Александр Цыпкин
Полное собрание беспринцЫпных историй
Суд из-за неудобной упаковки презервативов
Время, когда мне придется выдумывать сюжеты, неумолимо приближается, но есть еще правдивые неопубликованности. Вот одна из них. Опять же, клянусь светлой памятью моего разгула, всё так и было. ВСЁ.
У постсоветского повесы существовала только одна проблема – где взять временно свободную квартиру, комнату, дачу, коридор, угол. Поэтому наша жизнь 90-х представляла собой этакий Яндекс Такси, только вместо свободных машин радар искал оставленную чьими-то родственничками жилплощадь с кроватью или без.
Иногда это можно было запланировать, ибо дачные обязанности старшего поколения неизбежны, как налоги и конец отпуска.
В один из таких благословенных позднеосенних дней мы с подругой были одарены квартирой на 13 часов.
Полноценным героем событий был мой первый автомобиль. ВАЗ-2105, купленный на деньги от каких-то непонятных махинаций с долларами и таких же уроков английского языка. Повидала эта машина многое… В основном, 18+. Но об этом в другой раз. Так вот, газуя от нетерпения, я прибыл в указанный квадрат. Машину припарковать удалось с обратной стороны дома, то есть до парадной (москвичи выругались в этот момент) – повторяю, до ПАРАДНОЙ – нужно было идти. Эта подробность важна для визуализации мизансцены. Обойдя дом, я через 10 наносекунд был у двери, за которой обнадеживающе играла музыка. Встречались мы с подругой уже некоторое время, поэтому чай пить представлялось неуместной тратой времени и чая.
Я параноидально контрацептивен и пачка презервативов была со мной всегда, как у некоторых партбилет. Прелюдии пролетели словно компенсированное время в финале Лиги чемпионов, и настал момент частично облачиться в латекс. Но латекс, сволочь, схоронился як Януковыч у Ростове. Нет, я правда хочу посмотреть в глаза Кулибину, который придумал полиэтиленовую обертку обычной пачки с тремя презервативами. Пока ее откроешь в ночи дрожащими руками, в зависимости от возраста, либо извергнешься, либо упадет то, что поднимали всем подъездом. Там есть такая узенькая хренушечка, которую нужно найти, подцепить ногтем, размотать… Все для людей, как руль у ВАЗ-2105.
Нервы у меня тогда были из оптоволокна, и я спокойно подошел к окну – единственному источнику тусклого света (осенняя ночь брала свое). При луне я решил покончить с презервативщиной и через некоторое время, справившись со всеми задачами, выдохнул, мечтательно посмотрел в окно и… превратился в тыкву.
Смотрел я на свою машину. Ее грабили.
Какой-то клошарского вида субъект спокойно стоял у открытого багажника моего корвета и лениво перебирал его содержимое. Рядом с ним стояло ведро, очевидно предназначенное для моего бензина. Я натянул джинсы, свитер, визгнул что-то ошарашенной подруге и побежал вниз. Как я уже говорил, парадная – да, ПАРАДНАЯ! – была с обратной от припаркованной машины стороны. Обойдя дом, я привел дыхание в норму и приготовился к битве. Я был худ, хил и беспомощен, но горд, безрассуден и жаден. На улице – ни души, только ваш попкорный слуга и вор. Он сразу меня увидел, но копаться в багажнике не перестал, чем вконец испортил настроение. Я ожидал постыдного бегства, но нет. Поэтому, приближаясь, я думал, куда и главное, как бить. В голове стучала мысль: «Возьми палку, Хон Гиль Дон хренов». Идея хорошая, но с ней я бы обозначил свои намерения, а так был шанс притвориться прохожим и неожиданно обрушиться на рейдера со всей яростью ограбляемого полуеврея. Когда до цели оставалось метров семь, преступник развернулся в мою сторону. В руках он держал пистолет.
Идея притвориться прохожим нравилась мне все больше, а «яростно обрушиться» – все меньше.
Я невозмутимо прошел мимо налетчика, будто всегда в это время суток и года прогуливаюсь по району в свитере и ботинках на босу ногу. Оставалось спросить у товарища, как пройти в библиотеку. Глаза у гражданина были усталые, несчастные и пустые: бомж бомжом, но «Бог создал людей, а Кольт сделал их равными». Я понимал, что преступник он такой же неудавшийся, как и вся его жизнь. Не менее очевидным было и то, что ствол – максимум пневматика или просто игрушка. Но стоило ли проверять это ради нищебродского содержимого моего багажника? Нет. Я прискакал обратно в квартиру и неистово встал (филологи, пардоне муа) у окна. Воришка как раз занялся бензином.
«Кинуть, что ли, в него томиком Чернышевского», – подумала жертва насилия после разумного вопроса «Что делать?» Но тут на мое, воистину еврейское счастье я увидел двух милиционеров, идущих с другой стороны кустарника, отделяющего парковку от аллеи. Чудо чудное, диво дивное. Истошным криком «машину грабят, ловите его» я включил свет в половине окон дома и достиг желаемого результата. Двое с наручниками моментально продрались сквозь кусты и взяли преступника с поличным. Через минуту я присоединился к компании. Вора прижали к дереву, его глаза бешено вращались, рот скривился от готовности зарыдать.
– Твоя машина?
– Моя. Товарищ милиционер, у него пистолет!
– Пистолет! Ну все, б… Ты попал. Это вооруженное ограбление, сядешь по полной.
– Я никому не угрожал! – заблажил подозреваемый.
– Угрожал? – обратился ко мне «злой полицейский».
– Вообще-то нет… – честно признался я.
В глазах бомжа блеснула вера в человечество. «Добрый» милиционер обыскал преступника и достал из недр ватника пистолет.
– Это что???
– Пневматика…
– А если я тебе, сука, в глаз сейчас выстрелю?! – голос «злого» звучал убедительно.
– Значит, так, потерпевшему из-за тебя, козла, в отделении всю ночь сидеть неохота. Нам ты тоже на хрен не нужен. Либо мы тебя сейчас в лесок отведем, отметелим так, что на морозе ты сам к утру коня двинешь, либо расскажи мне что-нибудь. – «Добрый» ткнул меня в бок и незаметно кивнул головой.
«Злой» достал дубину и спросил у напарника:
– Есть чем рот заткнуть? Он же орать будет как свинья.
Бомж истерически залепетал:
– Мужики, вы чего, я же только бензин слить хотел, чтоб бутылку купить. Я пальцем никого не трогал!
«Злой» замахнулся дубинкой и рявкнул:
– Да тут у третьей машины за неделю бензин сливают. Заткни ему рот!
– Мужики, это я! Я во всем сознаюсь!
– С парнем, вон, договаривайся, пойдет он на тебя заяву писать?
Умоляющие глаза горе-преступника не оставили мне выбора.
– Поехали в отделение, дайте только документы возьму.
Через полчаса мы с клошаром сидели по разные стороны решетки в оживленном фойе местного отделения милиции. Еще через полчаса явился дознаватель и стал задавать различные неприятные вопросы, типа где я был в момент преступления, что делал и как все произошло. На вопросе «А чего ты в окно посмотрел?» я вдруг понял, почему так неуютно сидится, – презерватив был на мне… События развивались настолько стремительно, что мысли, точнее руки, до него не доходили. Зато теперь я только и делал что пытался понять, почему он не свалился и что будет, если свалится, когда я встану?
– Так, ладно, это не важно, давай составлять список украденного. Что было в багажнике?
– Кеды… – хмуро начал я перечислять свои сокровища. – Футбольный мяч, домкрат, лопата, покрышка. Вроде всё.
– Так, запишем… пытался украсть у Цыпкина Александра Евгеньевича кеды, футбольный мяч и т. д., чем нанес гражданину Цыпкину… так… ммм… значительный или незначительный ущерб?
Я был погружен в мрачные размышления о том, не начнется ли у меня на члене диатез от долгого сидения в презервативе.
– А как понять, значительный или нет?
– Ну, не знаю… ты бы расстроился, если бы все это потерял?
– Да… Кеды хорошие… – пробурчал я, представляя, каково ЕМУ сейчас в латексе.
– Очень бы расстроился?
– Очень.
– Так и запишем: «Нанес потерпевшему значительный ущерб».
Еще через час я был дома, подруга спала, а я изучал под лампой причину многих моих будущих и прошлых неприятностей. Еще через месяц меня пригласили в суд. За это время историю моего ограбления я рассказал друзьям, и парни с юрфака объяснили мне, что фраза «значительный ущерб» прибавила мужику пару лет к сроку. Не знаю, правда ли это, но чувствовал я себя Берией. Люди вагонами воруют, а тут из-за кед человека посадят.
На суде было многолюдно. Я уже не помню, почему. То ли сразу несколько дел слушали, то ли мой преступник сознался во всех кражах в Петербурге. Человек двадцать, не меньше, сидело в зале. Очередь дошла до моего эпизода. Судья зачитал (понятно, что текст я помню приблизительно):
– Подсудимый такой-то украл у потерпевшего Цыпкина кеды, футбольный мяч, домкрат, лопату и автомобильную покрышку, чем нанес потерпевшему ЗНАЧИТЕЛЬНЫЙ, – громко отчеканила судья, – ущерб.
В зале раздались злорадные смешки. Я стоял с «нашим знаменем цвета одного», понимая, что так рождается антисемитизм.
– Товарищ судья, а можно изменить показания?
– В смысле?
– Нууу… ущерб незначительный.
Снова гадкие смешки в зале. Я продолжал рдеть.
Что было дальше, из памяти стерлось. Приняли мои изменения или нет, не знаю. Надеюсь, приняли. Кеды в багажнике, кстати, так и остались. Они уехали вместе с мячом, домкратом и лопатой к новому владельцу машины, что, как вы понимаете, нанесло мне значительнейший ущерб.
Разве что из-за этого никто не сел в тюрьму. Принципиальная разница.
50 оттенков счастья
«Невский экспресс». Пассажир. Средний представитель Средней России, среднего возраста. Черно-синяя полосатая уставшая рубашка, живот 11-го месяца, запотевшие незлые глаза, бесформенные брюки, исхоженные ботинки. Скучает. Выпил коньяк. Веселее не стал. Вдруг ожил, заулыбался, неуклюже попыхтел за лежащим на полке портфелем. Триста раз извинился.
С лицом мальчика, раскрывающего коробку под елкой, достал книжицу с закладкой из расчески. Рухнул в кресло. Надел расшатанные очки. Пухлые пальцы отворили страницы. Глаза зажглись. Мир вокруг погас.
Смотрю на обложку:
«50 оттенков серого».
Счастье так многообразно.
@atsypkin Twitter. Лучшее из худшего
Как может страна, в которой почти все через жопу, так рьяно бороться с пропагандой гомосексуализма?
Заговор – это ребенок, чьи родители – власть и заговорщики. Генетика должна быть мощная с обеих сторон, чтобы на свет появился талант.
Некоторые люди боятся смерти не потому, что придется за все отвечать, а потому, что выяснится, что и ответить толком не за что.
Интересно, сколько раз в истории фраза «Хочу побыть один/одна» НЕ означала «Хочу побыть не с тобой»?
Есть что-то символичное в том, что немецкий город, завоеванный у немцев большевиками, назван в честь большевика, которого спонсировали немцы.
Нарочитая и неуместная демонстрация эрудиции сродни ситуации, когда девушка загорает на даче накрашенная, в бриллиантах и на шпильках.
Когда человек гордо заявляет «я не продаюсь!», это некий выход его постоянного внутреннего вопроса «почему меня никто не покупает?!»
В России отношение народа к правителю проходит пять обязательных стадий:
1. Недоверие.
2. Подобострастие.
3. Разочарование.
4. Презрение.
5. Ностальгия.
Лучше долго искать «своего», чем все это время переделывать «чужого», который для кого-то может стать «своим» без всяких кастраций и тюнингов.
Женщины непреклонного возраста
Кимченыра
Часть первая. Позор
Моя подруга Ира пошла договариваться об устройстве сына-оболтуса в вуз. ЕГЭ егой, но там какие-то еще собеседования надо было проходить и невыдавленный советский опыт подбросил мамаше идею сходить на прием к начальнику. Ректор был предупрежден о ее визите, обещал помочь «на отношениях», то есть обычным питерским взаимозачетом: я вашего сына в институт – вы племянника Петра Сидорыча без очереди в загс на Английской – Петр Сидорыч моего дядюшку, опять же без очереди, на кладбище. Денег никто не видит, но тело движется.
Тем не менее, люди мы интеллигентные и всегда берем с собой уважительную бутылку.
Подруга моя – тоже дама приличная и пришла к ученому с коньяком в неимоверно пафосной коробке. Ректор был в прекрасном расположении тела и духа, пригласил заботливую мать в маленький кабинет за большим кабинетом, накрыл фуршет, скакал ланью, шутил и абстрактно надеялся. Ира отрабатывала визит, смеялась и поправляла волосы.
Ученый восторгался подарком, говорил, что это его любимая марка, сокрушался из-за «совершенно необязательных» расходов. Гостья кокетничала, рассказывала, как зашла сейчас в магазин и полчаса искала именно этот коньяк. Профессор предложил, не откладывая, распить подношение, суетливо раскрыл коробку, продолжая трещать как снегирь, достал изящную бутылку и замер.
Ира стала похожа на сливу и хотела одного – провалиться сквозь пол, подвал, землю, магму, ядро земли и далее до горизонта событий.
Бутылка была, как говорят оптимисты, наполовину полная.
Джентльмен не растерялся и добродушно пошутил:
– А ректор какого вуза выпил первую половину?
Ира заплакала. Она не плакала давно. Ни в кино, ни от дикой усталости, ни от зубной боли, но тут не выдержала. Было очень обидно. Отмечу, что моя подруга – образец порядочности, особенно в вопросах благодарности. Да, она соврала, что зашла в магазин, хотя взяла бутылку дома в ящике, где хранились годные к передариванию коробочки. И это был ее единственный грех.
Увидев женские слезы, ученый бросился успокаивать несчастную мать, налил чертов коньяк, выпил сам, извинился, налил Ире – она еще сильнее разрыдалась. Он извинился снова, успокаивал, предлагал воду, говорил, что все это пустяки и, мол, бывает. В общем, достойный человек. Более того, он заверил мать, что сделает для ее сына все, что в его силах.
Ира попросила разрешения забрать коньяк с собой, чтобы он не напоминал о позоре и, испугав приемную заплаканным лицом, покинула храм науки. Цель прихода, кстати, была достигнута. Но…
Как виноград неизбежно становится вином, так и женские слезы обязательно обращаются в ярость.
Кто-то должен быть казнен. Ира послала мужу и сыну СМС следующего содержания:
«Есть серьезный разговор. Всем быть дома в восемь».
Часть вторая. Суд
Надо сказать, что моя подруга – живое воплощение классического афоризма: «В нашем доме все решает папа, а кто папа – решает мама». Причем муж ее отнюдь не коала, но все равно в правах ограничен.
А вот дети (по-моему, 13 и 16 лет) – совсем строевые, дышат по расписанию. При этом Ира, разумеется, считает себя мягким человеком с прекрасным характером и очень обижается, когда ее называют Кимченырой.
В восемь вечера Ира в обществе коньяка вернулась с работы домой. Шесть тревожных глаз встретили ее в прихожей. Шесть дрожащих рук пытались помочь снять пальто. По-мужски себя вела только кошка Дуня. Ее единственную и наградили теплым взглядом и хоть каким-то словом.
Далее без предварительных ласк состоялся суд.
Ира, по старой российской традиции, одновременно выступала в роли прокурора, судьи, адвоката, следователя, свидетеля и палача. Дуня – секретарь суда. Муж, сын и сын – обвиняемые.
В начале разбирательства мать сообщила о полной бессмысленности существования всех троих мужчин в ЕЕ доме. Все тянет она, никто ни хрена не делает и ни о чем не думает. Все эгоисты и беспомощные бездельники. Кстати, Ирин муж – врач с именем и совсем не бедствует. Но это для справки.
Отец семейства, привыкший к статусу «вечно виновного», спокойно выслушав прелюдию, поинтересовался:
– Ир, случилось-то что?
– Что случилось?!
Ира достала бутылку и, прожигая взглядом воздух, спросила:
– Кто это сделал?!
Далее последовал рассказ об утреннем позоре.
– Мам, а я что, поступаю в NN университет??? – удивленно пролепетал виновник торжества. О планах на свое будущее он, как и всегда, впрочем, узнал последним.
– Да, поступаешь! – рявкнула Ира. – Если ты, бестолочь, хоть что-нибудь сдашь!
У парня имелась другая мечта, но возражать сейчас было бессмысленно, и он загрустил еще сильнее.
– Итак, кто выпил коньяк?
– Я не пил, можно я пойду? – облегченно выдохнул младший.
– Может, в субботу к брату друзья приходили, а? – Малюта Скуратов в юбке знал, кого спрашивать и о чем. В выходные дети оставались дома одни.
В комнате запахло потенциальным предательством.
Папаша, поведавший мне эту историю, сказал, что в тот момент особенно напрягся, переживая, достойного ли сына он воспитал. В выходные дома, естественно, была тусовка, которую он диагностировал по окуркам на балконе.
Младший молчал.
Однажды брат в компании друзей связал ему ноги и посадил на бюст Лермонтова, если не ошибаюсь, в Александровском саду, и устроил фотосессию. В другой раз та же компания сбросила из окна на голову парню презерватив, наполненный водой… И это были добрые шалости.
– Я спрашиваю, что было дома на выходных? – Гаррота маминого взгляда неотвратимо затягивалась.
Младший молчал.
Дважды его сменная обувь была склеена «Моментом» и один раз отобраны лыжные палки прямо на горе.
– Ты что, оглох?!
– Я пытаюсь вспомнить. Старший не выдержал:
– Да, ко мне приходили друзья, но, честное слово, мы не трогали коньяк!
– Что ты врешь?! – Око Саурона поменяло объект испепеления.
– Мы коньяк не пьем! – фальцетил подследственный. – Как его вообще можно пить…
Врач успокоился – детей он воспитал хороших.
А вот Ира была готова взорваться миллиардом осколков. К проблеме выпитого коньяка прибавились несанкционированная тусовка и пьющий сын школьник.
– Надеюсь, ты меня не подозреваешь? Я бы чаем разбавил, чтобы улик не оставлять, – усмехнулся опытный глава семьи. Младший наверняка его слова потом записал. – А коньяк Валера на Новый год подарил, давай я ему позвоню.
Валеру коньячный вопрос огорчил не меньше Иры:
– Так это я ТЕБЕ! подарил!!! Мы целую неделю с женой мучаемся. Она тут спрашивает: «А где мой коньяк?» Я говорю: «Что значит твой? Я его кому-то на Новый год подарил. А что? Он же в коробке стоял!» Она мычит: «Я его вечером по чуть-чуть пью». Я в крик: «А из коробки почему не вытащила, дура?!» И вот деревня, прикинь, чего говорит: «Коробка такая красивая, я не смогла ее выбросить». Прости ради Бога, новая с меня.
Врач поведал об этом Ире. Она в ответ озвучила универсальную женскую позицию:
– Друзья у тебя идиоты, жены у них дуры и ты, болван, не мог проверить, что тебе дарят.
Мысль о том, что она сама не проверила, что дарит, не пришла ей в голову.
Но она девочка, ей все можно.
P. S. А старший брат, говорят, младшего зауважал.
Об этом и история.
Вербовка
Приходит ко мне на собеседование девушка.
Уже шестая за день (не знаю, почему резюме мужчин HR-менеджер не нашел). Я мрачен, недоволен и спесив. Они мне все не нравятся, независимо от резюме, профессиональных качеств и длины юбки, так как накануне в другом проекте меня поставили перед строем коллег и под бурные продолжительные аплодисменты отменно выпороли за незначительный, по моему мнению, провал. Понятно, что наказания я не боюсь, но друзей по работе эндорфинить не люблю.
Итак, зашла. Все в ней не так. Даже исключительная молодость и цвет глаз. А еще – какая наглость! – слушает в плеере что-то. Пока она убирает наушники, интересуюсь:
– Что слушаем?
– Depeche Mode.
Я моментально забыл злорадных коллег, полюбил цвет глаз, вчитался в резюме и вообще принял облик Матери Терезы на исповеди. Надо сказать, что тогда о моей музыкальной страсти особо никто не знал, и каждую родственную душу я встречал с распростертыми объятиями.
– Какой альбом?
– Я как-то старое люблю, то, что до ухода Уайлдера, – мои чакры звенят. – Так что сейчас Music for the masses слушаю, а вы любите Депеш?
У меня открылись даже запасные чакры, и фонтан вселенской любви залил переговорную. Далее состоялась подробная беседа об обожаемой группе. Я узнал много нового о раннем Горе, дизайне обложек альбомов, необычных ремиксах и т. п. Только кивать успевал. Затем было короткое, но очень интенсивное интервью. Девушка не то чтобы оказалась сильнее других, но не слабее точно. Мне нужно было принимать профессиональное решение, и я понимал, что нельзя руководствоваться только музыкальными вкусами.
– Что-нибудь еще хотите сказать?
– Я быстро учусь и у меня хорошая память.
– Есть доказательства?
– Думаю, да, – еле уловимое движение уголков рта напомнило разбивающуюся чашку из Usual Sus pects. – Я была год назад на лекции, где вы рассказывали, как нужно вербовать человека, изучать его вкусы, привычки и как находить о нем информацию.
Мы чакры начали отчетливо понимать, что хозяина только что раздели и выставили на площадь, а он не заметил толпу, думая, что стоит один у себя в комнате.
– Еще вчера днем я НИЧЕГО не знала про Depeche Mode. Но у меня была целая ночь впереди.
Как она на меня посмотрела! С чувством полной и не подлежащей реваншу победы. Пожалуй, этот чересчур испепеляющий взгляд был ее единственной дипломатической ошибкой, но зато выдал наличие человека в женщине, что мне всегда ценно, особенно в работе.
Я ее взял. За исключительную память и умение находить нужную информацию. Повторюсь, в то время ни татуировки Never let me down again, ни концертных фотографий на моих страницах в социальных сетях у меня не было. То есть реально о моей одержимости узнать можно было, только как следует покопавшись в немногочисленных интервью или допросив кого-то из ближайшего окружения.
Как потом выяснилось, для получения нужных данных был завербован один мой наивный товарищ. Подумаешь, делов: общие друзья, короткая переписка, кофе ОДИН раз. Насчет человека в женщине я все-таки ошибся.
