Эта девочка…
Она нереальна. Она рушит мои надуманные предположения, разбивает вдребезги теории и домыслы, что я успеваю построить за этот короткий срок. И невинно, непосредственно, как и подобает ребёнку, намекает на то, о чём не догадается глупый взрослый человек.
Будь у меня хоть три высших образования, я бы никогда не подумала о том, что русалочке может быть холодно. Просто холодно и всё. Вот ей и нарисовали кофту такого же цвета, что и на моей маленькой пациентке. Только и всего, а я…
Привыкнув мыслить стереотипно, я невольно теряюсь на пару секунд. Смеюсь, неловко и смущённо. А потом вдруг утыкаюсь носом в макушку малышки и ловлю себя на горьком чувстве зависти, оседающем где-то глубоко в душе.
Интересно, Холодов хоть знает, как же ему повезло?
Артём, сейчас
«Ты будешь мешать нам, Артём».
Брошенные Василиной слова снова прокручиваются в мозгу и ржавым гвоздем корябают по рёбрам. Я до сих пор держусь за ручку захлопнувшейся перед моим носом двери и никак не могу принять решение.
Что делать? Наплевать на Линину просьбу и ворваться в кабинет, чтобы лично проконтролировать процесс? Или все же довериться девушке, которую я не видел хренову тучу лет, и понадеяться на то, что она сумеет сделать то, чего не добились известные светила?
– Доверие, Холодов. Доверие.
Я повторяю себе под нос и титаническим усилием отрываю ладонь от металла.
Мне не нравится это признавать, но Ланская права. Если я буду давить на девчонок своим присутствием, ничего хорошего из этой затеи не выйдет.
Так что я заталкиваю поглубже свои маниакальные замашки и выкатываюсь на улицу. Хватаю ртом раскалённый воздух и шагаю к лавочке под раскидистым пыльным клёном.
Проведя кончиками пальцев по буквам «А+М», вырезанным на древесине, я опускаюсь на скамейку и ненадолго прикрываю веки. Чтобы чуть позже недовольно мотнуть головой от звука телефонного звонка, спугнувшего долгожданный дзен.
– Котик, привет, – беспечно щебечет Леночка и заставляет меня вспомнить о том, что за пределами территории клиники у кого-то есть другая жизнь.
Весёлая. Беззаботная. Без заморочек, проблем и неутешительных диагнозов.
И это по какой-то причине бесит. Хоть Королькова и не виновата в моём паршивом настроении.
– Привет, – я отвечаю негромко и стараюсь звучать обходительно, сжимая свободной рукой виски.
– Я надеюсь, ты не строил на вечер никаких планов? Олька празднует день рождения в «Анхе». Можно я…
– Иди, Лен.
– Ты не обидишься?
– Нет, конечно. Ты свободная женщина, а не моя собственность.
Коротко выдохнув, я отмахиваюсь от любовницы, игнорируя её визгливое «спасибо», и ощущаю, как усиливается жуткая мигрень. До боли знакомое название клуба ворошит истёртое прошлое и почему-то цепляет до глубины души.
Тогда у нас ничего не могло получиться с Линой. Я был слишком беспечным и легкомысленным. Не способным нести ответственность. Последнее в чём я нуждался в то время – это семья и ребёнок.
Видимо, за мои неблаговидные поступки карма и догнала меня бумерангом. Брак оказался иллюзией. Жена сбежала. А на руках у меня осталась малышка, которая требовала ухода и постоянного внимания.
Я думаю об этом, пока сижу на ледяной лавке. Промерзаю до самых костей и возвращаюсь в здание клиники, чтобы опуститься на диванчик в просторном фойе.
Здесь тихо и безлюдно. Только молоденькая девчонка-администратор бесшумно снуёт за стойкой ресепшена и совсем не отвлекает меня от проверки почты.
Я открываю письма одно за другим. Отправляю всякий хлам в корзину «спам». И дёргаюсь, когда маленькая ладошка с силой хлопает меня по плечу.
– Ауч!
– Нужно поговорить, – твёрдо заявляет Василина, но я перебиваю её и жестко смотрю в район переносицы.
– Где Ева?
– Твоя дочка с Валентиной Федоровной. Это наш лучший специалист по подобным случаям, – без тени паники чеканит Ланская и спокойно встречает мой хмурый взгляд. – Уделишь мне пару минут?
– Окей. Есть тут у вас где перекусить?
– Да. Кафе для сотрудников. Пойдём.
Командует Лина, и я устремляюсь за ней, изучая округлые соблазнительные бёдра. Она шагает пружинисто и рвано, как какой-то подросток, а не взрослая женщина, уверенная в собственной привлекательности.
Но я всё равно на ней залипаю. Сказывается то ли сила привычки, то ли тот факт, что она больше не млеет в моём присутствии и не растекается подтаявшим мороженым.
– Мне, пожалуйста, салат с капустой и морс.
– А ещё два борща, две порции макарон по-флотски, котлету, кофе и десерт.
– Артём…
– Я заплачу.
Я останавливаю её жестом и вытаскиваю бумажник, фиксируя, как недовольно хмурится Василина. Любая другая обрадовалась бы моему джентльменскому порыву, а эта почему-то цепляется за свою независимость, как за драгоценный Андреевский флаг.
– Я не буду.
Лина пытается отказаться, когда мы усаживаемся друг напротив друга и я подталкиваю в её сторону тарелки. На что я лишь качаю головой.
– Ешь. Тебя ветром скоро сдувать начнёт, если продолжишь так питаться.
Ненадолго между нами простирается вязкая тишина, в которой мне неуютно, а потом Ланская прибивает меня к стулу вопросом.
– Артём, что у вас происходит в семье?
– В смысле? – я обжигаюсь невкусным кофе и отставляю стаканчик, пристально рассматривая собеседницу.
– Какая царит атмосфера? Еве комфортно?
– Нормальная атмосфера. Почему моей дочери должно быть плохо дома? С ней каждый день занимается няня. Александра Ивановна – опытный педагог. Один из лучших, – я моментально ощетиниваюсь и выпускаю колючки, не понимая, к чему ведет Лина.
– А мать?
– Не имеет к нам никакого отношения. Разве что строчка в свидетельстве о рождении.
– Мачеха?
– У меня есть невеста, – выдавливаю я из себя после непродолжительной паузы и отчего-то испытываю неловкость. – Лена прекрасно ладит с Евой.
– Да?
Ланская фыркает так саркастично, как будто я только что сказал самую большую глупость на свете, и принимается ковыряться в салате. А меня бесит эта её непогрешимость, с которой она обесценивает мои слова.
– Да. У тебя есть основания считать иначе?
– Есть. Твоя дочка вздрагивает от малейшего шума. Странно реагирует на телефонные звонки. Так что у меня вагон оснований считать, что дома у тебя всё далеко не так радужно, как ты рисуешь.
Запальчиво тараторит Василина, как будто швыряет в меня отравленные дротики, и безошибочно цепляет струны души, требующие доказать ей, что она не права.
Ничем иным, кроме как её излишней бравадой, я не могу объяснить то предложение, которое срывается с моих губ.
– Тогда я приглашаю тебя в гости. Сможешь убедиться в том, что у НАС все в полном порядке.
На пару мгновений Лина мешкается. Трет большим пальцем указательный и разрывает несчастную салфетку на многочисленные клочки. Как будто подыскивает благовидный предлог отказаться.
Но мне почему-то важно заставить её переменить мнение.
– Или боишься?
– Я?
– Ты. Ты. Струсила, так и скажи.
– Хорошо. Давай съездим.
Сцепив зубы, соглашается Ланская. Молчит, пока мы забираем Еву у их хваленой Валентины Федоровны. Молчит, пока мы втроём минуем бесконечные коридоры и выскальзываем на парковку.
И отмирает только тогда, когда я распахиваю перед ней дверь.
– Спасибо.
Благодарит она меня, только из её уст это больше звучит, как отборное ругательство.
Проверив Евин ремень безопасности, я устраиваюсь на водительском сидении и включаю обогрев. Врубаю радио, чтобы хоть чем-то забить эфир, и размышляю о том, что творю лютую дичь.
Манипулирую Василиной, которая ведётся на мои ухищрения, как в старые добрые времена, и планирую познакомить её с невестой. Чтобы что?
Доказать, что Лена достойная женщина, а я не тот повеса, что раньше. Наверное.
– Добро пожаловать в наши хоромы.
Отперев замок, я склоняюсь перед Ланской в шутливом поклоне и первым делом веду её в детскую. Выжидаю, пока она прошлепает босыми ногами к огромной полке с куклами и книгами, и выдаю торжествующее.
– Ева ни в чём не нуждается, видишь?
– Ты ошибаешься, Холодов.
– Ошибаюсь?
– Да. Как часто ты приезжаешь домой на обед, если не брать в расчёт ваши визиты в клиники? Как часто ты читаешь ей сказки на ночь? Когда ты в последний раз брал выходной, чтобы провести его с дочерью на природе? Или в парке аттракционов? Или в кинотеатре?
Её вопросы просты и логичны. Они бьют наотмашь, попадают прямо в цель, и на пару секунд я осекаюсь, глядя на неё как на восьмое чудо света.
А потом вспыхиваю, словно спичка от злости и ядовито бросаю в ответ.
– А ты, как я погляжу, эксперт в семейных отношениях? С каких это пор?
Я смотрю на неё с вызовом, горделиво вздернув подбородок. Чувствую себя упрямым глупым мальчишкой, но не могу остановиться или перестать провоцировать Ланскую.
Я просто хочу.
Совершенно по-детски, глупо задеть её за живое. Увидеть на слишком серьёзном лице привычную растерянность и даже обиду. И так увлекаюсь, что забываю напрочь о цели нашего приезда.
– Верно, Холодов, – чуть помолчав, тихо хмыкает Линка.
Скрестив руки на груди, она меряет меня почти равнодушным взглядом. И тем самым, ненавистным мне менторским тоном продолжает.
– Не МНЕ говорить о семейных ценностях, отношениях и родительской любви. Но может быть, именно поэтому я понимаю, что все это, – лёгкий кивок головы на забитую игрушками комнату. – Полная хрень. Ты откупаешься от собственного ребёнка, закрываешь глаза на собственную неспособность найти на него время и силы и честно веришь, что этого хватит? Самому-то не смешно, нет?
Мои кулаки сжимаются против воли, и я давлю рвущиеся с языка ругательства. А ещё ловлю нехилое чувство дежавю, потому что в этом вся она – Василина Ланская.
Упёртая, непрошибаемая и способная вывести меня на эмоции по щелчку своих тонких пальцев. И если раньше я ещё мог как-то на неё повлиять, то теперь…
Кажется, теперь всё будет совсем по-другому. Даже если у нас чисто деловые отношения.
– У моего ребёнка всё хорошо. Я забочусь о ней и моя, – тут я спотыкаюсь, пытаясь с лету подобрать подходящее слово, и сквозь зубы продолжаю стоять на своём. – Невеста чудесно ладит с Евой. Так что по-прежнему не понимаю, с чего у тебя такие странные мысли на наш счёт. Признайся, Ланская, ты просто завидуешь, потому что у нас не срослось?
Ляпаю я наобум и даже не удивляюсь, когда в ответ меня поливают презрительным взглядом. Холодным, липким и полным невысказанного прямого посыла.
Будь её воля, Линка и фак показала бы, наплевав на договор и прочую чепуху. Но вместо этого она делает глубокий вздох и устало трёт переносицу.
После чего снова вздыхает и поднимает руки вверх.
– Хорошо, Холодов. Я сделаю вид, что поверила во всю эту чушь и в то, что у твоей дочери ДЕЙСТВИТЕЛЬНО всё в полном порядке. Только чем ты тогда объяснишь то, что с ней происходит?
– Да мля, если бы я знал, на кой чёрт я бы таскал её по врачам?!
Я выпаливаю злобно. С силой впечатываю кулак в стену. И застываю, ловя на себе испуганный взгляд собственного ребёнка.
Ева выглядывает из-за угла, вцепившись в дверной косяк побелевшими от напряжения пальцами. Она чуть дрожит, но продолжает молчать. И только где-то там, в глубине её глаз, я впервые вижу то, о чём говорит Ланская.
Я вижу страх. И он оседает горечью на языке и становится колом в груди. Сердце сбивается с ритма, а внутренности обжигает неприятное чувство сомнения. Потому что я всё ещё не хочу верить в то, что Лина права. Но…
– Всё хорошо, малышка, – мягко тянет Ланская, сокращая разделяющее их расстояние, и опускается на колени перед моей дочерью.
Осторожно касается кончиками пальцев мягких волос и невесомо гладит Еву по голове.
– Мы с твоим папой просто играем. Никто ни на кого не злиться. Никто не ссорится. Всё хорошо, правда, ведь?
Я не сразу, но понимаю, что этот вопрос уже адресован мне. И невольно восхищаюсь тем, как нежный ласковый тон сменяется стальным уверенным приказом.
Лина смотрит на меня требовательно и холодно, заставляя передёрнуть плечами, но согласно кивнуть головой.
– Да, малыш, всё хорошо. Ты что-то хотела?
Сглотнув неприятный ком, я тяну неловкую улыбку. Чувствуя себя неуютно под прицелом чужого внимания. Но Ева уже привычно молчит в ответ и только смотрит взволнованно то на меня, то на Лину.
Потоптавшись немного на месте, она отлипает от косяка и делает неуверенный шаг вперёд. Распахивает руки, поднимает пристальный взгляд и без слов требует покрепче её обнять. И я уже наклоняюсь вперёд, чтобы ответить на этот полный нужды порыв, как вдруг осекаюсь на середине движения.
Потому что моя маленькая слишком серьёзная дочь требует этого не от меня. Она неотрывно, внимательно и с затаённой надеждой смотрит на ничуть не удивлённую Василину. И в этот самый момент я вдруг ловлю себя на том, что действительно, начинаю сомневаться.
Сомневаться в том, что у меня в семье всё так идеально, как я пытаюсь нарисовать.
Артём, сейчас
Это открытие повергает меня если не в шок, то в приличный такой ступор. Я пялюсь на Василину с Евой, как баран на новые ворота, и не понимаю, почему моя дочь так легко подпускает к себе практически чужого человека.
Особенно когда я пытаюсь пробиться к ней сквозь стену отчуждения.
Становится неприятно. Невидимая когтистая лапа полощет по грудаку и заставляет прервать воцарившуюся ненадолго идиллию.
– Ну что, Ланская, убедилась, что Еве в этом доме ничего не угрожает? Она одета, обута, накормлена, – я высекаю грубее, чем того требует ситуация, но Лина не теряется, парируя.
– И совершенно лишена нормального отцовского внимания.
– Окей. Я принял информацию к сведению. Обмозгую.
Выдавливаю из себя вопреки желанию продолжить бесполезный спор и прячу руки в карманы. Ланская никак не реагирует на мое обещание и выпрямляется, разрывая их с Евой контакт.
Смотрит долго-долго, как будто пытается пробраться под кожу, и делает шаг к двери.
– Жду вас завтра в центре. В десять.
Чеканит она прохладно и выскальзывает на лестничную площадку. Я же пялюсь какое-то время в никуда и краем глаза фиксирую движение. Развернувшись, Ева уходит в свою комнату.
Не тянется ко мне. Не стремится обнять. И это в тысячный раз заставляет меня ощутить себя паршивым отцом.
На каком-то повороте моя жизнь определенно свернула не туда. И мне абсолютно точно пора что-то менять. Только вот что?
Заглянув к дочке и убедившись, что она возится с развивайкой, я забуриваюсь в душ. Встаю под ледяные струи, чтобы вернуть остатки здравомыслия, и кручу так и эдак Василинины слова.
Она разделала меня, словно несмышленого школьника. Ткнула носом в мои косяки. И гордо удалилась, как грёбанная королева.
Откуда в ней столько гонора императрицы с ее-то зарплатой и должностью? Деньги она зашибает не бог весть какие, выплачивает кредиты. Я уточнял.
Катаю эти мысли в воспаленной башке, которая с каждой минутой пухнет всё больше, и попутно звоню нашей няне.
– Добрый день, Александра Ивановна. Завтра утром мы с Евой поедем в клинику, так что вы можете прийти после обеда.
– Здравствуйте, Артём Сергеевич. Тут такое дело. Я хочу взять расчёт.
– Как так?
– Переезжаем. Внучке поставили хронический тонзиллит. Нужен срочно другой климат. Вы меня простите, пожалуйста, что так внезапно. Но в Лазаревской домик хороший подвернулся, дети покупают. Задержаться не могу. Но я обязательно кого-нибудь вам порекомендую, – рассыпается в извинениях женщина, а я впаиваю пальцы в виски и не представляю, как Ева будет привыкать к новому человеку.
С её-то проблемами с доверием.
– Спасибо за всё, Александра Ивановна. Нам будет вас не хватать.
Вытаскиваю из себя дежурные фразы и суховато прощаюсь. Оседаю задницей на стул в кухне и выпадаю из реальности до тех пор, пока в замочной скважине не начинает скрежетать ключ.
Встречать никого не иду. Лена сама вваливается в комнату и прислоняется к косяку. Пьяненькая, с разметавшимися по плечам волосами, с размазавшейся помадой она выглядит настолько довольной и беспечной, что я морщусь.
И я ей, блин, завидую. Тому, что она не обременена никакими обязательствами. Не должна мотаться по больничкам и тратить прорву часов на общение с врачами.
Она проживает свою жизнь как хочет. Прожигает её. Кутит.
А я кошусь на нее сквозь частокол из ресниц и невольно сравниваю с Линой. Ланская бы первым делом заглянула к ребенку. Лена – нет.
– Как погуляли?
– Ой, Тём, отлично! Танцевали до упаду. Катались на лимузине. Пили шампанское.
Делится восторгами любовница и пересекает разделяющее нас расстояние, мостясь ко мне на колени. Игриво кусает губы, проезжается ноготками по моей шее и застывает, передавая инициативу мне.
Я же её огорошиваю.
– Лен, Александра Ивановна с завтрашнего дня увольняется.
– Какая жалость.
– Так что тебе придется больше времени проводить с Евой, пока мы не подыщем замену.
Пауза между нами повисает оглушительная. Лена недоумённо моргает, переваривая новые вводные, и хмурится. Ненадолго. Буквально на доли секунды. Но мне их хватает, чтобы считать тщательно замаскированное неудовольствие.
– Я понимаю, у тебя фотосеты, ролики, завтраки со стилистом.
– Все в порядке, Тём. Я перекрою график.
Слишком быстро соглашается Королькова, как будто боится, что я устрою ей скандал, и трётся носом о мою щеку. Только у меня всё равно пасмурно на душе. Оседает внутри что-то едкое и мутное.
То, что не позволяет утащить любовницу в спальню и распластать её по простыням.
Вместо этого я аккуратно ссаживаю Лену и направляюсь в детскую. Ступаю по мягкому ковру медленно, как по минному полю, торможу рядом с книжной полкой и оглаживаю корешок сказок от Шарля Перро.
Родители всё моё детство гнались за зарабатыванием денег и пропадали в офисе, и я невольно повторяю их путь.
– Хочешь, я что-нибудь тебе почитаю?
Спрашиваю вкрадчиво у дочери и открываю первые страницы, где нарисован хитрющий кот в шляпе с пером и в сапогах.
Ева, конечно же, ничего мне не отвечает, лишь неопределенно пожимает плечиками. Но я проглатываю её равнодушные реакции и очень хочу верить в то, что эта ледяная отстраненность когда-нибудь пройдёт.
– Один мельник, умирая, не оставил трём сыновьям никакого наследства, кроме мельницы, осла и кота… *
Я неторопливо веду повествование и вздрагиваю, когда меня вдруг осеняет.
Что если не мучить Еву новыми няньками, а убедить Лину позаботиться о моей дочери?
Абсурдная мысль. Дурацкая идея. Но я гоняю её в голове весь оставшийся вечер и всё следующее утро. Бездумно смотрю на ковыряющуюся в тарелке с кашей дочь и пропускаю мимо ушей звонкий щебет неприлично бодрой Ленки.
– Артё-ё-ём, а поехали сегодня…
– Извини, Лен. Не могу. У меня дела, – я обрываю её на полуслове и поднимаюсь из-за стола.
Не замечаю обиженно поджатые губы Корольковой и её недовольный взгляд в сторону моей привычно молчаливой малышки. Помогаю Еве собраться и везу её в центр, собрав все возможные пробки и заторы.
Чтобы уже там, раздражённо ослабив галстук на шее, глубоко вздохнуть и про себя решить, что нет. Мне не нужна Ланская под боком. Мне и так хватает за глаза коротких встреч, выносящих мозг и выбивающих воздух из лёгких.
Но стоит мне только открыть дверь в кабинет и сделать шаг, как стальная решимость мгновенно рассыпается пеплом, и я тут же выпаливаю:
– С этого дня ты работаешь на меня, Лина. Так что готовься, вечером я заберу тебя из клиники.
От моего абсурдного в своей наглости пассажа Лина застывает на месте и пару минут глупо хлопает глазами. Пялится на меня, как на невиданного зверя, и морщит нос. А потом сухо кивает головой.
– И тебе, доброе утро, Холодов. Не знала, что инвесторам нужен личный социальный работник. Но даже если и так, то я откажусь. Со всем моим почтением и уважением.
В её тоне нет ни грамма удивления, только надоевшая вежливость и сугубо деловой тон. В её взоре – арктический лёд и толика горечи где-то на дне.
Но я упрямо поджимаю губы и без приглашения падаю на стул напротив её стола. Сажаю Еву на колени, утыкаюсь подбородком в её макушку и снисходительно тяну.
– Ты же помнишь наш договор, Ли-ина? – я намеренно растягиваю её имя, видя, как Василина неприятно морщится в ответ. Чувствую странное удовлетворение и продолжаю загонять её в угол с упорством матёрых егерей. – Ты обещала помочь моей дочери. А я, как её законный представитель, имею полное право выбирать, как и где будет оказана эта помощь. Разве не так?
Тонкие пальцы предательски дрожат, но Ланская только прикрывает на пару секунд глаза. Чтобы вновь распахнуть их и смерить меня невыразительным, полным отвращения взглядом.
Всего на краткий миг в нём мелькает боль и капля сожаления, а после бездонные омуты затуманивает равнодушная пелена. И, сев в своё кресло, она роняет одну единственную фразу.
– Ты действительно так не любишь этого ребёнка, Артём?
– Что?..
Я осекаюсь на мгновение, глотая рвущиеся с языка ругательства. Недоумённо смотрю на Еву, что бесцельно изучает кабинет, и инстинктивно закрываю ей уши руками. Чтобы понизить голос и угрожающе выплюнуть:
– Думай, что несёшь Ланская. Причём тут ты и моя дочь?
– Она – не причём. Ты прав, – соглашается Лина. Кивает головой и мягко улыбается удивлённой Еве. После чего вновь кидает на меня острый взгляд-кинжал и бьёт не стесняясь словами. – Но если ты не заметил, Холодов… Мы с тобой не можем мирно сосуществовать. Никак, нигде. И если я ещё могу разделить рабочее и личное, то у тебя это не получается от слова совсем. Так что, прости, но нет. Работать с тобой или же на тебя не собираюсь. Ни-ког-да.
Её слова звучат логично и разумно. Они – как железобетонная плита, об которую разобьются любые мои аргументы. Но я, как и когда-то давно, в бурной юности, закусываю удила и действую наперекор.
И пусть этому нет никаких разумных объяснений, пусть я – тиран, узурпатор и прочее, но мне это нужно.
Нужно продавить чужое упрямство. Сломить чужое сопротивление. Доказать самому себе, что Ланская всё такая же. Такая же слабая и беспомощная рядом со мной. Вот такая вот тупая идея фикс.
– Уверена? – дернув бровью, я криво ухмыляюсь и подбираюсь, как хищник перед прыжком.
– Да, – твёрдо отвечает Ланская и выразительно стучит по циферблаты потертых наручных часов. – А теперь, будь любезен, покинь мой кабинет. Твоё присутствие нервирует ребёнка, и я по-прежнему предпочитаю проводить наши сеансы без твоего присутствия.
Всё происходит так же, как и в прошлый раз.
Меня настойчиво и прямо выставляют за дверь, но сегодня я даже не пытаюсь хоть что-то возразить. Вместо этого зависаю у кофейного автомата и пытаюсь решить эту чёртову головоломку.
Ева тянется к Лине. Ланская терпеть не может меня. Я отвечаю ей взаимностью. Но мне для ребёнка нужен не только терапевт, но и няня.
И мысль навязать эти обязанности Василине уже не кажется такой капризной и дикой, как вчера. Скорее опасной. Авантюрной. Острой, как ножи и…
Провокационно-соблазнительной. Хотя я сам и не знаю, почему.
Время ползёт медленно, как уставшая от жизни толстая черепаха. Волнение вперемешку с адреналином обсыпает кожу крупными мурашками, и я врываюсь в кабинет Ланской за десять минут до окончания сеанса, устав ждать.
А, перешагнув через порог, прирастаю ногами к полу. Судорожно сглатываю. И жадно впитываю предстающую передо мной картину.
До мельчайшей детали. До каждой неуловимой черточки.
Ева сидит на коленях у Лины и что-то безмятежно рисует. Моя дочь в присутствии этой девушки не выглядит диким настороженным зверьком. И именно это заставляет меня наступить на горло собственной гордости и попробовать зайти с другого края.
– Василина, я ещё раз прошу тебя обдумать мое предложение. Это не блажь, не прихоть, не закидон. Евина няня увольняется, и я не хочу подпускать к дочери постороннего человека. Я без тебя не справлюсь. Мы не справимся.
* Строчки из сказки Шарля Перро «Кот в сапогах».