Александр Алексеевич Богданов
Запутанное дело
Женщина с ребенком вздохнула.
– Наша сестра обязательно так, – через детей болеет. Шутка молвить, вот у меня их было девять человек… Ежели всех выносить, то никакого здоровья не хватит. Сколько вас у вашей мамашеньки было?
– Да ни много ни мало как пять человек… Двое умерли, а трое в живых остались.
– Вот от этого и грудная болезнь! – убежденно заметила женщина.
Прасол недовольно покосился на нее и бросил фальцетом:
– А ты не перебивай!.. Лучше вон посмотри-ка на ребенка… Вишь из-под него моря протекли…
– Ах, ты, голопузый!.. – засуетилась женщина. – Скажите на милость, как нарочно, замучил он меня всю дорогу!.. А я-то сижу – не догадываюсь, што коленкам больно горячо! Уж даве и не кормила его, – побоялась, – дала только сухого кренделька пожевать…
– От кренделей в таком возрасте и вред может быть!.. – многозначительно сказал солдат.
Женщина начала перепеленывать ребенка, а дьякон продолжал:
– Итак, я распростился с aima mater и отправился домой. Таково, значит, мне предопределение свыше. И первое дело – женился, жену взял с протекцией, дочь благочинного, отца Василия, из местечка М-ва… Может быть, слышали про сие местечко, про него много писали?
Солдат поспешно откликнулся:
– Как же, – знаю… Сраженья поблизости были… Наши части около тех мест проходили, верстах в сорока…
– Такие сраженья, такие сраженья! – подхватил дьякон. – Словно небесные бездны разверзлись в громах и молниях!.. Ну, да об этом после… А теперь на чем, бишь, я остановился?..
– О благочинном говорили, отец дьякон, – напомнил прасол. – И еще хотел задать я вам вопрос, если вам не трудно ответить…
– Что такое?
– Насчет благочинного… Согласился отец благочинный принять вас в зятья?.. Ведь они, благочинные, гордые…
Дьякон оживился:
– Была тут закавыка, – ка-ак же!.. Тесть мой, конечно, предпочел бы выдать свою дочь за студента, а тем паче за академика… Да, признаться, я и его дочь еще раньше знакомы были и уговор между собой имели, вроде как бы обручились… После же моего увольнения я и говорю: «Соня, как же, мол, теперь?.. Хотя мы и дали друг другу обещание, но я не подлец и наперед тебе говорю, что никакого комфорта жизни предоставить не могу… Твоя полная воля, – можешь от своего слова отказаться!..» Обиделась она. – «Все равно, говорит, я ни за кого больше замуж не пойду…» – «Папаша-то, – это, значит, отец Василий, – говорю, не согласится…» – «Все равно, – отвечает. – Зачем нам согласие?.. Нас дядюшка отец Николай и так обвенчает…» Надо вам сказать, отец Николай любвеобильнейшей души человек и на всю епархию своей добротой известен… Убедила она меня… Так мы и решили венчаться без отцовского согласия. Теперь многие из молодежи так делают, – не желают по старым указкам ходить…
Все время молчавший и смотревший в окно сектант повернул к дьякону строгое, благообразное лицо и сказал:
– Нонешняя молодежь больно много воли себе взяла!.. Худо это!.. Кто отцу с матерью ослушник, того Бог наказывает… Может, и вас Господь за ослушание наказал!..
– Ослушание ослушанию разнствует… – раздумчиво возразил дьякон. – В сущности говоря, тут с нашей стороны никакого серьезного ослушания даже не было, потому что папаша ее, отец Василий, нас простили… Да… Повенчались мы, а потом с повинной. Сперва Соня в кабинетик к нему прошла, а потом я, – прямо в ноги бух… Не жестокосердый же он палач, чтоб свое любимое чадо казнить… Волей-неволей пришлось простить… Она единственная дочь… Моя вина тоже не велика… Кабы я за неспособность, или за порочность был выгнан… А ведь я перворазрядник, в академию мог попасть и, если бы не семейные обстоятельства, то даже до архиерея возвыситься, – это всем хорошо известно… Посердились на нас папаша, а потом в приданое пятьсот рублей ей на обзаведение дали, а мне на экипировку и прочее еще сто рублей…
– Л-ловко!.. – брякнул солдат.
Женщина с ребенком от удовольствия осклабила лицо:
– Счастье тебе!..
– Да, что касается семейной жизни, то не могу роптать на Господа Бога!.. – подтвердил дьякон. – Так значит и зажили мы полным домом, – приобрели лошаденку, корову и прочее, что потребно для сельской жизни… Псаломщиком в Лаишеве состоял я недолго, потому что у тестя протекция, и сам преосвященный Антоний к нему благоволение питал. Два года я провел в Лаишеве, а потом в М-ве освободилась дьяконская вакансия. Надел я сюртук, и поехали мы с тестем, в консисторию хлопотать… Поклонились, попросили, одарили кого нужно – и месяца не прошло, как меня поставили во дьяконы.
