Александр Беляев
Берлин в 1925 году
Как я попал сюда, не знаю. И почему сейчас 1925, а не 1915 год, тоже не знаю. Однако, интересно.
Последний раз я был в Берлине за год до минувшей войны. Посмотрим, что стало с Берлином.
Внешний вид города мало изменился. Также размеренно течет средь каменных громад людская масса, точно мутные воды Шпрее, заключенные в гранитные берега, пламенем электрических реклам объяты по вечерам дома. Из дверей «биргалки» несутся звуки вальса, смешанные со знакомым запахом сигар и пива.
Только автомобили обзавелись новыми рожками-граммофонами, с самым разнообразным репертуаром коротких музыкальных фраз и трюков: одни из них стонут, как грешники в аду, другие адским хохотом пугают замешкавшегося прохожего.
Какая масса, однако, женщин! Женщина-шофер, газетчик, и даже шутцман.
Почти не встречаются штатские женщины, – все в форме.
Мужчин мало. Но калек не видно.
Захожу в пивную.
Играет механический оркестрион, неподражаемо воспроизводящий звуки струнного оркестра. Кельнеров нет. Пиво и закуски отпускаются автоматическими ящиками. Медленно вращается в стене диск, увлекает куда-то порожнюю посуду, которую посетители сами ставят на диск.
Увы, русского узнают также быстро, как и раньше. В обращении уже нет прежней немецкой заносчивости, однако за холодной вежливостью чувствуется затаенное недружелюбие.
Я разговорился с соседом. Он оказался безруким (чего я не заметил вначале) ветераном минувшей компании. Когда я обратил внимание на его руку, он улыбнулся.
– У нас ортопедия делает чудеса! Вот видите? – И он проделал рукой и пальцами ряд движений. – А ведь у меня рука выше локтя ампутирована! Калек вы почли не увидите, а их у нас теперь чуть не десять процентов всего населения!
