Алекс Ро
Желтая звездочка
Альфред это понял, когда увидел в качестве прислуги Натана и опешил.
– Надеюсь Вы довольны, госпожа Гофман? – любезно улыбнулся прислуживающий еврей, не смотря на то, что прекрасно понимал своё положение.
– Знай своё место, еврей. Кроме нас, тебе за работу больше никто не заплатит…
Он лишь поклонился, ненадолго пересекаясь взглядом с Альфредом, а потом отправился дальше обслуживать гостей. Тот кто раньше был гостем в этом доме теперь едва ли не раб. Правда пока оплачиваемый.
– Ты ведь специально его сюда позвала, не так ли? – с подозрением взглянул он на свою мать, что лишь невинно хихикнула.
– Просто я хочу, чтобы ты понимал что к чему идёт: ты – истинный ариец, – Урсула поправляла галстук сына, не отводя взгляда от его глаз. – С превосходной генетикой и блестящим будущим. А он, – она указала взглядом на блуждающего по помещению Натана. – Представитель низшей расы, которую постепенно от нас ограждают. Паразиты, виновные во всех наших бедах.
– Как то, что человек еврей, может быть причиной наших бед? – нахмурившись, не впервые задал данный вопрос мужчина. – Может быть дело в правительстве?
– Осторожнее, Альфи, – она потуже затянула галстук, пока тон её голоса приобретал стальные нотки. – Не решай нашу семью перспективного наследника.
– Придётся терпеть меня такого, – ощутив небольшое удушение, он убрал руки матери от своего галстука. – Староваты Вы стали для нового наследника, матушка.
Они пилили друг друга взглядами, пока их не привлекло внимание другое событие: один из гостей взял бокал шампанского с подноса и выплеснул его в лицо Натана, обсыпав ругательствами. Альфред хотел сорваться с места и вступится за друга, но не смог. Одно дело – ходить по тонкому льду во время спора с матерью, где она все равно окажется победителем, а другое – пойти против влиятельных соратников. Потому он молча стоял и смотрел на то, как пьяного мужчину успокаивают другие, а Натан приносит свои извинения.
Уже только оставшись наедине, Гофман принёс то, чем можно вытереть лицо.
– Я конечно хотел попробовать дорогой алкоголь, но не таким же способом, – усмехался Нат, вытирая лицо.
– Ты ещё и извинялся перед этой свиньёй… – пробурчал недовольно Альфред.– Я бы на твоём месте точно ему бы врезал.
– Насилием проблемы не решишь, а лишь заработаешь их, мой друг.
– Иногда от твоей оптимизма аж тошно становится.
– Я тоже тебя люблю, Альф.
Но тот ничего не ответил. Они стояли на улице, смотря на ночное небо. Многие гости к тому времени уже начинали расходится. Стоял тёплый июнь.
– Как думаешь, война скоро закончится? – вдруг решил спросить Натан.
– Без понятия… Отец рассказывал, что уже захватили Данию, Норвегию, Бельгию, Нидерланды, Люксембург и нанесли поражение Франции. А в планах у фюрера давно уже Советский союз.
Натан фыркнул.
– Ну удачи им…
– Ты так веришь, что они смог победить? Рейх лишь за несколько месяцев захватил практически всю Европу, – напомнил Альфред, недоумевая насчёт уверенности друга.
– Ты их размер страны на карте видел? Там больше людей, да и там есть горы, а в горах сложнее веси боевые действия.
У него имелся небольшой военный опыт, учитывая что оба служили. Но вот после нескольких военных операций, Натан никогда больше не пожелает взять в руки оружия и кого-то убить.
– Ну посмотрим.... – выдохнул Альфред, понимая, что с ним спорить бесполезно.
– И всё-таки я не понимаю его в этом плане, – продолжил Натан. – Нездоровая одержимость целями никогда не приводит к счастливому концу. Зато оставляет за собой вереницу страданий, покалеченных чужих душ, или реки пролитой крови…
Альфред на это ничего не ответил. Лишь призадумался.
– Кстати, красиво оформил портрет фюрера. Изысканно.
– Я просто разбираюсь в искусстве.
В этот момент оба друга подавились смешками, понимая, что лучше будет не привлекать к себе лишнего внимания.
Каждый сталкивается с выбором, который может порой затмить внутренний свет. Быть хорошим человеком – значит принимать собственные недостатки, не отстраняться от своей мрачной сущности, а принимать их как часть целого.
И Альфред принимал. Первое время. Пока все не скатилось к чистому безумию…
Мужчин, женщин, стариков и детей гестапо выгоняли из их домов и насильно тащили в сторону грузовиков, куда впоследствии должны будут погружать. Альфред оказался здесь по воле судьбы, так как должен контролировать весь процесс. Дети плакали на руках у таких же испуганных матерей, а тех, кто пытался сбежать, пристрелили на месте. Такое отношение и радикальные методы шокировали мужчину.
– Доложите о том, что происходит, – задал он вопрос рядовому.
– Мы ликвидируем это гетто. Поступил новый приказ по «окончательному вопросу».
Это напрягло Гофмана.
– Поясните, что вы имели ввиду…
– Фельдфебель, гер, вам не присылали данные? Командование дало приказ ликвидировать данное гетто и отправить всех евреев на вокзалы.
Мест в грузовиках не хватило на всех. Вместо того, чтобы попросить прислать ещё, в голову гестаповцам пришла идея получше: загнать оставшихся евреев в местную синагогу, запереть их там и поджечь её. Предсмертные, жуткие крики пробирали Гофмана до самых костей. А он опять ничего не сделал, чтобы это предотвратить. Хотя у него теперь есть полномочия, но видимо не достаточные, раз в этот же день он настоял о переводе в гестапо. Какое-то время, он делал все, что в его силах, дабы спасти от депортации хотя бы маленьких детей, которых разрешал прятать у друзей неевреев.
Когда пришли списки очередных арестантов, то в тот день Альфред едва не перестал дышать. В списке были все те, чьи документы он подделывал и тем самым позволял скрываться. Включая семью Ривманов, которых ему и поручили арестовать. Прямо ирония судьбы. Первоначально, он предупреждал их, чтобы они покинули город в течение двух недель, но, опять же, по странным стечением обстоятельств, у них это не вышло. Тогда он потребовал, в большей степени благодаря связям его отца, о переводе его на другое место работы – концентрационный лагерь Аушвиц-Биркенау.
Сидя среди пировавших сослуживцев, Альфред смотрел на свой бокал вина, а потом в направлении окна, за которым была тьма, но все равно можно было разглядеть голодающих и измученных узников, бродящих словно ожившие мертвецы в поисках съестного. У работников с каждым днём рождались все больше и больше способов замучить бедных людей до смерти: как например вчера несколько человек стояло на шипах, пронзающих кожу до костей, на их ступнях. И этим все не ограничилось, так как они должны были стоять так целые сутки, а кто упадёт – пристрелят, считая не годными для работы. Он видел, как измождённые узники из последних сил везли детские обнажённые трупы в направлении вырытой ямы. Как узники дрались между собой, валяясь на земле, словно животное, за брошенный охранником кусочек хлеба, что так и никому не достанется.
Гофман часто лицезрел ужасные вещи, но либо молчал, либо помогал коллегам. А сейчас эти изголодавшие бедные люди бродят по лагерю, пока они здесь пируют, громко слушая музыку и смеясь.
Не так давно, Альфреду удалось вынести один эклер для маленького мальчика, с чьим отцом он когда-то был лучшими друзьями. И которому обещал спасать самого мальчика от смерти. Да и сам мужчина понимал, что этот ребёнок слишком невинен для всего этого кошмара. Вместо того, чтобы съесть эклер, он отдал его другому голодающему заключённому, а именно женщине из «Канады», когда они случайно пересеклись.
За окном были узники, но и внутри тоже. Альфред тоже ощущал себя узником.
Узником своей роли чудовища.
– Я слышал, господа, что сегодня началось наше наступление на Курской дуге, – доложил один из высокопоставленных чинов. – Было принято назвать операцию «Цитадель».
– Русские часто дают отпор. Но надолго ли? – усмехнулся другой.
– Не стоит сомневаться, уважаемый, что победа будет за фюрером, – заключил, как отрезал, третий.
– Доброго вечера, господа.
В проёме помещения показался человек. Высокий и широкоплечий. Из под тёмного цилиндра видно пару тёмных, с сединой, кудрявых волос. Череп вытянутый, скулы островатые, нос идеальной формы. Глаз не было видно, так как они скрыты за чермными, круглыми очками. Крепкий, статный мужчина неопределённого возраста, в дорогом тёмном пальто, что закреплено на груди пуговицей в виде золотой звезды. А его шею обвивала тёмная змея. Альфреду от чего-то стало не по себе, когда этот человек улыбнулся, прошёл, и сел недалеко от него. Тем более от него пахло серой и гниющей плотью.
– А-а-а, господин Тейфул, какая честь, что Вы решили сегодня нас почтить.
Видимо его тут все знали, раз даже комендант начал блеять словно овечка, и никого больше не напряг столь неожиданный визит.
– Ну как, мои прогнозы на эти два года оказались верны? – спокойно поинтересовался господин, смотря на коменданта лагеря.
– Да, сэр.
Тот, удовлетворительно кивнув, достал коробку с сигарами и выудив одну, снова посмотрел на коменданта.
– Вы всем довольны, уважаемый комендант?
– Да, господин…
Тейфул, как его назвали в данном окружении, даже не используя спички или зажигалку, от коей, предложенной, молча отказался, зажёг сигару и медленно, невозмутимо закурил, положив ногу на ногу, и откинувшись на стуле. И только Альфред был удивлён тому, что увидел. Выпустив кольцо дыма, тем самым держа тишину больше полутора минут, он вдруг заговорил:
– Через двадцать дней свергнут Муссолини. А в октябре Италия объявит войну бывшему союзнику, то есть Нацистской Германии.
Вытянутые и побледневшие лица были обращены в сторону гостя. Его забавляла подобная реакция от тех, кто слишком много о себе возомнил. И только Альфред еще прибывал в недоумении.
– Что с лицами, господа? Всему рано или поздно приходит конец, даже войне.
– Откуда у Вас подобные сведения?
– Я знаю многое, господин Гофман, – на этом моменте, мужчине казалось, что его прожигают взглядом насквозь. А мерзкая ухмылка была словно подтверждением. – Я много знаю…
По спине Гофмана пробежали мурашки, а в горле застрял ком. Протянутые им последние слова имели истину: он может знать о его маленьком секрете, но почему-то ещё не говорить.
– Значит… Мы проиграем? – прерывая тишину, спросил один из персонала.
– Выиграете ли вы или проиграете – это будет точно известно на второй месяц зимы, через год, господа.
Гость затушил сигару о собственный большой палец, при этом оставаясь невозмутимым, и кидая последний взгляд на Альфреда, двинулся к выходу, оставляя людей шептаться в раздумьях. А один подчинённый думал над его словами, что были обращены в его сторону. А вдруг кто-то ещё может знать? Пострадать в первую очередь может невинный ребёнок.
Следующим утром Альфред забрал Зераха с работ и повёл за собой.
– Альфред, что происходит?
Но он не ответил до самых ворот, наконец останавливаясь. Как раз в этот момент прибыли поезда с новыми заключёнными.
– Значит так, – начал говорить невозмутимо мужчина, присев к мальчику на одно колено. – Сейчас тебе надо бежать. Смешаешься с толпой и запрыгнешь в поезд, что идёт до Берлина. В поезде переодеваешься, чтобы звезды не было видно.
– Но… Но куда я пойду? Что мне тогда делать? – напуган был мальчик.
– Ищи улицу под названием Бернауэр-Штрассе.22. Там, на данный момент, живёт моя бабушка, – ответил мужчина.
– Но если она узнает, что я еврей? – опасался Зерах. – Что если меня найдут?
– Не найдут. И она… Она против всего, что творит фюрер.
Он помнил тот день, когда из-за выбора его и родителей, бабушка отреклась от них. Но даже если внука она теперь считает монстром, то помочь маленькому еврею всегда будет рада.
– Ну все, тебе пора.
– А что будет с тобой?
Альфред лишь улыбнулся.
– Ты так похож на своего отца.
Мальчик вдруг обнял его за шею, тем самым напоследок заключая в объятья. Гофман опешил, но потом прижал к себе мальчика, прикрывая глаза. На фоне раздавался лай собак и слышались яростные приказы. Зерах пустился бежать в сторону поезда, как просил его Альфред, но его схватил за руку солдат. План был под угрозой разрушения, и тогда Альфред без раздумий извлёк пистолет и выстрелил в руку своего сослуживца, тем самым спасая еврейского ребёнка. Этим поступком, он окончательно выбрал сторону, и подписал себе смертный приговор.
Его притащили к коменданту лагеря, поставив на колени. Из разбитого по подбородку текла кровь. Волосы были растрёпаны, а губа так же кровоточила. Правый глаз заплыл.
– Ты правда думал, что за предательство себе подобных тебе ничего не будет?
Однако тот засмеялся, не сводя своего заплывшего взгляда с коменданта, что схватил его за волосы, и потянул, поднимая лицо вверх.
– Я никогда не буду такой тварью. Мальчишка был не первым, кому я помогал. Я подделывал документы десяткам евреев, я помог сбежать ещё нескольким. Но вы никогда их не найдёте. Никто из вас. Ибо эту информацию я унесу с собой в могилу.
Коменданта лишь хмыкнул, отпуская его. И дал приказ другим.
– Чтоб этот сученок к вечеру был мёртв.
Основная истина в том, что сущность человека не укладывается в рамки «хороший» или «плохой». И только тот, кто способен узреть человеческую природу, в этом запутанном паутиной мире, может осознать, что даже плохие люди могут носить в себе крупицу добра.
Альфред с детства помогал бабушке всем, чем только мог. Он слушался родителей во всем. Он никогда не отказывал людям в помощи. Однако сложные ситуации в жизни, например больной отец, вынудили его шагнуть в сторону зла. Но он смог осознать что это не выход, только жаль, что слишком поздно.
И стоя, избитым, перед его бывшими соратниками, с заведёнными за спину руками, он улыбался, понимая, что хоть кого-то ему удалось спасти. Хоть что-то наконец сделать правильно, пусть это и стоило ему жизни. Он закрыл глаза. Прозвучала череда выстрелов.
Глава 5
Сентябрь 1976
Зерах встретил Вирджинию на пороге своего дома. Причём не только её, но и сумку с вещами, и не пропустить внутрь столь обозлённую на мир юную особу было бы приравнено к подписанию смертного приговора.
– Отныне я живу у тебя, – заявила она.
– Не помню, чтобы принимал беженцев, – хмыкнул мужчина, держа в руках кружку с водой, и даже ещё находясь в сиреневом щелковом халате.
– Шло притеснение. Я думаю, поймёшь, что пришлось капитулировать.
– Ну и?
– Я не могу больше жить с этой женщиной.
– Говоришь прям как мой приёмный брат после третьего развода с одной и той же женщиной.
– Я сейчас серьёзно!
– А я тут тебе комик? Почему бы тебе просто не поговорить с матерью, без криков, взаимных оскорблений, выслушивая каждую сторону, и ведя тем самым себя как взрослые люди, а не две пятилетки?
– Ты вообще на чьей стороне?
– Здравого смысла.
– Так, во-первых – она невыносимая гарпия, – Вирджиния все таки прошла внутрь, смотря умоляюще на мужчину. – А во-вторых, ты единственный, из моего окружения, чьего места жительства она не знает.
Зерах выдохнул.
– Все равно эта затея мне кажется неудачной, – настаивал он на своём, но выгонять на улицу бедную девушку было бы слишком жестоко с его стороны.
– Ты в моем возрасте вообще из дома не сбегал? – но увидев лишь хмурое выражение лица, лишь выдохнула, понимая, что ответ понятен. – Ладно, проехали, прилежный мальчик. Нам ещё завтра в школу: мне на занятия, а тебе помогать мистеру Уильямсу.
– Не знаю почему, но он меня напрягает, – подметил, нервно смеясь Зерах.
– Австрийские флэшбеки? – усмехнулась Вирдж, попутно начиная понимать, чем можно задеть, а чем нет. – В те дни, когда он делает зачёс на бок, есть что-то похожее.
– Усатые мужики злые.
Вирдж посмеялась, но сама не поняла, что именно в этом её рассмешило. Проходя в гостиную, она вдруг заметила на диване книжку. Любопытство взяло в этот момент вверх, от чего она, и перевалившись через подлокотник, дотянулась до книги.
– «Леди Джен, или голубая цапля»? Серьёзно? – она глянула на Зераха. – Это разве не детская книжка?
– Я любил читать её в детстве, и вот спустя тридцать с лишним лет вновь на неё наткнулся, – с небольшой улыбкой ответил Зерах, и присев рядом с девушкой, взял книгу из её рук, перелистывая. – В ней рассказывается о девочке Джен, что волей судьбы остаётся сиротой, и она попадает в чужие края, к плохим людям. Но именно там она находит единственного друга – голубую цаплю Тони… Она, хотя бы, напоминает о времени, когда того кошмара ещё не было.
Интересно, как мало человеку необходимо для счастья. Иногда маленькое счастье проявляется в простых мелочах: уютные вечера за чтением книги, смех друзей, неожиданно полученное сообщение от человека, который дорог. Такие мгновения напоминают нам, что жизнь состоит из мелочей, и каждую из них стоить ценить.
Даже если несчастья затягивают в водоворот, нужно найти любую лазейку, любой комочек света, чтобы выбраться, и обрести своё счастье.
Зерах вдруг хлопнул в ладоши, тем самым выводя Вирджиния из мыслей, позитивно улыбаясь. Хотя глаза до сих пор были пустыми и холодными.
– Ладно. Ты голодна, может?
***
Странная, всё-таки, штука – жизнь. Вот сидишь пьёшь чай со своим новым, хоть и более взрослым другом, точнее он пьёт просто воду с сахаром, а через пару часов, ты неожиданно оказываешься на волос от смерти. В такие моменты, ты начинаешь ценить свою жизнь ещё больше. Ведь второго шанса может и не быть…
Это случилось ближе к одиннадцати часов дня. Ученики, тринадцать ребят, слушали учителя, пока его помощник сидел за столом и отвечал за документацию. Ничего не предвещало беды. Но когда стрелка оказалась на без десяти двенадцать, за пятнадцать минут до обеденного перерыва, в коридоре послышались крики учеников и звуки выстрелов, а в сам кабинет ворвались два вооружённых парня в чёрной одежде. А крики и стрельба в коридоре утихли через пол минуты. Никто не успел вовремя среагировать и понять, что происходит.
– Ни с места.
Приказал один из них, что начал обходить класс от одного конца до другого. Время вдруг перестало существовать. Ни Вирджиния, ни кто-либо ещё не понимал, что происходит, но выполняли приказ. Тот кто с красной банданой, обмотанной вокруг головы, по видимому главный, посмотрел на взрослую часть заложников.
– Кто из вас учитель?
– Я, – прежде чем оцепеневший от паники и ужаса мистер Уильямс открыл рот, послышался спокойный и собранный голос Зераха. – Можете объяснить, в чем дело?
На него направили автомат, заставляя женскую часть класса охнуть, а мужчина, соблюдая хладнокровие, медленно поднял ладони к верху. Рукава немного задрались, от чего едва можно было различить номер «12364». Но почти стёрся, со временем, но навсегда был вырезан на коже острой чернильницей. Удивленный захватчик опустил оружие.
– Так ты бывший узник? Ты такой же, как мы…
– Я ничего не имею общего в убийцами, как вы, – твердо заверил Ривман, опуская руки, но не сводя своего взора с преступника.
– Ты называешь убийцами нас, когда здесь учатся некоторые ученики последователей истинных убийц с символикой на плечах? Я не еврей, но им был мой отец Петер.
Зерах дёрнулся, припоминая это имя.
– Я знал как минимум двух Петеров.
Мужчина с красной банданой промолчал. Но не долго.
– Ты можешь убраться отсюда..
– Нет. Я не оставлю детей, – неожиданно ответил на это тот. – Дети не должны нести ответственности за грехи родителей.
– Не испытывай моё терпение, учитель, – уже более жёстко отозвался «бандана». – Тогда иди и сядь с ними, раз хочешь быть предателем.
– Может я и предаю вас, но я никогда не предам себя.
Зерах действительно больше не стал испытывать их терпение, а просто прошёл по классу, и сел ближе к Вирджинии, её друзьям, и настоящему учителю. С этого момента, они стали заложниками.
Время тянулось очень медленно. У учеников чувство страха стало настолько сильным, что те по одному проситься в туалет. Им удалось убедить их разрешить лишь одному человеку в полтора часа. Напротив школы собрались полиция, репортёры и обеспокоенные случившимся родители учеников. Сквозь створу в шторах, это заметил помощник бандановца: пухлый, с азиатскими чертами лица, которые можно было рассмотреть, не смотря на закрытую маской половину лица. Он сообщил главному об этом.
– Ты, учитель, – он указал в сторону Зераха, и тот послушно встал, и без лишних слов подошёл к человеку с оружием за спиной. – Отнеси вот эту записку репортёрам. И если через пол часа не вернёшься – я возьму одного из этих мелких выродков, прострелю бошку, и выкину в окно, как предупреждение.
– Не беспокойся. Я вернусь.
Он это сказал, скорее, Вирджинии, краем глаза замечая эту тревогу на лице.
За время, проведённое с подобными людьми, он точно усвоил одно правило – слушаться. Можно и нужно оставаться спокойным, но не переходить границы дозволенного. Потому, беря записку, Зерах покинул класс, начиная идти по коридору, заодно обследуя обстановку. В коридоре лежало уже четверо человек, пульс которых мужчина решил проверить, приложив два пальца к шее. Трое однозначно были мертвы, а вот один, точнее одна, была ещё жива, тихо постанывая от боли. Два ранения, в бок и левое плечо, и это чудо, что пули смогли угодить именно так.
Зерах вновь осмотрелся. Тут должен быть ещё один стрелок, судя по обстановке. И он обнаружен был в соседнем кабинете, однако он находился, на удачу, в слепой зоне: кабинет расположен так, что двери выходят к лестничному пролёту. Значит нужно искать другой выход. Зерах помог подняться раненой, перекинув её руку себе через затылок, и повёл в другую сторону от данной лестницы.
– Все нормально. Просто скажи, где ещё тут лестница, – прошептал мужчина.
– По коридору… И на лево, – слабым голосом ответила та.
– Я тебя узнал. Ты была тогда на вечере, держа плакат, – решил как-то поддержать разговор он, дабы девушка не отключалась.
– Ирма, – представилась она. – Я немного опоздала на Ваш урок… Простите.
– Ничего. Ты только держись.
– А что с моими друзьями?
– Они впорядке. Все будет хорошо.
Он сам хоте бы в это верить, ибо понятия не имеет, что хотят эти парни. Спускаясь по лестнице, он заметил ещё одного, патрулирующего окрестность, когда едва не вышел с раненой девушкой ему навстречу. Темнокожий юноша повернул в другую сторону, а Зерах облегчённо выдохнул. До выхода оставалось совсем немного. Ирма ослабевала, но пыталась стоять на ногах.
– Я не могу…
– Ирма, тут близко. Ты должна.
– Мне страшно. Я хочу жить…
Стиснув зубы, Зерах подхватил её на руки, и едва ли не бегом оказался на улице. Полиция заметила их первыми, в то же время не пуская ни репортёров, ни родителей дальше жёлтой ленточки. Первым делом, Зерах передал раненую девушку полиции, дабы её передали в руки медикам.
– Что там происходит? – спросил одни из представителей закона.
– Парни с автоматами. Они просили передать это, – Зерах достал записку и передал им, – Мне надо идти обратно.
Полицейский развернул записку, пока заложник возвращался обратно.
«Положен старт. Я рискую своей жизнью, и если все закончится, то только по моим правилам, и так, как я этого хочу. Лишь через убийство нацистских детей, я смогу затушить свою собственную боль. Сегодня в девять вечера все решится раз и навсегда. Этот кровавый суд станет искуплением за долгие годы моей глубокой скорби.
Дэмар Бекер»
***
Время шло ближе к вечеру. Преступники постоянно сменяли друг друга, но неизменным оставалось одно – заложников не оставляли одних. А они же просто сидели у стен и молчали. В мёртвой тишине слышались лишь секундные стрелки на часах и чье-то тяжёлое дыхание. Холли, кажется, снова хотела впасть в истерику, но Джек как мог пытался её успокоить, прижимая к себе. Не стоило им рассказывать о трупах в коридоре.
– Как долго мы вообще тут будем сидеть? – шёпотом спросила у старших одна ученица.
– Нам нужно бежать. Когда тут будет всего один придурок, – тихо утвердила Вирдж.
– Это слишком рискованно, – осадил её Зерах, посмотрев потом на окна. – Однако кое-что все таки можно попытаться сделать.
Да, рискованно. Да, есть шанс погибнуть. Но ради детей стоит рискнуть.
Зерах осторожно поднялся с пола и подошёл к тому самому темнокожему парню с нижнего этажа. Тот и среагировать не успел, так как засмотрелся на некоторых учениц, как мужчина вывернул из его рук автомат, и вырубил того прикладом.
– Так, снимайте какую-то часть одежды, дабы связать её и вылезти через окно, – дал указание он остальным. – Живо!
Сейчас не до стеснений. Мужская часть решила взять на себя данную роль первой, снимая с себя верхнюю одежду, а потом подтянулась и женская, пока мистер Уильямс открывал само окно.
– Третий этаж, – заметил он.
– А там придурки с автоматами, – Зерах указал на двери. – Пока мы тут сидели, я все просчитал, и у нас минут двадцать, пока они снова не поменяются.
Особого выбора пока не было. Избавляясь от верхней одежды, они связали из неё канат, прибывая все это время в напряжённом состоянии, а потом спустили его из окна вниз. Он получился даже длиннее, чем планировалось. Один за другим ученики начали спускаться по нему как можно быстрее, тут же убегая, пока Зерах, с автоматом в руках, стоял на стрёме, прислушиваясь к звукам. Но он до сих пор был собран и спокоен даже в стрессовой ситуации.
Соседняя дверь в другом кабинете открылась, от чего Зерах посмотрел на полуголых Вирджинию, Дэйва и Джека.
– Они идут. Поторопитесь.
Девушку пустили первой. Но она угодила на второй этаж, когда в спешке раскачалась, и разбив собой окно, получила несколько порезов. Это заметил Джек.
– Она угодила на второй этаж.
– Черт.
Зерах, понимая, что они теперь справятся сами, выбежал через дверь, держа оружие в руках, на случай самообороны, и бросился к лестнице. Не стоит забывать о возможном патрульном, и их действительно может быть больше. А так же то, что они могли услышать шум и найти Вирджинию первыми. Осматривая кабинеты на втором этаже, Зерах наткнулся на ещё одного стрелка. Того самого мексиканца из кафе. Но тот опустил оружие, давая тому идти своей дорогой. Услуга за услугу. Он не стал долго тянуть с тем, чтобы убраться от него подальше.
Ривман обнаружил ученицу в кабинете анатомии, где она аккуратно извлекла пару осколков из ран.
– На это нет времени. Надо бежать. Идти сможешь?
На вопрос она кивнула положительно, поднимаясь с пола. Зерах взял её за руку, быстро передвигаясь впереди, дабы защитить её от опасности. Пока они шли, Вирджиния перебрала столько вариантов развития в голове, а так же сотню разных мыслей, в особенности связанных с её матерью. Знает ли она? Переживает?
– Зерах, а… Мою мать ты тогда на улице не заметил? – решила уточнить она.
– Я не разглядел. Но уверен, что она, как и любая мать, волнуется за тебя.
Довольно сухой и туманный ответ. Но она надеялась. Что её мать все же там.
Ближе к выходу пришлось сорваться на бег. Нынешняя реальность, в голове Зераха, смешивалась с прошлой. Лай собак, выстрелы и дождь. Да, тогда был дождь. Из мыслей его выбил звук выстрела и резкая боль в спине. В ушах зазвенело, когда ноги стали подкашиваться. Он не слышал, что кричала Вирджиния, но видел ее испуганное выражение лица. Но мужчина не желал сдаваться, даже когда прозвучал второй выстрел. Он защищал девушку рядом, проталкивая её к двери, а сам упал на колени, видев лишь ослепляющий свет, который становился все ярче.
Дальнейшие события он видел лишь короткими отрывками: то как на руках выполз из школы, как его доставили к врачам, и больничный коридор. А там наступила темнота и неожиданное облегчение. Многие говорят про свет в конце тоннеля, но Зерах видел лишь пустоту. Но после в этой пустоте загорелась золотая звёздочка. Он подошёл к этой звезде, желая почему-то взять её в руки. Что-то родное и знакомое в ней было. Яркий свет загоревшейся звезды ослепил мужчину, заставляя резко проснуться.
– Зерах?
На стуле рядом с ним сидела Вирджиния.
– Что… произошло? – ещё не отойдя полностью от наркоза, спросил Зерах.
– Тебя ранили. Одна пуля повредила то, что, вроде как, отвечала за головную часть, – начала рассказывать Вирдж. – Но чудо, что вы вообще смог остаться нормальным после такого. Стрелков, по крайней мере трёх, арестовали, а остальные, включая «бандану», самоубились.
– Вот как… – Зерах от чего-то был немного огорчён подобным, не смотря на то, что произошло.
– Ты был в отключке почти четыре дня.
– Как другие?
Вирдж усмехнулась. Его беспокоило состояние других, больше, чем его собственное.
– В порядке. Мы живы лишь благодаря тебе…
Тот, однако, промолчал, отводя взгляд.
– Вирдж.
– Да?
– Я уволюсь из школы.
И оба посмеялись на данную тему.
***
Ноябрь 1943 – Март 1944
Ветки царапали кожу на руках и лице, но это не имело значение, когда надо спасать собственную жизнь. Зерах бежал по лестной местности не разбирая дороги, а лишь в надежде на то, что его не смогут поймать. Сердце бешено стучало, и это отдавало в виски. Внезапно он споткнулся о камень и покатился вниз, прямо в неглубокий ров, испачкав полосатую одежду и отросшие заново, но ещё очень короткие, волосы. Шел дождь и слушался раскат грома, которые заглушили плач маленького мальчика, что остался лежать на земле, прижав колени к груди. В грязи. Неизвестно где. И совершенно одинокий. Все эти дни, весь этот год с лишним, он ощущал себя как Джейн из его любимой книги. Правда, если у Джейн была голубая цапля, то у Зераха не было никого. Он один…
Пока он ехал в поезде из Аушвица, то проходили дни и ночи, в вагоне, набитом евреями, часть из которых не выдержала, и покинула этот мир. Было темно и жутко воняло трупным запахом. Вдруг что-то пошло не так, взрыв внизу и резкий толчок, от чего поезд слетел с пути, перевернувшись на бок. Из-за темноты было ничего не видно, но когда свет всё-таки проявился, то легче от этого не стало.
Трупы.
Много трупов.
Зерах выбрался из под трупного завала, будучи в чужой крови, и увидел вокруг себя лишь мёртвых людей. Остекленевшие глаза смотрели вверх или в бок, рты открыты в застывшем крике ужаса. Как оказалось, путь был заминирован, и узников использовали как способ обезвреживания. Выживших в итоге заставили идти дальше уже пешком, а кто не мог, того убивали без разговоров. Жуткая усталость охватила не евшего и не спавшего уже несколько дней мальчика, но он продолжал идти. Всю дорогу он прокручивал у себя в голове адрес, куда нужно было идти.
Но какое отчаяние охватило ребёнка, когда ему теперь пришлось переживать тот же ужас вновь. Над входом висела табличка с надписью «Майденак».Он смог продержаться тут ещё четыре месяца адских условий. От голода приходилось есть все, что угодно, включая трупы других узников. Из обязанностей тут не было ничего нового. Заключённые лагеря занимались принудительным трудом на собственных производствах, на фабрике по производству обмундирования и оружейном заводе «Штейер-Даймер-Пух».