Отдохнув, мы подумали и решили, что три уставшие лошади на пять человек – это мало, чтобы с комфортом добраться до Старгорода. А если ещё и Мыша посчитать? Сам-то он невелик. Но вот мудрость в его ушастой башке потянет не меньше, чем на тонну!
Можно было вернуться в Боровую и купить новых коней. Но это шлёпать пешком не меньше двух дней в обратную сторону.
Да и что за кони в деревне? Понурые работяги с грустными глазами и разбитыми в хлам копытами. На них только пахать и сено возить. Ходить под седлом они не приучены. Ну, и оставлять деревню без лошадей – тоже не дело.
Поэтому мы посадили на коней князя Всеволода и Джанибека. Заодно навязали им шаманёнка Айсака, которого князь с любопытством расспрашивал о сестре.
Когда Айсак узнал, что я скоро собираюсь в гости к хазарам, он обрадовался и загрустил одновременно.
– Возьмёшь меня с собой? – спросил он.
Я пожал плечами.
– Запросто. Выкуп за тебя всё равно не дадут. А отцу радость. Да и ты, наверное, хочешь домой.
– Хочу, – кивнул Айсак. – Повидаю родные степи перед смертью.
Бля! Да что опять-то?!
– Для хазарина попасть в плен – это страшный позор, – объяснил Айсак. – Как только я вернусь в стойбище – меня сразу казнят. Хорошо, если отрубят голову. А могут и лошадьми разорвать на части.
– Охренеть! И что, никто из хазар не оставался в живых после плена?
Айсак задумался.
– У нас есть легенда о богатыре Тарсане. Много лет назад он отправился в поход против диких жителей гор. Несколько дней он преследовал отступающего противника. Хитрые горцы заманили отряд Тарсана в узкое ущелье и забросали огромными камнями. Все воины погибли, а самого Тарсана горцы взяли в плен. У него были сломаны все кости, и он не мог сопротивляться.
Через два месяца Тарсан выздоровел, то ночью он голыми руками перебил двадцать горцев и убежал. Когда он вернулся в родное стойбище, хан не казнил его, а повелел сложить двадцать песен о подвиге Тарсана.
Айсак рассказывал эту историю взахлёб. Чёрные глаза так и горели на его худом лице.
– Ну, вот видишь, – сказал я. – Всего-то двадцать человек. А мы скажем, что ты убил сорок, прежде чем тебя смогли поймать. Да хоть сто! Жалко, что ли?
– Правда?
Глаза Айсака блеснули надеждой.
– Легко! – кивнул я. – А пока поезжай с князем Всеволодом в Старгород. Отдохнёшь, одежду поменяешь. Скажем, что это твоя добыча.
– Спасибо, Немой – обрадовался Айсак. – Ты – настоящий князь!
– А то! – гордо ответил я.
– А как вы доберётесь до города? – спросил шаманёнок.
– Увидишь, – пообещал я.
К обеду следующего дня мы добрались до речки Змеюки.
Неширокая река лениво петляла между высоких, поросших лесом берегов. Пожелтевшие кусты орешника свешивались к тёмной воде. В зарослях тростника и рогоза крякали отъевшиеся, готовые к отлёту утки.
Двух жирных уток Джанибек сбил стрелами. Одна упала на берег, а вторая неудачно шлёпнулась в холодную воду.
Айсак сбросил плащ и прыгнул за уткой. Закрутился на месте, размахивая руками и пуская пузыри.
– Помогите! Тону!
Чупав вытащил обалдевшего шаманёнка на берег, а я сплавал за уткой. Заодно выловил плававшую неподалёку стрелу.
– Спасибо, Немой! – сказал Джанибек.
Он быстро развёл костёр. Мы развесили одежду вокруг огня, а сами приплясывали рядом, ритмично постукивая зубами от холода.
– На кой чёрт ты в речку полез, если плавать не умеешь? – отчитывал я Айсака.
– Добыча не должна пропадать, – дрожа худым телом, ответил он. – А почему у вас речки такие глубокие? У нас в степи речки мелкие, по колено. Дно видно.
Уток мы выпотрошили, прямо вместе с перьями обмазали жирной глиной и закопали в горячую золу.
Примерно через час выкопали. Разбили окаменевшую от жара глиняную корку и сняли её вместе с прилипшими перьями. Под коркой оказалось розовое, истекающее желтоватым прозрачным жиром утиное мясо.
Ещё через полчаса я облизал жирные пальцы, счастливо вздохнул и нехотя поднялся с травы. Пора было строить плот.
Ну, а что? Да, мы решили доплыть до Старгорода на плоту. Речка Змеюка впадала в реку Ловать, а та текла прямиком в озеро Ильмень. А уж оттуда до Старгорода рукой подать.
– Пойдём за брёвнами, Чупав, – сказал я кузнецу.
Чупав обстоятельно обгрыз утиную косточку и молча поднялся.
Вдвоём мы свалили несколько сосен, толщиной с человеческую ногу. Очистили их от веток и разрубили на четырёхметровые брёвна. Можно было сделать плот и длиннее, но я опасался, что он будет застревать в крутых изгибах лесной реки.
Мы перетаскали брёвна к реке и скатили их с высокого берега. Брёвна с брызгами плюхнулись в воду.
Джанибек и Айсак ловили расплывающиеся брёвна.
Мы с Чупавом опять отправились в лес и вырубили три черёмуховые поперечины для плота. Кроме того, нарубили жердей для палубы, чтобы не сидеть в воде и кучу елового лапника. Это, чтобы жопе было мягче на твёрдых жердях.
Брёвна собрали в плот и туго притянули верёвкой к поперечинам. Поверх поперечин уложили жерди палубы и тоже привязали.
Я прищемил жердью палец и засунул его в рот, чтобы унять пульсирующую боль.
К тому времени, как мы закончили возиться с плотом, уже стемнело.
Ну, и хер ли делать? Придётся ночевать на берегу Змеюки. Не плыть же ночью вслепую по незнакомой реке.
Да и спешки особой, вроде, не было.
Я лежал у костра на колючем лапнике, глядел в темноту над вспыхивающими языками жаркого пламени и пил травяной чай из берестяной кружки, которую соорудил Чупав. Он снял с толстой берёзы большой пласт коры, согнул его в коробочку, а углы закрепил расщеплёнными сучками. Получилась симпатичная четырёхугольная миска – хоть ешь из неё, хоть чай пей.
Айсак рассказывал о своей жизни в стойбище хазарского хана. В его чёрных глазах крохотными точками сверкали отражения костра.
– У моего отца самая лучшая юрта. Из верблюжьего войлока. Тёплая! В юрте всегда горит огонь из самого лучшего навоза, высушенного на солнце. Отец и его четыре жены едят самую жирную конину. Иногда и детям достаётся. Только не каждый день.
Тут Айсак печально вздохнул.
Охеренный отец ему достался! Сам мясо жрёт, а детей голодом морит!
– А много у хана детей? – спросил я.
Айсак принялся считать, загибая пальцы на грязных ладошках.
– Восемь… нет, девять сыновей. И шесть дочек. И ещё маленький Тумран. Значит, десять сыновей.
Ну да! Такую ораву прокормить – не каждое ханство выдержит.
Айсак продолжал вспоминать.
– Утром выйдешь из юрты – а вокруг степь без конца и края. Небо над степью синее. А в степи – красные маки. И ещё ящерицы. Шустрые, бегают быстро. Но вкусные. И черепахи. Они маленькие, но тоже вкусные.
Ну и жратва у них в степи!
Я резко расхотел ехать в гости к хазарам.
– Расскажи про твою сестру, – попросил князь Всеволод.
– Про которую? У меня их шесть, – напомнил Айсак.
– Ну… – князь Всеволод растерялся, – про эту…
Он показал руками большие глаза и начал привычно показывать размер сисек, но я толкнул его локтем.
Охерел что ли, пацана портить?!
– Расскажи про сестру, которая приходила недавно на нашу землю с отрядом хазар, – перевёл я Айсаку мучения князя.
– А, это Серах! Она ух какая!
Глаза шаманёнка снова восторженно загорелись.
– Серах! – повторил князь Всеволод, закатив глаза к ночному небу.
Ипать, сглазили его, что ли?
– Серах – настоящий воин! – продолжал Айсак. – Как она на коне скачет! Никто не угонится! А саблей может на скаку волка пополам разрубить! У нас в степи, знаешь, какие волки?! Поменьше ваших, но зато злющие!
Я проснулся от холода. Утро выдалось зябким, туманным. От дыхания в воздухе клубился белый пар. Но небо было ясным и обещало хороший день без дождя.
Джанибек уже седлал коней.
– Ну, что князь? – спросил меня Чупав. – Сам попробуешь, или я?
– Сам, – кивнул я. – Надо же тренироваться.
– Ну, давай! А я пока мешки соберу.
Скользя подошвами сапог по осыпающемуся песку, я спустился к реке. Она неторопливо текла, едва шевеля отмирающие широкие листья кувшинок. Большая рыба золотистой молнией сверкнула у самой поверхности и ушла в тёмную глубину.
Я опустился на корточки и хлопнул ладонью по воде. В тёмной толще возникла огромная жабья морда.
– Здорово, Немой! – пробулькала морда. – Свежей рыбы хочешь?
– Привет, Хлюпень! Слушай, дело есть! Мы сейчас на реке Змеюке. Помнишь, где вы хазар разбили?
– Помню, – квакнул Хлюпень. – У меня спина до сих пор чешется – семь стрел засадили, гады!
– Так ты попроси мазь у Потапыча. Сразу полегчает!
– Не надо, – махнул рукой Хлюпень. – Я лягушек прикладываю. Как приложу – так мне и легче. А ты чего хотел-то, Немой? Просто поболтать, или дело есть?
– Да. Слушай, Хлюпень! Пришли сюда пару водяников, пободрее, а! Нам в Старгород срочно надо, а с лошадьми беда. Мы тут плот построили, но своим ходом неделю добираться будем. Может, водяники нас того… подтолкнут?
– Неделю! – передразнил меня Хлюпень. – Да на таком плоту вы до ледостава бултыхаться будете!
Он насмешливо выпучил глаза. Ну, жаба и жаба!
– Так и вмёрзнете в лёд посреди Ильмень-озера. Отколупывай вас потом! Ладно, сейчас пришлю. Только, Немой! Упряжь им покрепче сделай. Они у меня парни молодые, резвые. Рванут сгоряча – и потеряют вас. Потом не досвищешься!
Минут через пять посреди реки с шумом вынырнули водяники. Да не двое, а четверо!
– Здравствуй, князь! – наперебой заквакали они.
– Не до хрена ли вас? – засомневался я. – Перевернёте плот на хрен.
– Не переживай, князь! Мы меняться будем. На перекладных домчим без отдыха! А в Ильмень-озере тамошние водяники помогут!
Сверху, с берега послышался отчаянный крик. Это орал Айсак.
– Лупоглазы! Спасайся, Немой! Они людей заживо жрут!
– Никого мы не жрём! – возмутились водяники.
– Чего ты орёшь? – укоризненно сказал я Айсаку. – Это мои подданные.
Он вылупился на меня.
– Серах рассказывала, что такие чудовища сожрали половину их отряда! Их стрелы не берут!
Водяники засмущались.
– Так это того… война. А так-то мы никого не трогаем.
– Иди сюда! – махнул я Айсаку. – Познакомишься!
Айсак открыл рот.
– Так ты у них главный? Князь?
– Ну да, – скромно кивнул я.
Айсак кубарем скатился вниз по берегу.
– Немой, а можно я с вами поеду?! Я никогда на такой штуке не плавал! А на лошадях мне остописдило уже!
– Надоело, – поправил я его.
– Да? А я слышал, как князь Всеволод говорил Джанибеку…
– Князь Всеволод ещё и не такое сказать может, – строго нахмурился я.
Ладно! В самом деле, возьму мальчишку с собой. А то Всеволод его расспросами про эту Серах достанет. Ещё сбежит пацан, чего доброго!
– Грузимся, Чупав! – сказал я.
Мы покидали на плот мешки и уселись сами.
Водяники вытолкали нас на середину реки. Один впрягся в верёвочную сбрую впереди плота. Второй толкал сзади.
Вода вокруг брёвен забурлила, и плот понёсся вниз по течению.
– Давай, налегай! – весело кричали свободные водяники, плавая и ныряя вокруг плота.
Князь Всеволод и Джанибек махнули нам с берега рукой и запрыгнули в сёдла.
Речка Змеюка полностью оправдывала своё название. Сначала она лениво извивалась между лесных берегов, блестя на солнце чешуёй ветреной ряби. Потом потекла быстрее, зажурчала, забилась между огромных камней. Словно клочья старой змеиной шкуры по её поверхности плыли клочья грязной пены, ветки и бурые размокшие листья.
Водяники выбивались из сил, проталкивая плот между чёрными, вылизанными водой валунами. Наконец впереди показался мелкий перекат. Стремительно бегущая вода едва покрывала камни, которыми было усеяно дно реки.
Пришлось нам слезать с плота и помогать водяникам его толкать, бредя по колено в ледяной воде. Брёвна со скрипом тёрлись о камни, оставляя на них обрывки свежей размокшей коры. Белая древесина блестела на солнце и была скользкой, словно её намылили.
Мы уже почти вытолкали плот на глубину, когда Чупав охнул, присел и схватился за ногу.
– Что случилось? – крикнул я Чупаву, пытаясь перекрыть шум воды.
– Ногу подвернул, – сквозь стиснутые зубы ответил кузнец.
Мы с водяниками в последний раз налегли на брёвна. Плот с противным скрипом съехал по песку и закачался на чистой воде.
Я протянул Айсаку верёвку.
– Смотри, не упусти! А то придётся водяникам по всей реке плот ловить.
А сам помог Чупаву добраться до плота.
Кузнец растянулся на лапнике и сердито замолчал. Он злился на себя за свою невнимательность.
Я примирительно хлопнул Чупава по плечу.
– Всякое бывает! Брось ты дуться.
– Больше перекатов не будет! – весело крикнул нам один из водяников. – Теперь с ветерком помчим!
– Ну, вот видишь! – сказал я Чупаву. – Пока до Старгорода доберёмся – твоя нога уже заживёт.
Чупав ещё какое-то время хмурился, но потом не выдержал и улыбнулся.
– Другое дело! – одобрил я перемену в его настроении.
– Хорошая река! – полчаса спустя сказал Чупав, оглядывая крутые берега, заросшие высокими сосновыми борами.
– Здесь бы в болотах железо поискать! Да и поставить на берегу плавильную печь и кузницу. К молоту водяное колесо приспособить, чтобы не руками надрываться.
– А в чём проблема? – спросил я кузнеца. – Собирай своих, и переселяйтесь. Деревню построите. Будет целая деревня одной нечисти! А может, и люди к вам подтянутся.
– А у вас много нечисти, Немой? – спросил Айсак, опустив руку в воду.
Он то барабанил пальцами по поверхности, то загребал ладонью, то норовил поймать торопливо скользящую водомерку. Видно было, что близость реки доставляет парню удовольствие.
– Нечисти у нас видимо-невидимо, – ответил я. – Всех видов и мастей. Лешие, болотники, перекидыши. Банники с домовыми. Кого только нет! Доберёмся до Старгорода – познакомишься. А у вас в степи нечисть водится?
– У нас духи, – пожав худыми плечами, сказал Айсак. – Есть песчаные духи. Они бросают в глаза песок. Путник слепнет и не может найти дорогу к стойбищу. Есть духи ветра – когда они злятся, то могут сорвать с места юрту вместе с людьми и унести её в подземное царство. А ещё есть духи мёртвых. Они бродят по ночам и страшно воют.
Айсак поёжился.
– Ты же шаман, – подбодрил я его. – Значит, с духами разговариваешь.
– Пока нет. Я только учусь ещё. Как выучусь – буду проходить испытание Тенгри. Если пройду – стану шаманом.
– А что за испытание? – заинтересовался я.
– Перед испытанием молодой шаман должен неделю ничего не есть и не пить. Так проверяется стойкость духа. Потом старшие шаманы зажигают большой костёр, а молодой шаман пляшет вокруг него и бьёт в бубен, пока его тело не упадёт замертво от усталости. Тогда душа шамана поднимается на небо, где её ждёт Тенгри. Он и решает – отпустить шамана обратно, или убить его.
– Если неделю не жрать и не пить – можно и без Тенгри копыта откинуть, – рассудил я.
– Скажи, Немой, – неожиданно спросил Мыш, – а почему ты важные разговоры непременно сводишь к шутке?
– А хер его знает, – честно ответил я. – Может, потому, что так проще понимать?
– Хороший способ, – одобрил моё поведение ушастый философ и снова умолк.
Он сидел на самом носу плота, уставившись на бегущую воду. Медитировал, что ли?
– А что могут ваши шаманы? – спросил я Айсака. – В чём их сила?
– Много чего, – ответил он. – Даже слабый шаман может разговаривать со зверями и птицами. И даже ненадолго вселять в них свой дух. Например, надо шаману увидеть, что происходит далеко-далеко. Он вселяет свой дух в орла и видит всё, что видит орёл.
– Удобно, – одобрил я. – А тело в это время что делает?
– А тело лежит возле костра, и его охраняют друзья шамана.
– А вот это не очень удобно. Ну, а сильный шаман что может?
– Ого!
Глаза Айсака снова загорелись.
– Сильный шаман может вселить в человека дух зверя. И наоборот!
– Как с тем медведем? – невзначай уточнил я.
– Ну да, – закивал Айсак и спохватился. – С каким медведем?
– Брось прикидываться, – улыбнулся я. – Я знаю, что вы заколдовали человека и превратили его в перекидыша.
Глаза Айсака пугливо стрельнули в сторону.
– И этого вашего Барджиля я один хер поймаю. И жопу ему надеру, чтобы не пакостил.
Айсак опустил голову и замолчал. Чупав беззаботно похрапывал, растянувшись на еловых ветках. Мыш неподвижно сидел на носу плота и не обращал на нас никакого внимания.
– Немой!
Один из водяников с шумным всплеском вынырнул возле плота.
Бля! Напугал, чёрт бородавчатый!
– Немой, тут рыбы полно! Голавли – вот такие!
Водяник развёл в стороны длинные перепончатые лапы.
– А раки на дне так и кишат! Наловить?
Раки?
Вдруг остро кольнула память. В ней всплыла почти забытая картина: бар у ворот военной базы, светлое пиво в больших стеклянных кружках. Весело хохочущие парни, алчно улыбающиеся девицы в обтягивающих коротких платьях. И варёные раки на синей пластиковой тарелке. Полкредита за порцию.
Картинка промелькнула и исчезла. Осталось только воспоминание о вкусе и еле уловимое сожаление.
– Раки? – переспросил я. – А налови! Вечером сварим на костре!
Водяник бесшумно провалился под воду.
А я перевёл взгляд на медленно уплывающий берег, пытаясь вспомнить ещё что-нибудь из прошлой жизни.
– Немой! – спросил Айсак. – Можно я бубен возьму? Мне каждый день заниматься надо. Иначе не смогу стать шаманом.
Я подумал и кивнул.
– Давай! Только не очень громко. Вполсилы можешь?
– Конечно! – обрадовался Айсак и достал бубен.
Он легонько пробежался длинными пальцами вдоль деревянного обода. Потом пальцы запрыгали по туго натянутой шкуре, выстукивая сложный и быстрый ритм. Одна дробь сменяла другую. Временами они повторялись, образуя чужой, но чёткий рисунок.
Чупав заворочался на лапнике и перевернулся на другой бок. Мыш оставался неподвижен. Айсак закрыл глаза и целиком отдался музыке.
Я глядел на бегущие мимо разноцветные кусты, на то, как колышется в речной воде их отражение, когда волна от плота достигает берега. И вдруг отчётливо увидел возле воды высокого человека в длинном разноцветном плаще. Человек злобно посмотрел на меня, накинул на голову капюшон и исчез в зарослях.
Бля! Так это же дружище Барджиль! Он что, гонится за нами, что ли? Ни хера себе, у него скорость!
Из воды шумно вынырнул водяник и высыпал на плот целую охапку шевелящихся хвостатых раков.
Слава богам, у меня хватило ума не подпрыгнуть и не заорать. Берега уплывали вдаль, Чупав спал, Айсак без устали колотил в бубен.
А я сидел и думал, что делать.
К вечеру у меня созрел охеренный план.
Ещё не начинало темнеть, когда я скомандовал водяникам причаливать к берегу.
– На хера? – удивился Чупав.
– Раков сварим, – объяснил я. – Пожрём по-человечески. Не пропадать же добру. Переночуем, а утром снова двинемся.
Чупав почесал в затылке и окинул взглядом гору раков, которых я заипался сгонять к середине плота. Неугомонные твари так и норовили расползтись.
– Так-то дело хорошее.
Мы выгрузились на живописной песчаной косе, намытой быстрым течением. Я помог Чупаву сойти на берег и удобно устроил его на сухом бревне, которое принесло водой.
– Посиди пока!
Сам набрал дров и развёл огонь. Надо огнём повесил походный котёл. Когда вода в котле забулькала, я круто посолил её и вывалил в котел раков.
Раки от возмущения немедленно покраснели.
Я помешал палкой в котле и понюхал.
Вкуснотища, бля!
Когда раки сварились, я остудил их в холодной воде. А потом мы наперебой принялись расковыривать клешни и хвосты, добывая из них плотное белое мясо.
Эх, пива бы!
Я достал из-за пазухи серебряную фляжку и тряхнул её возле уха.
Пусто.
Скоро на песке возникла целая гора обгрызенных и обсосанных панцирей, клешней и хвостов.
– Умеешь ты получать от жизни удовольствие, Немой! – одобрительно сказал Мыш и икнул.
– Ну, так и вы не стесняйтесь! – улыбнулся я. – Жизнь для того и есть.
Наевшийся Чупав хмуро разглядывал свою опухшую лодыжку.
– И как меня так угораздило? – недовольно ворчал он.
– Брось! – сказал я ему. – Доберёмся до Старгорода, там Гиппократ Поликарпыч тебя живо вылечит.
– Мази бы, – сокрушённо сказал Чупав. – Так она у Джанибека в мешке. И почему мы с собой немного не отложили?
– Ну, всего не предусмотришь, – пожал я плечами.
Айсак снова потянулся за бубном.
– Давай-давай! – кивнул я ему. – Не теряй времени. Нам хорошие шаманы нужны.
Пацан польщённо улыбнулся и забарабанил по туго натянутой коже.
План работал.
Я потянулся и лениво поднялся с бревна.
– Пойду, огляжусь. Да дров ещё наберу, чтобы на ночь хватило.
– Далеко не отходи, Немой! – забеспокоился Чупав.
– Я тут, рядом, – улыбнулся я.
Отошёл за желтеющий куст орешника, оглянулся. Похоже, от костра меня не видно.
Давай, Немой! Перекидываемся!
В голове привычно-звонко щёлкнуло.
Я опустился на четыре лапы и ловко вскарабкался по обрыву наверх. Сейчас поглядим, где прячется этот Барджиль!
След шамана нашёлся почти сразу. Он, действительно, с самого начала шёл за нами вдоль берега. Вот неутомимый засранец!
Вот и хорошо! Не хотелось мне оставлять этого шамана гулять на свободе. Кто его знает – каких дел он успеет натворить, пока у нас дойдут до него руки?
Я неторопливо бежал вдоль следа, иногда поднимая голову, чтобы понюхать ветер и определить – не прячется ли Барджиль где-то поблизости.
К человеческому запаху примешивался другой слабый аромат.
Вдалеке я слышал ритмичное гудение бубна Айсака.
След пересёк небольшое высохшее болотце и скрылся в зарослях можжевельника.
Незнакомый аромат усилился. И вдруг плеснул в ноздри с такой силой, что голова закружилась. Упоительный запах затуманил сознание, я перестал соображать, кто я и где нахожусь.
Хлестнув себя хвостом по бокам, я помчался к источнику запаха. Но сверху вдруг упала крепкая верёвочная сеть. Я кубарем покатился по земле, пытаясь разорвать сеть когтями, и только надёжнее запутался.
А потом что-то сильно ударило меня по голове, и я вырубился на хер!