Улана Зорина
Тайны закрытого города Североуральск-19
Он вновь приблизился к «Аквалаборатории». К тому моменту воды озера потемнели. Тучи, нависшие над низиной, скрыли солнечный свет. Вода вокруг основной сферы обрела более тусклый, серый оттенок. Темнота постепенно сгущалась. Свет флуоресцентных ламп освещал лабораторию, но не происходящее за ней. Казалось, на улице наступила ночь.
Кирилл посмотрел на часы. Только половина пятого. Но на территории «Точки» действовали свои законы. Он закрыл глаза и прислушался к тишине. Где-то внизу капала вода, был слышен легкий гул, словно что-то резонировало с конструкцией платформы.
– Помоги нам, – прошептал голос совсем рядом, но Ступин не открыл глаза.
Он прислушался.
Его способности обострялись, словно аномалия увеличивала их возможности. Еще никогда он не видел и не слышал так отчетливо горизонты прошлого.
– Помоги нам! – повторил голос громче. Следом послышались глухие удары.
– ПОМОГИ НАМ! – голос перешел на крик, и Ступин, распахнув глаза, увидел десятки лиц утопленников. Они находились в озере, прильнув к сфере. Заглядывая в лабораторию, мертвецы стучали по ней кулаками. Их лица были изуродованы разложением, а куски плоти отсоединялись от костей, словно озеро наполняла кислота.
И в этот момент в «Аквалаборатории» открылись краны. Вода наполняла шар мутной жидкостью, разбавленной кусками плоти мертвецов. А когда сфера заполнилась доверху, части тел начали объединяться в одно целое. В сфере завертелся водоворот, вода начала выкачиваться, и через несколько секунд перед Ступиным появилось существо. Это была чудовищная мутация, объединившая в себе человека и водоплавающее. Как только монстр сформировался, он посмотрел на Кирилла рыбьими глазами, прижимая покрытые перепонками ладони к сфере.
– Мы должны прекратить это! – женский голос прорвался из прошлого. Кирилл услышал его за спиной, но, обернувшись, увидел лишь слабый силуэт. Он растворился в пространстве, и Ступин услышал глухой, но сильный удар.
Существо в «Аквалаборатории» привлекало к себе внимание. Их визуальный контакт длился несколько мгновений, и за это время Кирилл не увидел во взгляде существе ничего человеческого. Перед ним находилось создание, обретшее подобие жизни из-за чудовищных экспериментов. Оно раскрыло зубастую пасть, а затем ударило кулаками по сфере.
Ступин сделал несколько шагов назад. Его видения и призрачные фантомы обрели слишком материальную форму.
Здесь каждый видит своё.
– Отпустите меня! – крик словно ножом разрезал тишину лаборатории. Двое мужчин волокли женщину к ведущей на платформу лестнице. Она была одета в военную форму и тщетно вырывалась из их цепких рук.
– Мы не должны делать этого, – вновь голос за спиной. Фантом повторился. Теперь эта же женщина стояла перед учеными, указывая на «Аквалабораторию».
Кирилл посмотрел на сферу с чудовищем. Оно вновь ударило кулаками, неистово рыча, словно дикий зверь.
Нужно уходить. Срочно!
Ступин резко развернулся к двери, но тут же врезался в металлический стол. От удара выскользнул выдвижной ящик и с грохотом упал на пол платформы. Во все стороны разлетелись папки, бумаги и фотоснимки. Не обратив на них внимания, Кирилл посмотрел на существо. Оно раз за разом обрушивало удары на сферу, пока его поверхность не лопнула. Трещины расползлись, подобно паутине, увеличиваясь после каждого удара.
Чудовище пыталось вырваться наружу, в то время как его собратья, облепившие с внешней стороны лабораторию, всматривались в происходящее.
Ступин поспешил к выходу, но его взгляд привлекла фотография, вылетевшая из одной из папок. Он подобрал снимок и всмотрелся в портрет. Несколько секунд он не мог оторвать взгляд от знакомого лица. Как фотография могла оказаться здесь? Или это игры его собственного разума, который уже не мог отличить реальность от вымысла?
Перевернув снимок, Кирилл увидел надпись: «Подопытная №27».
Сжимая фотографию в руках, он посмотрел на сферу. Существо нанесло еще один сокрушительный удар и вырвалось наружу. Оно вывалилось на платформу, хищно взглянув на Ступина.
Забежав в лифт, Кирилл вынул из-под одежды табельное оружие.
Упираясь массивными руками в пол, существо тащило за собой тело, вытянутое в длинный рыбий хвост, покрытый плавниками. Его выпученные глаза смотрели на Кирилла, и в них играла невероятная ярость.
Закрыв дверцы лифта и дернув рычаг подъемника, Кирилл продолжал целиться в морду амфибии. Существо замерло в полуметре от лифта, хищно скалясь отвратительной зубастой пастью.
***
На поверхности шел сильный дождь. Все потемнело, словно наступила ночь.
Прыгнув в лодку, Ступин налег на весла. Он греб изо всех сил, не сводя взгляда с железной двери бетонной конструкции. Теперь она напоминала ему саркофаг. Огромный могильник, в котором томились души зверски замученных узников.
Сильный порыв ветра ударил в лицо сотнями дождевых капель, заставив закрыть глаза. В какой-то момент Ступин потерял направление. Лодку развернуло ветром, и теперь он не знал куда плыть. Темнота полностью отрезала от него весь мир, оставив только бурлящее озеро.
Со всех сторон доносились всплески. Ступин пригляделся и увидел существ с рыбьими головами. Их тела проросли уродливыми щупальцами и плавниками. Целая стая мутантов окружила его, цепляясь за лодку.
– Отвалите от меня! – выкрикнул Ступин, заметив пробивающийся сквозь ливень свет. Словно крошечный маяк он мелькал со стороны пирса. И в ареоле этого свечения Кирилл рассмотрел женский силуэт. Валентина, рискуя собственной жизнью, пыталась указать ему нужное направление.
Кирилл взмахнул веслом, чтобы отбиться от очередного существа, но потерял равновесие. Он упал в воду в тот момент, когда одна из тварей взобралась в лодку. Нос лодки поднялся из-за тяжести существа, а затем обрушился на голову Ступина, погрузив его в мутную пучину озера.
Он еще был в сознании, когда пытался выбраться на пирс, но что-то безустанно увлекало его на дно. Борясь за жизнь, он протянул руку, цепляясь за край пирса, и кто-то схватил его, пытаясь вытащить из воды.
В тусклом свете он увидел Валентину. Она промокла до нитки от ливня, обрушившегося на низину. И в этот момент Ступин узнал в ней женщину, увиденную им в лаборатории – тот же взгляд, испуганный и лишенный надежды.
Он машинально отдернул руку, не желая прикасаться к руке мертвеца. И начал опускаться на самое дно озера.
***
– Товарищ Майор? Товарищ майор?
Ступин открыл глаза, но тут же прикрыл лицо ладонью. Яркий солнечный свет слепил.
Перед Кириллом стоял лейтенант Кулагин. На его лице читалась озабоченность.
– Перестань тормошить меня, – пробубнил Кирилл, пытаясь подняться. Он лежал на кровати в доме на берегу озера. Голова страшно болела, хотелось пить, и все вокруг крутилось с невероятной силой.
– Что? Ты меня вытащил?
– Откуда? – удивился Кулагин. – А, вы про вагончик фуникулера? Черт, этот долбанный трос!
Лейтенант со злостью махнул кулаком.
– О чем ты говоришь, Кулагин? Я не понимаю!
– Сколько раз я говорил им, что нельзя сюда людям. Обязательно что-то да случиться. Вот теперь и вы, майор. Трос фуникулера оборвался, когда я спускал вас. Вагончик врезался в отбойник, и вы сильно приложились головой.
Кирилл дотронулся до ушибленного места. Оказалось, Кулагин уже успел наложить повязку.
– Когда я увидал аварию, то спустился за вами сам, – продолжал лейтенант. – Пришлось пробираться через эти заросли. Но зато с вами все в полном порядке. Пришлось, правда, наложить пару швов.
– Стой, не тараторь, – Ступин сел на край койки и огляделся. Вокруг него царила настоящая разруха. Домик буквально прогнил изнутри. Местами вздулись полы, часть стекол в окнах отсутствовали.
– Как долго я здесь?
– Не больше часа, товарищ майор.
Ступин посмотрел на Кулагина. Не похоже, что лейтенант шутит.
– Не понимаю. Я ведь был в лаборатории.
Кулагин вопросительно посмотрел на бетонную конструкцию в центре озера.
– Да вы даже из вагончика выйти не успели.
В этот момент раздался звонок телефона. Кулагин тут же поспешил к аппарату.
– Да. Вы на месте? Хорошо. Спускайтесь.
– Кто это?
– Когда я увидел аварию, вызвал спасательную бригаду. Вам нельзя в таком состоянии оставаться здесь, товарищ майор. Голова, – он указал пальцем на висок, – это вам не шутки.
Ступин пытался поспорить, но сил не осталось. Видно, удар был действительно сильным. Он попытался вспомнить, что произошло с ним до аварии, но в памяти всплыл только сильный ливень. Он вспомнил лабораторию и эту проклятую сферу. А еще была женщина. Валентина.
Он машинально запустил руку во внутренний карман и вынул снимок.
– Кто это? – с любопытством спросил Кулагин.
Ступин, рассматривая Валентину, вышел на пирс.
Поверхность озера напоминала стекло. Несмотря на порывы ветра, на воде не возникали даже барашки волн.
– Вы ведь еще вернетесь сюда? – спросил Кулагин. – Дело-то не закончено.
Но Кирилл опустился на корточки рядом с лодкой и внимательно осмотрел ее. В одном месте были следы, словно кто-то когтями пытался разорвать металл.
– Как можно исследовать «Точку», если до нее невозможно добраться? – размышлял Ступин. – Это место словно защищается от каждого, кто пытается проникнуть в него. Но я обязательно раскрою ее тайну. А для этого нужно будет ее сохранить.
– Вы не собираете утилизировать это место? – удивился Кулагин.
Кирилл вновь посмотрел на снимок Валентины. Она пыталась помочь ему, хотела рассказать всю ту ужасную правду, которая творилась здесь многие годы. И эта правда не должна быть сокрыта.
– Я собираюсь изучить это место, – ответил Кирилл, – чего бы мне это ни стоило.
***
– Иногда тайны должны навсегда оставаться тайнами, – произнес Ступин.
– Это что, все правда? – Вадим перевел взгляд на снимок. Казалось, красивая молодая женщина смотрит на него в ответ.
– Не знаю, – ответил Ступин, машинально прикоснувшись кончиками пальцев к шраму над правой бровью. – Но с тех пор я больше не побывал ни в одной аномальной зоне. Вернувшись в Москву, я дал рекомендацию не сносить «Точку». Меня постоянно терзали сомнения, я жаждал узнать правду. Но, видимо, кто-то в верхах решил, что таким образом я дискредитирую военных. Они хотели уничтожить любые упоминания о тех якобы экспериментах, а, по сути, преступлениях, которые проводили ученые. И главное, им нужно было устранить и меня. Сфабриковав дело о профнепригодности, меня уволили со службы. Вернувшись в родной город, я пытался продолжить поиски, но, не имея доступа к секретным архивам, это невозможно.
Вадим продолжал смотреть на черно-белый снимок.
– Вы хотите, чтобы я узнал, что случилось с этой женщиной?
– Да. Это поможет выяснить, что произошло на «Точке». Ее судьба прольет свет на многие вещи. Ты ведь у нас парень со связями?
Ступин улыбнулся, похлопал Терехова по плечу.
– Так что же с «Точкой» сейчас?
– Мы не в силах бороться с тем, что сильнее нас. Официально ее не существует уже много лет. Но в моем отчете не было ни слова о ликвидации аномалии. Я приложил немало сил и пожертвовал карьерой, чтобы «Точка» осталась нетронутой. – Он указал на снимок, – Выясни что в действительности произошло с лейтенантом Ковалевой, и тогда сможешь продолжить эту историю. Кто знает, сколько еще тайн осталось на глубине аномалии.
И запомни: каждый там видит своё.
Протокол-36
Александр Рубцов
О том, что им предстоит очередное захоронение «тридцать шестого», Сергей узнал уже ночью. Из сна его вырвало протяжное жужжание телефона на прикроватной тумбочке. Сергей давно привык к тому, что отвечать нужно незамедлительно, и приучил себя прислушиваться даже во сне.
Он открыл глаза и уставился в холодный квадрат света на потолке – один из немногих рабочих уличных фонарей светил прямо в окно. По квадрату ползали тени ветвей. Сбоку, повернувшись к нему спиной, тяжело дышала жена.
Он взял телефон с тумбочки. Дисплей ослепил ярким светом. Прищурившись, Сергей прочитал короткое сообщение от Валентина: «36». Сон как рукой сняло. Ссора с женой тут же оказалась на заднем плане. В голове сиреной взвыла простая мысль: «Неужели снова? Месяца ведь не прошло!»
Сергей, не глядя, нащупал ступнями тапочки, пальцами рук – пачку сигарет – и вышел из комнаты. Ирина рычала, когда он курил в квартире – дети, вонь и «вообще-то у нас есть балкон», – но это не остановило его. Никогда не останавливало. Если они и решили завести детей в таких условиях, то пассивное курение – это последнее, о чем нужно беспокоиться родителям. Тем более сын уже не жил с ними. У него своя семья. Язычок пламени лизнул кончик сигареты, легкие наполнил дым.
Дрожащими пальцами Сергей набрал сообщение Валентину: «Тридцать минут». Взял с запасом, мельком взглянув на часы. Хватило бы и пятнадцати, но кофе ему сейчас не помешает. Поспал он от силы часа полтора, а работать, если это не ошибка, и они действительно должны похоронить «тридцать шестого», им предстоит всю ночь.
Кофе он так и не допил. От горячего ломило зубы – хроническая болезнь почти всех местных жителей, переступивших сорокалетний рубеж. Сигарету не докурил. Едкий дым драл глотку будто напильником.
Свет фар видавшей виды буханки, предназначенной для транспортировки «тридцать шестых», полоснул по стене. Сергей бросил взгляд в окно на двор, махнул водителю и бросился в комнату, одеваться. Церемониться не стал. Включил свет, толкнул жену, предупредил.
Улица встретила колючим сухим морозом и чистым, усыпанным звездами небом. Подошвы хрустели снегом. Ни в одном из окон не горел свет, и, казалось, что город впал в кому, чтобы очнуться рано утром.
Напарник сунул холодные пальцы в ладонь Сергея и, не говоря ни слова, тут же убрал и воткнул вторую передачу, отчего коробка возмущенно заскрипела. Машина тронулась.
Валентина сложно было назвать приятным собеседником. Старый, даже по меркам Сергея, человек, морщинистый, как изюм, угловатый, будто сошел с полотна какого-нибудь кубиста. Он был один из тех, кто вечно ноет: раньше и воздух свежее был, бабы женственнее, а мужики сегодняшние тем, из прошлого, в подметки не годятся. Неприятных запах плохих – зато своих! – зубов он перебивал мятными леденцами.
Впрочем, специалистом он был действительно незаменимым. Разбуди его ночью, назови номер протокола, ответит, не задумываясь. Честным был, работу выполнял от и до, не отступал от нормативов ни на йоту. Оно и понятно. В их профессии те, кто нарушает протоколы, не живут долго по умолчанию. В его присутствии Сергей и сам боялся нарушать даже самые бестолковые правила. Складывалось впечатление, что с возрастом напарник становился все склочнее, а тяга дотошно следовать протоколу превратилась в манию.
В кабине было холоднее, чем на улице. Изо рта клубился пар. Кончик носа ущипнуло холодом.
– Недавно ведь только было, – озвучил Сергей назойливую, как муха, мысль.
– А я че, Пушкин что ли? – Валентин громко прочистил горло, опустил стекло и харкнул.
Сергей откинулся на спинке сидения и закрыл глаза.
***
Валентин остановил буханку перед шлагбаумом у северного въезда. Хрустнул ручник, хлопнули двери. Двоих могильщиков вновь окутало морозом.
Перед проходной их встретил капитан с пушистыми буденовскими усами. В уголке рта тлел пенек сигареты без фильтра. Руки вояка грел в рукавах бушлата. Нос и мочки ушей покраснели.
– Здравья желаю, – он несколько раз сплюнул, избавляясь от прилипшей к губам сигареты. – Оперативно вы. Похвально, но придется подождать.
Брови Сергея поползли наверх. Он посмотрел на капитана, потом на Валентина, который и сам растерялся.
– В смысле подождать? – возмутился напарник. – Мне час назад звонили.
– Не отошел еще, – пожал плечами капитан. – Пойдемте внутрь. Мороз лютый.
– Что с машиной?
– Пусть постоит. Никто все равно не заедет.
Они поплелись за капитаном. На проходной никого не оказалось. Их проводник воспользовался магнитным ключом. Замок загудел, и они вошли в теплое помещение. Отбили снег с сапог о потертый, почти прозрачный коврик.
– Народ вывели? – спросил, выглядывая во двор через окно, Валентин. Он прижимал к груди папку с бланками так, словно кто-то мог покуситься на нее.
– Да. В щелочном жмурик. Там и так немного народу.
Уши Сергея укололо паскудное слово. Он смерил капитана презрительным взглядом, но вслух ничего не сказал. Уселся на неудобный пластиковый стул в комнате ожидания, вытянул ноги к батарее и стал наблюдать, как плавится налипший снег.
Тому, кто не был знаком с ним лично, могло показаться, что он совершенно безразличен к происходящему, но на самом деле голова разрывалась от противоречий. Целый ряд вопросов, важных и второстепенных, строились в голове, но не находили ответа. Одно было ясно: что-то пошло не так, как идет обычно. Сергей еще ни разу не слышал о том, что «тридцать шестой» оставался живым дольше часа.
– Что на нитке? – отвлекло его ворчание Валентина.
Сергей оторвал взгляд от ботинок и уставился на капитана. Тот снял бушлат и повесил на гвоздь в стене. Вопрос Валентина заставил вояку покраснеть. Он тут же принялся застегивать воротник.
– Крест?
– Виноват, – буркнул капитан.
– Сними. Надеюсь, «тридцать шестой» не разговаривал с тобой?
– Никак нет.
– Знаешь, как выяснили, что они реагируют на религиозную мишуру?
– Я… я никогда не снимал его. Все время со мной, – продолжал оправдываться капитан. Пальцы его судорожно пытались развязать узел на шее сзади. Наконец, ему удалось снять. Крестик лег на угол стола.
– Методом проб и ошибок, – Валентину было плевать на оправдания. Он взял крестик, поднял. – То есть прежде, чем кому-то вообще в голову пришло то, что «тридцать шестые» начинают разговор в первую очередь с вами, верунами, погибли десятки человек. Об этом узнали еще в восьмидесятые. А в то время каждый «тридцать шестой» был событием. Это сейчас мы хороним по пять в год. Это стоит в протоколе красным по белому. Красным. Одно предложение на десяти страницах машинописного текста выделено красным. Одно! Никаких религиозных атрибутов при взаимодействии с объектом. Никаких, ни до смерти, ни после.
Капитан прочистил горло и тут же громко сглотнул.
– Все вам хиханьки да хаханьки, а техника безопасности пишется кровью. Чужой кровью, чтобы тебя дурака спасти. Как ты до капитана дослужился с таким мозгом?
– Да я и не подумал. Я ведь совсем недавно тут.
– Оставь его дома. Молись дома. Тут бога нет, – он положил крестик на стол, но капитан не стал брать его.
На минуту в проходной повисла гнетущая тишина. Капитан несколько раз порывался что-то спросить, но тут же закрывал рот, будто у него был только один вопрос, и задать нужно непременно правильный. Наконец, он решился.
– Кто они такие?
– Да кто ж знает? – усмехнулся, пожав плечами Валентин.
– Ну, вы ведь знаете, как их хоронить, – капитан обезоруживающе улыбнулся.
– Никто ни хрена не знает, – неохотно ответил Сергей. – А если и знает, то тебе не расскажет. И ты помалкивай с такими вопросами.
Суровый капитан вдруг стал похож на срочника, только что прошедшего курс молодого бойца. Не спасли даже богатые усы, которые он стал нервно жевать. Сергей вспомнил себя после первых похорон «тридцать шестого». Креста он никогда не носил, но было множество других мелочей, на которые следовало обращать внимание.
Со двора послышались шаги. Дверь отворилась, и в проеме показалось знакомое раскрасневшееся лицо начальника цеха. По выражению его Сергей мгновенно сообразил, что что-то пошло не так. Он встал.
– Готов, – начальник выдавил блеклую, будто выцветшую на солнце, улыбку.
– А что случилось? – спросил Сергей. – Полтора часа прошло.
– Видимо, к вам давно не наведывались с проверкой, – проворчал Валентин. Сергей печально посмотрел на провинившегося капитана. Случится чудо, если такая безалаберность ничем в итоге не обернется. – Какого черта у вас снова «тридцать шестой». Месяца не прошло.
Начальник сжал губы в тонкую полоску.
– Не начинай. Все претензии к начальству.
– А ты не начальство? – завелся Валентин. – Совсем охренели! У тебя люди с крестом по цеху ходят, а ты зеньками хлопаешь.
Начальник смерил капитана презрительным взглядом и ответил:
– Я не собираюсь выслушивать это от тебя. Есть претензии – иди выше. Я думаю, что там и без тебя видят, как часто у нас тут ЧП происходят.
Злость начальника можно было понять. Любого могильщика вроде Сергея или Валентина наделяли такими полномочиями, что они без труда могли устроить ревизию хоть завтра. Отчитывались они не перед военными, не перед директорами завода. Работали независимо, на государство. Запугать увольнениями их не могли.
– Шлагбаум подымайте, – Валентин, вполне довольный тем, как разрядил обстановку, мрачно усмехнулся, выскользнул в дверь и поплелся к буханке.
Сергей пошел вслед за начальником цеха. Капитан после короткого, но основательного разноса остался на проходной ждать дальнейших инструкций.
Территория завода была соразмерна маленькому городку. Четыре трамвайные остановки – чтобы пройти его пешком понадобилось бы несколько часов. Внутри ходили маршрутки. Для передвижения в цехах использовались велосипеды. Возле щелочных цехов снег частенько окрашивался во все цвета радуги. Сергей и сам не раз видел и розовый, и зеленый, и цвета ржавчины снег даже за пределами завода. По пути им не встретился ни один человек, несмотря на круглосуточный режим работы.
Зайдя за угол, они увидели, что Валентин уже прижался кормой буханки к раскрытым воротам нужного цеха. Двигатель работал, окутав низ машины облаком выхлопных газов.
Они прошли мимо и юркнули в распахнутую дверь. Внутри несло горелым моторным маслом и сталью. По обеим сторонам огромного продолговатого помещения располагались резервуары, похожие на старинные батискафы. На высоте чуть выше человеческого роста в каждый резервуар вел люк.
Они прошли мимо двух баков и свернули в узкий коридор, давящий с обеих сторон решетками, покрытыми жирной пылью, и остановились у двери в подсобное помещение. На входе их ждал человек в каске и плотной медицинской маске. Начальник цеха распрощался и покинул их.
– Здравствуйте, – человек в маске пожал прибывшим руки и стер рукавом пиджака пот со лба. Он открыл дверь и пропустил могильщиков внутрь.
В голове снова зазвенел колокольчик. Сергей беспокойно осмотрелся. Предчувствия редко его обманывали, и сейчас сирена в голове гудела так, что ломило зубы. Взгляд пытался зацепиться за что-то неправильное, найти подсказку, но ничего не обнаружил.
«Тридцать шестой» лежал на полу возле двери. Над трупом стояли трое. Двоих из них Сергей знал: майор, ответственный за безопасность, и бригадир, с которым они виделись не далее, как месяц назад. Третий, толстяк преклонного возраста, красный, что твой советский флаг, покрытый глянцем пота мужчина в дорогом пальто, меховой шапке и в огромных на пол лица очках. Этот третий прекрасно сыграл бы в современных фильмах о почившей ныне державе эдакого толстокожего бюрократа, которого хлебом не корми, а дай насолить главному герою.
Под головой «тридцать шестого» натекла из глаз черная в скверном освещении лужа. От уголков глаз к полу тянулись полоски крови. От жуткой посмертной улыбки у Сергея просеменил по спине холодок. Короткие пеньки зубов мертвеца покрылись кровью. Стирать с лица ухмылку было делом бесполезным. Рот, сколько не выпрямляй его, все равно в итоге сгибался в подкову. Впрочем, улыбкой это выражение можно было назвать весьма условно. Мрачное нелепое подобие, в котором не участвуют остальные мышцы лица. Мертвые глаза, покрытые мутной пленкой крови, пронзали взглядом потолок
– Молодой совсем, – сказал Валентин и сел на корточки у головы.
– Да, – согласился бригадир. – Двадцать три года.
– Он с кем-нибудь разговаривал?
– Нет. Мы сразу заметили кровь. Я вызвал Аркадия Петровича, и мы отвели его сюда.
Майор стал кивать, подтверждая. Валентин раскрыл свою папку, достал ручку и подышал на кончик.
– Как звать?
Пока он записывал, Сергей взял руку покойника и попытался прощупать пульс на запястье. Достал фонарик и проверил реакцию зрачков. Внезапно ему показалось, что черная точка под пленкой крови сузилась.
– Есть реакция, – сказал он и отодвинулся назад.
В это мгновение «тридцать шестой» схватил его за руку и завопил:
– Я ничего не вижу!
Пальцы впились в запястье и сдавили тисками. Сергей выпустил фонарик и попытался вырваться.
– Господи, что происходит? Где я? Кто тут? Я ничего не вижу! – продолжал вопить «покойник».
Сергей едва сдержался, чтобы и самому не закричать. Он стиснул зубы и попытался вырваться, но хватка оказалась мертвой.
Толстяк попятился.
– Он живой…
Договорить не позволил Валентин. Он толкнул толстяка в грудь и приставил указательный палец к губам.
Сергей просунул руку между большим пальцем «тридцать шестого» и своим запястьем и отогнул. Рука выскользнула из хватки, и Сергей, приземлившись, больно ударился ягодицами о железный пол.
Рука «покойника» упала. Он больше не двигался. Валентин подал знак бригадиру, чтобы тот захватил толстяка и убирался из помещения. Работяга мгновенно сообразил и, схватив паникера под локоть, потянул его к двери.
Услышав хлопок, «покойник» залился смехом. Хохот был клокочущим, прерывистым, будто он втягивал воздух лишь для того, чтобы превратить его в звук.
Оба могильщика и майор стояли теперь на безопасном расстоянии от объекта и пытались сообразить, что делать дальше. В протоколе под номером тридцать шесть не было ничего об оживших покойниках. Нормативы захоронения и транспортировки – все, что им нужно знать. Остальным занимались военные. Однако военный и сам хлопал глазами, прижавшись спиной к шершавому бетону стены.
Майор стал рыться в карманах. Он достал телефон, показал могильщикам, указал на дверь. Валентин кивнул. Майор, не отрывая спины от стены, прокрался к выходу.
Сергей достал из кармана свой мобильник и включил камеру. Навел объектив на хохочущего покойника, но стоило ему нажать на кнопку записи, как смех прервался. Лицо все еще искажала безобразная улыбка, но все признаки жизни в ней растворились.
Могильщики переглянулись. Валентин подошел к покойнику и поддел руку носком сапога. Реакции не последовало. Он поднял фонарик и нагнулся над головой «тридцать шестого».
– Готов, – после минутного кряхтения, сказал он. – Теперь точно.
Сергей подошел ближе и вгляделся в мертвое лицо.
– Что это было? – спросил он, прислушиваясь к сумасшедшему бою собственного сердца.
– А я че, Пушкин что ли?
В помещение вернулся майор.
– Готов? Твою мать! Что это было?
Оба могильщика пожали плечами.
– Раньше такое случалось?
– Молодой он, – философски заключил Валентин. – Жизнь не хочет покидать молодое здоровое тело. Он не был мертв все это время. Что сказали в штабе?
– Подождать. Докладывать каждые полчаса.
– Можешь прямо сейчас доложить. И еще… Капитан ваш приперся с крестиком. Примите меры. Куда вообще ваши вербовщики смотрят? Идиоты! Я в отчете об этом упомяну.
Майор сжал зубы и стал серым, но ничего не ответил. Валентин фыркнул и вернулся к бланку.
Предупредив Валентина, Сергей вышел. Нужно привезти тележку и мешок.
Руки до сих пор дрожали. В ушах еще звучал беспомощный крик «покойника». Сейчас, когда все уже закончилось, Сергею казалось, что в вопле этом было отчаяние и мольба. Могло ли? А если да, то что? Что они вообще знают о «тридцать шестых»? Ничего. А если и знали, то Сергею, конечно, не докладывали.
Первый покойник с жуткой улыбкой на лице появился в середине семидесятых на территории только что отстроенного завода. Тогда смерть связали со странными знаками, которые время от времени обнаруживают охотники или грибники. Дескать, земля священная, языческие божки, жертвоприношения и прочая ересь из той же обоймы. В узких кругах даже запаниковали. Началась истерия. Истинной причины так и не выяснили. Жертвой аномалии становились случайные люди, никак не связанные между собой. Человек, оставшись один, внезапно начинает харкать кровью, капилляры в глазах лопаются, тромб отрывается от сердца и все. По сути уже мертвый человек начинает шептать какие-то понятные лишь ему одному мантры. Вскоре выяснилось, что шепот этот опасен. Лишь через десять лет сопоставили факты, сообразили, что жертвами по большей части становятся религиозные люди. Любая атрибутика, будь то нательный крестик или четки мусульманина, становились объектами внимания «тридцать шестых». Шепот сводил с ума верующих. Неделя, десять дней, месяц – итог один. Ты либо суешь голову в петлю, либо бросаешься с крыши многоэтажки, либо вскрываешь вены в ванной.
Тогда же, в восьмидесятых, выработали строгие правила, нормативы по захоронениям. И они до оторопи пугали Сергея.
Турист, случайно попавший в город, – если бы туристы могли случайно оказаться в Североуральске, – удивился бы расстояниям между надгробиями. Тут, вместо положенных пятидесяти сантиметров с торцов и ста по бокам, надлежало оставлять расстояние в метр у изголовья и в ногах и полтора-два метра – с боков. Причем, хоронили так всех жителей без исключения.
Кроме того, в городе не было крематория. В протоколе о кремации ничего не говорилось, поэтому ни сам Сергей, ни Валентин не знали, плохой опыт тому виной или еще что-то. Хотя, судя по тому, насколько подробно авторы документа расписали каждую мелочь, с которой требовалось считаться, речь идет скорее об опыте. Наверняка где-то лежит скрытый от любопытных глаз протокол о кремации.
Сергей и сам не раз был участником перезахоронения «тридцать шестых». Картина, обнаружившаяся однажды под крышкой гроба, напугала его до чертиков. Труп не разложился, а стал серым. Лицо покойника искажали муки, будто умер он уже в гробу, спустя многие дни после похорон. Тело превратилось в жировоск, обмылилось, словно лежало где-то вблизи болот. В другой раз имел место явный криминал и без вскрытия, которого обыкновенно с «тридцать шестыми» стараются избежать, не обошлось. Следственный комитет прислал голову, отрезанную для экспертиз для дозахоронения. В гробу снова обнаружилась жировосковая мумия, лежащая на животе.
Шептались о том, что сделано это лишь для того, чтобы трупам было сложнее добраться друг до друга. Но шептались все и везде. Сложно винить в этом жителей. Никто не содействовал сплетням больше самого города, вокруг которого щетинился забор из колючей проволоки.
Иногда в разговорах на кухнях, за барными стойками в прокуренных пивнухах да в перерывах в рабочих столовых звучала идея о том, что все они давно умерли. Дескать, где-то в подземных цехах «Стрелы» что-то взорвалось, и жители Североуральска задохнулись ядовитыми испарениями во сне. Кто-то еще помнил слухи об «инопланетянах» и ссылался на них. Может быть, проклятая Америка жахнула ядерной боеголовкой по военному заводу. Или же злая вездесущая гэбня избавилась от населения, как от опасных свидетелей, но что-то пошло не так, и теперь они все застряли в засраном городишке с серыми жилыми блоками, пыльными, закопченными улочками и розовым, как сахарная вата, снегом.
