Алекс Кинсен
Deep space empires. Сиф
Ты за тысячи парсеков от меня,
но я чувствую твое дыханье на своей щеке.
– Абсолютно исключено. – Твердо сообщил он. Отлично сложенный гуманоид развалился на кубическом троне, стоящем в огромной круглой зале. Потолки улетали ввысь. Стены и декор были теплых медных, латунных и золотых цветов, испещрённых геометрическими хай-тек орнаментами. Трон был повёрнут лицом к огромному иллюминатору, за которым открывалась бездна космоса.
Гигант был в мягких доспехах, отливающих латунным блеском, как и вся обстановка вокруг. Даже его не длинные волосы, цвета тёмного меда, то и дело вспыхивали золотыми искрами. Горящие белым светом глаза, как два прожектора освещали бесконечный мрак за окном.
– Это – политический контракт. Сганнар назначил меня козлом отпущения, будто в Аттракторе нет других плотных рас, подходящих для миссии. И я пошёл на это, руководствуясь интересами общей безопасности. Но теперь вы пытаетесь подсунуть мне это недоразвитое существо?
Он замолчал, словно прислушиваясь к чему-то.
– Мой духовный рост вас не касается. А моё уважение – имеет пределы. Я нахожу ваши пожелания – иррациональными. Это больше похоже на капризы.
Его перебили.
– Ваш тон отбивает всякую охоту потакать вашим играм в богов.
Гигант находился в зале один и разговаривал с кем-то, находящимся очень далеко от него. Его лицо было напряжено. Он с напряжением вслушивался в далёкие ответы своих невидимых собеседников.
– Я думал… – Но его невидимый собеседник прервал его, на что гуманоид лишь криво и снисходительно ухмыльнулся. Наконец, он смог говорить.
– Так я продолжу? Я гарантирую официальное дипломатическое и военное присутствие для защиты границ от вторжений Серой Вселенной, вывоз спящих старейшин из пещер южного полюса. Но о существе я больше ничего не буду слушать. Оставьте свои примитивные легенды для кретских крестьян.
Его глаза перестали светиться, белки вернулись в обычное состояние, а радужки окрасились в цвет сочной, изумрудной травы, сияющей на солнце. Гигант моргнул, сжал зубы и раскрошил руками подлокотники изящного кресла.
– Курс на Гайю. Контракт заключён. – Глухо бросил он.
ГЛАВА 1
2045 год.
Их прибытие было очень многообещающим. Состоялось множество официальных встреч по всему миру с главами всех мировых держав. Всё было достаточно радостно: в первую очередь от того, что пришельцы прибыли с миром и жаждали безвозмездно поделиться своими высокими технологиями.
После пары месяцев разговоров, в Америке, Китае, России, Европейском союзе и на Африканском континенте были учреждены посольства Мира айнов. Причем в Европе обещал некоторое время заседать сам Верховный посол айнов: Саарит Баал Терон. Было открыто множество совместных научных институтов, в которых айны делились бесценной для людей информацией, технологиями, познаниями о Вселенной.
Судя по немногочисленной инсайдерской информации, самые мощные орудия айнов были способны выжечь половину Земли за одно мгновение. Или даже взорвать планету изнутри.
Все эти страшилки вселяли панику и заставляли не только радоваться текущему миролюбию айнов, но и вести себя с ними заискивающе. Многих рядовых жителей это доводило до бешенства. В том числе и меня. Да и сами айны временами вели себя высокомерно. Но лишь временами. В основном они уверенно играли роль просветленных, миролюбивых, наделённых непоколебимым спокойствием и нечеловеческой доброжелательностью старших братьев.
В целом они были очень похожи на земных гуманоидов. За исключением того, что над рождением каждой особи, очевидно, хорошо потрудились генные инженеры. На Земле вы бы никогда не встретили людей с такими симметричными и отточенными чертами лица, развитой от рождения мускулатурой, совершенными пропорциями тела и гладкой кожей. Она была достаточно светлой, но не слишком отличалась цветом от кожи обычных северных народов. Как и их глаза. Они были лишь немного более яркими и пронзительными, чем у нас. Являясь продуктами генетической селекции, все они были приблизительно одного роста от 180 до 190 сантиметров. Даже айны женского пола были чрезмерно, на наш земной взгляд, высокими и мускулистыми.
Нельзя было утверждать, что каждый из них был непременно красив. Скорее, они были ужасно далеки от неидеальности настоящих земных людей, и зачастую нельзя было отделаться от мысли, что они сошли со страниц комиксов про эльфов. Что, конечно, всколыхнуло волну множества фанатических сект: эльфопоклонников, аниме-поклонников и прочих поклонников, рвущих на себе волосы в надежде быть замеченными своими кумирами. Масла в огонь добавляла физическая совместимость двух наших видов.
Спустя год своего посольства на Земле, некоторые айны стали объявлять о создании межрасовых союзов. Генетики воодушевленно подтверждали, что от таких союзов будут рождаться дети. И спустя всего каких-то пару лет их прогнозы подтвердились. Рожденные были преимущественно айнами, поскольку их генотип был более древним и оказался доминирующим.
Лично меня от всего этого тошнило. Конечно же, не из расистских убеждений, противницей которых я сама была с самого детства. Просто всё это было очень похоже на мирный захват нашей планеты. Через некоторое время после прибытия изначально дружелюбный и открытый энтузиазм пришельцев слегка поубавился. Они по-прежнему воплощали свои миролюбивые намерения в жизнь. Однако на лицах появлялось всё больше высокомерия и сдержанности, их речи становились все более снисходительными и поучающими нас, нерадивых землян, о том, как лучше жить.
Множество людей понимали, что это лишь начало диктата превосходящей расы. Но и сделать что-то мало кто пытался. Все помнили как на спасательную операцию после цунами в Японии явился сам лично Саарит Баал Терон, и своим непостижимыми телепатическими силами в мгновение ока разобрал завалы школы, под которыми ещё оставался целый класс детей. Всех вытащили целыми и невредимыми, что транслировали в прямом эфире. В том же месте от повреждения коммуникаций загорелось следующее здание, на крыше которого, в кольце огня метался рыжий кот. Этот инопланетный пижон, не моргнув ни одним глазом, используя лишь собственную телепатию отделил идеально круглый кусок бетона, и вместе с жалобно мяукающим животным перенес по воздуху на землю, аккуратно поставив под ноги недоумевающих репортёров. Мог бы перенести одного лишь кота и не выпендриваться.
Конечно, всё это было чистой акцией устрашения, предназначенной для поднимающего голову движения «нетолерантных». Такие способности лишь только одного айна ввергли в ступор всю общественность. До того дня человечество не вполне осознавало их потенциальную опасность. А вдруг однажды они сменят милость на недовольство? Так что на данный момент в оппозиционном эфире царила подозрительная тишина.
К слову о после Тероне.
Внешне Баал Терон неуловимо отличался от своей свиты, был немного шире и в чем-то даже больше походил на землянина, чем на светлокожих и эльфоподобных айнов. Кожа была тронута средиземноморским загаром, какой обычно бывает у итальянских фермеров, целый день работающих на винограднике. И пожалуй, это был самый удивительный созданный природой или лабораторией образец гуманоида. Восхищалась я сугубо с точки зрения ценителя искусства – как восхищаются безупречной греческой скульптурой. А восхищение прятала за кривой ухмылкой каждый раз, когда видела его по интервидению. Кто знает, может, под кожей он скрывал чешую?
Однажды я даже видела его вблизи. Вскоре после своего прибытия айны устроили приём для нескольких команд учёных, работавших над совместными проектами. Куда попал и мой муж. Тогда нас пригласили на флагман айнов, круживший на орбите Земли. Это была поистине гигантская вытянутая капсула бело-золотистого цвета, в которой поместилось бы десять пирамид Хеопса, не меньше. Знакомство проходило в большой круглой зале с окном в полстены. Она была отделана металлами всех оттенков золотого, медного, медового, бежевого, песочного. Причем, страсть к таким цветам наблюдалась только у посла Терона, кожа и волосы которого очень гармонично вписывались в дизайн корабля. Сами белобрысые айны предпочитали пастельные оттенки.
Помню, тогда я была одета в андрогинный брючный мешковатый костюм из неопрена, делавшей меня похожей на ребёнка, который решил поиграть в космонавта. Рыжие короткие вихры кудрявых волос солнечными протуберанцами торчали в разные стороны. А светло-карие глаза ярко выделялись на фоне бледных, едва обозначенных бровей и ресниц. Хотя я даже не думала маскировать этот цветовой диссонанс косметикой. Мама всегда говорила, что черты моего лица очень симметричны, а полные губы делают его очень женственным. На этом комплименте я закончила подростковые разборки со своей внешностью. И почти всю жизнь не обращала внимания на свой внешний вид или одежду.
Когда он пожал мне руку, то задержал её намного дольше положенного. В это время я чувствовала странное покалывание в ладони, а он долго смотрел на меня сверху вниз: сначала с интересом, а потом – с ужасным разочарованием. Ничего более невежливого он себе не позволил. Он вообще старался быть душкой со всей делегацией. Но я на это не купилась. Несмотря на маску вежливости и радушия, он мне не понравился. Я вдруг отчётливо поняла, что все мы для него – не более, чем пыль под ногами. Хотя другие дамы чуть не рвались из платьев, чтобы добиться от него заинтересованного взгляда. Меня же он не привлекал. Как и никто другой из известных мне мужчин, включая теперь уже моего собственного мужа.
Женаты мы были лет восемнадцать, с самого моего… восемнадцатилетия. Дочери было тоже… восемнадцать. Вот такая нумерология. Я вышла замуж ровно через восемь месяцев после установления факта беременности от Алекса – моего самого первого молодого человека. Мы учились на разных факультетах одного университета. Я хотела стать вирусологом. Он был на пять лет старше, подтянут, надменен и умопомрачительно умён. Конечно, он оказался человеком серьезным, уже тогда пророча самому себе славу известного ученого. Посему, узнав о моей беременности и взяв для размышления ни много, ни мало следующие восемь месяцев, он тщательно обдумал, распланировал бюджет и принял благодушное и взвешенное решение осчастливить меня возможностью родить ребенка в браке. Вообще-то я сразу приняла решение дать жизнь этому новому человечку, с Алексом или без него. Однако, по настоянию всех своих родственников и приняв во внимание свою по-прежнему увлеченность и восхищение его персоной, повела себя «благоразумно» и вышла замуж.
Вопреки моим ожиданиям скорый развод так и не состоялся. Несмотря на отсутствие главных, на мой взгляд, составляющих счастливого брака: страсти и любви, – мы отлично поладили. Первая увлеченность, конечно, же прошла. Но осталось взаимное уважение. А раннее рождение ребенка позволило нам обоим, параллельно с учёбой с головой окунуться в совместную научную деятельность и дальнейшую карьеру, а также радоваться, что уже не нужно тратить время на построение семьи, как многие наши однокурсники. Я очень и очень ждала, что настоящая любовь может придти со временем. Такая тихая, спокойная и уважительная, как в старинных английских любовных романах. И хотя он ни разу за всё время не признался мне в любви, сама для себя я знала, что на вопрос, люблю ли я его, всегда отвечу – да. Как отца своего ребёнка, родственника, домочадца, друга и соратника. Тогда я убедила себя, что другого мне не нужно.
Влекомые общими целями, мы худо-бедно, без страсти и пылких чувств, незаметно отмотали восемнадцатилетний срок нашего совместного жития-бытия. А семейная жизнь складывалась по принципу, не мешай другому заниматься своими делами и будешь счастлив. И, конечно, нас объединяли взаимное уважение и искренние чувства нежности и безграничной любви к нашей дочери Алисии. Все шестнадцать лет своего детства она отвечала нам взаимностью, пока в один прекрасный день не заявила, что отныне все её мечты исполнены: её приняли на обучение и дальнейшую службу в научный корпус Союзной военно-космической академии, и через неделю она покидает нас, отправляясь на лунную базу айнов.
Для меня это было страшным ударом, супруг же, кажется, был счастлив. Ведь её любовь к космосу, фанатизм в науке и устремление к максимуму своих возможностей были результатами именно его воспитания. Раз в полгода её отпускали на месяц домой, и это становилось для меня самым счастливым временем. Пока через пару лет она не объявила, что теперь её избрали в группу для разработки и реализации терраформирования на Марсе. Настоящего терраформирования, а не тех жалких потуг, что земляне предпринимали до прибытия айнов.
Это стало очередным ударом, перемежающимся с невообразимой гордостью за успехи своего ребёнка. С тех пор я укрепилась в своей неприязни к пришельцам ещё больше. Мне казалось, что именно они разлучили меня с моей малышкой.
Когда Алисия вырвалась из отчего дома, а интимная сторона нашей семейной жизни почти полностью отмерла, и я решила, что уже пришла старость. В тридцать шесть лет. Тогда же, у меня нежданно-негаданно начался кризис середины жизни. В какой-то момент, не выдержав психологического напряжения, я бросила работу. Ведь вирусологом я так и не стала, а всего лишь заменяла Алексу лаборанта, секретаря, пресс-атташе и менеджера в одном лице, всегда оставаясь в тени его одержимости наукой.
Однажды я поняла, что справиться со своим кризисом самоидентификации, я смогу только абсолютно и кардинально всё изменив. Я окончательно и бесповоротно ушла из института, переметнувшись в лагерь обычных инструкторов по йоге. Супруг тогда устроил мне первый и единственный скандал за всю жизнь. Зато он был грандиозным! После этого он нарочито не разговаривал со мной около месяца. Вплотную занявшись спортом, после долгих лет тотального равнодушия к своему здоровью и внешности, я внезапно почувствовала, как во мне поднимает голову годами дремавшая женственность.
Однажды я посмотрела на себя в зеркало, тряхнула торчащими во все стороны волосами, и на следующий же день отправилась на консультацию к имиджмейкеру. Имиджмейкер неопределённого пола и возраста встретил меня хамоватыми фразами типа: «Дорогая, если ты считаешь, что погрызанные ногти – это такой стиль а’ля натурель, то спешу тебя огорчить. Это всего лишь альпийский колхоз. И с бодипозитивчиком – это тоже не ко мне».
Поэтому в следующие месяцы моя отнюдь не добрая фея вцепилась в меня как умирающая от голода блоха в собаку. Каждый участок моего тела был взят им под строгий контроль, выхолощен и улучшен до возможного максимума. Сжав зубы и запасшись таблетками от головной боли, под натиском небодипозитивного стилиста, я села на диету, похудела на десять килограмм и отрастила торчащую во все сторону копну волос до середины спины. Избавилась от целлюлита, образовавшегося от долгих лет сидения за столом; сменила мешковатую одежду унисекс на обтягивающие джинсы, встала на каблуки и сделала перманентный макияж. Лицо пришло в гармонию, и с каждым днём происходящих со мной улучшений постепенно уходил стресс от последних лет рабочего давления и неудовлетворенности. Я все свободнее и увереннее дышала, всё твёрже стояла на ногах и всё больше любила себя. Это было прекрасно.
В зеркало на меня глядела молодая двадцатипятилетняя женщина. Все наши усилия и немного новейших косметологических технологий айнов сделали свое дело безупречно.
Однако все это, увы, не помогло мне разбудить интерес мужа вновь. На него нападала полная слепота, когда волею злого рока ему приходилось смотреть на меня, чтобы ответить на пару дежурных вопросов. Общение сводилось к обсуждению еды, вопросу: «как дела», ответу: «всё нормально», и пожеланию доброй ночи. И даже восхищенные взгляды и откровенные комплименты наших друзей-коллег ни разу не были им замечены.
Вероятно, ещё и потому, что меня саму так и не заинтересовал больше ни один мужчина. И супруг прекрасно знал об этом. Иногда я грешным делом думала, что со мной что-то не так. Но потом успокаивала себя: то, что я не испытывала сексуальной горячки, ещё не означало, что пора идти к врачу или психологу. Просто я хорошая верная жена. Именно так.
Я анализировала нашу семейную жизнь, винила себя, что запустила внешность, отношения, семью. Потом вновь поднимала голову, понимая, что вина не может лежать целиком только на моих плечах. И дело здесь не в бровях или смене работы. Половину ответственности я переложила на ничего не подозревающего мужа. Всегда виноваты оба, – решила я.
На заре молодости я мечтала не о такой семье. Но как можно было сообщить человеку, с которым прошёл восемнадцать лет жизни в одном направлении, что теперь мне стало скучно? Я была убеждена, что любовь и должна быть такой. А нерушимое чувство долга не давало уйти. Я хотела начать новую жизнь. Но я хотела начать её с ним, моим мужем, старым проверенным другом, родным домашним человеком. Однако с каждым днём новых усилий надежда таяла, и таяла, и таяла.
Ставить ультиматумы не позволяла природная деликатность и уважение к его работе. Иногда мне казалось, что в силу своего исключительного ума, он не мог не оценить моих усилий по реанимации нашей жизни, но просто… ему уже ничего не нужно было от меня, и он сохранял нейтралитет и молчание до тех пор, пока я его не трогаю.
Мы по-прежнему гуляли вместе на выходных, проводили вечера дома, каждый в своих занятиях и ждали следующей увольнительной Алис. Однажды, дождавшись перерыва между двумя проектами мужа, когда он мог позволить себе отдохнуть и, возможно, подарить мне немного внимания, я решилась на сложный разговор. Мы планировали пешую прогулку по Альпам на выходных. Я полностью изменилась, но мне не хватало одного последнего решающего шага. Сегодня я выясняю: либо я нужна ему, либо должна получить свободу и найти себя и свою настоящую жизнь где-то ещё.
Наш маршрут проходил в долине Валенского озера, совсем недалеко от места, где айны обосновали свой европейский космопорт. Девственная красота природы сказочным образом дополнялась снующими по небу чудесными маленькими шаттлами, которые умели совершать нуль-переходы. Вот так: в какой-то момент над твоей головой разрывается небо и из подпространственной дыры выплывает металлическая, переливающаяся радужными разводами капсула, с одним или несколькими айнами внутри. До сих пор не могу привыкнуть.
К походу я готовилась очень тщательно, тешась последней иллюзией, что муж должен хоть как-то отреагировать на мои очевидные изменения. Возможно, увидев меня в новой обстановке или в этих новых брюках и футболке без белья, я хоть немного зажгу свет в его глазах?
Сейчас, сидя в капитанском кресле Ар-Мира, я закрываю глаза, прокручиваю свою земную жизнь в голове и лишь ухмыляюсь. Теперь я понимаю, какой же инфантильной дурой я была. Тепличные условия так и не дали мне нормально повзрослеть. Сейчас всё это выглядит смешным и нелепым. Но тогда…
Перед дорогой на озеро меня трясло от нервного напряжения, поэтому я наглоталась изрядного количества успокоительных. В конечном итоге это сыграло такую злую шутку, что когда мы расположились на пикник на прекрасной изумрудной лужайке с видом на озеро я чувствовала себя хорошо захмелевшей, словно от доброй порции коньяка. Хотелось улыбаться, спать и ничего ни с кем не выяснять. Нет-нет! Надо сейчас! Встряхнув головой, отчего моя непослушная копна, до этого едва стянутая шнурком, рассыпалась по плечам, я почувствовала прикосновение. Алекс, словно загипнотизированный, пропускал мои волосы сквозь пальцы. Сердце ёкнуло: наконец-то! Не прошло всё даром!
– Ты чего? – Игриво спросила я, не сдерживая улыбки.
Он всё ещё не реагировал, и не смотрел мне в глаза, продолжая изучать один локон с каким-то нехорошим маниакальным упорством. Через некоторое время это стало нервировать. Но он вдруг заговорил:
– Сиф.
Кстати, знакомьтесь. Это моё дурацкое имя. Родители, оба повёрнутые на скандинавской мифологии, назвали меня, девушку из обычной русской семьи именем Сиф, только лишь потому, что я родилась с золотыми волосами, какими по легенде обладала супружница Тора. Отец, матерью которого была швейцарка, утешал меня тем, что иметь такое прекрасное имя из германской мифологии вполне уместно, учитывая, что на четверть я практически кельт. Лично я не испытывала никакого пиетета к германской примеси в крови и в молодости регулярно пыталась воспользоваться законным правом изменить всё это неблагозвучное безобразие. Однако родители, а потом и муж, регулярно и успешно отговаривали меня. Так что всю молодость на потеху сверстникам пришлось провести под именем Сиф Рокотова, пока родители не отправили меня на обучение в университете к бабушке в Швейцарию. Конечно же, там с таким именем тоже никого не нашлось. Зато, вопреки всем местным традициям, со мной случилось очень скорое замужество. Теперь моя персона обозначалась ещё более резким сочетанием букв: Сиф Райгнхаар. А волосы со временем стали медными.
– Сиф… Я должен озвучить кое-что.
Я никак не могла различить, что предвещал ровный тон его голоса. Мгновенно прокрутив в голове все сценарии, как я всегда делала, решила, что лучше будет сразу же его прервать. Не дай Бог он начнёт говорить что-то плохое, и я так и не смогу выдать свою предсмертную речь. Потом буду долго корить себя, что не сделала всё от меня зависящее.
– Подожди, Алекс! – Я ласково отстранила его руки, заставив взглянуть на себя. – Я тоже хочу многое тебе сказать.
Но все заготовленные фразы разом вылетели, когда я поймала его обречённый, полный невысказанной вины взгляд. Вины? Нет. Нет!
Опоздала? Нет, всё надо выпалить именно сейчас. Я схватила его за руки и начала тараторить.
– Давай начнём новую жизнь! Вместе! Сейчас! Я понимаю, многое ушло, но мы можем это вернуть! Или даже… Построить новое! Мы взрослые умные люди, нам не плохо вдвоём! Мы можем уехать в тёплые страны, как тогда мечтали, помнишь? Заработанного хватит до пенсии. Можем путешествовать? Без шика и роскоши, но нам ведь это не нужно? Ведь раньше нам всегда было о чём поговорить, помнишь? Может, мы можем завести ещё одного ребёнка?
Я начинала, кажется, рыдать. Но это не точно. Ведь я никогда не плакала. Даже когда погибли мои родители. Просто не смогла. Все слёзы тогда застряли комом в груди и так и не вышли наружу, плотно зацементированные шоковым состоянием.
Глядя на его ошарашенный взгляд, я поняла, что он увидел лишь мою истерику. Но не услышал ни слова.
–– Сиф, Прости, Сиф. Не понимаю, что на тебя нашло. Но он уже всё решил. – И Алекс как-то странно возвел глаза к небу.
