Алекс Тарн
Девушка из JFK
– Твое, заработал. Гонорар вместе с бонусом от профсоюза… Вот теперь ты настоящий хитман, не по паспорту, а по профессии. Кстати, документики надо бы поменять. Придумаем тебе другое погоняло. А то хитман с фамилией Хитман – это ж курам на смех. Займемся этим, сразу как приедем в Эл-Эй.
– В какой Эл-Эй, Том? – пробормотал хитман Хитман. – Мне нужно домой. В аэропорт. Куплю билет и…
– …и сразу угодишь в участок, – прервал его Атиас. – Думаешь, мы там совсем не наследили? Такого не бывает, партнер. Три трупа – это тебе не три раза плюнуть. Легавые непременно что-то унюхают. Всегда находится не в меру любопытная соседка, или школьник на велосипеде, или садовник, подрезающий куст. Но первым делом менты садятся на аэропорт. Потому что знают: дурачок вроде тебя побежит именно туда билетик покупать. Нет, парень, так не пойдет. Сейчас мы с тобой сменим тачку, а потом тихо-мирно, не превышая скорости, поедем в Эл-Эй и заляжем там на дно неделек этак на пять, на шесть. Понял?
Доводы Тома Атиаса звучали уверенно и логично; он предлагал ясный план и четкую перспективу – по крайней мере на ближайший месяц. И совсем растерявшийся Мики в очередной раз согласился – так же, как днем раньше согласился взять аванс, а часом раньше – пистолет. Они оставили машину на огромной площадке возле торгового центра, пешком добрались до подземной стоянки одного из отелей и там пересели в другой автомобиль с калифорнийскими номерами. Час спустя новоявленные напарники уже пылили на запад – в точности, как обещал Том: тихо-мирно и не превышая скорости…
Не могу сказать, что мы с Мики ехали до Офера так же медленно. Он посвящал меня в свою историю довольно подробно, не скупясь на детали и не торопясь к концу, зато «шевролешка» неслась, как стремительная акула, взахлеб заглатывая неповоротливые километры. Арик проснулся, когда мы въезжали в гараж. После обеда я усадила малыша перед телевизором и спустилась дослушать окончание рассказа. Мики открыл третью бутылку вина – первые две мы уговорили еще за едой.
– Давай дальше, Хитман…
– Шварц, – поправил меня он. – Моя фамилия Шварц, Бетти. Хитмана больше нет. Когда мы приехали в Эл-Эй, Атиас поселил меня у себя. На второй день он сказал, что негоже зря терять время. Что залечь на дно не означает лежать вовсе без движения. Что грех не использовать это время, чтобы научить меня паре-тройке полезных вещей. И мы приступили к тренировкам. Он научил меня многому. Остальное пришло с опытом.
– С опытом… – саркастически кивнула я. – Ты имеешь в виду…
– …заказные убийства, – спокойно продолжил Мики. – Такая была профессия у Тома Атиаса: хитман – фрилансер. Он сделал меня своим напарником. Как он сам говорил, два голанчика, спина к спине. Мы работали на себя, без какой-либо крыши, без начальников и поставщиков заказов. Нас находили через знакомых, по рекомендациям. Интернет только-только входил в моду, но уже существовали форумы, где можно было намекнуть на желание снять с пробега того или иного жеребца. Через три года я приехал в Страну еще не миллионером, но уже при деньгах. Поменял фамилию и вернулся в Штаты. Скажу не хвастаясь: к тому времени я стал настоящим мастером. Но чем дальше, тем меньше мне нравилось это занятие. Одно дело – заваливать реального подонка, и совсем другое – когда дело касается невиновного. Я не хотел чувствовать себя злодеем, понимаешь? Я хороший человек.
– Ничего себе, хороший человек… – хмыкнула я.
Мики поднял руки, словно защищаясь.
– Подожди, дослушай, а потом суди. Мы с Томом поссорились, причем крупно. Я отказывался брать заказы без разбора. А он говорил, что не наше дело – разбираться, кто прав, кто виноват. Что этим занимается Господь Бог, да будет благословенно Имя Его. Что мы всего лишь стиральные машины, как в прачечной. В нас точно так же засовывают заказ, бросают в щель деньги, и мы стираем. Что мы так же не выбираем, кого стирать, а кого нет. Тогда я сказал, что не буду продолжать на таких условиях. Что я ухожу. И… и…
Мики взял бокал и залпом выпил.
– И что? – поторопила его я.
– И это кончилось плохо, – мрачно проговорил он. – Я подозревал, что Том не отпустит меня просто так. Во-первых, он опасался, что я открою свой бизнес и переманю клиентуру. Во-вторых, я был в курсе всех дел: квартиры, тачки, знакомства, тайники. Помнишь: два голанчика, спина к спине. Мы даже деньги держали в одной банковской ячейке… В общем, я подозревал, хотя и не верил, что он поднимет на меня руку. Но вышло то, что вышло. Я похоронил его в хорошем месте, прочитал кадиш, все как положено. Дело перешло ко мне – целиком, со всеми потрохами. Так я стал богачом…
– Мики… – простонала я. – Ты мог закончить прямо тогда. Никто не заставлял тебя продолжать эту работу. Тебе что – не хватало денег?
Мики покачал головой:
– При чем тут деньги? Того, что осталось от Атиаса, хватило бы на всю жизнь. Но мне запали в душу его слова насчет Бога. Насчет того, что Бог сам позаботится о том, кому куда. Если бы так… Понимаешь, Бетти, за несколько лет работы я перевидал столько человеческого хлама, столько гадостей, столько предательства и ненависти – на тысячу жизней хватит. Знала бы ты, как жены заказывают мужей, а мужья – жен. Видела бы, как сосед просит убрать соседа из-за спора, кому платить за забор между двумя газонами. Как убивают любовника, чтобы скандал не вышел на публику. Как братья грызут друг друга при разделе наследства… И еще сотни и сотни таких же случаев, схожих друг с другом, как две капли крови. Почему-то у доброты каждый раз другое лицо, его запоминаешь, отличаешь, помнишь. А вот подлость всегда одинакова, как штамповка… Нет никакой проблемы отличить одно от другого. Вот только Господь Бог, Адон Олам, этим вовсе не занимается. Его в принципе не интересуют ни праведники, ни подлецы. Первые сплошь и рядом расплачиваются за вторых, а те и в ус не дуют.
– И что ты решил?
Он встал и пошел за новой бутылкой. Я ждала. Голова кружилась от выпитого. Наверху идиотскими мультяшными голосами пел телевизор. Мики вернулся и налил в свой бокал.
– Тебе хватит.
– Почему это? – слабо запротестовала я.
– Потому что надо, чтоб ты поняла… Похоронив Атиаса, я вернулся в Страну. Клянусь тебе, у меня и в мыслях не было продолжать. Поселился в этом доме, подальше от шума. Хотел купить десяток лицензий на такси, нанять шоферов и жить спокойно. Хотел жениться и растить детей – сколько родится.
– И что ж тебе помешало?
– Не давали покоя эти мысли… Я представил себя на Его месте, на месте Создателя. Ведь нам говорят, что Он само совершенство, что Он не ошибается никогда. Что это значит? Что мир, который Он сотворил, не может быть неправильным. Что Он запустил эту махину, точно зная, как она будет работать. А коли так, то Ему просто незачем поминутно вмешиваться и следить за каждым муравьем. Понимаешь? Адон Олам направил наш мир ровно один раз, и этого хватает. Потому что если этого не хватает, то никакое Он не совершенство. Значит, все идет в точности по Его плану – в общем и целом… А коли Он не вмешивается, значит, мы предоставлены самим себе, и о нас не позаботится никто, кроме нас самих.
– Надо же, какое открытие… – фыркнула я. – Мне это известно с ясельного возраста.
– Подожди! – сердито проговорил Мики. – Дело не только в этом. Дело в том, что мы – не стиральные машины, которые работают по нажатию кнопки. Мы можем сами решать, включаться или нет. Мы сами выбираем между плохим и хорошим. И пока есть всякая сволочь, которая выбирает плохое, плохо будет всем – всему нашему муравейнику. Потому что Адон Олам не занимается каждым отдельным муравьем, не вытаскивает своим пинцетом подлецов, не защищает от них праведников. Значит, этим делом должен заняться кто-то другой. Кто-то другой должен заменить Бога.
– И этот кто-то – ты?
– А почему нет? Я умею это лучше других. Это моя единственная настоящая специальность. Я даже родился с фамилией Хитман. Это ли не указание? А песня?
– Какая песня, Мики…
– Как это какая? Песня моего однофамильца, которая так и называется – «Адон Олам»? По-твоему, это случайность?
Мики смотрел на меня своими круглыми глазами – глазами человека, всей душой уверенного в своей правоте. «Он просто сумасшедший, – подумала я. – Сумасшедший на всю голову наемный убийца. Ох, Батшева, Батшева… Почему на тебя все время клюют такие вот психи? Ну хоть бы разок попался кто-нибудь нормальный…»
– И я вернулся в бизнес, – сказал он. – Но уже не так, как раньше. Теперь я проверяю каждый случай. Изучаю обстановку, опрашиваю кого могу, составляю впечатление и только тогда выношу приговор. Я выполняю заказ только в тех случаях, когда объект действительно заслуживает смерти. Когда мир без него станет чище, ближе к плану Творца.
– А если нет? Возвращаешь деньги?
Мики усмехнулся.
– Конечно, нет. Если человека заказали понапрасну, то виновен не он. Тут очень просто: либо – либо. Есть заказчик и есть заказанный. Один из них непременно подлец и должен понести наказание.
– То есть ты убиваешь заказчика?
– Зачем? Для этого есть менты. Достаточно довести информацию о заказе до их сведения. Об остальном позаботится суд. В любом случае подлого муравья больше не будет в муравейнике. Адон Олам работает, в общем, по большому счету. Я дополняю его в частностях. Я хороший человек, Бетти…
Я повертела в руках пустой бокал.
– Тогда скажи, хороший человек: это ты завалил Мени Царфати?
– Какая разница? – неохотно вымолвил он. – Это что-то меняет? Ты же не станешь спорить, что папаша Арика был настоящим подонком… Я что – должен был ждать, пока он располосует в лоскуты обе твои щеки? Ты мне нужна, Бетти. Нужна целой, с красивым лицом.
– Почему именно я?
– По многим причинам.
– Начинай перечислять. Время есть.
Он вздохнул.
– Одна из них: ты умная девочка. А коли так, то сама поймешь остальное…
Что ж, в этом Мики был прав на сто процентов. На его месте я тоже непременно выбрала бы такую Батшеву Царфати. Во-первых, девушка из Джей-Эф-Кей не станет говорить с ментами. Во-вторых, ей заказан путь в родной квартал, где ее винят в убийстве мужа. В-третьих, она нуждается в деньгах и в защите для себя и своего мальчика. В-четвертых, она повидала много чего и не станет бояться крови. В-пятых, ей есть что терять: малыш в таких случаях лучший заложник. В-шестых, женщина с ребенком – превосходное прикрытие. В-седьмых, она, мягко говоря, не обременена родственниками – а точнее, одна в целом свете. Как ни посмотри, настоящая находка…
Мики Шварц участливо смотрел на меня, без труда читая мои нехитрые мысли.
– Ну вот видишь, сама догадалась, – сказал он. – Кроме всего прочего, ты мне очень нравишься как жена. Разве нам плохо вместе? Разве мы с Ариком не подходим друг другу? Пацану нужен отец. Настоящий отец – не такой, каким был Мени.
– Отец… – повторила я. – Нужен отец, а не Бог, и, конечно, не убийца…
Мики прервал меня резким хлопком ладони по столу. Видно было, что я рассердила его не на шутку.
– Уж кто бы говорил! – гневно выпалил он. – Как будто это не ты угробила человека в тринадцать лет! Я в таком возрасте еще играл в пятнашки на кибуцном дворе. И после этого ты смеешь тыкать мне в лицо моей профессией! Сама-то кто?!
Я захлебнулась от такого неожиданно сильного удара под дых. Откуда он знает?
– При чем тут это? Я защищалась… он был насильником, мерзавцем…
– А кого, по-твоему, убиваю я? – не уступал Мики. – Праведников? Святых? Я тоже защищаю! Причем не себя, а других, беззащитных. Иногда это точно такие же несчастные девчонки, какой была ты. В чем тогда разница? Скажи честно: разве ты не заказала бы своего фалафельщика, будь у тебя такая возможность? Разве ты не убила бы его сейчас?
Он немного подождал, но мне не хотелось отвечать. Я действительно убила бы фалафельщика еще раз – вернее, еще не раз и не два. По правде говоря, мне и в двадцать лет время от времени снилось, как я убиваю эту жирную гадину. Не случайно, как тогда, а намеренно и с наслаждением. Как я топчу его ногами, а потом беру Менину бритву и начинаю резать – только не щеки, а существенно ниже… Наверно, Мики прав: мы и в самом деле одного поля ягоды. Единожды убивший – убийца до смерти.
– Вот что, Бетти, – устало проговорил он. – Ты мне очень бы пригодилась. Я давно искал такую напарницу. Которая знала бы, что такое боль и унижение. Которой не все равно. Которая может отличить хорошее от дурного. Которая помогла бы мне в моем деле. Которая не отказалась бы стать Богом. Если ты согласна, скажи мне об этом. Не сейчас – утром, на трезвую голову. Если нет – не стану тебя удерживать. Можешь уйти хоть завтра. У меня достаточно гарантий, что ты не станешь болтать лишнее. Тебе ведь есть что терять, правда? Черт, как же я нагрузился с этими разговорами…
Мики тяжело поднялся с кресла и пошел наверх, в спальню. Я попробовала было что-то решить, но не смогла. Голова шла кругом, мысли разбегались, и я подумала, что самое время вспомнить о материнском долге. Ничто так не приводит нас в чувство, как собственные дети. Малыш по-прежнему сидел перед телевизором, хихикая и повизгивая в такт дебильным шуткам очередного клоуна-идиота. Включив режим непреклонного родительского авторитета, я оторвала Арика от экрана, и мы выбрались на улицу прогуляться.
С утра погода ничуть не ухудшилась. Детская площадка в поселке была под стать всему остальному – богатая на горки, стенки, качели и канатные паутины. Малыш тут же включился в игру, а я села на скамью поодаль от других мамаш и уставилась на открывавшийся оттуда бежево-коричневый вид. Пустыня похожа на море – такой же убаюкивающий штиль и такие же буйные завихрения в бурю. В голове мало-помалу просветлело, и я вдруг поняла, что мне хорошо – не так, как утром во время прогулки по набережной, но и немногим хуже. Видимо, это свидетельствовало о моей ужасающей бесчувственности: ведь между двумя этими «хорошо» находилось заказное убийство, совершенное на моих глазах и при моем участии, а затем и осознание того факта, что я живу с киллером-психопатом.
Получалось, что этот промежуток никак не повлиял на меня, хотя следовало бы ожидать, что я буду потрясена до глубины души. Оторвавшись от созерцания Негева, я еще раз внимательно вгляделась в собственную душу. Нет, там не наблюдалось никакого потрясения – ничего, кроме покоя и алкоголя. Неужели я тоже психопатка?.. Странно, но и это предположение не вызвало во мне никаких неприятных чувств. Подбежал Арик, взахлеб сообщил о своей победе над земным притяжением и, крикнув: «Мама, смотри!» – умчался к новым завоеваниям.
«Если ты хочешь отказаться от всего этого, ты полная идиотка, – подумала я. – Кого вообще волнуют промежутки? Главное, что тебе было в кайф утром и в кайф сейчас, после полудня. Ты что, хочешь вернуться в Джей-Эф-Кей? Или, того пуще, в чернушную каморку в Южном Тель-Авиве? Вернуться в прежнее безденежье, к постоянному страху ограбления, изнасилования, увечья? Ты ведь не одна, на тебе Арик. Посмотри, как ему хорошо. Разве ты одна сможешь дать ему то, что он получает здесь, в Офере? Ага, как же… Ты можешь дать ему не больше, чем есть у тебя самой: бандитский район, наркоту и поножовщину на вонючих, заросших грязью улицах. И если ради твоего малыша надо убить еще сотню мерзких фалафельщиков, ты сделаешь это, не задумываясь. Ведь сделаешь, сделаешь?»
И еще раз всмотревшись в себя и трижды перепроверив результат, я твердо ответила: «Сделаю!» Видимо, я все-таки психопатка… Когда удлинившиеся тени прорезали лицо пустыни наподобие шрамов от бритвы моего покойного мужа Мени Царфати, игровая площадка стала быстро пустеть. Мамаши с детьми разошлись по домам, пришла пора уходить и нам с Ариком. Мы вернулись в свой дом. В свой дом, который не собирались уступать никакому мерзавцу, сколько бы фалафелей тот ни вылеплял своими вонючими от горелого масла руками.
Мики еще спал. Я покормила и искупала малыша, прочла ему главу из книжки про слоненка, и он заснул с улыбкой на устах. Тогда я разделась и легла в кровать к Мики Шварцу, своему новому мужу.
– М-м-м, – промычал он сквозь сон. – Это ты, Бетти?
– Милый, – прошептала я ему на ухо. – Милый, ты научишь меня стрелять?
– Научу, научу… – пробормотал он и повернулся на другой бок. – Давай спать, девочка. Завтра поговорим.
3
Первый полностью самостоятельный заказ мне доверили лишь полтора года спустя. До этого Мики держал меня на коротком поводке. Учиться и в самом деле пришлось слишком многому. Сначала я наивно полагала, что главным будет умение нажимать на спусковой крючок, но, как выяснилось, работа Богом требует довольно серьезной подготовки. Чтобы решить кто прав, а кто виноват, нужно собрать уйму рассказов и сплетен, поговорить с разными людьми, залезть в дюжину компов и телефонов, ознакомиться с полицейскими протоколами и судебными делами, подышать одним воздухом с кандидатом в мертвецы, и лишь затем, отделив правду от лжи, принять решение, дозволенное только Господу: жить человеку или умереть. Неудивительно, что у самого Творца попросту не хватало ни времени, ни сил на бесчисленное множество подобных разбирательств.
Как истинный мастер своего дела, Мики не жалел денег на инструменты, причем главными в их наборе были вовсе не стволы, ножи, яды, взрывчатка и прочие орудия убийства, а хакерские программы, компьютеры, подслушивающие жучки, видеокамеры, микрофоны и надежные документы, подкрепленные тщательно разработанными легендами. Мы почти не брали заказов внутри Страны – работали преимущественно в Штатах и Канаде, да и там старались дважды не светиться в одних и тех же местах. Клиенты подбирались в Сети; не зря говорят, что в интернете по нынешним временам можно найти все что угодно.
Самым урожайным в этом смысле я бы назвала сайт LFH с недвусмысленным заголовком «Looking For Hitman». С первого, да и со второго взгляда он казался просто шуточной площадкой, анонимные посетители которой в забавной или саркастической форме отводили душу, жалуясь на жен, мужей, любовников, коллег, конкурентов или иных сильно досадивших им людей. Подавляющее большинство жалобщиков и в самом деле не намеревалось переходить к практическим шагам по устранению источника своего раздражения – или пока не намеревалось. Но были и другие: во-первых, наши потенциальные клиенты, пришедшие на форум LFH в поисках реального хитмана, и, во-вторых, полицейские, вылавливающие как заказчиков, так и исполнителей.
Сайт пользовался неизменным успехом, и это понятно: он оправдывал себя с любой точки зрения. Полиция видела в нем неплохую «медовую ловушку», а созревшие клиенты и хитманы – относительно безопасный способ найти друг друга, не прибегая к личному знакомству и до определенного момента имея возможность сослаться на шуточный характер форума.
Первым делом Мики научил меня распознавать признаки, которые отличали клиента от мента под прикрытием. Это оказалось совсем нетрудно: на роли сетевых «актеров» в полиции обычно сажали неопытных практикантов или малооплачиваемых новичков, которые действовали по методичке и не обладали особой фантазией. Даже если им удавалось обмануть меня на первом этапе, они попадались затем в капкан собственной поспешности, слишком рано пускаясь на поиски моего сетевого адреса, что немедленно обнаруживалось программой слежения. Но и тот, кто проявлял необычно долгое охотничье терпение, не имел ни единого шанса просочиться сквозь частое сито проверки, которым я просеивала их легенды – слепленные, как правило, топорно, в расчете на дурачка.
О любом человеке можно многое понять по его странице в Фейсбуке или в другой социальной сети, где он ищет передышки, а то и спасения от жизненных проблем. Редко какой полицейский обладает талантом и воображением, которые позволяли бы правдоподобно изобразить повседневную рутину фиктивного клиента. Страницу недостаточно заполнить фотками кошек и умильными историями – в ней надо буквально прожить несколько лет. К тому же мы никогда не останавливались на соцсетях: Микины программы позволяли залезть в телефоны и на банковские счета и даже включить в неурочное время камеру домашнего компьютера, чтобы с удобствами ознакомиться с деталями интерьера квартиры, где проживает объект нашего интереса.
Убедившись, что человек – именно тот, за кого себя выдает, мы входили в первый контакт – уже на уровне личной переписки. Мики говорил, что этот этап очень похож на рыбалку. Однажды он привез меня к кибуцному пруду с прибрежным рестораном, взял столик у кромки воды и прочитал целую лекцию на эту тему.
– Взгляни на этих парней с удочками, – сказал он. – Видишь, как пристально они смотрят на поплавок? Крупную рыбу можно различить по поклевке. Мелочь обычно голодна, ей надо расти и нагуливать жир, поэтому она бросается на приманку сразу, очертя голову. Но большой карп уже нагулял свое, ему некуда торопиться. Он и дожил-то до таких размеров благодаря повышенной осторожности. Для начала этот солидняк сделает несколько кругов вокруг крючка, присмотрится, решит, стоит ли пробовать. Затем подойдет поближе, хотя и тогда еще не станет разевать рот, а тронет червяка лбом или боком. Конечно, поплавок тут же шевельнется – это сигнал для рыбака. Сигнал к началу игры. Нужно показать рыбе, что перед нею живая бодрая жратва, стоящая усилий и риска, – показать, но и не спугнуть карпа излишней резкостью. Слегка подернуть, чуток потянуть – и снова замереть в ожидании. Рыба не сразу оценит происходящее, а возьмет перерыв на размышление. Сделает еще кружок-другой и только тогда приступит к делу. Вот поплавок повело в сторону… Как поступает рыбак?
– Надо тащить! – воскликнула я.
Мики рассмеялся:
– Ни в коем случае! Карп пробует наживку. Он взял ее самым краешком губ и потянул вбок. Если ты дернешь в этот момент, то просто вырвешь крючок у него изо рта и пиши пропало – рыбина сбежит без оглядки и больше не подойдет. Надо обязательно дождаться, пока поплавок нырнет. Это значит, что крючок во рту и можно подсекать. Обрати внимание на движение рыбака. Размашистое, резкое, сильное, оно называется подсечкой. Цель подсечки – пробить губу карпа, насадить его на крючок… Но и это еще не все: рыба начинает бороться. Ей уже не уйти без потерь, но лучше порвать губу, чем попасть на сковородку. Теперь начинается процесс вываживания. Не упирайся слишком сильно, дай карпу утомиться. Он еще никогда в жизни не встречался с такой бедой. Он испуган, он страдает, он рвется и бьется, упирается всеми плавниками, работает хвостом. Ни в коем случае не ослабляй натяга, но уступай при особенно сильных рывках, которые могут порвать рыбе рот. Подтягивай, подтягивай… ближе, ближе… пока у бедняги не кончатся силы и он не перестанет бороться. Лишь тогда, подтянув карпа к берегу, можно заводить под него подсачник. Хоп! Готово! Запомнила?
– Запомнила, – кивнула я. – Игра, подсечка, вываживание…
Клиенты с сайта LFH действительно мало чем отличались от кибуцных карпов. Первые несколько месяцев я лишь наблюдала за рыбалкой, сидя рядом с Мики, затем практиковалась под его наблюдением, и только потом он стал время от времени доверять мне удочку. На первом, игровом этапе общение в частной переписке начиналось в том же тоне, какой был принят на публичном форуме: хиханьки да хаханьки, перемежаемые осторожными намеками. Клиент толкал наживку то лбом, то боком: «А что, если кто-то и в самом деле хочет избавиться от кое-кого? Не в реальности, боже упаси, а чисто гипотетически…»
В ответ мы слегка подтягивали леску: «Кстати, одна знакомая моего знакомого утверждает, что знает нужного человека, который помог другому знакомому. Шутит, наверно…» Клиент замолкал на день-другой, но затем обычно возвращался, как тот раззадоренный карп: «А нельзя ли получить координаты того человека или хотя бы того знакомого знакомой? Просто интересно, как это происходит. Сын шурина моей троюродной тети как раз пишет курсовую работу на эту тему в своем колледже…»
Что ж, отчего бы не помочь любознательному студенту? Игра продолжалась, но уже в другом месте. Мы сообщали клиенту, что «нужный человек» по понятным причинам остерегается популярных систем переписки, потому что они вскрываются легче, чем консервная банка. Если студент в самом деле хочет поговорить со специалистом, он должен зарегистрироваться там-то и там-то и сообщить свой адрес. С ним свяжутся. Почтительно выслушав, клиент регистрировался в системе с повышенной секретностью, а мы переходили к общению в стиле «нужного человека» – отрывистому и деловому.
Немного выждав, карп наконец открывал рот: «Сколько это обычно стоит?» Мы называли среднюю цену, и он уже пробовал наживку губами: «Где гарантия, что вы меня не разыгрываете? Не хочется вносить в курсовую непроверенные данные…» Понятно, что рыболов Мики был готов к такому вопросу заранее. Клиенту сообщалось, к примеру, о конкретной автомобильной аварии, в которой погибла конкретная Х, шантажировавшая конкретного Y с форума LFH: «Полиция списала это на неосторожное вождение, но на самом деле…»
Клиент брал паузу и старательно проверял наживку. Он и в самом деле помнил, как Y жаловался на шантаж. Жаловался, жаловался, а потом вдруг перестал. Об аварии тоже писалось в местной газете, и в ней действительно погибла некая Х. На деле мы с Мики не имели к этому несчастью никакого отношения, но отчего-то подобные байки действовали на карпов практически безотказно. Когда рыбина всерьез нацелилась на червяка, ее нетрудно убедить в чем угодно. После некоторого раздумья клиент переходил от намеков к делу: «Одному моему родственнику нужно избавиться от соседа. Можете помочь?»
Подсечка! Карп садился на крючок, и игра переходила в стадию вываживания. «Сначала аванс, потом конкретика, – в том же отрывистом деловом стиле отвечал Мики. – Встреч не будет. Общение только здесь. Оплата биткойнами». Испуганный быстротой подсечки, клиент обычно не торговался, и на наш счет с виртуальным, но очень приятным звоном ссыпалась первая порция золотого дождя. За нею следовали данные заказа: имя, адрес, фотографии. С учетом этого клиенту сообщалась окончательная цена, которую он должен был внести сразу, до исполнения. В этот момент случалось, что уже вытащенный на берег карп начинал трепыхаться и требовать обратного порядка действий: сначала «помощь», потом оплата. Но кто станет слушать пойманную рыбу? Аванс оставался у нас при любом раскладе.
– Все, Бетти, рыбалка закончена, – говорил Мики. – Начинается Божья работа: кому жить, а кому умирать…
К этому времени мы уже держали в руках довольно много сведений о заказчике – все то, что удавалось собрать на предыдущих этапах из сетевых форумов, телефонов, банковского счета и прочих источников, включая полицейские записи, судебные разбирательства и отчеты социальных служб. Казалось бы, этого вполне хватает, чтобы принять решение кто прав, кто виноват. Но Мики даже в самых очевидных случаях настаивал на личном знакомстве с заказчиком и с объектом, хотя, как правило, встречи с ними лишь подтверждали наши первоначальные выводы.
– Бог на то и Бог, чтобы не совершать ошибок, – говорил он. – Если мы будем ошибаться, то превратимся в обычных убийц. Ты повидала в жизни достаточно, чтобы хорошо отличать невинного от подонка, правду от вранья. Значит, тебе и решать. Иди и говори с ними.
В этом и заключались мои обязанности: идти и говорить. На курок в итоге нажимал только Мики. Я попробовала было протестовать: некоторые типы так напоминали фалафельщика или Мени Царфати, что у меня просто руки чесались отправить их на тот свет. Но Мики всякий раз отказывал, говоря, что моя нагрузка и без того тяжела. Так оно и было: вряд ли кому-либо приходилось сталкиваться с таким количеством человеческой грязи, с таким объемом подлости и предательств, с такой клоакой злобы и зависти. Люди обращаются к наемному убийце либо от мерзкой черноты собственной души, либо доведенные до отчаяния чьей-то чужой мерзостью. В обоих случаях это крайняя степень отвращения, последний человеческий предел…
Я подходила к ним в барах и в залах ожидания, на детской площадке и у кассы супермаркета, звонила в двери их домов, записывалась на прием у их секретарш, «случайно» сталкивалась с ними на улице, «оказывалась» в соседнем самолетном кресле и в купе пассажирского поезда. Знакомясь, я представлялась иностранной студенткой, беспаспортной беженкой, любопытствующей туристкой, судомойкой без разрешения на работу, санитаркой из дома престарелых, газетным репортером и даже писательницей, собирающей материал для будущей книги. Мой небогатый английский лишь на первый взгляд был препятствием к общению: на деле человеку намного легче говорить как раз с теми, кто заведомо уступает ему в чем-то.
Как правило, погрязшие в беде люди рады открыть душу любому случайному чурбану – но лишь при двух непременных условиях. Во-первых, они должны быть более-менее уверены, что чурбан тут же не покатится на площадь трубить на весь мир об услышанных секретах. Во-вторых, необходимо, чтобы их встреча выглядела одноразовой: встретились, выговорились и разбежались в разные стороны, раз и навсегда – как тот греческий царь, который поведал свою тайну специально вырытой ямке. Устроил себе ямку, рассказал ей все, что просилось наружу, забросал землей, хорошенько утоптал, придавил для верности камнем и ушел с твердым намерением никогда больше не возвращаться в это место.
И точно так же, как царь копал и закапывал не во дворе своего дома, а на дальнем берегу дальнего берега дальней реки, и мои собеседники остро нуждались именно в проезжем, чужом, туго соображающем, не слишком понимающем их речь слушателе, который уже назавтра, выкинув из головы случайный разговор, исчезнет из поля зрения, улетит в свои дальние дали.
– Ты идеально подходишь для этой роли, – говорил Мики. – Молодая красивая чужестранка, глуповатая на вид и готовая, особо не вникая, выслушать любую исповедь. Никто не видит в тебе угрозу даже самые упертые параноики. В крайнем случае твои собеседники всегда могут утверждать, что ты неправильно поняла их из-за незнания языка…
– Глуповатая на вид? Ну спасибо…
Он смеялся:
– Чем глупее ты будешь хлопать глазами, тем лучше. Умники опасны, перед ними не раскрывают душу. Зато с дурачками можно ни о чем не беспокоиться. И еще: подпускай побольше страдания. Они ведь там молятся на страдальцев и мучеников. У них и Бог такой – страдающий. Красивый, страдающий и прощающий. Типа, страдание все искупает. Очень удобно: тот, кто страдал, может потом получить прощение за любые пакости. Вот и ты изображай страдалицу…
– Мне для этого притворяться не надо.
