Александр Баркалев
Центральный Зомбиленд
Кирилл закрыл глаза, мысли его замедлились, а затем и вовсе расползлись до каких-то ошметков. Потерянная левая рука уже порхала перед ним как прекрасная белая бабочка, оглашая окрестности таинственным свистом. Потом она вдруг начала менять цвет, превратившись вначале в огненно-желтую, затем в ярко-красную, почти багровую, и, наконец, приобрела нежный салатовый оттенок. При этом рука все время выделывала в воздухе самые замысловатые кульбиты. Пальцы ее были широко расставлены и время от времени сжимались в кулак, как будто грозя кому-то, сидящему за спиной Кирилла. Ощущение, что сзади кто-то есть и этот кто-то представляет большую опасность, нарастало. Кирилл знал, что следует повернуться и посмотреть, но никакими усилиями не мог заставить себя сделать это.
Неожиданно рука приблизилась к его лицу и осыпала ударами пылающие щеки Кирилла. Он старался увернуться от ударов, защищаясь оставшейся правой конечностью. Однако спасения не было, пощечины прилетали одна за другой. От одной из них, наиболее весомой, голова Кирилла резко дернулась влево. На какой-то короткий миг взгляд его утонул в темноте, и этого мига хватило, чтобы различить в самой середине тьмы бесформенный сгусток, выпустивший десятки туманных щупалец в его сторону. Каждое из них жило, кажется, собственной жизнью, вытягивалось, скручивалось в замысловатые петли, захватывая пространство. И по некой неведомой причине Кирилл знал, что жизнь эта разумна и стремится к одной цели. И цель эта – дотянуться до него, проникнуть в него, поглотить его… Кир ощутил дикий холод в ногах и резкую неприятно тянущую пустоту в районе груди, лоб его покрылся липкой испариной. Невероятным усилием всех стонущих мышц он бросил свое тело вперед, подальше от страшной темноты, и очнулся…
Сразу пришло ясное понимание времени и места. Щеки горели, лоб был влажным и сильно болел. Зомби вообще-то не испытывают реальной боли, но при механических повреждениях организма внутрь их мозга поступают нервные импульсы с информацией о неадекватности происходящего. Импульсы эти вызывают ощущение резкого дискомфорта, которое традиционно именуется болевым синдромом. Институтский курс основ строения и функционирования зомби-особей мгновенно предоставил Кириллу нужную информацию. Видимо он ударился лбом о переднюю панель машины. Справа моргали недоуменные глаза Лины.
– Милый, ты в порядке? – голос зомби-девушки почти осип от напряжения. – Что с тобой произошло?
– Кажется, отключился ненадолго… – Слова подбирались с трудом. – Наверное, устал.
– Но, милый, инстинкт отдыха должен включаться в спальне, а не в машине. – Напряжение в голосе Лины усиливалось. – Отдыхать в машине неправильно…
Вместо слова «неправильно» явно должно было прозвучать слово «неадекватно», но сказать это вслух Лина не смогла. Слово было слишком страшное, чтобы применить его к постоянному другу. Впрочем, испугана девушка не была. Напряжена, поставлена в неудобное положение, может быть, даже расстроена, но не испугана. Адекватные зомби никогда и ничего не боялись, само понятие страха совершенно выпадало из той системы инстинктов, что управляли жизнью зомби-общества. Страх могут испытывать только животные, ну и, может быть, те не-совсем-человеки, которые ордами бродят за Барьером. Они, впрочем, ничем не отличаются от животных.
– Наверно, утреннее отравление еще не прошло, – успокоил подругу Кирилл.
В глазах Лины засветилось невероятное усилие, с которым она пыталась выудить из своей памяти события прошедшего утра. Сделать ей это не удалось, поэтому, придав лицу должную степень сочувствия, она сказала:
– Бедный котик, тебе обязательно надо выпить пилюлю, как только доедем до дома. Потерпи чуть-чуть.
Девушка потрепала его по волосам, скорчила самую милую гримаску и снова нырнула в пучину зомбифона. Кир в очередной раз пообещал себе узнать, в каком чертовом сериале Лина подцепила привычку звать его «котиком», и стереть этот сериал из программы зомби-панели. Краем уха он услышал, как Лина доказывает кому-то, что у него не слабый желудок, что она не теряет с ним зря время и вообще, что он не рохля (слово было неприятное, но смысла его никто не знал). Пожелав тёще доброго настроения, Кир отвернулся и уставился в боковое стекло.
Мелкий дождик уже успел наследить на машинах. В соседнем квадратно-черном зомбимобиле сидела семья. Зомби-мужчина лет сорока, с полноватой постоянной подругой и двумя детьми терпеливо пережидали пробку. Головы их окутывала радужная аура зомбифонов. Сидевший справа, прямо напротив Кирилла, мальчик, на макушке которого ерошился белобрысый хохолок, вдруг оторвался от экрана и посмотрел в окно. Взгляды их встретились, и Кирилл приветливо улыбнулся. Мальчик сказал что-то сидевшей рядом сестре, и вот уже оба ребенка молча пялились на Кирилла. Тот улыбнулся еще раз, уже обоим детям, но те оставались серьезны. Ему стало не по себе, он почему-то представил себя насекомым, которого изучают в увеличительное стекло, рассматривая каждую мельчайшую деталь и запоминая ее строение. Хотя Кирилл был точно уверен, что никакие его детали дети не запомнят, неприятное ощущение не покидало его. Элегантные золотые метки первой категории на воротничках юных исследователей только усиливали данное ощущение. Кириллу стало казаться, что в зрачках детских глаз выплывает та тьма, которая пыталась поглотить его во время сна.
Наконец соседняя полоса тронулась, и обидное исследование закончилось. Когда через пару минут их зомбимобили опять поравнялись, дети уже были полностью поглощены блужданием в сети. Мысли Кирилла вернулись к странному сну. И к странности слова «сон». Откуда оно влезло в его голову? Раньше он никогда сны не видел, никто из знакомых ему адекватных зомби не видел снов. При включении инстинкта отдыха сознание просто отключалось. Не было ничего, даже темноты. И вдруг сон, да еще такой яркий! И слово-то дурацкое какое-то – «сон»! Где же он мог его услышать? Почему он так уверен, что именно сном и называется тот бред, который выдало его сознание при отключке. Ну вот, еще одно неадекватное слово – «бред». Надо выкинуть и слова эти, и сам сон из головы. Только не закрывать опять глаза, а то мало ли что…
Кирилл поежился и стал считать зомбимобили, отделявшие его от поворота на Л-проспект. Через полчаса они все же выбрались из кольцевой пробки, блокировавшей круговую дорогу, а еще примерно через такое же время оказались наконец-то дома. Небо к тому моменту совсем уже потемнело, и дождь усилился.
Глава 3
Лина была довольна. Приятно урча, она разбирала купленную одежду. Вытаскивая каждую обновку, она всхлипывала от восторга и бежала ее примерять. Всякий раз, когда она входила в новом наряде в комнату, очередь восторгаться переходила к Кириллу. Причем восторги не могли ограничиваться шаблонными фразами, вроде «супер» и «тебе идет». Кир должен был подробно описывать, как и что выгодно подчеркивает в очаровательном теле Лины данное конкретное новое платье (брюки, туфли, блузка и прочее, и прочее). Впрочем, такое засорение времени, обычно вызывавшее у него некоторое отторжение и неприятные комментарии, в этот раз даже нравилось Кириллу. Оно хоть и не полностью изгнало из сознания, но точно затолкало куда-то вглубь мысли обо всех неадекватностях, обрушившихся на него в этот день.
В полдесятого, когда примерка закончилась, и покупки были втиснуты в забитый донельзя гардероб, Лина умчалась на кухню готовить ужин. Готовить его постподруга умела, и ей это занятие, видимо, нравилось. Значительную долю подкорки она пожертвовала на курс кулинарных навыков и десяток сборников с самыми разнообразными рецептами.
Кирилл в такие моменты обычно смотрел зомби-панель. Он поудобнее развалил свои длинные ноги по предоставленному в его полное распоряжение дивану и приказал зомби-панели включиться. Включалась панель всегда на первом канале. Всего каналов было около двухсот, а может, и больше, просто Кирилл дальше двухсотого никогда не щелкал. Вот еще странное применение слова. Зомби-панель управлялась голосовыми командами, и не было ни одного зомби, у которого эти команды не были бы записаны на подкорку в самом младенческом возрасте. Поэтому щелкать по панели никому в голову не приходило. Вообще мысль о нанесении ущерба, пусть даже самого символического, столь ценному средству реализации инстинкта познания казалась абсолютной неадекватностью.
Смотреть панель вместе с подругой у Кирилла почему-то не получалось. Лина, включив панель, обычно зависала на первом же канале с заинтересовавшим ее шоу или сериалом и больше с него не уходила. У Кирилла же после десяти минут такого просмотра появлялось стойкое ощущение дискомфорта, и он начинал предпринимать попытки переключить канал. Обычно эти попытки оперативно пресекались его очаровательной зомби-девушкой. При этом она очень мило хмурила брови, прямо как главная героиня последней версии ее любимого сериала о зомби-юристах, и говорила:
– Милый, ты же не собираешься опять щелкать по кругу по всем каналам? Ты же знаешь, у меня от этого заболит голова, – ее тонкие брови при этом мученически поднимались, как будто головная боль уже обвалилась на нее.
Кирилл хоть и не очень доверял своей памяти и знанию анатомии зомби-женщин, но по неведомой ему причине был убежден, что голова у его постподруги на самом деле не болела никогда. Зомби вообще не страдали подобными атавизмами. Фраза же про головную боль носила чисто символический характер и передавалась из поколения в поколение по женской линии, как своего рода универсальное заклинание, должное воздействовать на зомби-особей мужского пола.
– А ты знаешь, с больной головой у нас не получится нормально реализовать инстинкт общения, – Лина для убедительности поднимала руки к вискам.
Из этих слов Кирилл должен был сделать вывод, что не удастся реализовать не только инстинкт общения, но прежде всего инстинкт близости. А вот, кстати, инстинкт общения, скорее всего, придется реализовывать принудительно, долго и на повышенных тонах. Кирилл необходимый вывод всегда делал, попытки прекращал и чмокал Лину в ее нежную бархатистую щечку.
Оставаясь же с панелью наедине, Кирилл почти никогда не задерживался на одном канале больше минуты, а чаще и того меньше. Разумеется, были передачи, которые могли притянуть его внимание и на более долгий срок. Например, он мог часами смотреть женский волейбол (его спортивные интересы при этом никак не затрагивались) или трансляцию в реальном времени процесса подготовки большого серого сурка к зимней спячке. Ну и, конечно, он не мог не смотреть Главные новости.
Новости М-полиса, а тем более районные или окружные вести, он благополучно пропускал. Красочные рассказы о запуске новой дорожной развязки и посадке аллеи у соседнего дома, как-то совсем не цепляли его внимание. Однако Главные новости, выходившие каждый час на первом канале и пересказываемые в тех или иных вариациях на остальных, надолго задерживали его внимание. Голос диктора почти гипнотизировал его, то пугая, то воодушевляя, и неизменно наполняя почти физически ощущаемой гордостью за родной зомбиленд. Иногда, когда пугающая информация о неадекватности других зомбилендов уже переполняла его нутро, он всеми силами желал перещелкнуть канал, но гортань не издавала нужного приказа, повинуясь не ему, а голосу из зомби-панели.
Еще со школьных загрузок подкорки Кирилл знал, что на планете существует четыре зомбиленда: Западный, Центральный, Восточный и Заокеанский. Он сам, к великому счастью, родился и живет в Центральном Зомбиленде, единственном адекватном из них. Остальные же три зомбиленда постоянно угрожают нарушить эту внутреннюю адекватность его родного зомбиленда. Делают они это, очевидно, от собственной неадекватности, из-за нее же не могут договориться и между собой, и в этом заключается большая удача для всех адекватных зомби.
Вообще-то, несмотря на постоянно озвучиваемые зомби-панелью потенциальные угрозы, зомбиленды никогда не воевали друг с другом, однако каждый из них был перманентно обложен тотальными санкциями со стороны трех других за полную неадекватность. Эти санкции регулярно продлевались, ужесточались или трансформировались. В принципе любой зомбиленд имел достаточно развитую промышленность, чтобы обеспечивать себя всем необходимым. А если и не хватало каких-то редких ресурсов или эксклюзивных изделий, то для их оборота существовала целая система надсанкционных соглашений, которые также на регулярной основе продлевались, смягчались и трансформировались.
Остальную часть суши, не входящую в зомбиленды, занимали бескрайние отравленные земли, куда адекватные зомби не полезут ни при каких обстоятельствах. Кажется, часть этих территорий населяли какие-то дикие племена не-совсем-человеков, но по панели их никогда не показывали. Впрочем, для исключения проникновения в цивилизованный мир инфекций существовала автоматизированная система срединной полосы, надежный вид которой иногда демонстрировали в новостях под аккомпанемент успокаивающих мелодий. Она именовалась Барьером.
Зомби-панель тихонько заворчала и, как всегда, постепенно загорелась экраном. Пару секунд изображение было чуть размытым, панель настраивалась на особенности зрения Кирилла и расстояние до дивана. Она могла настроиться отдельно на любое количество зрителей, находящихся в помещении.
За те же две секунды звук из неразборчивого ворчания сложился в четкий уверенный и очень убедительный голос диктора. Кирилл почему-то вздохнул. Шли как раз Главные новости, причем он, к несчастью, попал на их середину, когда после рассказов о родных успехах, стандартно описывались угрозы со стороны соседей. Вообще Кириллу больше всего нравился конец новостей, во время которого убедительно демонстрировались достижения, позволяющие Центральному Зомбиленду наплевать на всех соседей и их угрозы. Затем шли прогноз погоды, спорт и… можно перещелкнуть.
Ну ладно, придется смотреть, вообще-то реализация инстинкта познания должна приносить приятные ощущения уверенности и силы. Кирилл выдохнул и настроился на получение данных ощущений. Однако первая же информация о гигантских крысоящерах, которых разводят в Восточном зомбиленде, то ли для еды, то ли для натравливания на мирных соседей, вызвала только тревогу. Монстровидные существа из панели породили внутри у Кирилла почти неадекватное омерзение. Покрытые мокрой свалявшейся шерстью, источавшие запах тухлого мяса (панель была новой модели и идеально передавала запахи), эти твари с развороченными от кривых желтых зубов мордами как будто рвались в комнату сквозь светящееся поле устройства. Во рту начала скапливаться та противная слюна, что всегда приходит перед приступом рвоты. Кир сглатывал ее, и это только усиливало тошнотные позывы. Голос диктора, все такой же уверенный, красочно и воодушевленно погружал в тонкости коварных планов восточных неадекватов. Слова его набухшими дождевыми каплями лупили по перепонкам. Наконец, когда по панели побежали картинки кормежки крысоящеров утилизированными руками зомби, организм сдался. В глазах резко потемнело и все, что еще оставалось в желудке от сегодняшнего обеда, вышло наружу, вперемешку с хриплым криком:
– Стоп!..
Зомби-панель погасла. Кирилл, покрывшийся второй раз за вечер липкой испариной, сидел на диване и мелко дрожал. Недовольно-круглый робот-уборщик, ворчливо пыхтя, изничтожал остатки расплескавшегося по полу неприличия. Ощущения были очень странные. Никогда до этого Главные новости не доводили его до тошноты. Сюжет всегда останавливался где-то на грани, принеся достаточно грязи и беспокойства, он вовремя переходил к успокаивающей и воодушевляющей тематике. Сейчас явно что-то было не так, то ли с сюжетом, то ли с Кириллом.
В комнату с кухни заглянула Лина, молча осмотрелась и уже открыла рот для вопроса, но тревожный звонок духовки утащил ее обратно, спасая Кирилла от очередного общения. Между тем его постепенно отпускало. Одеревеневшие суставы вновь стали слушаться, липкая кожа приобрела здоровый бледный оттенок с ускользающим налетом салатового отлива. Он потер глаза. С одной рукой делать это было крайне неудобно. Посмотрел на темное пятно зомби-панели, дырявившее противоположную стену. Внезапно пришедшая мысль оглушила его. Он выключил панель!.. Он выключил ее во время Главных новостей!.. Он не дослушал диктора!
Сразу стало неуютно и вроде бы холодно. Неужели у него дал сбой еще один основополагающий инстинкт? Что с ним не так? Может быть, это все от потери руки? Интересно, диктор знает, что его отключили? Если знает, то что он может сделать с Кириллом? И сделает ли он это?..
Вопросы накатывали на его сознание и откатывались, не накрываясь ответами. Минут через десять вопросов стало меньше, холодок перестал тревожить кожу, и, более того, внутри разлилось до невозможности приятное ощущение. Кириллу было так тепло и радостно, как… Странно: не пришло в голову ни одного сравнения… Вообще почему должны приходить в голову сравнения? Раньше они тоже никогда не приходили… По неизвестной причине появилось настойчивое желание посвистеть какой-нибудь легкий мотивчик.
Кирилл решил не опускаться до такой неадекватности, как свист по НЕИЗВЕСТНОЙ причине. Он ограничился тем, что встал наконец с дивана и отправился на кухню к своей очаровательной зомби-девушке. По пути он заглянул в спальню и, вытащив из гардероба свежую рубашку, переоделся. Старая, от которой несло то ли рвотой, то ли крысоящерами, полетела в корзину для стирки. Воспоминание о монстрах заставило передернуться, но настроение, к счастью, не испортило. Очутившись в ванной комнате, он заодно почистил зубы, кислое зловонное дыхание не вязалось с ощущаемым им внутренним подъемом.
Лина возилась у плиты над мясным рулетом, ароматным и манящим. Было ли в рулете мясо, неизвестно. Полуфабрикаты продавали в замороженном виде одинаковой квадратной формы, наиболее удобной для перевозки. Состав на упаковке не писали, адекватному зомби достаточно простой картинки, чтобы понять, что он покупает. Впрочем, голода Кирилл в данный момент не испытывал совершенно. Он остановился в дверях, молча рассматривая свою постоянную подругу. Лина была почти такого же роста, как он сам, только гораздо более тонкая и хрупкая. Старые потертые джинсы, давно пригодные только для домашней носки, идеально обтягивали ее ноги и бедра без единого лишнего миллиметра. Узкая талия любопытной полоской между джинсами и короткой маечкой вызывала самые неприличные помыслы. Странно, но, покупая каждые выходные по целому вороху одежды, дома Лина предпочитала ходить в этом неказистом наряде. Разумеется, если никого не было рядом. Кирилл в этом случае считался за никого. Бирка на джинсах от многочисленных стирок потеряла свою второразрядную белизну, максимально приблизившись к серому цвету. Говорить об этом подруге не стоило. Джинсы ей нравились, но при малейшем намёке на третий разряд прямой дорогой ушли бы в утилизацию, в один из десяти ящиков для отходов, что стояли в мусорном закоулке. Каждый адекватный зомби должен тщательно сортировать свой мусор. И у каждого адекватного зомби мусора образуется очень много.
Лина обернулась. Наверно, ощутила взгляд на спине. Зомби вроде не должны такого ощущать, но иногда получается. Зеленые глаза ее светились удовлетворением. Рулет, очевидно, получался на славу. Растрепанная прядка светлых волос, сбежала из тугого узла на макушке и независимо металась над дугами бровей, так и норовя залезть в глаз. Руки зомби-девушки были испачканы, поэтому с наглыми волосами она пыталась справиться иным образом. Время от времени она смешно оттопыривала нижнюю губу и нервно дула вверх. Прядка в ужасе отлетала при этом, но тут же возвращалась и настырно лезла обратно.
– Потерпи. Уже скоро. – Лина улыбнулась ему так, как улыбаются только самые красивые актрисы сериалов, и только когда обращаются к своим любимым (естественно, самым красивым героям сериалов). – Новости уже закончились? Что интересного?
Интересоваться жизнью постоянного друга и непринужденно беседовать на все возможные темы – это верх адекватности. Кирилл издал неразборчивый звук. Может, хмыкнул, может, помычал. Разговаривать о крысоящерах не было желания.
– Как всегда, все хорошо. – Его голос прозвучал неожиданно хрипло. – Мы надежно защищены от неадекватных…
Голос в конце фразы дрогнул, и Кирилл откашлялся. Лгать зомби не могут… как и выключать Главные новости… как и уклоняться от общения… Да он, в общем-то, и не солгал…
– Мм… Здорово. – Лина пробовала соус с деревянной ложки и явно ожидала продолжения.
Однако внимание Кирилла опять захватила ее фигура, так соблазнительно обтянутая мягкими разношенными джинсами. Он сделал пару шагов вперед и прижался к ней сзади, нежно, но настойчиво обхватив за талию оставшейся рукой. Девушка вначале не поняла его намерений. Инстинкт близости не должен срабатывать на кухне, равно как и где-либо еще, кроме спальни. Однако, когда его губы уткнулись в пленительную ямочку на ее затылке, она в недоумении развернулась.
– Милый, после ужи…
Конец фразы Кирилл украл поцелуем.
Его рука прижимала тонкое тело подруги. Даже с одной рукой он был явно сильнее, и у Лины никак не получалось выскользнуть. После третьего поцелуя (кажется, раньше он никогда так не целовался, и точно никогда ему не было так приятно от поцелуев) попытки девушки сбежать сошли на нет. Место было неадекватным, обстановка – совершенно неадекватной, но объект был привычен и адекватен. Великий инстинкт близости включился и заработал в полную силу, отключая на время остальные инстинкты. Хорошо хоть она успела повернуть ручку на плите, уже почти готовый рулет был спасен.
Маечка первая полетела на плиточный пол, открывая для ласк небольшие упругие груди. Странно, раньше они не казались ему столь прекрасными. Никогда он не обращался с ними так нежно. Джинсы послушно последовали на пол за остальной одеждой. Остановиться было уже невозможно… Кухонный стол оказался, как ни удивительно, идеально подходящей высоты…
Близость взорвалась внутри Кирилла невероятными ощущениями. Не было даже намека на ту, безусловно приятную, томность и тянущее удовольствие, что он получал обычно с Линой или предыдущими своими подругами при реализации инстинкта. Удовольствие в этот раз было резким, острым, невероятно сильным… Движения рваные, дерганые… Освобождение пришло быстро, почти сразу. Кажется, кто-то из них кричал, возможно, оба…
Наконец вернулось зрение и ощущение окружающего мира. Он стоял, тяжело дыша, у края кухонного стола почти одетый. Лина, полностью обнаженная сидела на краю, обняв его руками за шею и ногами за талию. Одной рукой он нежно гладил ее по спине. Было невероятно, безумно хорошо. Только ноги от напряжения, казалось, в любое мгновение отнимутся или вообще отвалятся, как подлежащие утилизации руки.
Кирилл плотно прижал к себе девушку и приподнял. Сил хватило. Она инстинктивно вцепилась в него, но ничего не сказала.
– В спальню… – Звуки слов, сорвавшихся с его собственных губ, показались ему совершенно чужими и неподходящими.
Нужно было сказать что-то другое. Хотелось сказать что-то другое. Но что?.. Он отнес ее на постель и положил поверх покрывала. Сам рухнул рядом. Она посмотрела на него еще затуманенными, будто потерянными глазами. Ему захотелось поцеловать ее, и он сделал это. Она промычала в ответ невразумительно и нежно и долго смотрела на него в полумраке комнаты. А он, уперев взгляд в потолок, не думал ни о чем, только чувствовал близость горячего прижавшегося к нему ее тела.
Минут десять они пролежали, приходя в себя. О возвращении чувства реальности возвестило успокоившееся ровное дыхание и возглас Лины:
– Милый, я же позавчера постирала это покрывало! – Впрочем, тон был скорее мягким и кошачьим, чем возмущенным. – Топай в душ!
Она соскочила с кровати первая и пронеслась в ванную комнату. Видимо, сработал инстинкт очищения. Через несколько минут уже чистая, в ярко-голубом халатике с новой белой меткой на рукаве Лина выпорхнула из ванной, явно вернувшаяся в обычное свое состояние. И лишь совершенно ненужная активность в поведении и по-прежнему слегка потерянные взгляды, на миг задерживающиеся на Кирилле, свидетельствовали о том, что произошедшее не стерлось еще из ее памяти.
– Ты еще валяешься! Это уже слишком! – Ее милый носик намеренно возмущенно топорщился. – Быстро мыться и за стол.
При слове «стол», что-то, видимо, пришло ей в голову и настолько отвлекло, что она убежала на кухню. Вставать не хотелось. Мыться тоже не хотелось. Кирилл прислушался к себе. Никакой инстинкт в данный конкретный момент не зудел у него внутри, не толкал ни на какие действия… Ничего… Странное и интересное ощущение. Впрочем, надо встать и помыться. Почему надо, непонятно, просто надо.
Горячая вода обожгла плечи, снова вернула к утренним мыслям о потерянной руке. На этот раз, однако, эти мысли долго не задержались в сознании. Мешанина из обрывков картин и образов, бессвязных и пустых, не давала сосредоточиться. Он выключил воду, вышел из душа и отряхнулся всем телом так, как отряхивается собака, покидая воду. Только потом взял полотенце и вытерся насухо.
Стол на кухне был уже накрыт, и ничто не напоминало о том неадекватном действе, в котором сей стол против воли своей поучаствовал всего-то полчаса тому назад. Интересно только, стол участвовал в нем против воли? Лина принесла и поставила бокалы, налила в них какую-то сладкую бурду из темной бутылки с белой этикеткой и села напротив. Накрывая на стол, она, очевидно, успела упорядочить свои мысли. Взгляд ее был чист и ясен.
– Милый, подай хлеб. – Она протянула руку и совсем обыкновенным жестом погладила его по щеке. – Это, наверное, так трудно, без руки реализовывать инстинкты…
Сочувствие переполняло ее речь. Где-то Кирилл это сегодня уже слышал.
– Впрочем, хорошо, что близость мы уже реализовали, теперь у меня будет время на кучу дел вечером. – Прояснившееся выражение лица должно было подчеркнуть радость, испытываемую зомби-девушкой от этого факта. – Я обещаю, как только ты оформишь новую руку, мы обязательно сразу реализуем инстинкт близости в нормальной обстановке.
Кирилл не испытал от этого обещания большой благодарности, но наклонился через стол и поцеловал Лину в нос. Докуда дотянулся, туда и поцеловал. И потом он точно видел такую сцену в каком-то сериале.
– Как жаль, что я не помню, как мне было трудно при замене рук! Но столько информации… – Его постподруга была совершенна в своей роли. – Я уверена, ты мне тогда очень помогал.
И она действительно была в этом уверена. А почему и нет?
Оставшаяся часть ужина и вечера была проведена в непрерывной болтовне с ним, с зомбифоном и даже с зомби-панелью. Хорошо, что при включении последней, они не попали на новости. Спать легли поздно, но совершенно обычно. Только путаница из образов не оставляла голову Кирилла до самого бессознания. Может быть, и во время бессознания, но на следующее утро Кирилл этого не вспомнил.