Алекс Ро
Желтая звездочка
Глава 3
Сентябрь 1976
Сменив цветы на могиле, Вирджиния оставалась стоять там, и молча смотреть на могильную плиту своего отца. Сегодня ему могло исполнится тридцать восемь лет, но увы, ему навсегда останется тридцать два. Солнце медленно поднималось над горизонтом, заливая кладбище мягким золотистым светом. Вирджиния глубоко вздохнула, позволяя себе погрузиться в воспоминания о тех днях, когда его голос ещё звучал в их доме. Она помнила, как он смеялся, вытаскивая её на морозный воздух, чтобы полюбоваться падающим снегом. В душе у неё сжималось от тоски – радость смешивалась с горечью утраты, оставляя лишь одинокий след.
Вирдж тяжело выдохнула, когда послышались звуки шагов. Это уж точно не мать, которая предпочитает какую-то деловую встречу, вместо покойного супруга. Это оказался Дэйв, который был знаком с девушкой дольше остальных, и знал её отца ещё при жизни. Он принёс на могилку хризантемы, в букете из двенадцати цвеков. Хотя покойник любил многие цветы.
– Привет, – тихо сказал он, а потом поставил цветы в небольшое отверстие в земле, специально предназначенное для подобного, и встал рядом. – Она не решила придти даже сейчас?
Вирдж отрицательно покачала головой.
– Это вполне ожидаемо от Люси.
Она практически перестала называть эту женщину матерью ещё года два назад. Семья официально прекратила своё существование практически семь лет назад, будучи когда-то очень крепкой, и планирующей расширятся. Теперь же от любви и речи не было.
Дэйв приобнял подругу, ощущая, что это ей сейчас необходимо. Они молча смотрели на могильную плиту. Каркали вороны, а температура едва достигала десяти градусов тепла. Было пасмурно и, не считая криков ворон, тихо. А Дэйв решился заговорить.
– А помнишь, как мы прятались в его машине?
– Он прекрасно понимал, где мы прятались. Но решил подыграть, дабы нам не было обидно, – улыбнулась, вспоминая Вирдж. – Или как по выходным мы ходили вместе вместе на домашние распродажи у соседей? Папа был просто невыносимой барахолкой, если честно.
– А на Хэллоуин, когда ты заболела ветрянкой, он покрасил тебя так, словно ты ходячий мертвец.
– Ооо. Я помню, как твоя мама испекла в тот день свой пирог, и он бы просто ужасен. Но папа его нахваливал, не желая обидеть.
– Ну не такой уж и ужасный, – пробурчал Дэйв, но тоже готов был смеяться.
– Твоей матери рядом нет. Можешь не стараться, – хмыкнула Вирдж.
Она снова посмотрела на могильную плиту. «Здесь покоится Даррен Эдвард Рид». Глаза защипало, но она лишь улыбнулась.
– С днём Рождения, пап. Спи спокойно.
Сначала она не обратила на это внимания, однако к ним приближался мужчина в темно-синей рубашке, на которой сверкала золотая пуговица в форме звезды. Его лицо скрывали круглые чёрные очки, непроницаемо заслоняющие его глаза от окружающих. Волосы у него были каштанового цвета и аккуратно зачёсаны назад. С широкой улыбкой, он подошёл ближе, и вдруг оставил на могиле букетик цветов. Ликорис, чёрную розу, нарцисс и обезьянью орхидею.
– Здравствуйте, молодые люди, и прошу прощения. Почитаю память старого знакомого, – говорил мужчина.
Вирджиния немного напряглась. Он ей не нравился.
– Вы его знали?
– О, он мне когда-то страшно помог. Я так понимаю, вы его дочурка? Ну просто копия.
– Пошли, Дэйв, – она потянула приятеля к выходу отсюда, не горя желанием больше общаться с этим странным человеком.
– До свиданья, – быстро попрощался юноша.
– Обожжёт, ох обожжёт, – напоследок незнакомец посмеялся, в сторону уходящей парочки, но даже и не посмотрел в их сторону. – Будет больно, Вирджиния!
Ей показались странными его слова, и одновременно пугающими, но она решила не обращать слишком много внимания на них. Какой-то сумасшедший, не более.
Распрощавшись с другом, Вирджиния дальше пошла уже своей дорогой. Уже несколько дней она не встречалась с Зерахом, и это наводило её на некоторые беспокойства. Не случилось ли с ним ничего страшного после того дня в кафе. Она ещё помнила как пройти к его дому, а потому минут за десять успешно до него добралась, постучав в двери. Ответа не было. Дверь заперта. Открыто было окно, которым грех было не воспользоваться. Но едва оказавшись внутри, она едва не решилась рассудка от увиденного: хозяин помещения стоит на стуле посреди полу мрачной комнаты. И лишь закричала.
– Срань божья!
Тот едва не рухнул, дёрнувшись.
– Ты чего орешь?!
– А чего ты так пугаешь?! – возмущалась от испуга Вирджиния. – Ты нормальный человек вообще? Твою мать, я прямо тут чуть не родила… Что ты вообще делаешь? Потеря работы – точно не повод!
– Лампочку менять?
Мужчина, стоя одной ногой на стуле, а другой на полу, смотрел на неё недоуменными, щенячьими глазами. Вирджинии оставалось лишь посмеяться, облегчённо выдыхая, понимая, что не так все и страшно здесь, а потом присаживаясь на подлокотник кресла, ждала, пока мужчина закончить с лампочкой. И рассматривала гостиную: небольшой тёмный диван, обшарпанный в некоторых местах, кофейный столик, само кресло, однотонные бежевые обои. На стене висела черно-белая фотография с маленьким Зерахом и его родителями, сделанную за год до депортации. Вирдж она привлекла.
– Ты такой миленький был в детстве, – с ухмылкой заметила она.
– Судя по тому, что двери заперты, ты проникла сюда через окно. – игнорируя данное утверждение, выдвинул Зерах, после чего спускаясь на пол. – И так, зачем пришла? Снова доклад?
– Да нет, я… Ты просто уже столько дней не появляешься в парке, – неловко говорила Вирдж.
– Я хоть и безработный, но точно не бомж, чтобы на скамейках в парке ночевать.
– А почему уволили хоть?
Зерах с серьёзным лицом медленно подошёл к окну и выглянул на улицу. За ним простирался привычный пейзаж: соседи, гуляющие с собаками, и пару школьников, вытирающих свои ранец от капель дождя. Он словно думал, как правильно ответить на данный вопрос. А затем выдохнул, и, подойдя к креслу, присел на другой подлокотник, но спиной к самой собеседнице. Выражение его лица стало ещё более тусклым.
– Знаешь, бывают в жизни моменты, когда ты не должен молча стоять и смотреть на то, как совершается что-то бесчеловечное. Меня выгнали не потому что я плохой работник. А потому что порядочный и справедливый,– из под свитера он извлёк серебряную цепочку, на которой было серебряное кольцо с голубым камнем, и посмотрел на него. – Подобное ты наблюдала тогда в кафе, и люди, готовые содрать с тебя кожу, не такого цвета как у тебя, практически везде.
После он спрятал кольцо вновь.
Вирджиния помнила тот эпизод. Зерах защитил бедного парня, но ничего не говоря, молча тогда ушёл. Мексиканец иногда заходил после этого, в надежде увидеть своего спасителя вновь, и отблагодарить. Но никак не выходило.
– Нашему учителю по истории нужен помощник, – вдруг заговорила Вирдж. – Скажем так, я могу помочь тебе в твоей проблеме, обсудив с ним это. Услуга за услугу.
– Я подумаю, – Ривман обернулся к ней. – Кстати, тебя родители искать не будут?
– Моя мать торчит на работе круглые сутки. Ей стало совершенно наплевать на меня.
– А отец?
Но ответить на вопрос она так и не смогла, так как в ту секунду, в сумке, зазвонил телефон. Она ответила на данный звонок. Разговор с матерью – это последнее, что она бы хотела делать сегодня. И поэтому, заканчивала она его на повышенных тонах.
– Знаешь, Люси, ты чертова лицемерка! Ты даже забыла о том, что сегодня мог быть день Рождения моего папы! Лучше бы вместо него там была ты!
Закончился он едва ли не плачем со стороны Вирджинии. Она бросила телефон в сторону, и, стоя посреди комнаты, посмотрела на опешившего мужчину. Губы дрожали, а на глазах были едва заметные слезы. Сейчас перед ним была лишь маленькая, позабытая всеми вокруг девочка, а не проблемный подросток.
– Сегодня день Рождения моего отца, а эта пародия на маму даже не пришла. Прямо как тогда, когда его отключили от аппарата жизнеобеспечения. Какая-то сволочь когда-то сбила его на машине…
– Я сожалею
Искренне прошептал Зерах. Мужчина хотел сделать что-то ещё, лишь как-то её утешить, но лишь набрал стакан воды, и протянул ей. А сам невольно вспоминал похожую историю. Он сейчас её понимал…
***
Июль 1943
Сегодня маленькому Зераху исполнилось одиннадцать лет. Однако он вынужден отмечать уже вторую дату без торта, без подарков и без родителей, находясь при этом в самом ужасном месте, которое когда-либо могло быть создано человеком, чтобы умерщвлять других людей – концентрационный лагерь «Аушвиц».
Первое что увидел он при прибытии – это «Ворота смерти», уже со внутренней стороны, а после их начинали делить на четыре группы. Те, кто входил в первую, а именно не пригодные к работе сразу же отправлялись в газовые камеры в течение нескольких часов, а именно старики, многие женщины, инвалиды и маленькие дети. Зерах чудом смог этого избежать, из-за связи в виде Гофмана. Следующая группа отправлялась на работы с невыносимыми условиями и дальнейшими издевательствами. Кто мог больше работать – вполне могли умертвить любыми доступными способами. И именно в этот момент семья Ривман разделилась, так как отца семейства отправили во вторую группу. Однако он был убит через семь месяца, после прибытия, в газовой камере. Ещё одна группа, состоящая в основном из карликов и близнецов, отправлялась в руки Йозафа Менгеле, который любил жестокие эксперименты над людьми, и был прозван «Ангелом Смерти». Последняя группа же состояла из женщин, прислуживающих нацистов, и носящих название «Канада», что было выбрано как насмешка над поляками- заключёнными, так как они раньше присылали своим родственникам подарки из Канады.
Судьба детей тут тоже была кошмарной. До мая 1943 года все новорожденные в лагере становились жертвами: их утопливали в бочках. В мае того же года светловолосых и голубоглазых детей изымали из объятий матерей и отправляли в Германию с целью денационализации. Судьба остальных детей была ещё более трагичной: они умирали мучительной, голодной смертью. Их кожа становилась такой же тонкой, как пергамент, а под ней просвечивали сухожилия, кровеносные сосуды и кости.
За год пребывания в этом месте, мальчик изучил его и понял, что сбежать отсюда получится лишь через трубу крематория. Но его пока данная участь избегает.
Зерах посмотрел на свой номер, «12464», который был буквально вырезан на обратной стороне его руки, пока думал о всем, что произошло. Данные номера носили все заключённые.
– Маленькая еврейская крыса!
Он вздрогнул от данного обращения. Кроме него, в бараке больше таких не было, да и давно стало понятно, что так назвали именно его. Гофман стоял у входа в барак, ледяным взглядом разглядывая заключённых.
– Живо ко мне!
Он уловил взглядом мальчика и приказал подойти. Тот послушался, и надзиратель потащил его за рукав куда-то из места пребывания других заключённых, а так же посторонних глаз. Не так давно Гофман стал надзирателем в данном лагере, напросившись о переводе. Связи установились хорошие. Но естественно, это все было ради собственных целей. И когда они оказались одни, то мужчина перестал играть роль жестокого нациста, немного смягчив взгляд.
– Не больно?
Он намекал на руку за которую тянул. Мальчик повёл плечом.
– Нет… Альфред, зачем ты меня позвал?
Тот задумался.
– Давай тогда не здесь.
И Зерах уже добровольно последовал за ним вплоть до части, в которой находится кухня, и где на удачу, в данное время никого не было. Те, кто должны были готовить и убираться должны будут придти в районе обеда. Большая часть кухонной утвари была отобрана у жителей ближайшей польской деревни.
– С днём Рождения, малыш.
Первое что услыша Зерах, при попадании в данное помещение. Альфред протянул ему маленькую коробочку, и тот, нерешительно, но взял её. Однако решил пока спрятать, дабы открыть в другом месте. Он вообще не ожидал поздравления, от чего пребывал в удивлении.
– Спасибо…
– На этом сюрпризы не кончились, – продолжил Гофман. – Думаю, что ты захочешь кое-кого увидеть… Отсюда будет удобнее это сделать.
Интерес возник сам по себе, после данных предложений. Зерах следовал за мужчиной, словно маленький щеночек, вплоть до забора из наэлектризованной проволоки, где на той стороне тощую, и такую же побритую, женскую фигуру. Черты лица оставались все такими же узнаваемыми, но вот огонёк в тёмных глазах окончательно погас. Мальчик бы бросился в объятья к женщине, не будь между ними проволоки.
– Има, – так он называл мать, едва ли не плача, когда застыл на мгновение. – Има! – бросился он ближе к ней. – Има… Абы больше нет. Он…
– Я знаю, милый, – хотя она и улыбалась, в голосе ощущалась эта эмоциональная разбитость. – Я знаю…
– Я так рад, что ты жива, има, – ему всё-таки удалось просунуть свою тонкую ручку к матери.
Та взяла её в свою невероятно тонкую и холодную ладонь. Другую же она сжала в кулак и хрипло закашляла. Если раньше выражение лица матери постоянно было уставшим и напряжённым, то теперь она была просто измучена всем этим заключением. Она буквально таяла на глазах. Мальчик постоянно видит вокруг себя такие лица, и уже успел привыкнуть, но когда это была мама – возникала тяжесть на душе.
– Ты получил моё кольцо?
Вдруг спросила она. Так вот, что находится в коробочке.
– Я сомневаюсь, что смогу это пережить…
Она вновь закашляла, прикрывая рот ладонью.
– Что? – сердце мальчика пропустил удар. – Има… Ты должна держатся… От пленного солдата, я слышал, что союзники разрушили железную дорогу противника. Победа может быть уже близко.
Это событие получило название «Рельсовая война», в которой был предложен план по уничтожению железных дорог одновременным массовым ударом, с целью тем самым сделать невозможным быстрое восстановление противником железнодорожных путей.
– Каждый говорит всякое, но не факт, что это может быть правдой, – возразила спокойным тоном Анаэль. – Зерах. мальчик мой, ты должен оставаться сильным. Ради нас с папой.
Она вновь закашлялась. Послышался недовольный возглас позади, со стороны женщины. Та оглянулась, но потом в последний раз посмотрела на своего сына.
– Я тебя люблю. Береги себя, мой сын…
– Има… Има подожди! – пытался окликнуть уходящую мать мальчик, из чьи глаз брызнули слезы. – Мама!
Воспоминания о том, как при выходе из поезда, его разлучили с отцом, которого он больше никогда не сможет увидеть, ещё были свежи, и пульсировали болезненной раной. Ночь. Холод. Лающие собаки и орущие в полумраке, озаренным лишь редким светом прожекторов, с места охраны, нацисты. И он, что пытался вырваться и побежать к отцу, надрывал глотку в крике. Теперь аналогичное происходило и с матерью.
– Мама!
Он почувствовал, как сердце сжалось в груди, но не мог угомониться. Внутри закипало нечто большее, чем страх – это была ярость, в которой смешивались потеря и надежда. Он прижал ладонь к проволоке, словно мог преодолеть преграду, если сильно постарается. На другой стороне, стараясь сохранить самообладание, она снова засмеялась.
– Я вернусь, Зерах. Обещаю. Ты должен ждать. Ты должен быть смелым, как твой отец. Он бы гордился тобой.
Он просто кивнул, сжимая зубы, чтобы не разрыдаться. Мама всегда знала, что сказать, чтобы утешить. Но в глубине души он понимал, что эти слова лишь временная пелена на его ранах. Взгляд его блуждал по шершавой поверхности проволоки. Он хотел закричать, закричать так, чтобы весь мир услышал их горечь.
Глава 4
Сентябрь 1976
– Ну и долго мне тебя ожидать?!
Взрослая женщина тридцати лет в деловом костюме, и короткими каштановыми волосами, как могла торопила свою дочь. Если Люси Рид когда-то и бывала дома, то либо для того, чтобы отойти ко сну, либо чтобы почитать новые нотации для дочери. Или, как сейчас, контролировать её действия при выборе правильной одежды.
– Я не виновата, что ты взяла платье не по моему размеру, Люси! – недовольный возглас из комнаты Вирджинии, говорил о том, что она отчаянно пыталась застегнуть тёмно-зелёное платье до колен.
– Меньше надо было есть всякую дрянь!
– Тот же вопрос про тебя, при отношении с любовниками…
– Что? Что ты там сказала?
– Старость не радость, матушка, да?
– Ты ещё поерничай мне тут! Сама таскаешься везде, и ешь всякую дрянь!
– Ну так будь хорошей матерью хотя бы раз в жизни, и приготовь что-нибудь!
– Не маленькая. Самой пора.
Звук молнии.
– О, застегнулось.
– Слава Богу. А то мы уже опаздываем.
– Я, кстати, пригласила своих друзей. Надеюсь, что никаких возражений по данному поводу не будет.
Вирджиния взяла из комнаты, и взяла предложенный матерью клатч. Попутно выдержав небольшое пристукивание по спине, дабы та не горбатилась. Оставаясь в нейтральных отношениях, они обе сели в машину, в которой пол пути звучала «Богемская рапсодия». Данная песня, а в особенности группа, сейчас на пике своей популярности. Вирдж нравилась музыка, да. Но ей не нравилось уже все слишком заезженное, ибо сразу терялся весь интерес.
Когда они подъехали к огромному зданию с белоснежными колоннами, Вирджиния хмыкнула. Роскошное празднество. Как же без него.
Величественный общий зал был искусно оформлен, создавая атмосферу изысканного уюта. Высокие потолки, украшенные лепниной и хрустальными люстрами, излучали мягкий свет, который нежно подчёркивал золотистые и пурпурные акценты интерьера. Гладкие мраморные полы отражали игру света, словно приглашая гостей погрузиться в этот мир роскоши.
В самом центре зала располагались элегантные столы, устланные белоснежными скатертями и изысканными кристальными столовыми приборами. Цветочные композиции из редких орхидей и экзотических растений приносили свежесть и аромат, создавая гармоничное единство с великолепием помещения.
Гости в вечерних нарядах и смокингах уверенно перемещались по залу, наполняя его живыми разговорами и искренним смехом. Музыка, исполняемая струнным квартетом, создавала незабываемый фон для увлекательных бесед и обмена любезностями. В каждом уголке ощущалась энергия, обещающая незабываемую ночь, полную общения, искусства и изысканного мира светской жизни.
– Меня сейчас вырвет, – констатировала, с каменным лицом, Вирдж.
Первым, кого она заметила среди гостей, был Дэйв, который вёл за собой Холли. Нежные и розовые цвета – таковой всегда была последняя, дочь киноактрисы и бухгалтера, вне зависимости от мероприятия. А где-то у столиков уже обедал Джек, которому не важно где находится, лишь бы там была бесплатная еда.
– Подруга, ну как Голливуд? – после объятий, спросила Вирдж, у одной из её друзей. – Стала знаменитостью? А то мало ли, общаюсь с будущей звездой…
– Брось. Я играла лишь фоновую роль, однажды. В пять лет, – скромно улыбнулась Холли, а после лукаво прошептала. – Джек что-то про меня спрашивал?
– А что, он тебе интересен? – так же лукаво улыбнулась Вирджиния.
– У девушек должны быть свои принципы. А значит, он сам должен меня добиваться, раз он у нас мужчина, – неопределённо, но хихикнув, заключила Холли. – Кстати, Ирма ещё не приходила?
– Ты же в курсе, что она не любит подобные мероприятия.
Она приглашала её, но та отказывалась.
– Как смотришь на то, чтобы на выходных сходить в кино? Недавно вышел фильм «Причастие». Страшный ужастик, говорят.
– Было бы славно
Сама же Вирджиния высматривала последнего приглашённого. Он скромно стоял в сторонке, а потом неловко улыбнулся и, чуть помахал, когда его заметили. Вирджиния подошла к нему, взяла за руку и потянула за собой, под вопросительные взгляды её друзей. Ее мать уже выпила в компании двух других богатых снобов, когда её дочь, и незнакомый взрослый мужчина подошли к ней.
– Мам, знакомься – мой парень Зерах.
У всех была разная реакция на подобное признание: два сноба искали выпавшие, у одного из которых явно вставные уже, челюсти; Люси обрызгала шампанским одного из них, покуда глаза её стали равны размеру футбольного мяча; а Зерах, по реакции, был где-то между ними, окаменев и проглотив свой язык. Добивал их и лёгкий поцелуй, которым молодая девушка наградила мужчину. Люси пыталась что-то возразить по данному поводу, но выдавала лишь нечленораздельные звуки, но Вирджиния самодовольно улыбнулась, и беря мужчину под руку, стала удаляться с ним от компании.
– Так… Это сейчас что было? – недоумевал сам Зерах, пока его спутница едва ли не задыхалась от смеха, в попытках его удержать.
– Прости. Это дабы Люси позлить.
Утолить своё любопытство решили и друзья девушки, налетевшие как коршуны на добычу.
– Кто это? Ну ты даёшь, конечно.. .– присвистнул Джек.
– А… Это разве не помощник мистера Уильямса? – прищурился Дэйв.
– Ох, подруга, не знала, что тебя потянуло на более зрелые плоды, – усмехнулась Холли, оценивающе разглядывая смущающегося мужчину. – Хотя признаю, симпатичный…
– Наши отношения сугубо товарищеско-деловые, особенно когда он теперь работает у нас в школе, – проговорила самодовольно Вирджиния. – Ведь я теперь без проблем смогу отсутствовать на уроках, так ведь?
– Нет, – твердо отрезал Зерах.
– Пригрела змею на груди, – пробурчала недовольно Вирдж.
Время текло незаметно. Пока старшее поколение занималось своими светскими делами, молодёжь веселилась, смеялась и позволяла себе пару бокальчиков игристого. Все шло идеально, и даже Зерах позволил себе немного расслабиться, соизволив потом выйти и подышать свежим воздухом. Весёлый настрой продолжался до тех пор, пока Дэйв, поскользнувшись, не схватился за один из флагов, весящих на стенах,и не сорвал его, обнажив под ним совершенно другой флаг.
Вроде и флаг Америки, но с красными и чёрными треугольниками сверху и снизу. А так же увидел то, от чего моментально начал трезветь, приходя в состояние шока.
– Вирдж! Вирджиния!
Он нашёл её там же, где и двух других друзей.
– Дэйв? Что случилось? – она заметила на его лице беспокоиство.
– Ребят… Кажется мы угодили на нацистскую вечеринку. Под флагами спрятано кое что другое.
– О Боже…
В этот момент и она впала в ступор, осознавая, что наделала. Она попала в улей с осами, которые в отношении не таких как чистокровные белые жители, будут куда опаснее обычных насекомых. И она привела сюда того, кого они смогут разорвать при большом желании и малых свидетелях. Она бросилась на поиски Зераха, бегая с места на место.
– Вирдж?
– Ребята, нам нужно найти Зераха. Он же еврей, а тут это все…
Как повезло, что она быстро его обнаружила, заходящего внутрь со внутренней стороны двора. Она, с тревогой на лице, быстро подходила к нему, когда внезапно на балконе, куда вели две лестницы, показалась Ирма, облитая красной краской и с плакатом, где был перечёркнутый знак нацистов.
– Убийцы! Вы все здесь убийцы! – заявила она с такой яростью, которая удивила даже её друзей. – Я знаю кто вы, и вы потомки тех, кто массово убивал людей! Вы пируете, танцуете, и просто стоите в их крови! – она сорвала со стены позади себя флаг, тем самым открывая истинный – «Национал-социлистического движения». – Вы – нацисты! Каждый из вас!
Кто-то шокировано ахнул от таких заявлений. Зерах смотрел на это с широко раскрытыми глазами, а потом перевёл взгляд на Вирджинию, которой хотелось отрицать свою причастность к этому. В ушах зазвенело, а сердце начало биться чаще, от чего дышать стало труднее. Когда он отступал назад, все перед глазами плыло и смешивалось. Он как можно быстрее старался уйти отсюда, пока перед глазами всплывали плохие ассоциации: зал заливался кровью, в которую он наступал, слышались крики и стоны узников и звучала немецкая весёлая музыка, от чего пришлось зажать уши ладонями. Он уже был близок к выходу, когда перед глазами стало темнеть.
– Человеку плохо!
Слышал он где-то в отдалении…
Вирджинию переполняли эмоции. Причём не самые положительные. Но в первую очередь она была зла. Зла на свою мать.
– Как тебе вообще совести хватило?! Ты работаешь с нацистами!
– Они такие же клиенты, Вирджиния! Приходится работать и на такой род людей, что очень хорошо платит.
– Ах, то есть деньгами можно откупиться от совести! Класс! Спасибо, что помогла мне это понять, «мамуля»! Ненавижу тебя!
Это все стало очередным поводом для ссоры между матерью и дочерью. И явно теперь точно не на пустом месте. Ибо очередной бизнес-партнер её матери принадлежал к «Национал-социалистическому движению». Национал-социалистическое движение в США, известное также как Американская нацистская партия, возникло в первой половине двадцатого века, в контексте глобальных социальных и политических потрясений. Идеология движения, основанная на принципах расового превосходства и антисемитизма, находила отклик у небольших групп, обеспокоенных экономическими и культурными изменениями. В 1960-е и 70-е годы движение приобрело новую активность, пытаясь адаптироваться к современным условиям и привлечь внимание к своим взглядом через различные формы агитации.
Судя по некоторым флагам на стенах, это было устроенное именно для них мероприятие. Но их все прикрыли на случай попадания представителей закона.
Зерах обнаружил Вирджинию на балконе, когда окончательно пришёл в себя, отказываясь от посторонней помощи.
– Я не знала, с кем работает моя мать, – понимая, что это он, оправдывалась Вирджиния.
– Все впорядке. – говорил мужчина.
– Я и подумать не могла, что она докатится до такого! – а потом, выдохнув, она обняла свои собственные плечи. – Хотя о чем это я? Я тоже, однозначно, не хороший человек....
– И почему ты так решила? – спросил Зерах, подойдя ближе.
– А хорошие люди желают смерти своим родителям, какими бы мразями те ни были? – на данное заявление мужчина промолчал. – Вот. К тому же, это было, с моей стороны, мерзко приглашать тебя сюда. К тем, кто буквально вас уничтожал.
– Эй, ты не знала, – говоря мягким тоном голоса, он повернул девушку к себе. – Ясно? Уже здесь ты не должна себя считать плохой. Да и… Я сомневаюсь, что твоя мать пошла на это по своей воле. Порой обстоятельства вынуждают поступать так, как тебе этого не хочется. Даже если поступать плохо.
Зерах немного помолчал, его взгляд скользнул по звёздному небу.
– Мы все делаем выбор, – наконец сказал он. – Но бывает, что выбор не по нашей воле. Даже твоя мать, возможно, жертвует собой, чтобы выжить. Это не оправдывает её, но объясняет.
Вирджиния почувствовала, как её сердце немного оттаяло. Может, мир не так прост, как она всегда считала? Может, у них у всех есть свои демоны, и не каждый способен с ними справиться?
***
Октябрь 1940 – Июль 1943
Что значит быть хорошим человеком?
Этот вопрос может задавать себе каждый. И Альфред Гофман тоже не является исключением в данном вопросе.
Быть хорошим человеком – значит не только следовать моральным нормам, но и стремиться к внутреннему состраданию и пониманию. Это означает проявлять заботу о других, быть готовым прийти на помощь, когда это необходимо, и уметь слушать, а не просто слышать. Хороший человек не ищет выгоды в своих поступках, он действует из чистоты сердца, понимая, что каждый его шаг может повлиять на судьбы окружающих. Это умение прощать и принимать, даже когда это сложно. Это стремление быть честным, даже если правда может навредить.
Быть хорошим человеком – значит учиться на своих ошибках, признавая свою уязвимость и открытость. Это постоянный путь самосовершенствования, в котором важно сохранять верность своим принципам, даже когда мир вокруг меняется. Каждый акт доброты, даже самый малый, добавляет света в этот мир. Быть хорошим человеком – это не статус, а живой процесс, который отражает нашу искреннюю человечность.
В каждом из нас сосредоточены как плохие, так и хорошие стороны. Порой внутренний конфликт приводит к глубоким раздумьям о том, что означает эта формулировка «хороший».
Мы часто идеализируем понятие «хорошести». ассоциируя его с бескорыстием, милосердием и готовностью придти на помощь. Но что ели добрые намерения приводят к нежелательным последствиям? В таком случае, можно ли считать человека хорошим, если его действия причиняют страдания другим? Альфред считает, что тёмная сторона – это не всегда зло, а порой защита собственных интересов или отстаивание принципов.
– Альфи, милый, подойти сюда.
Это было ещё до того, как людей стали десятками отправлять на тяжёлые работы с невыносимыми условиями. Женщина почтенного возраста в дорогом золотом, сверкающем платье с мехами на плечах, пока светловолосую голову украшали перья, подозвала статного мужчину, завидного жениха, и своего сына, к себе. Госпожа Урсула Гофман с самого начала возлагала большие надежды на собственное чадо, стараясь всеми силами оградить его от общения с «неарийцами». Однако и тут она смогла просчитаться.
– Матушка, ты что-то хотела? – заложив руки за спину, Альфред подошёл к ней
Естественно, прерывая беседы с собравшимися на вечере гостями.
– Ох, дорогой, какой же ты красивый в этой парадной форме, – свободной об бокала рукой, Урсула взяла его под локоть. – Ты же помнишь семью Шефер, милый? Карин очень милая девушка, и давно мечтает с тобой познакомится поближе…
– Матушка, я же говорил по этому поводу, что сейчас брак мне не нужен, – выдохнул, понимая, к чему идёт данный разговор, Альфред. – Может после войны…
– А может ему по душе больше русские девицы? Говорят, они больше способны рожать, – вмешался в разговор отец семейства, Клаус, смеясь.
Альфред поше в него внешне больше, чем он думал, за исключением усов.
– Отец.
Разговоры о женитьбе всплывали раз в несколько месяцев, которые Альфред проводил в доме своих родителей. Но вот к девушкам интереса он никогда не проявлял. Впрочем, как и к политической и светской жизни. Однако если ты попал в нацистское окружение, пусть и без собственной воли, то выбора то у тебя и не должно быть. Играй порученную роль, чтобы однажды не оказаться среди тех, кого гонят.
С не самым заинтересованным видом, он слушал, как некоторые собравшиеся вокруг последователя фюрера, открыто выражают своё одобрение к идее о чистоте нации. Его отец был тоже там и охотно помогал с производством оружия для противостояния с врагами Рейха. Потом Альфред взглянул на портрет самого лидера нацистского движения, который его родители демонстративно повесили на самое видное место. Конечно, жизнь немцев значительно улучшилась с приходом к власти данного человека. Но этого нельзя сказать о жителях других стран. Альфред это понимал. И, пока никто не видел, пририсовал фюреру большой нос, ещё более пышные, но закруглённые усы, пиратскую повязку и приписал оскорбительную надпись. И это все с помощью раздавленной чёрной икры и соусов. Довольный своей работой, он направился к гостям.
Он не смотрел на официанта, пока брал бокал шампанского, в тот момент, когда к нему подошла его мать, так же взявшая бокал.
– Все проходит просто чудесно… Кстати, у нас новая обслуга, – женщина улыбалась, но в этой улыбке не было ничего хорошо. Она скрывала самодовольство и превосходство.