Александр Александров
В злом сердце Бог не живет
– Хорошо, – согласилась Аня. – Пусть будет ужин.
Мы устроились на разобранном диване, взяв с собой по бокалу вина. Поднос с закуской пристроили на вытянутых ногах, прямо поверх одеяла.
– За что пьем? – спросила она.
– Не знаю… За все хорошее.
– Давай выпьем за мечту.
– Давай.
Мы чокнулись и пригубили терпкое темно-красное вино. Аня была уже без халата. Я залюбовался ее идеальной фигурой. Она походила на ожившую мраморную статуэтку. Лунная гладкая кожа, высокая грудь, водопад светлых волос, льющихся по спине… Вино закружило голову, душа наполнилась радостью и живым теплом.
– Хочу спросить… – Аня смутилась. – Откуда у тебя этот шрам на ноге? И вот здесь, на предплечье…
– Шрам? Ах, это! Да так…
Я почему-то растерялся. Слишком уж не вовремя прозвучал этот вопрос.
– Не хочешь отвечать? – в голосе Ани послышалась обида.
Я обнял ее, прижал к себе и поцеловал.
– Не хочу… Не могу сейчас об этом. Потом как-нибудь, ладно?
Мне действительно не хотелось начинать этот разговор. Не ко времени он и не в тему. Это так глубоко сидело во мне, что не стоило без нужды ворошить. Нет, потом, потом…
Нагнувшись, я взял с пола бутылку вина, налил в опустевшие бокалы.
– Хорошо, – отпив глоток, сказала Аня, – тогда я задам тебе другой вопрос. Но имей в виду, если ты и на него не ответишь, я точно обижусь.
– Задавай, я готов, – шутливо отрапортовал я, обнимая ее за плечи.
– Как ты ко мне относишься?
Признаться, я не ожидал такого серьезного вопроса. Она смотрела на меня выжидающе, с легким прищуром и в ее глазах таилось любопытство. Мы еще никогда, со дня нашего знакомства не говорили так откровенно.
– Я тебя обожаю, Анечка… Ты самая лучшая девушка во вселенной. Надеюсь, такой ответ тебя удовлетворит?
– Ну, как тебе сказать…
– Ладно, – я отставил в сторону шутливый тон. – Я люблю тебя… Это правда.
– Правда-правда? – в глазах ее вспыхнул лукавый огонек.
– Да.
Она прильнула ко мне, поцеловала и произнесла чуть слышно:
– И я тебя тоже.
Мы снова забылись в горячечном сладостном бреду, и опять пред нами распахнулась бездна. Обнявшись, мы полетели в нее, шепча и выкрикивая какие-то непонятные слова; исступленно даря и принимая любовные ласки; все крепче и крепче сжимая, друг друга в объятьях, словно боясь навек потерять. Наши души рвались из разгоряченных тел на волю, пытаясь воспарить, соединиться и навсегда улететь в мир вечной любви. Но земные законы не давали нам этого сделать, и мы, в конце концов, обессилев, оставили эти попытки…
За окнами незаметно стемнело, в доме напротив, зажглись огни. Мы тоже включили ночник. Лежали, болтали о чем-то беспечно. Потом умолкли… Я взглянул на Аню и заметил, что она загрустила.
– Ты чего?
– Надо уезжать, – вздохнула она.
Я почувствовал смутное беспокойство. Как-то так вышло, что мы старались избегать этой темы. Хотя еще в день нашего знакомства, она сообщила мне, что собирается уехать за рубеж. Навсегда… Поначалу это не сильно меня огорчило. Потом я к этому привык – как привыкает человек к мысли, что когда-нибудь обязательно умрет. А поскольку не было обозначено какого-то конкретного срока, то все это казалось таким далеким, нереальным. Мало ли что еще может произойти? Может все само собой рассосется.
– Это для тебя так важно? – избегая смотреть ей в глаза, произнес я.
– Да… – ответила Аня. – Важно.
Мы опять замолчали. Я не знал о чем говорить. Я вообще боялся даже прикасаться к этой теме. Ведь она означала одно – неминуемую разлуку.
– Мне уже двадцать лет, – тихо произнесла Аня. – Мое время уходит. Еще два-три года – и все… Можно будет забыть о карьере.
– А здесь? Ты же танцуешь в известном на весь мир театре… Неужели здесь нельзя заявить о себе? Попытаться пробиться…
– Здесь? – она усмехнулась. – Нечего и думать… Быть все время на вторых ролях, до пенсии прозябать в кордебалете? Нет, не хочу… «New York City Ballet» – вот моя мечта.
– Что это?
– «Нью-Йоркский городской балет». Одна из самых известных балетных трупп мира. Была создана, кстати, нашим соотечественником, основателем американского балета Джорджем Баланчиным.
– Туда ведь так просто не попадешь? На что ты рассчитываешь?
– Да, туда очень сложно попасть, не имея так называемой школы Баланчина, которая сильно отличается от русской. Но, во-первых, у меня есть знакомый преподаватель американец, а во-вторых, родственные связи в руководстве театра… Так что это не просто мечты, а вполне реальные планы. К тому же, у меня уже есть приглашение, и не воспользоваться таким шансом – просто глупо.
Она говорила, и эти слова каплями раскаленного воска обжигали мою душу. Простая истина вдруг открылась мне: чтобы остаться с ней – я должен уехать!.. Так и только так. Иного не дано… Но куда я поеду? В страну, где всё мне чужое: люди, природа, жизненный уклад… И языка толком не знаю. Что я в этой Америке делать буду?
Я ощутил себя витязем на распутье: куда ни пойди – всюду погибель…
5
В монтажной царил полумрак, за окнами хмурилось осеннее низкое небо. Ветви клена, качаясь под ветром, густо роняли нарядные оранжево-красные листья, один из которых, перевернувшись в воздухе, прилип к мокрому оконному стеклу и затрепетал, как бабочка.
Я оторвался от монитора и, зажмурив глаза, устало потер пальцами веки. Который час уже мы вместе с Юлей сидели за монтажным столом, пытаясь из огромного количества разнообразных кадров, собрать единый сюжет. Юля – опытный монтажер, мне нравится с ней работать. Ее тонкие пальцы легко порхают над клавиатурой. Она напоминает мне пианистку за фортепиано. К тому же Юля недурна собой: голубоглазая, стройная, светловолосая… Я смотрю на нее, на экран с крупными планами Насти и невольно ловлю себя на мысли, что, в общем-то, неплохо устроился. Столько вокруг красоты, с которой ты вольно или невольно соприкасаешься, а тебе еще и деньги за это платят…
Ролик уже почти полностью собран. Осталось только почистить его, подогнать кадры под голос и музыку, добавить немного графики – и можно сдавать заказчику. Сегодня генеральный директор компании «Монолит» хотел лично приехать, чтобы посмотреть то, что у нас получилось.
Собрали и озвучили ролик мы достаточно быстро. Дольше ждали оператора из Финляндии, пока он там проявлял исходники. Я очень сильно переживал, по этому поводу – как бы чего не вышло. Ведь всякое бывало… Случись что, как потом с заказчиком рассчитаться? Но, слава богу, все прошло удачно, без брака. И кадры хорошие, и качество на уровне. Теперь дело было за малым – смонтировать и сдать.
В отличие от съемочного периода – очень нервного, суматошного – монтажный период, одна сплошная благодать. Работай себе тихо, спокойно, получай эстетическое наслаждение. Особенно если материал подходящий и монтажер проверенный, опытный, понимающий тебя с полуслова.
– Юль, давай все-таки этот кадр переставим… Поменяем местами: пусть вначале она бежит в профиль, а потом в три четверти… Потому что дальше у нас крупным планом лицо ее идет… Так мне кажется лучше будет, как ты считаешь?
Юля, кивнув головой, меняет кадры.
– И вот здесь, немного почище давай сделаем переход с общего плана на средний. Видишь, где она рукой движение делает… Надо поймать его и совместить по фазе…
Мне комфортно работать с Юлей, у нас с ней полное взаимопонимание. Не надо тратить время и нервы на то, чтобы объяснить очевидное… А ведь встречаются среди ее коллег и такие, кто считает себя умнее режиссера. С такими монтировать – одно мучение.
Заказчик приехал вовремя. Мы как раз заканчивали собирать ролик. Скинув пальто, Станислав уселся вместе с нами перед монитором.
– Сколько секунд? – спросил он.
– Тридцать, как договаривались.
– Надо будет еще пятнадцатисекундный сделать… Укороченный вариант.
– Хорошо, сделаем, – пообещал я.
Юля запустила просмотр, Станислав напряженно приник к экрану. Я тоже ощутил некоторое беспокойство. Понравится, не понравится?.. Кто его знает, вдруг заставит все переделывать?
Несколько раз, подряд, просмотрев ролик, Станислав остался доволен. Я облегченно вздохнул.
– Только вот надпись в заставке…
– Что?
– Неровная.
– В каком смысле? – удивленно осведомился я.
– Ну, с одного краю расстояние больше, чем с другого…
– Надпись стоит строго по центру.
– Да?.. А мне кажется, что к левому краю ближе. У вас есть линейка?
Мы с Юлей озадаченно переглянулись.
– Зачем?
– Померить расстояние.
Юля отыскала где-то линейку.
– Только экран руками не трогайте, – едва сдерживая смех, попросил я.
Станислав старательно измерил расстояние от краев надписи на экране до краев монитора. С одной и с другой стороны… Оказалось – все ровно.
– Странно, – сказал он. – А кажется, что с одной стороны больше.
– Ну, бывает… – дипломатично произнес я.
Меня порадовало, что Станислав не стал ничего перекраивать в собранном ролике. А то ведь бывают такие заказчики – не приведи господь. Без конца готовы вносить поправки. И то им не так, и это… Всю душу вымотают.
Когда Станислав уехал, в «монтажку» заглянул Михаил – генеральный директор телекомпании.
– Как дела?
– Работаем… Сейчас пересчитаем, выложим на файлообменник – и все.
– Закончишь, зайди ко мне.
– Хорошо.
Надо сказать, что с Михаилом мы не только давно работаем вместе. Мы еще и старые друзья… Когда-то учились вместе в университете, сидели за одним столом. С тех пор наши жизненные пути не расходятся далеко друг от друга.
– Все, – сказал я, входя к нему в кабинет, – ролик мы сдали, заказчик доволен.
– Молодцы, – улыбнулся Михаил. – А я хотел сообщить тебе, что деньги за предыдущий проект пришли.
– Здорово!.. Можно получить?
– На вот, пересчитай.
Михаил подал мне увесистую пачку купюр, стянутую поперек тонкой резинкой.
– Да ладно, – беспечно отмахнулся я, – все верно, надеюсь.
– Пересчитай, пересчитай… – настоял он и поучительно добавил: – Деньги счет любят.
Я послушно пересчитал новенькие, не измятые еще купюры, с острыми жесткими краями. Они приятно шелестели в руках… Убрав толстую пачку купюр во внутренний карман, я попрощался с Михаилом, оделся и вышел во двор. Там, на асфальтовом пятачке автомобильной стоянки была моя машина. Пикнув сигнализацией, я открыл дверь и опустился на сидение. Только сейчас я почувствовал, как устал. Но впереди меня ждали выходные, и это обстоятельство не могло не радовать.
Выехав на Каменноостровский проспект, я направился в сторону Невы, переехал через Троицкий мост и покатил к Невскому проспекту. Хотелось просто немного поколесить по городу, развеяться.
В холодном сыром воздухе быстро сгущались осенние сумерки, на улицах зажигались фонари. Мокрый асфальт блестел под светом автомобильных фар. Яркими неоновыми огнями призывно сияла реклама. Я включил громче звук автомобильной магнитолы, и приятная музыка заполнила салон. Мне было все равно куда ехать, лишь бы двигаться и двигаться вперед.
Глядя из окна машины на пробегающие мимо дома, на серую безликую толпу неспешно текущую по тротуарам, я вдруг почувствовал, как быстро летит время. Когда-то этот город казался мне слишком вычурным и надменным, подавлял своим величием и царственной красотой; а потом, совсем незаметно, стал близким, понятным и родным. Я пророс в нем душой, укоренился, и теперь уже не мыслю себя без него.
Свернув на тихую улицу, я припарковал машину к обочине. Здесь рядом было недорогое кафе. На той стороне улицы призывно светилась знакомая вывеска. Оглянувшись по стонам, я быстро пересек проезжую часть и оказался у входа.
Навстречу мне из дверей на улицу выплеснулась шумная ватага. Парни, девчонки – по виду студенты – оживленно болтали между собой. Я невольно заразился их безудержным весельем. Они расступились, уступая мне дорогу.
– Аня-я-я!.. Подожди, мы с тобо-о-ой! – раздался у меня за спиной чей-то звонкий крик. – Анечка-а-а!
Я машинально оглянулся, с запоздалой усмешкой отметив про себя, что до сих пор все еще продолжаю реагировать на это имя. Странно и удивительно… Ведь столько лет прошло.
* * *
Мы расстались легко, без взаимных претензий и объяснений. Может быть, поэтому между нами осталась какая-то недосказанность, незавершенность… Аня не валялась у меня в ногах, не плакала, не умоляла бросить все и уехать вместе; я тоже в свою очередь не требовал от нее остаться. Просто мы оба хорошо понимали, что ни то, ни другое невозможно.
Первое время я старался не думать о ней. Мне казалось, если не ворошить прошлое, все забудется, сгинет, исчезнет без следа. Я успокаивал себя тем, что вокруг полно молодых, красивых девушек и любая из них легко может стать моей. Я ловил эти игривые, призывно манящие взгляды красавиц и они словно волшебный бальзам врачевали мою душу. «Все пройдет, – думал я. – Все пройдет… Надо только не быть сентиментальным» В круговороте дел и событий мне удалось подавить свои чувства, спрятать их в самые дальние закоулки души, снова почувствовать себя независимым и сильным. Я погрузился в работу, дни стремительно полетели, один за другим, складываясь в месяцы, потом в годы. Я все реже вспоминал об Ане. Ее образ тускнел, расплывался и, в конце концов, стал просто тенью. В моей жизни начали появляться другие женщины. Они были разные и по-разному складывались наши отношения, но ни с одной из них я не мог чувствовать себя так же легко и свободно, как с Аней. Ни с кем из них не возникало той душевной близости, которая была у нас. Иногда мне в голову приходили странные мысли, что может быть там, за океаном, ей так же одиноко, и она так же тоскует и думает обо мне. От этих мыслей меня охватывало беспокойство, я не раз ловил себя на том, что шагая по улице, невольно ищу глазами знакомый силуэт. Однажды в метро мне показалось, будто бы я увидел ее. Затаив дыхание, я приблизился… Но это, конечно же, была другая, хотя и поразительно похожая на нее девушка.
Я не раз зарекался забыть ее, вычеркнуть из своей жизни, однако мне это не удавалось. Позже я понял почему. Ведь в нашей истории не хватало финальной точки. Эта недосказанность и позволяла сохранять чувства в первозданном виде. Как будто мы расстались только вчера. Точно один из нас вышел ненадолго и пропал. Нет, и нет человека… А ты все ждешь, словно он должен сейчас вернуться.
В последнее время она стала сниться мне по ночам. Молодая, красивая, стройная… Так явственно, словно я видел ее вживую. Мы целовались и разговаривали во сне, строили какие-то планы, бродили по диковинным мирам. Я просыпался с улыбкой на губах и сладким чувством душевного покоя, которого давно уже не знал. Так хотелось продлить эти сказочные мгновения. Но жизнь безжалостно возвращала в реальность.
И тут вдруг эта случайная встреча с приятелем, его рассказ, неожиданные фото. Все это всколыхнуло воспоминания, растревожило душу. Я долго боролся с собой, понимая всю нелепость и бесполезность затеи, но все же не смог устоять. Я попросил у него номер ее телефона.
6
В выходные сосед Сан Саныч пригласил меня с собой за грибами. Я согласился не раздумывая. Во-первых, уже давно не был на природе, а во-вторых, просто хотелось развеяться.
Рано утром мы выехали из дома и вскоре уже мчались по загородному шоссе. Сан Саныч сидел за рулем, я был в качестве пассажира. С погодой нам повезло… Ослепительно сияло солнце, на фоне чистого голубого неба ярко полыхали осенними красками придорожные кусты и деревья. Хотя была уже середина октября, пора затяжных дождей и унылого листопада, но в этом году осень неожиданно решила сделать нам такой вот щедрый подарок.
Доехали незаметно… Дом Петровича – местного жителя, у которого мы решили остановиться – располагался на самом краю деревни, возле заросшей камышом и осокой небольшой тиховодной речушки. Спуск к воде начинался прямо с огорода. Внизу, на мелководье, уткнувшись носами в берег, стояли деревянные лодки. До озера было рукой подать – оно маняще блестело в прогалах деревьев.
Петрович встретил нас радушно, угостил чаем с вареньем… Его супруга предложила отдохнуть с дороги, но мы отказались.
– Давай, Петрович, поехали. Бока отлежать мы и дома успеем. Надо вот соседу, – Сан Саныч кивнул на меня, – все ваши красоты показать. А то он в городе кроме асфальта ничего не видит.
Я промолчал, натягивая на ноги резиновые сапоги.
Петрович внимательно изучал меня сквозь прищур серых глаз. Ему было за семьдесят, но выглядел он достаточно бодро. Жилистый, крепкий, с благородной сединой в коротко стриженных непослушных волосах. Обликом своим и манерой держаться он совсем не походил на типичного сельского жителя. Да, по сути, никогда им и не был… Ведь осел он в деревне только когда вышел на пенсию. А до этого всю жизнь прожил в городе и работал в основном, на руководящих должностях. Так мне о нем рассказывал Сан Саныч…
Мы спустились к воде, сели в лодку – просторный деревянный баркас. На дне лежали два спиннинга и подсачек для рыбы. Я с интересом принялся разглядывать самодельные латунные блесны. Они казались довольно грубыми и вызывали большие сомнения в том, что на них может позариться хоть какой-нибудь совсем уж неосторожный хищник.
– Видал, на какие здесь ловят? – спросил Сан Саныч. – Это тебе не магазинные игрушки… Тут все по-серьезному.
Я восхищенно покачал головой и улыбнулся. Веселые солнечные блики в воде, запах водорослей, свежий ветер с озера – все это пробудило во мне рыбацкий азарт. Манящее приключение ждало нас впереди: дикие, необжитые острова, грибы, рыбалка… Когда еще доведется снова пережить такое?
Взревел мотор, и лодка, разрезая носом бурлящую воду, резво полетела по узкой реке. Нависшие по берегам кусты роняли с ветвей желто-красные листья. Они послушно падали вниз, устилая собой речную поверхность. От скорости и встречного ветра стало зябко. Я запахнул поплотнее ворот, стараясь увернуться от брызг, летящих в лицо.
С громким хлопаньем поднялась стая уток. Петрович, указывая на них рукой, что-то азартно прокричал с кормы. Но ветер и шум мотора заглушили его слова. Сан Саныч поднял воображаемое ружье и пару раз дернул руками, изображая выстрел.
Вот и Ладога… Огромное, бесконечное царство воды – настоящее море. Дальняя кромка озера сливается с линией горизонта. Несколько лодок и катеров маячат вдали. Темный силуэт корабля возвышается над ними.
До островов плыть еще далеко, и я невольно поглядываю на свой оранжевый спасательный жилет. Он тесно опоясывает грудь, внушая спокойствие и уверенность. Хотя, любому понятно – если что, в такой холодной воде ни один жилет не поможет.
– В прошлый раз, – произнес Сан Саныч сквозь рев мотора, склоняясь к моему лицу, – нам с Петровичем повезло. Столько грибов набрали… Белые, подосиновики, грузди… Сейчас, правда, поздновато мы собрались, может ничего и не будет. А, Петрович, что скажешь?
– Будет, будет… Теплая осень в этом году, без заморозков.
Покачиваясь на волнах, мы уходили все дальше и дальше от берега. Вспышки солнечных бликов слепили глаза. Бездонное синее небо простиралось над нами. А вокруг, куда ни глянь – вода, вода, вода…
К островам подошли с заветренной стороны. В тихой бухте волн почти не было. Петрович с хитрым прищуром взглянул на нас:
– Ну, что, порыбачим?
Мы с Сан Санычем возражать не стали.
Поскольку у меня были резиновые сапоги-бродни с высокими голяшками, я решил побросать спиннинг с берега. Какой-никакой рыбацкий опыт у меня был. Правда, практиковаться в последнее время удавалось не часто.
Берег возле острова был большей частью каменистый, но попадались места и поровнее – с песочком и зарослями прибрежной тресты. Один из таких участков мне приглянулся. Я зашел в воду, насколько мне позволили сапоги и начал бросать блесну. Катушка на спиннинге стояла новая, безинерционная, поэтому удавалось обходиться без «бород». Хорошо было и то, что глубина начиналась почти сразу от берега. Иначе с тяжелой самодельной блесной мне было бы не половить.
Я отыскивал прогалы в зарослях тресты и методично, раз за разом обрабатывал их бросками… Сквозь толщу воды пробивались лучи солнца и мне хорошо были видны стайки рыбьей мелочи. Иногда, на фоне песчаного дна, проскакивали тени и покрупнее. Все это внушало надежду.
«Бульк!» – ложится в воду блесна. «Шух-шух-шух» – чуть слышно шелестит катушка.
«Бульк!» – и снова «шух-шух-шух!»
Я сделал, наверное, не один десяток безуспешных забросов и готов был уже признать, что рыба здесь не ловится, как неожиданно ощутил знакомый каждому спиннингисту толчок, вслед за которым последовала мощная потяжка. «Есть!» – радостно откликнулось на нее все мое существо. Без сомнения, это была крупная рыба.
Я вываживал щуку осторожно, не торопясь, но в то же время, старался не давать ей слабины. Толчки и сильные потяжки добавляли азарта. Ближе, ближе… Наконец в воде тускло блеснул рыбий бок.
«Ого! – восхитился я. – Хорошая!»
Щука упорно сопротивлялась, но я, ухватив покрепче согнутое в дугу удилище, подтащил рыбину к берегу. Рывок!.. И светло-коричневая, в золотистых звездочках озерная хищница забилась на песке. Схватив ее за жабры, я победно вскинул вверх руку – «Есть!»
– Э-э-э-эй! – закричали мне с лодки. – Ты кого там изловил?
– Щуку поймал! Килограмма на три потянет!
– Здорово! Новичкам везет…
– А что у вас?
– Сан Саныч тоже пару «травянок» заморил. Небольших, грамм по семьсот… – ответил Петрович и добавил. – Ладно, потешились и хватит… Сматывайте удочки, надо еще грибов успеть пособирать.
В лесу было сумрачно и тихо. Ветер шумел вверху раскидистыми кронами деревьев, под ногами шуршала сухая трава. Мы шли, зорко поглядывая по сторонам и время от времени, кто-нибудь из нас радостно замирал над долгожданной находкой.
Грибов было много, все как один – крепкие, ядреные, без малейшей червоточины. В основном – белые и подосиновики.
Вот идешь, раздвигая ветви, смотришь, ищешь и вдруг… Чудо! Темно-коричневая влажная шляпка с прилипшими хвоинками, толстая белесая ножка – настоящий крепыш, как с картинки. А рядом – еще один. И еще… Осторожно ножом срезаешь одного за другим, бережно укладываешь в корзинку. Красота…
Пьянящий лесной воздух и эти заросли, без видимых следов пребывания человека, напомнили мне далекие славные времена. Когда я был молод и счастлив. Жил тогда далеко, на севере, среди бескрайней глухой тайги и непроходимых лесных болот. С ружьем и рюкзаком за плечами исходил вдоль и поперек все окрестные леса, научился подманивать птиц и распутывать следы зверей; ловить рыбу и ночевать там, где застали вечерние сумерки. Я был частью природы, и она не отторгала меня, принимала за своего… Так бы и жить да жить дальше, рядом с родными и близкими людьми, не зная печали и горести, в гармонии с собой и всем миром. День за днем, год за годом, до самой старости… Но странная штука, жизнь. Сорвала меня, словно ветхий лист с дерева, закружила, понесла… И где теперь тот солнечный светлый мир? В каком краю, на какой планете его искать?
Перед отъездом мы решили немного передохнуть. Разложили костер, сварили уху. Сан Саныч достал из рюкзака предусмотрительно захваченную бутылку водки.
Вечерело… Небо стало тусклым, поблекло, от воды потянуло сыростью, легкий туман заструился вдоль прибрежной тресты. Я подбросил в костер дров, и он запотрескивал, загудел благодарно, согревая нас своим живым теплом.
Со свистом пронеслись мимо дикие утки и, сделав круг, приводнились в ближайшей заводи. Петрович азартно вытянул шею, привстал у костра. Я улыбнулся… Он был похож на легавую, замершую в стойке.
– Надо было ружье захватить, – назидательно произнес Сан Саныч.
Петрович согласно кивнул и развел руками.
– А вы охотник? – спросил я.
– Конечно… На природе жить, да не охотиться…
– Мы с ним старой закалки, – сказал Сан Саныч. – Это теперь к охоте стали как-то не так относиться. А раньше…
– Да кто? – горячо перебил его Петрович. – Офисные мальчики и девочки? Хомячки эти?.. Что они видели, кроме компьютера… Ты возьми провинцию, где живет основная масса народу. Там нет такого – охоту нормально воспринимают.
– Мне один тут как-то выдал… – усмехнулся Сан Саныч. – Вы, охотники, говорит, природу уничтожаете! Вы убийцы!.. Аморально, говорит, трупами животных питаться.
– Во даёт! – Петровича аж передернуло. – Это надо же так высказаться. А сам он, что в мясном отделе ничего не покупает? Там ведь поди совсем уж расчлененка – ребра, печень, почки, ноги на холодец… Если следовать его логике: птицефабрика – это вообще концлагерь. А икру и яйца только пожиратели не родившихся детей едят… Тьфу! Извращенец какой-то…
– Это вообще с Запада все идет. Там у них давно мозги набекрень – то однополые браки узаконить хотят, то права животных защищают… В русской традиции охотник – всегда человек уважаемый. Это добытчик, кормилец, воин, защитник Отечества. И самое главное – истинный ценитель природы. Потому как никто лучше охотника не понимает важности сохранения окружающей среды, всего живого и растительного мира. Недавно, кстати, услышал по телевизору слова одного сибирского мужика: «Нигде человек не бывает ближе с природой, чем на охоте». Очень точно сказано.
– А сколько выдающихся людей были охотниками! Писатели, художники, поэты, военачальники, политики, ученые… И все они могли бы дать отпор этим воинствующим невежам. Ведь по логике сотворения мира и всей сущей живности следует – не мы для них были созданы, а они для нас.
Я слушал этот разговор двух умудренных жизнью людей и не пытался вмешаться. Просто смотрел на угасающий день и молчал, а беседа между тем перешла в другое русло.
– Я бы, конечно, мог бы еще поработать, – вздохнул Петрович. – И силы вроде были, и опыт… Но когда тебе в лицо все время тычут – ты совок, ничего не понимаешь – что тут сказать? Ушел…
– Совок… – покачал головой Сан Саныч. – Паршивое слово. Когда его слышу, меня прямо колотить начинает.
– Да ладно… Мало ли дураков на свете. Каждому не объяснишь. Вон, китайцы… Правильно сделали. Если бы мы в свое время по китайскому пути пошли – где бы уже были… И страну не разрушили, и экономику бы не уронили.
– А я еще на заре перестройки говорил, – рубанул воздух ладонью Петрович. – Нельзя отдавать в частные руки стратегические направления: транспорт, нефть, газ, военно-промышленный комплекс. Можно сферу услуг и легкую промышленность уступить. Пусть частник там зарабатывает… На меня как на дурачка смотрели.
– Помню я это время, – кивнул Сан Саныч. – Перемен всем хотелось, свежего ветра… Но этот свежий ветер незаметно превратился в холодный сквозняк, который выдул все тепло из нашей жизни.
– Странный парадокс… Тогда не говорили о боге, о вере, но святости в жизни было больше, и отношения между людьми были добрее.
– Согласен. Людей воспитывали на бескорыстии; материальные ценности были вторичны. Главное – духовное совершенство…
– Было ли где в мире еще такое общество, – задумчиво произнес Петрович, – где столько всего было бесплатно. Медицина, образование, занятия спортом – да много еще чего. И в обыденной жизни… Подвезти случайных попутчиков, помочь кому-то с переездом или знакомым на даче – никому и в голову не могло прийти, чтобы взять за это деньги. А теперь за все надо платить. Деньги – вот главное в современной жизни. Деньгами меряются все человеческие отношения, хотим мы этого или не хотим.
– А помнишь, о чем мечтали тогда? – улыбнулся Сан Саныч. – Стать знаменитым ученым, художником, поэтом… Совершить подвиг, сделать что-то выдающееся для Родины, для страны… И не удивительно, что на нас равнялись многие другие народы в мире. А сейчас? О чем мечтает нынешняя молодежь? Зарплата, карьера; свалить за границу, откосить от армии; машина, квартира, дача… Все материально, прагматично, мелко… Мир стал другим и от этого грустно.
* * *
Я долго не мог решиться позвонить Ане. Сидел возле телефона и размышлял: стоит ли вообще это делать? Ведь столько лет прошло. А если трубку возьмет не она? Муж или дочь? Что я скажу?.. Но, в конце концов, безрассудство пересилило здравый смысл, и я набрал длинный междугородный номер. Пошли гудки: первый, второй, третий…
– Speaking, – послышался в трубке знакомый до боли голос.
– Привет… Это Роберт, – произнес я и, стараясь казаться беспечным, добавил. – Если, конечно, ты меня еще помнишь.
– Боже мой, Роберт! – вырвалось у нее. – Это ты?.. Как ты узнал мой номер?
По голосу я понял, что она взволнована. И это, как ни странно, успокоило меня.
– Один мой знакомый дал. Он гостил у вас там, в Америке, целый месяц. Мир тесен, как говорят.
– Да, Роберт, мир тесен… – подтвердили она. – Но все же не верится, что настолько.
– Рад слышать тебя, Аня. Голос совсем не изменился…
– Я тоже очень рада… Как ты, чем занимаешься, где живешь?
– Живу там же, по старому адресу. А занимаюсь… Из газеты давно ушел, работаю режиссером.
– Кем-кем? – удивленно переспросила она.
– Режиссером… Курсы окончил режиссерские, снимаю рекламные ролики, фильмы. В общем, тружусь в сфере видеопроизводства.
– Ты всегда был творческим человеком.
– Наверное… Ну, а ты? Что у тебя новенького?
– А разве твой знакомый тебе не рассказал?
– Ну, так, в общих чертах…
– В бытовом плане все хорошо, живем в большом доме. Я сейчас уже не танцую. Преподаю, учу детей, мне нравится.
– Дочке-то сколько?
– Почти девять.
– Ого, как время летит!
Мы говорили о каких-то житейских мелочах, а я думал лишь об одном: мне хотелось узнать главное – приедет или не приедет она в Петербург; сможем ли мы увидеться? С первой минуты общения прошлое вновь захватило меня. Словно и не было этих долгих лет разлуки, этих тысяч и тысяч километров, разделяющих нас.
– На родину не тянет? – воспользовавшись паузой, осторожно спросил я.
– На родину? – она слегка растерялась. – Тянет… Я ведь с той поры, ни разу в Питере не была. Да и вообще, в России.
– Так, может, соберешься, приедешь?
Она замолчала, вздохнула тяжело и потом вдруг неожиданно пообещала.
– А что, вот возьму и приеду.
– И мы увидимся?
– Ну, не зна-а-а-аю… – она игриво рассмеялась на том конце света, и я снова узнал в ней прежнюю озорную девчонку. Нежность теплой волной шевельнулась в душе. Захотелось обнять ее – крепко, как прежде, и, коснувшись губами ее губ, забыться в сладостном и страстном поцелуе.
«Пусть давно уже мы не те, – подумал я, – пусть годы выстудили прежние наши чувства, но все равно между нами осталась эта незримая, неразрывная связь, которая, не смотря ни на что, продолжает держать нас вместе. И как знать, может у меня еще есть шанс все вернуть, начать сначала?»
Этот телефонный разговор взволновал меня. Я вдруг неожиданно для себя осознал, что все эти годы втайне надеялся, что судьба снова сведет нас вместе. И вот, в конце концов, так оно и вышло… Кто сказал, что чудес не бывает?!
