваю я. – Офигеть!
– Успокойся. Ты чего так завелась?
– Как чего? У тебя такой голос… такой… А в записи есть?
– Хочешь добавить меня в свой сонный плейлист?
Воображение бьет плеткой по бедрам, и я сбиваюсь с шага:
– Может быть…
– Ты еще не заслужила, – бросает он и ускоряется. – Давай живей. Двадцать минут уже прошли.
Вспоминаю о дубликатах и вновь догоняю Марка, изо всех сил стараясь включить мозг. Он не должен увидеть количество ключей!
– Эм-м-м… Марк, может, ты пойдешь в машину, а я сгоняю в мастерскую? Тебе, наверное, тяжело и…
– Не тяжело, – отрезает он.
– Ладно, – цежу я, а сердце все разгоняется.
Если я начну его активно выпроваживать, он может что-то заподозрить. Придется импровизировать и молиться. Добираемся до мастерской, и я заглядываю в окошко, распахнув глаза так, что они могут вывалиться от любого толчка. Протягиваю мужчине деньги, он смотрит на купюры, которых куда больше, чем в первоначальном договоре.
«Пакет», – произношу одними губами.
Мужчина считает выручку, а я секунды до провала. Наконец он поднимает голову, ударяя пальцами по козырьку кепки, и протягивает мне бумажный пакет, а вместе с ним связку ключей Марка. Так он уже все продумал?! Как же приятно осознавать, что в мире полно умных мужчин.
– Спасибо, – с радостным облегчением отвечаю я.
Мастер кивает мне, и я оборачиваюсь к Марку.
– Ну вот и все! – Шагаю вперед и кладу связку ему в карман. – Спасибо!
Марк опускает взгляд на пакет в моей руке и приподнимает уголок губ:
– Пожалуйста.
Поездка по делам и дорога домой проходят спокойно. Это немного странно, но я не привыкла отказываться от подарков судьбы. Дружеская волна поймана, и это пока все, что мне нужно. Возвращаемся домой, Марк ставит пакеты на кухонный стол, продолжая экспрессивно доказывать, что хип-хоп – не просто направление в музыке и танцах, а целая культура.
– Хип – это усовершенствование, хоп – прыжок. То есть дословно – движение вперед. Самовыражение, понимаешь? Этот стиль помог тысячам заявить о себе, рассказать свои истории и выразить точку зрения.
– Ладно-ладно, маэстро. Я все поняла. – Подхожу к нему ближе и упираюсь ладонями в столешницу. – Спасибо, что покатал меня, и… за лекцию тоже.
Он опускает взгляд на мои губы. Ну, может быть, с дружеской волной я погорячилась. Как бы мы оба ни пытались изображать из себя разумных взрослых, похотливые подростки в нас иногда перехватывают инициативу.
– Обращайся.
– Эй, ребятки! Как дела?!
Смотрю на дверь, Дима нервно сжимает ручку, заглядывая в комнату.
– Гляди, как переживает, – шепчу я Марку.
– Ага, – усмехается он. – Извелся весь, бедолага.
– Скажем ему?
– Думаешь, стоит?
– Вы о чем?! – встревоженно спрашивает Дима. – Все-таки потрахались? Предохранялись, надеюсь? Я еще не готов стать дядюшкой Димой.
Переглядываемся с Марком и тепло улыбаемся друг другу.
– В чем дело?! – нетерпеливо вскрикивает Дима.
– Увидимся за ужином, – бросает мне Марк и выходит из комнаты, отодвинув Диму с пути.
– Ди-и-и… – Брат закрывает за собой дверь. – Ты что с ним сделала? Чего он такой… добрый? Кастрировала его, да? Так и знал, что нельзя тебе его доверять!
– Угомонись, старшенький. – Расслабленно вынимаю продукты из пакетов. – Я же говорила, что мы подружимся.
– К бабке его сводила? Порчу навела?
– На тебя – да. Запоры еще не замучили?
– Шутки в сторону! – хмуро произносит он.
– Дим, – ласково обращаюсь к брату, – тебе не о чем переживать. Мы все уладили без обмена жидкостями, поэтому… выдыхай.
– Хорошо, – Дима послушно делает, что велено, и оглядывает стол. – Помощь нужна? Хочешь, я попрошу Соню…
– И отдать ей половину оваций? Ни за что! Вон из кухни, и до вечера сюда ни ногой!
– Ты духовку-то включить сможешь?
– И ее включить, и тебя выключить.
Дима сдается и уходит. Выхожу за ним следом и поднимаюсь в свою комнату, чтобы переодеться. Пора приниматься за работу.
Мне нравится готовить, но я уже давно не накрывала стол больше чем на две персоны. Натираю утку специями и шпигую чесноком. Обмазываю ее медом и горчицей, начиняю яблоками и сладкой морковью. Включаю духовку на сто семьдесят градусов и отправляю утку тусоваться до самого вечера. Папа говорил, что лучшее запеченное мясо то, которое само отходит от костей. Перехожу к приготовлению гарниров и закусок, пританцовывая под тихую музыку, звучащую из динамиков телефона. Солнце клонится к горизонту, поглаживая стены и пол теплыми оранжевыми лучами. Чувствую себя такой легкой и счастливой. Смех щекочет горло, по венам струится энергия, когда я смотрю на несколько готовых блюд. Кто молодец? Я молодец!
Бросаю взгляд на часы – половина шестого. Успею и пару соусов приготовить. Нахожу в верхнем шкафу ручной блендер и закидываю в стеклянный высокий стакан оставшуюся зелень вместе с чесноком и болгарским перцем. Немного оливкового масла, соли и копченой паприки для аромата. Измельчаю все до однородной массы, окунаю ложку, чтобы попробовать, и отвожу руку с блендером в сторону. Влажные пальцы скользят по рукоятке, и я сжимаю ее крепче, случайно зажав кнопку, которая открывает затворный механизм. Нижняя часть блендера летит на пол и попадает мне прямиком по большому пальцу ноги. Вскрикиваю, стеклянный стакан отправляется в полет, и я зажмуриваюсь, стискивая зубы. Черт, как же больно! Медленно открываю глаза и хватаю ртом воздух, увидев зелено-красное месиво вместо пальца.
– Ди! – кричит Дима, врываясь в комнату. – Что случилось?!
– Выйди, Дим, – тихо произношу я.
– О боже! Что с ногой?!
– Выйди! – повторяю твердо.
– Ди…
– Дима! Свали отсюда!
– Принесу аптечку, – выдавливает он дрожащим голосом.
Упираюсь рукой в столешницу и пытаюсь пошевелить пальцами на ноге. Рана пульсирует и горит, к глазам подкатывают слезы, а желудок стягивает тошнота. Перевожу взгляд на раковину. Если получится поднять ногу, смогу промыть. Только бы палец совсем не отвалился. Делаю крошечный шаг, мелкий осколок впивается в другую ступню, и я тихо пищу. Щеки увлажняются, рыдания замирают в горле, мешая дышать.
– Что за шум? – доносится голос Марка из холла.
– Ди… она… – бормочет Дима.
– Зачем аптечка?
– Она палец себе отрубила. Нет, Марк! Не ходи! Она не выносит, когда ее жалеют!
«Спасибо, Дима. Сейчас я пришью себе палец, а потом и рот тебе зашью».
Слышу, как открывается дверь, и еще ниже опускаю голову.
– Марк, положи аптечку на стол, – мирно прошу я.
Тишина.
– Здесь стекло повсюду. Выйди, пожалуйста.
И снова ответа нет.
– Марк, я сказала…
– Рот закрой! – гремит он.
Стекло хрустит под подошвой комнатных тапочек. Марк кладет аптечку на кухонный островок и хватает меня за талию, усаживая на столешницу. Обхватывает ногу за щиколотку и касается ладонью пятки.
– Палец на месте. Ноготь вроде тоже. Нужно промыть, – говорит он, рассматривая рану.
Прижимаю пальцы к губам, слезы стекают со щек на костяшки. Вблизи все выглядит еще хуже.
– Топор уронила? – спрашивает Марк и снимает с крючка полотенце.
– Блендер.
– Значит, тебе повезло.
– Не то слово, – шиплю я. – Слушай, я и сама…
– Угу, – мычит Марк и заносит над ногой пузырек. – Будет сильно жечь, скажи.
Крепче прижимаю ладони ко рту и зажмуриваюсь. Боль все нарастает, но я терплю из последних сил.
– Кажется, теперь ты сможешь с легкостью носить туфли с узким носом.
– Отличная новость… Ай! Больно! Больно!
– Ш-ш-ш… еще чуть-чуть.
Прячу лицо в руках, жалость к себе ощущается солью на языке.
– Все, – шепчет Марк. – Ну, ты как?
– Нормально. Спасибо. А теперь выйди, пожалуйста.
– Ты правда не выносишь, когда тебя жалеют?
Ком в горле все растет, не могу ответить.
– Ди, – зовет Марк.
– Я в порядке! Мне нужно закончить с ужином и все убрать, а ты мешаешь! Уходи! – срываюсь на крик, но он едва ли звучит решительно.
Стук сердца замедляется, Марк нежно поглаживает мою лодыжку. И он не уходит, а подступает ближе. Тепло его тела и тонкий аромат сандала окутывают со всех сторон.
– Так сильно болит?
– Адски, – шепчу я.
– Приложим холод, должно помочь.
Марк отступает, хлопает дверь морозильной камеры, а через минуту ноги касается приятная прохлада. Смотрю на Рождественского сквозь пелену непролитых слез и произношу настороженно:
– Ты странно себя ведешь.
– Да ну? Дима сказал, что ты отрубила себе палец.
– И ты решил меня спасти?
– Тащусь по расчлененке.
Сдавленно усмехаюсь и стираю слезы со щек. Даже если он и правда ведет себя странно, мне это почему-то нравится.
– Во второй стопе осколок. – Я подтягиваю ногу. – Вытащишь?
– Эй, ребят, – тихо зовет Дима из-за двери. – Ну как там? «Скорую» вызывать?
– Только если тебе, – отвечаю я, глядя на побелевшее лицо брата, заглядывающего в комнату. – Дим, иди лучше приляг.
– Может, нужна помощь?
– Нет! – отрезаю я.
– Почему?! – возмущается Дима. – Почему ему можно, а мне нет?! Я думал, мы… мы…
Сжимаю руки в кулаки, царапая ногтями мраморную столешницу.
Потому что не он оставил меня одну, когда был нужен больше всего. Не он ночами пропадал, пока я рыдала в подушку. Не он сказал, что мы больше не семья. Я научилась справляться сама. Научилась! А теперь что? Снова поиграем в заботливых родственников?!
Не произношу ни слова, но, кажется, Дима все чувствует. Он опускает взгляд и тихо скрывается за дверью. Тонкая боль пронзает ступню, и Марк показывает мне окровавленный осколок.
– Готово.
– Спасибо. Ты можешь…
– Зря ты с ним так.
Не могу сдержать ядовитой усмешки и пихаю Марка носком в живот, заставляя попятиться:
– Так иди и пожалей. Ему сейчас это больше нужно.
– Ты ведешь себя, как сука.
– Почему же как? Я и есть она, Марк. Разве Дима не говорил? Не предупреждал?
Он недовольно качает головой, поджимая губы, и бросает беглый взгляд на закрытую дверь:
– Ты думаешь, что он плохо к тебе относится, винит в чем-то, но это не так. Он…
Мышцы шеи и лица сводит, словно по венам пустили электрический ток. Я пыталась вести себя нормально, но то, как все тут ему чуть ли не поклоняются, выводит из себя. Ну конечно, Дима всегда был хорошим, а вот я… Заливисто смеюсь, толкая Марка еще дальше:
– И ты тоже? Защищаешь друга? Это так мило, сейчас расплачусь! А знаете что? Лучше мне вас оставить. Позовите Соню, батюшку, президента и все вместе, дружным хороводом…
– Хватит! – грозно произносит Марк.
– А что не так? Я же хочу, как лучше.
– Лучше бы вам…
– Что?! Ну что?! Поговорить?! Волшебные силы откровений! – Машу руками в разные стороны, будто раскидываю по комнате пыльцу фей. – Дайте мне надежду! Спасите от обид!
– Ты больная.
– А вы все такие здоровые, обрыдаешься, – цежу я, спрыгивая на пол, и морщусь от физической боли, которая подогревает душевную.
Прохожу мимо стола, голова пустая. Вместо сердца комок эмоций, пульсирующий, как гнойный нарыв. Взмахнув рукой, бью по тарелкам, закуски сыплются на пол. Лучше бы я не приезжала. Лучше бы продолжала жить так, как жила. Мне было спокойно. Я была счастлива без всей этой чепухи родственных обязательств! Мы все были счастливы!
Выхожу в холл, ступни скользят по плитке, но я не смотрю вниз, чтобы не видеть кровавые следы. Дверь все ближе, тянусь пальцами к ручке.
– Куда собралась?!