Александр Александров
В злом сердце Бог не живет
© А.В. Александров, 2017
© ИД «Петрополис», 2017
* * *
Об авторе:
Александров Александр Валерьевич
Родился 27 февраля 1961 года в г. Няндома, Архангельской области.
Закончил музыкальную школу. Активно занимался боксом. Служил в армии. Закончил факультет журналистики Санкт-Петербургского государственного университета (1994 г.) и курсы режиссеров кино и телевидения (2001 г.).
Работал корреспондентом и зав. отделом в периодических печатных изданиях Архангельской области и Санкт-Петербурга; пресс-секретарем в Комитете по вопросам законности, правопорядка и безопасности Правительства Санкт-Петербурга; режиссером в телекомпании «Европа ТВ».
Лауреат и дипломант всероссийских литературных премий и конкурсов.
Член Союза журналистов России.
Член Союза писателей России.
Часть I
Город тихо дремал, погрузившись в ночную мглу, и мохнатые серые облака мягко скользили по мокрым крышам, отражаясь в затуманенных зеркалах рек и каналов, слегка подсвеченных размытыми пятнами световой рекламы и уличных фонарей.
Нудный дождь беспрестанно барабанил в оконное стекло, по стенам и потолку струились причудливые тени. Иногда с улицы доносились звуки проезжающих мимо машин – и вновь наступала тишина.
Было уже далеко за полночь, а я никак не мог совладать с бессонницей. Я зажмуривал веки, пытался считать до ста, гнал от себя навязчивые мысли, но все было бесполезно. Призраки прошлого цепко держали меня. Полузабытые лица, слабый аромат растворившихся во времени дней и ночей, едва уловимые отголоски той, прежней жизни, к которой нет, и никогда не будет возврата…
Сквозь шум дождя мне послышался голос. Далекий, чистый голос итальянского мальчика, взывающего к небу. Протяжные, высокие звуки печальной песни, словно неслись откуда-то издалека, из солнечного и теплого детства: «А-а-а-ве-е, Мари-и-и-я-а-а-а-а… А-а-а-ве-е, Мари-и-и-я-а-а-а-а» Не знаю, почему возникла эта мелодия в моей душе, из каких лабиринтов подсознания выплыла она, но так явственно зазвучали вдруг эти волшебные ноты, что горло перехватило, а глазам стало горячо. «Святая Мария, матерь Божия, молись о нас грешных, ныне и в час смерти нашей… Аминь» – так, кажется, можно было перевести слова из той песни-молитвы.
Я ощутил себя слабым и одиноким. Леденящая пустота простиралась вокруг. Лишь небо давало надежду… Я знал, что завтра наступит день – и все изменится. Мир теней не выстоит против света. Надо было только дожить до утра.
1
Солнце слепило глаза. Я вышел из подъезда и направился через двор к арке.
– Привет, Роберт! – донеслось до меня.
Я обернулся и увидел Ефима, нашего дворника. Он догонял меня быстрыми торопливыми шагами.
– Извини, – смущенно произнес Ефим, поравнявшись, – рублей пятьдесят не одолжишь? На пиво…
Вид у него был слегка помятый; резкий запах винного перегара вырывался изо рта; на щеках серебрилась колючая недельная щетина, а покрасневшие близорукие глаза смотрели сквозь толстые стекла очков с ожиданием и надеждой.
– Перебрал вчера?
– А-а-а-а… – дворник махнул рукой и кротко улыбнулся.
Я полез в карман, достал деньги, протянул ему. Ефим любезно кивнул в ответ.
– Я отдам… Не сомневайся.
А я и не сомневался. В крайнем случае – не отдаст, так отработает… Ефим был, что называется, мастер на все руки: и сантехник, и электрик, и плотник… Дворником он стал по стечению обстоятельств, после неудачного развода, а до этого трудился инженером в одной промышленной компании.
Хлопнула входная дверь, на залитый солнцем двор вышел мой сосед по подъезду – Сан Саныч. Он жил на верхнем этаже, в пятикомнатной коммунальной квартире, с дочерью-студенткой и супругой. Семья занимала три комнаты из пяти. В оставшихся двух доживали свой век одинокие петербургские старушки.
Несмотря на разницу в возрасте, мы были с ним в чем-то похожи: оба приехали в Петербург из провинции; оба – представители творческих профессий: он писатель, я – режиссер; оба какую-то часть жизни отдали спорту, служили в армии… В общем, много у нас было общего, кроме одного – он был счастлив в своей семейной жизни, а я одинок.
Иногда, по-соседски Сан Саныч заглядывал ко мне в гости, в мою однокомнатную квартиру на первом этаже. Мы смотрели футбол, выпивали, болтали о женщинах, об искусстве, вспоминали прошлое. Он был интересным собеседником.
– Прекрасное утро! – воскликнул сосед, пожимая нам руки. – А ночью какой был дождь… У меня на кухне опять протекло. Ты, Ефим, забрался бы на чердак, посмотрел… Может что там подлатать надо?
– Посмотрю… – пообещал дворник. – А ты, Сан Саныч, когда мне свою новую книгу подаришь? Дописал уже?
– Скоро, две главы осталось.
– Давай-давай, – похлопал его по плечу Ефим. – Пиши, пиши…
– Ты куда? – Сан Саныч повернулся ко мне. – На работу?
– Да.
– Подвезти?
– Нет, я пешком. Прогуляюсь…
Сан Саныч понимающе улыбнулся.
– Твоя-то «ласточка» как, бегает? – спросил он.
– Бегает, чего ей сделается. Надо только масло поменять… – ответил я. – Кстати, говорят, скоро наш дом на капитальный ремонт закроют?
– Чушь собачья, – уверенно заявил Ефим. – Я сколько лет уже это слышу. И про капитальный ремонт, и про расселение, и про то, что здесь якобы гостиницу сделают…
– Да-а, не хотелось бы никуда отсюда съезжать, – вздохнул Сан Саныч. – Душа к этим стенам прикипела.
Дом, в котором мы живем – старинный особняк графа Кушелева-Безбородько. Этому дому уже много-много лет. Он стоит на углу набережной Кутузова и Гагаринской улицы. В конце XIX века здесь размещалась Кушелевская картинная галерея, позднее вошедшая в состав Эрмитажа и других музеев. Многих знаменитостей помнит этот особняк. В разные годы здесь можно было увидеть известного авантюриста графа Калиостро, классика русской литературы Тургенева, поэта Сергея Есенина. В 20-х годах прошлого века в здании работала «Фабрика эксцентрического актёра», организованная кинорежиссёрами Козинцевым и Траубергом. Каждый камень здесь дышит историей, хранит отголоски давно минувших дней.
Я вышел из арки на улицу. Свежий прохладный ветер, внезапно налетевший со стороны реки, взъерошил мне волосы. Крейсер «Аврора» привычным силуэтом маячил на том берегу, в развилке Невы и Большой Невки.
Шагая вдоль набережной, я любовался открывшимся простором. Не часто в Петербурге бывают такие солнечные деньки, но именно в это время город как-то по-особенному преображается, скидывает серые неброские одежды, становится ярким и привлекательным.
Мне вспомнилось, с каким восторгом первое время после переезда в Северную столицу, бродил я по этим улицам, проспектам, бульварам, площадям. Это была какая-то эйфория, ни с чем несравнимое, пьянящее чувство всепоглощающей радости… «Неужели, – думал я, – и завтра, и через месяц, и через год этот город будет моим. Морозной вьюжной зимой, и солнечным знойным летом; утомленный серыми буднями, и цветущий от праздничного убранства» Удивительным казалось мне и то, что бесконечно долго можно было ехать по городу, а он все никак не кончался. Машины, люди, дома… Куда ни взгляни – всюду бурлила, кипела жизнь. Эти чувства никогда не понять тем, кто изначально родился и вырос в мегаполисе.
Я пересек Фонтанку, прошел мимо Летнего сада, свернул к Троицкому мосту. За ним, насколько хватало глазу, простиралась Петроградская сторона. От моста до Каменноостровского проспекта, где я работал, было рукой подать.
На проходной «Ленфильма» я увидел Николь. Она шла навстречу грациозной походкой манекенщицы.
– О, Роберт, ты как на свадьбу! – весело воскликнула девушка, проходя сквозь турникет. Я улыбнулся… Это Николь так приветствовала меня, отметив мое парадное облачение. Я был в новом костюме и при галстуке. Свадьба, конечно, была тут ни при чем, просто сегодня у меня намечалась встреча с клиентом. А для подобных моментов я всегда старался одеться с иголочки. Клиент в нашем деле – это святое.
Фирма, в которой я работаю, арендует на «Ленфильме» несколько помещений. У нас четыре монтажки, съемочный павильон и своя студия звукозаписи. Мы занимаемся видеопроизводством: делаем документальные фильмы для различных телеканалов, снимаем рекламные ролики, представительские и учебные ленты. Смуглолицая мулатка Николь давно сотрудничает с нашей телекомпанией. В свое время она вместе с братьями приехала в Петербург откуда-то из Африки. Сначала работала манекенщицей, потом – продюсером; подружилась с нашим оператором, в общем – стала своей.
– Послушай, Роберт, – сказала Николь, – там тебе какая-то Ирина звонила. Просила, чтобы ты с ней связался. Телефон я записала, он у тебя на столе.
– Спасибо, – поблагодарил я. – А что за Ирина, откуда?
– Не в курсе. По-моему, что-то со строительством связано… Названия фирмы не помню. Позвони.
Показав охраннику пропуск, я прошел через турникет и зашагал по широкому коридору. Навстречу мне попались трое офицеров в форме СС, эффектная дама в роскошном бальном платье, какие-то темные небритые личности в спортивных штанах, толпа молодежи в ярких карнавальных костюмах. Двери одного из съемочных павильонов были открыты – оттуда выводили под уздцы пару гнедых лошадей. Жизнь на киностудии шла своим чередом. Где-то снимали фильм, где-то музыкальный клип… Несколько раз взгляд подсознательно фиксировал знакомые медийные лица, но я даже головы не повернул – привык.
Я поднялся по лестнице на последний этаж, открыл электронным ключом серую железную дверь и, миновав полутемный пустынный холл, вошел в свой кабинет. Возле компьютера лежала записка с номером телефона. Это была известная мне строительная компания «Монолит». Я позвонил.
– Здравствуйте, Ирина.
– Здравствуйте, Роберт, – ответил в трубке приятный женский голос. – Нам нужен рекламный ролик. Не могли бы вы к нам сегодня подъехать?
– Конечно… Вот только дождусь одного человека. Я должен ему кое-что передать. И потом – сразу к вам… А что за ролик? Не тот, что мы с вами прежде снимать хотели?
– Приезжайте, обсудим, с начальством пообщаетесь. На месте все решим.
– Ладно, до встречи.
С компанией «Монолит» я сотрудничаю уже больше года. За это время мы сделали пару недорогих компьютерных роликов для размещения на телевидении. Потом они решили снять кое-что помасштабнее. Я предложил игровой костюмированный вариант… Идея понравилась. Сценарий ролика выглядел так. Царь Иван Грозный выходит на балкон, обводит взглядом округу: «Лепота-а-а!» В кадре – вид города сверху, панорама новостроек. Бодрый голос за кадром сообщает, что дом у Ледового дворца к заселению готов. Царь на коньках едет по льду. Слышны звуки: «Вжик-вжик!»
На всякий случай связались с «Мосфильмом» насчет авторских прав. Мало ли, вдруг посчитают это нарушением? Ведь образ царя на балконе уже был заявлен в одной из известных комедий. Ответ пришел быстро – возражений не было. Вот только в личном разговоре по телефону, прозвучало сомнение: дескать, мы-то, как правообладатели ничего против не имеем, но, а что если кто из творческой группы проявит принципиальность и воспротивится? В общем, после некоторых раздумий, решили не торопиться. Потом запал поутих, клиент куда-то надолго исчез… И вот – звонок.
Офис компании «Монолит» размещался на Сенной площади, в двух шагах от метро. Ирина встретила меня и проводила в приемную генерального директора. По дороге она успела в общих чертах рассказать о предстоящей работе.
– Ролик должен быть презентабельным, дорогим… Размещать его мы планируем на первом канале. Закадровый текст Станислав сам придумал. Вам необходимо довести все это до ума, сделать раскадровку.
– Сроки?
– Месяца полтора-два у нас на это есть.
– Хорошо… А где надо будет снимать? В помещении или на улице?
– На улице, – Ирина озорно встряхнула копной рыжих волос и поправила косую челку. – Да расстегните вы пиджак, Роберт… Сегодня такая жара.
– Да-да, – я машинально расстегнул пуговицу. – А насчет бюджета вы не в курсе? Хотя бы понять, в каких пределах…
– Сейчас Станислав сам все расскажет.
Генеральный директор Станислав Зименков радушно поднялся из-за стола нам навстречу. Он был высок, худощав, резок в движениях; говорил быстро, активно помогая себе при этом жестами. Казалось, внутри у него спрятана какая-то пружина, которая ни на минуту не дает ему покоя.
– Вот текст, посмотрите, – Станислав протянул мне исписанный от руки листок. – Что скажете?
Я быстро пробежал глазами текст, слегка спотыкаясь в тех местах, где написанное читалось неразборчиво.
«Чего хочет женщина?.. Почувствовать освобождение от ежедневных проблем. Быть уверенной в завтрашнем дне. Знать, что тебя понимают любимые. Не играть, а просто быть собой…»
– Да, и в конце, – Станислав нервно потер ладонью гладко выбритый подбородок, – что-нибудь такое – «Дом «Монолит»! Лучший дом для моей семьи!»
Я согласно кивнул и предложил:
– Можно еще добавить номер телефона.
Станислав на секунду задумался.
– Корпорация «Монолит». Пять-пять-пять, восемь-восемь, пять-пять…
– Гениально, – улыбнулась Ирина.
Я почувствовал легкое волнение. Так бывает всегда перед началом работы. Еще неизвестно что и как ты будешь снимать, непонятно вообще получиться ли что-нибудь из этого; а тебе уже верят, на тебя надеются, и подвести людей ты не имеешь права.
– Главной героиней должна быть женщина, – продолжал между тем Станислав. – Она вышла на утреннюю пробежку… Парк, деревья… Вы видели фильм «Чего хотят женщины»?
– Ну, так… – ушел я от ответа.
– Надо снять что-то похожее. Вот она бежит, размышляет… Такой внутренний монолог. Потом заходит в дом, а там – семья: маленький сын, муж… Она счастлива…
– Потому что живет в доме, который построила корпорация «Монолит», – вставила Ирина.
Теплый ветер тугой волной ворвался в приоткрытое окно, со стола полетели бумаги. Судя по тому, как разом потемнело небо – надвигалась гроза. Станислав притворил тяжелую оконную раму, мы с Ириной собрали разлетевшиеся по кабинету листы. Отдаленный рокочущий гром послышался сквозь стекло.
«Вот это да! А я, как назло, без зонта, – мелькнула запоздалая мысль. – Костюм жалко… Всего пару раз надел».
– Когда вы, Роберт, готовы будете приступить? – спросил Станислав, слегка опираясь на выгнутую спинку роскошного стула.
– Хоть завтра… Надо собрать съемочную группу, найти подходящую натуру, определиться с актерами. Недели две уйдет на подготовительный период.
– Хорошо. А что по деньгам?
– Если вы хотите, чтобы ролик выглядел солидно, я бы посоветовал вам снимать на кинопленку. А это – несколько десятков тысяч долларов. Точно сумму пока назвать не могу, надо составить смету. Но порядок цен такой…
Станислав задумчиво почесал затылок.
– Надо подумать, с партнерами посоветоваться. Завтра Ирина с вами свяжется.
– Ладно, – я поднялся. – Если что, звоните в любой момент.
На прощание Ирина сунула мне в руки зонт. Я попытался отказаться, но она была настойчива.
– Возьмите, Роберт, не упрямьтесь. Вы же видите, какой на улице дождь.
– А сами как?
– У меня есть запасной, – улыбнулась Ирина.
Я вышел на опустевшую, залитую дождем площадь и, прикрываясь зонтом, побежал к метро. Возле входа толпился народ, поэтому мне не сразу удалось проникнуть внутрь. Стиснутый со всех сторон, я на какое-то время исчез в людском водовороте. Затем могучая сила толпы, словно щепку бросила меня вперед, и, протащив сквозь стеклянные двери, увлекла к турникетам.
Спускаясь по эскалатору, я увидел знакомого, он стоял на несколько ступенек ниже. Мы с ним вместе учились в автошколе. Я догнал его на переходе.
– Привет, Роберт! – обрадовался он. – Вот так встреча!
Нам было по пути, и мы сели в одну электричку.
По дороге приятель рассказал о своей поездке в Америку. Я слушал его в пол уха, изредка кивая головой и рассеянно улыбаясь… Пока не прозвучало это имя – Анна. Я невольно напрягся. Хотя, казалось бы, мало ли в Нью-Йорке русских эмигранток с таким именем?
– Мы с женой за это время у них дома не раз побывали, – продолжал рассказывать мой знакомый. – Очень гостеприимная пара… Виталий там бизнес какой-то имеет, а Аня преподает в танцевальной школе. Она, кстати, раньше в Мариинке работала.
Я почувствовал, как дрогнуло сердце. Не слишком ли много совпадений?
– Вот, взгляни… – приятель открыл ноутбук. – Жена снимала.
Я не поверил глазам. С фотографий смотрела она – та самая Аня-Анечка-Анюта; девушка, которую я когда-то любил и с которой давно расстался. Конечно, время наложило на нее свой отпечаток, она изменилась, повзрослела, превратилась в солидную ухоженную тридцатилетнюю женщину, но неизменными остались эта озорная улыбка, этот загадочный взгляд… Давно угасшее, полузабытое чувство снова возникло в душе и с тихой нежностью напомнило о прошлом.
На некоторых фото она была вместе с дочерью и мужем. Я поймал себя на том, что ревниво всматриваюсь в мужское лицо. Темные, слегка вьющиеся волосы, внушительный нос с горбинкой, близко посаженные черные глаза, легкая небритость… Аня была совсем другой – светловолосая, с серо-голубыми глазами, нордического типа. А дочь – копия отца.
Подумалось, что все могло бы сложиться иначе. И эта девочка рядом с ней была бы сейчас похожа на меня. Если бы… Если бы мне не пришлось тогда, много лет назад сделать этот тяжелый выбор.
2
Мы познакомились ранней весной, когда на Неве еще стоял лед, а прозрачные серые дни были ветрены и прохладны. Я работал тогда в газете и мне поручили сделать материал о Мариинском театре. В качестве сопровождающего выделили одну из сотрудниц – молодую девушку по имени Аня.
Поначалу она не вызвала у меня особого интереса. Подумаешь, балерина… Одета в какой-то серый бесформенный пиджак, такую же серую тяжелую юбку – ни спереди, ни сзади ничего выдающегося нет. Это только потом, какое-то время спустя я смог по достоинству оценить ее великолепную фигуру. А тогда еще думал, стоит ли продолжать знакомство?
Первое наше свидание состоялось две недели спустя, на Невском проспекте. Я встретил Аню на выходе из метро Гостиный двор, пригласил в кафе, предложил выпить по бокалу шампанского. Она не отказалась… Но перед этим мы долго гуляли по Невскому. День выдался солнечным и теплым. Пестрая нарядная толпа рекой текла по широкому тротуару и, затерявшись в этом праздничном шумном многолюдье, мы шли и шли, куда глаза глядят. Аня рассказывала о себе, я тоже… Мне было легко с ней общаться. Может быть потому, что я чувствовал ее интерес, а может быть оттого, что совсем не стремился ей понравиться. Ведь с самого начала я знал – это ненадолго. Еще там, в театре, она призналась мне, что скоро уедет. И нам обоим было ясно, что наше свидание, и все последующие встречи, если даже они еще когда-нибудь состоятся – это все так, несерьезно; мимолетное приключение, не более того…
Мы сидели за столиком в кафе, беззаботно болтали и пили шампанское. В тонком берете и легком приталенном пальто, Аня выглядела совсем юной. Я был очарован ее невероятной женственностью, которая таилась в каждом движении, в каждом жесте, в тихом нежном голосе и кротком взгляде из-под опущенных длинных ресниц. Пожалуй, она была даже красивой. Но красота ее была какая-то скромная, неброская, неприметная. Нужно было время, чтобы разглядеть. По правде сказать, такой типаж я раньше бы и не заметил. Мне всегда нравились девушки яркие, веселые, озорные… А тут словно впервые открыл для себя какое-то иное измерение.
После кафе мы снова отправились гулять. Свернули с Невского, пересекли Дворцовую площадь и возле Эрмитажа вышли на набережную. Нева уже вскрылась. Огромные льдины в обрамлении мелких осколков и снежного крошева не спеша плыли вниз по течению. Опершись о гранитный парапет, мы, молча, стояли рядом и смотрели на воду, в которой отражались яркое весеннее солнце и синее небо, с белыми пушистыми облаками.
С реки потянуло прохладой, Аня зябко поежилась. Я бережно взял ее ладонь в свою, ощутив холод замерзших пальцев. Мы долго стояли так, не шевелясь, глядели на проплывающие льдины. Вокруг не было никого, и я подумал, что это прекрасная возможность ее поцеловать, но отчего-то не решился.
На обратном пути Аня взяла меня под руку. Это еще больше сблизило нас. Я приободрился, осмелел и пригласил ее к себе в гости.
– Хорошо, я подумаю, – кокетливо улыбнулась она. – Позвони мне в пятницу.
– Обязательно… Обязательно, позвоню!
Радость переполняла меня, я почти не сомневался, что Аня придет. Предчувствие романтического приключения кружило голову, заставляло радостно биться сердце. Я уже достаточно долго оставался один и был рад, что в моей судьбе, наконец, обозначились перемены. Мне нужна была передышка. Хотя бы ненадолго, хотя бы на время, а там… Жизнь покажет.
* * *
– Дзы-ы-ы-ынь!
Резкая трель от входной двери царапнула по нервам. Я машинально поднялся, вышел в прихожую, щелкнул замком. Привычка… Никак не могу заставить себя спросить «Кто?», или хотя бы в глазок поглядеть. Сразу открываю.
– Роберт, извини, что без звонка, – в дверях стоял мой сосед сверху, Сан Саныч, – Жена с дочкой уехали… Дай, думаю, зайду к соседу, проведаю. Сильно занят?
– Да так… – я неопределенно пожал плечами.
– У меня предложение, – Сан Саныч интригующе зашуршал увесистым пакетом. – Давай, по коньячку…
– Заходите, – я впустил его в прихожую. – По коньячку, значит?
– Конечно, – Сан Саныч расцвел в улыбке.
– Ладно… Уговорили.
Я забрал у него пакет и отправился на кухню. Надо было что-нибудь приготовить на закуску. Пока я нарезал колбасу и открывал консервы, Сан Саныч расположился на диване.
– «Шербурские зонтики» смотришь? – донесся из комнаты его голос.
– Что? – не сразу понял я, о чем речь, потом, однако, сообразил. – Ах, да, да… Смотрю.
– Одобряю… Классика жанра.
Очевидно, он наткнулся на диск, который был на столике, возле дивана. Я действительно недавно смотрел этот фильм. И не один раз…Но совсем не потому, что являюсь фанатичным поклонником этой старой ленты. Хотя фильм, безусловно, великолепный, не напрасно удостоенный «Золотой пальмовой ветви» Каннского кинофестиваля. Просто была у меня на это своя причина, о которой Сан Санычу не расскажешь… Дело в том, что главная героиня там – копия девушки, с которой я когда-то встречался, той самой Ани, живущей нынче за океаном. У меня не осталось ни одной ее фотографии. Из суеверных соображений, пока мы встречались, я не просил у нее фото и не фотографировался вместе. Где-то слышал, что дарить фото – к разлуке. Да и в начале наших отношений у меня не было такой необходимости… Позже, мне казалось, что так я смогу обмануть судьбу, оттянуть разлуку. А потом – все это стало и вовсе бессмысленным…
– Да, сейчас так не снимают, – продолжал Сан Саныч из комнаты. – Ремиксы… Взялись вот старые фильмы на новый лад переделывать. Своего-то придумать ничего не могут. А денег и славы хочется… Но ведь зрителя не обманешь. Это бизнес-проекты, а не искусство.
– Все готово! Прошу к столу, – прервал я его недовольное бурчание.
Сан Саныч поднялся с дивана, заглянул в кухню, оглядел наспех накрытый стол. На лице его отразилось удовлетворение.
– Вот это я понимаю… Дай-ка сюда рюмки.
Мы выпили, закусили, чем бог послал.
– Я нынешнее кино смотреть не могу, – не отставал от своей темы Сан Саныч. – Приличных фильмов – по пальцам пересчитать. Не то, что раньше…
– Может просто время сегодня другое, – робко вставил я.
– Время? – мой собеседник горько усмехнулся. – Время, конечно, другое… Я хорошо помню, как все менялось тогда, в начале девяностых… Когда несметные толпы устремились в видеосалоны смотреть запретное кино. И ладно бы только секс, что само по себе понятно – в диковинку… Так ведь нет, все подряд глотали: какие-то фильмы-ужасы, низкопробные боевики, фэнтези… Люди, воспитанные на высокодуховной литературе, на прекрасных фильмах – жрали это вонючее, уродливое пойло, как свиньи из корыта и убеждали себя в том, что это и есть настоящее искусство.
Сан Саныч тяжело вздохнул, ладонью пригладил коротко стриженные седые волосы.
– Ты мне скажи, Роберт, почему мы все время оглядываемся на Запад? По любому поводу… Вот в США – так, в Европе – так… Но это же все равно, что решая какую-то проблему внутри своей семьи, кивать на соседей: вот у Абдуллы – так, а у Мойши – так… А у самого-то голова есть? Откуда эта вечная неуверенность в своей правоте, эта лакейская потребность услужливо стелиться перед любым чужестранцем?
– Да, – я согласно кивнул, – какую сферу жизни ни возьми… Как будто там, за бугром, запатентовано право на истину… В кино вот тоже с Голливудом зачем-то пытаемся тягаться. Смотришь иную картину – просто калька с какого-нибудь тамошнего шедевра. Но ведь любому понятно, что копия всегда будет проигрывать оригиналу… Наша классика я считаю, ничем не хуже. Просто это абсолютно другое направление. У них в основе – действие, у нас – глубина…
– А еще, знаешь, что меня раздражает? – продолжал возмущаться Сан Саныч. – Эстетика уродства… Современное искусство отравлено ядом пошлости и порока. Когда сняли ограничения, отменили запреты – все это буквально хлынуло в нашу жизнь. Настоящие творцы разом поникли, отступили в тень, а на первый план выбрался новый человеческий тип: энергичный, нахрапистый, наглый. И эти люди, которые сегодня определяют развитие культуры, вольно или невольно навязывают свои представления о прекрасном. Дошло до того, что шепелявые ведущие на телевидении появились… Вообще, телевидение – это отдельная песня. Оно словно зеркало, отражает состояние, в котором находится наше общество. Негатив, агрессия, внедрение деструктивной морали… Ничего святого не осталось. Впрочем, может быть, я просто устал…
– Скоро у вас выйдет новая книга?
– Две главы еще осталось.
– Это сколько страниц?
– Страниц тридцать, наверное… За пару месяцев успею дописать.
– А чего так долго? – нарочно поддел я Сан Саныча. – Некоторые столько за день выдают.
– Кто это? – обиженно вскинулся мой сосед. – Уж не ты ли?
– Ха-ха-ха! Нет, не я… В газете вот на днях интервью с одной дамой-писательницей прочел. Так она на полном серьезе утверждает, что пока с утра двадцать пять страниц не выдаст, обедать не садится. Причем пишет только от руки.
– Двадцать пять?
– Точно.
– В каждый день?
– Естественно… И вообще, говорит, написать роман за месяц – для нее не проблема.
– Вот зараза! – Сан Саныч хлопнул себя ладонью по колену. – Надо же… И ведь верят, небось, люди-то?
– Кто-то возможно и верит.
– Нет, ну ты подумай… Что такое написать двадцать пять страниц текста? Да ты просто с книжки от руки их перепиши – уже утомишься… Толстой «Войну и мир» шесть лет писал, Булгаков «Мастера и Маргариту» – двенадцать, Иванов «Вечный зов» – тринадцать… А тут раз, за месяц, – и готово!
Сан Саныч разошелся не на шутку. Я и не думал, что его так заденет эта, в общем-то, безобидная тема.
– Однажды Бунин в разговоре с журналистом признался: дескать, больше двух страниц в день написать не могу. «Почему?» – удивился журналист. «Просто не могу – и все», – ответил писатель… Понимаешь? Какая мера ответственности, какое отношение к слову, к делу своему… Настоящий художник всегда творит с сомнениями, с болью; стремится сделать так, чтобы читатель сопереживал, рос духовно, становился чище и добрее. Но сейчас такая литература никому не нужна. На ней не заработаешь… А все, что не приносит дохода, в нынешнее время – не заслуживает внимания.
Мой собеседник замолчал, устало провел ладонью по лицу. Я не знал, что сказать, чем утешить его. Какой-то невеселый у нас получался разговор.
– Заниматься литературой сегодня – сродни духовному подвигу, – печально продолжил Сан Саныч. – Ни славы, ни денег это не дает… Раньше, лет двадцать назад, писатель был уважаемой, значимой фигурой, а сейчас – непонятно кто. Иногда даже стесняюсь признаться, что пишу, вот до чего дошел.
– Конечно, – согласился я, – без государственной поддержки литературе нелегко. Но вряд ли в ближайшее время что-либо изменится. Сейчас у нас другое мироустройство. И вообще… Может быть литература уже никогда, не будет играть такой роли в общественной жизни, как в прошлые века. Когда не было ни радио, ни телевидения, ни интернета…
– Не знаю, при социализме уже существовали и радио и телевидение, но это не мешало нам быть самой читающей страной в мире. Просто нет на то государственной воли. Может быть там, наверху, думают, что необразованной и неграмотной массой легче управлять? Ошибаются… Человек не развитый духовно – опасен; от него не сострадания, ни пощады не жди. Его надо воспитывать. А как воспитывать, на чем?.. Сказки – это литература; кино и театр – тоже литература; песни, юмор, стихи – опять литература; да куда не коснись – всюду изначально автор присутствует.
Сан Саныч посмотрел на меня. В печальных глазах его застыла решимость.
– Что бы там ни было, а я с пути не сверну. Буду стоять до конца, как солдат в окопе.
На мгновение он и вправду показался мне таким солдатом – уставшим, израненным… Вокруг которого все товарищи побиты, бастион разрушен, а он продолжает сражаться: без веры, без надежды – просто, потому что не может сдаться и отступить.
* * *
В пятницу, как договаривались, я позвонил Ане и на следующий день мы встретились возле метро. Я пригласил ее к себе, по пути соображая, как себя вести, чтобы не оказаться в глупом положении. Ведь если девушка принимает подобное приглашение, то велика вероятность, что самые смелые мужские мечты могут осуществиться… А мы еще даже ни разу не целовались.
Аня шла рядом. Я слегка касался ее плечом. Тонкий аромат духов долетал до меня вместе с запахами весенних улиц. День был солнечный, ослепительно яркий. Это было время, когда деревья стояли еще совсем голые, без листвы и на земле тоже не было видно ни малейших признаков зелени. Только сухие клочья прошлогодней травы слегка качались под слабым ветром. Я поймал себя на мысли, что в последние годы как-то проскакивал этот период, почти не замечая его. Раз, и все уже цветет… Теперь я словно заново погружался в эту волнующую атмосферу предчувствия. Когда все еще только-только начинается, все впереди.
Прежде чем войти в дом Аня захотела посмотреть на «Аврору». Мы перешли дорогу и оказались на набережной Невы. Подернутая мелкой рябью вода была темно-синего цвета – словно в ней растворилось небо. И солнечные зайчики весело прыгали по волнам, отражая от поверхности яркие блики.
Мы стояли рядом, смотрели на раскинувшийся простор. Свежий ветер тугой волной то и дело налетал с реки, обдавая лицо весенней прохладой.
– Морем пахнет, – тихо сказала Аня, поворачиваясь ко мне.
– Да, – так же негромко ответил я и придвинулся к ней ближе.
Вокруг не было никого. Только одинокий велосипедист, потихоньку накручивая педали, медленно двигался в нашем направлении со стороны Троицкого моста.
