Александр Евгеньевич Никифоров
Целинная рать
ЦЕЛИННАЯ РАТЬ
Моей жене
С любовью и благодарностью….
Первое положение
ОТПРАВКА
1
Под ярким весенним солнцем всеми цветами радуги переливался май. Граждане, великой страны Советов, окончив рабочий день, спешили домой. Их переполняло чувство выполненного долга, искренняя вера в то, что они своим трудом, еще на один день приблизили торжество коммунизма. Они чувствовали, грядущее торжество, оно было близко, уже рядом, но пока не давалось в их натруженные руки.
На календаре было начало мая 85. В стране «победившего социализма» начинала набирать обороты, объявленная, новым генсеком перестройка. И главное, ничему не научившая, ни царей, ни генсеков, очередная антиалкогольная компания.
Эта компания отличалась от прежних, своим подходом к решению: с вырубки виноградников, остановки пивзаводов. Потом, добрались до ликероводочных заводов. И вместе с началом компании, со всего Союза посыпались в центр рапорта, о моментально возникших и расширяющихся до немыслимых размеров «зонах трезвости». На сельских сходах, зеленые с похмелья мужики, с хитрыми улыбками на лицах и твердой убежденностью в сердцах, что там наверху, «совсем сбрендили», и что мы это «уже проходили», поднимали руки за трезвость. Опуская, дергали соседа за рукав, и с иронией спрашивали, – Пить будешь? На что сосед, резко опуская свою руку, отвечал, – А то, наливай! Дожидаясь конца схода, нетерпеливо поглядывали на часы,– время-то, время, а еще ведь ни в одном глазу. Чего держат: руки подняли, проголосовали. А чего не поднять? Раз новая блажь стукнула вождям в головы. А нам, что поднимать, что опускать. Хотя поднимать, лучше с налитым стаканом. Решения «Единой, направляющей и всеми любимой» партии, и не менее «любимого» правительства выполнялись на бумаге, одним росчерком пера, четко и обстоятельно. В газетах, на радио, телевидение – писалось аршинными буквами, оралось с надрывом, мелькало на экранах – одно единственное слово «Одобрямс! А в стороне от этого, повинуясь законам природы, в южных областях страны, начало наливаться спелостью зерно. И с его созреванием, начинало поколачивать в ознобе военкоматы, ответственные за формирование «целинных батальонов» ежегодно направляемых на борьбу с урожаем. «Денно и нощно» стали мелькать в окнах военкомата сотрудники, составляя и согласовывая списки «бойцов целины», военнообязанных приписного состава, по народному «партизан» или « мабуту»….
В подъезде одной из типовых пятиэтажек, хлопнула входная дверь. Молодой мужчина, лет 25-ти, легко преодолев два лестничных пролета, остановился у почтовых ящиков. Открыв один из них, достал почту. Вместе с газетой «Аргументы и факты» из ящика вылетел желтоватый листок бумаги, и, планируя, опустился на пол. Мужчина наклонился за ним, поднял. Поднес на уровень глаз, прочитал:
ПОВЕСТКА
Макарову Сергею Ивановичу 13 мая 198… года к 10 часам явиться в военкомат, для прохождения медицинской комиссии. При себе иметь паспорт, военный билет. В случае неявки в соответствие со статьями Закона СССР….
– Сейчас Машу порадую, – вздохнул Сергей, закрывая ящик.
С газетой и повесткой в руке, он поднялся к себе на четвертый этаж.
2
Открыв дверь и переступив порог своей квартиры, где он проживал с женой и четырехлетней дочуркой, громко объявил, придав голосу нотки огорчения, – Машенька, родная, повестку прислали, в военкомат на медкомиссию, так что как ни крути, а выходной завтра.
– Дай – ка посмотрю, – подошла жена, подставляя щеку для поцелуя. Сергей, привычно чмокнув , отдал ей повестку, и нагнулся развязать шнурки на ботинках.
– Думала, опять врешь, – вернула Маша, повестку, когда он принял прежнее положение.
– Когда это я тебе врал, всегда все, как на духу выкладываю.
– Что на «духу» тут никто не оспаривает. Например, позавчера, с таким «духом» пришел, что его до сих пор с квартиры не выгнать. А на работу мне звонил, что говорил,– Задержусь. Витька «стенку» купил, помочь надо. А я дура, все тебе верю. Ленке позвонила, с покупкой поздравила. Она чуть у телефона в осадок не выпала. Ты говорит, ничего не перепутала? Витька у меня, чего летчик – испытатель? На персональном окладе, сидит? А не вместе с Серегой, твоим, баранку крутит? Подъем в квартиру был. Но не «стенку» поднимали, а Витьку, дружка твоего закадычного, и не ты, а сосед. А вот где «стенка» Витькина, и полполучки, история умалчивает. И где ты был в это время, не знаю. В «грузчиках», замечен не был. Мне Ленка, подробно, все рассказала.
– Я же домой шел, проводил Витьку до подъезда, и сразу домой. Знаю же, что ждет ненаглядная жена, переживает, – приобнял, Сергей жену, стараясь прервать воспоминания, не столь далекого прошлого.
–И чего? Живой труп приполз. Ни красы, ни радости. Через губу не плюнуть. Преодолел порог и упал замертво. Ни в туалет не в ванну не попасть было, дверь припер, всю ночь провалялся. А завтра после комиссии, думаешь трезвым придешь? Комиссию пройдете и галопом в магазин. Как же без этого, раз выходной устроили, – Маша, повернулась и пошла на кухню.
– Какой магазин, с кем? Я же там никого не знаю. Пройду комиссию и домой. Еще Лару с садика успею забрать,– пошел следом Сергей.
–Садись, ешь, – поставила Маша на стол, сковороду с жареной картошкой, – сам хоть нормальный приди, забиральщик. В прошлом году вы уже с Витькой, комиссию проходили.
Сергей, вспомнив ту комиссию, опустил взгляд в сковороду.
– Три дня, вы с ним в военкомат ходили,– продолжала она, присев напротив Сергея, – все давление вам мерили. А как же? Давление высокое, заключения, комиссия не может дать. Вот и ходили, туда как на праздник – белым лебедем, а домой – раком.
Сергей, оторвался от сковородки, хотел возразить, но встретив взгляд жены, решил: еще не время.
– Врачи-то, олухи какие-то. Понять не могут, что вы давление, полными стаканами поднимаете.
– Ты бы еще, времена Петра Первого вспомнила, – уткнулся в сковороду, Сергей.
– А хоть Первого, хоть второго с третьим,– не унималась Маша, – позавчера еле приполз. Завтра такой же придешь, вот попомни мои слова. Скажешь потом, накаркала.
– Да нормальный приду, чего ты, – пообещал Сергей.
Ночью ему снился сон.… Бежит он один одинешенек, размахивая над головой, огромным черным пистолетом. Форма на нем какая-то незнакомая, золотом расшитая, на голове огромная фуражка, на погонах по большой звезде, впереди золотится поле. Летит он к нему на всех парусах, рот широко открыт, в одном пронзительном крике, – Сдавайсь!
3
Проснулся он от голоса жены, собирающей дочку в садик. Вспомнив, про свое обещание, Сергей, встал с дивана, и вышел из спальни, на кухню.
– Папочка, – радостно подбежала дочка, – а правда, ты меня в садик поведешь?
– Конечно, – подхватил он ее на руки.
–После садика придешь, ванну прими, белье я положила,– сказала жена.
– А куда папа пойдет? – любопытные глазенки дочки, смотрели на отца.
–Я же тебе говорила. Папа сегодня врачи осматривать будут, – ответила за Сергея жена.
– А врачей много? – не унималась дочка.
– Много. И дяди и тети. Все я пошла, – поцеловала Сергея, жена, выходя из квартиры.
Детский сад был расположен, через сквер от дома. Дочка всю дорогу задавала Сергею вопросы, как будто хотела узнать все и сразу. На последний вопрос,– Папа, а чего белые медведи, в зоопарке желтые? Пыталась ответить уже воспитательница, уводящая дочку в группу.
Сергей, выйдя на улицу, вспомнил поездку в зоопарк, – а действительно, молодец, подметила. От воды, наверное – ответил он сам себе, на вопрос дочурки, – вода – то не арктическая.
Быстро приняв ванну, переоделся. Так как выходной получился не запланированным и личным бюджетом не предусмотренным, пришлось потрудиться. Сергей проверил карманы одежды, висящей на вешалке в коридоре, потом в шкафу. К оставленным женой двум рублям, путем тщательного поиска, присоединились 30 копеек. Упрятав наличность поглубже в карман брюк, он вышел из квартиры.
– Натворил «горбатый» делов, – спускаясь по лестнице, поминал он нынешнего генсека, инициатора перестройки, – мало того что на работе, каждый день новые указания, так еще и с водкой решил бороться. Как будто бороться больше не с чем. В магазинах шаром покати, мыши и те, давно разбежались. Вот и боролись бы с дефицитом. Или сами с собой. Вызвал бы Егорку Лигачева к себе, и стучали бы по мордасам. Если не как, вышли бы на улицу без охраны, сразу бы от первого встречного заработали, даже не узнав, просто за морды сытые и довольные. А узнали, убили тут же, желающие в очередь бы выстроились. Это надо же додуматься: с водкой бороться. Все боролись, цари, генсеки, а она, как дедушка Ленин, живее всех живых. Хотя в магазинах купить все труднее. В – первую очередь, как в мавзолей, а во-вторых, и отстоишь, не факт, что на тебя хватит. Им то, что принесут и на стол поставят, да что там поставят, нальют и поднесут. Чего, еще желаете, Михаил Сергеевич? Может за Раисой Максимовной сбегать?
Представив себе изобилие кремлевского стола, Сергей в сердцах плюнул, и вышел на улицу. А на улице благодать. Солнышко день разогревает. Народу на улице совсем ничего. И оттого, что все ударно трудятся, а у него нарисовался выходной, его покинули мысли о кремлевских постояльцах. Ноги, сами по себе, увеличили шаг, чтобы побыстрей закончить «казенные» дела в виде медкомиссии, и полностью посвятить себя свободному от работы дню.
– А Витька, сейчас, наверное, уже из гаража выехал. Кому-то ведь и работать надо, не всем же, лафа. После военкомата, если повезет, возьму сухонького и домой. А Маша придет, вместе и отметим.
Витька Симонов, его приятель и коллега по автоколонне, душевно и физически страдая от жгучего похмелья, стоял на крыльце военкомата. Повестку ему с утра, молча, вместе с металлическим рублем, вручила жена. Повестку он уже отметил, а сейчас крепко сжимал и разжимал кулак, где лежал этот, на все про все один, хотя и юбилейный, с чеканным профилем вождя, рубль. Разжав в сотый раз кулак, и увидев, что чуда не случилось, и там все тот же рубль.
4
Витька со словами, – У меня не мавзолей не залежишься, сунул рубль в карман, и стал приглядываться к проходившим мимо него, посетителям военкомата. Он пытался вычислить такого же «бедолагу», как он сам, с пониманием, который протянул бы щедрую руку помощи. Но надежды таяли с каждым мимо проходящим. Простояв так, еще с десяток минут, он уже готов был, как Маугли, задрать к небу лицо, и огласить окрестности зовом, – Мы с вами одной крови! Только близость военкомата, удерживала его от этого крика отчаяния.
– Вот вчера бы знал, что повестка придет, всю бы заначку не просадил, – бродили мысли не в совсем еще, ясной голове, – Славка виноват, хроник конченный. Давай, да давай, все равно на ремонте. Ну и наддавались. Мало, то, что заначку пропил, так еще и этого «опойка» пришлось домой тащить. На халяву – то, накушался так, что адрес свой забыл, ни бэ, ни мэ, ни кукареку. Четыре дома обошел, и все на пятый этаж, – Ваш? Как не ваш, вы внимательно посмотрите? Сам протрезвел, пока адрес нашел. А в благодарность? Я ей мужа привел, а она? Еле ноги, унес. Хорошо на такие дела опыт имеется, и реакция мгновенная, а то катился бы как Славка.
Не приведи, господи, такой супруги, – от этой мысли, он внутренне перекрестился, вспомнив, как треснула Славку жена. Я бы от такого удара, сразу «ласты склеил», а Славка видать привычный. Хорошо реакция не подвела, дверь успел прикрыть и ходу,– Витька, вспомнив, как летел вчера на всех парусах с пятого этажа от Славкиной жены, даже улыбнулся. – Все же опыт, великое дело. Не пропьешь, не растеряешь, – решил он, – но все это фигня, по сравнению с мировой революцией. Надо же так, подорвать вчера свое драгоценное здоровье, что курить даже не хочется? А похмелиться надо, но так, совсем чуть, ради здоровья. Поправить здоровье и все, завязывать с этим делом надо.
– Зарекалась, свинья, – припомнилось ему, утреннее напутствие жены.
– Привет, Шаляпин! – прервал его душевные страдания, незамеченный из-за них, подошедший Сергей. «Шаляпиным» в автоколонне Витьку прозвали, за его привычку петь, изрядно приняв внутрь. Не имея музыкального слуха, и полное отсутствие каких– либо вокальных данных, Витькин скрипучий голос, частенько прерывал задушевные беседы его коллег по «баранке», собравшихся за «рюмашкой» чая. Все словесные попытки прекратить это безобразие, которое он считал пением, на Витьку не действовали. Тогда вступало в действие коллективное решение, – если не прекратит издеваться над товарищами, очередной «рюмки чая» лишить. Это действовало безотказно, и «вокал» тут же прерывался.
– Серега, друг, – несказанно обрадовался Витька, конкретному «спасителю»,– тебе, чего? Тоже повестку?
– Тебя пришел проводить, – отшутился Сергей, – Вся автоколонна работу бросила. Какая, говорят, без Витьки работа?
– Я уже час здесь торчу, – пожаловался Витька, – вчера со слесарюгой, ну со Славкой, алкашом этим, усугубили. Ленка, сам понимаешь, с утра на «метле». Пришлось пораньше свалить, чтоб напутствие не все выслушивать.
– Поддерживаю. По себе знаю, ничего нет хуже с утра, как «разбор полетов»,– посочувствовал ему Сергей, – Машка до сих пор «стенку» твою вспоминает.
– Мировая была идея,– рассмеялся Витька, – добрые дела, они не забываются.
– Это да. Ты у нас вообще генератор идей. Многие жены, наверное «благодарны» тебе за них, вот только пока не встретили тебя, чтоб «спасибо» сказать, раз здесь стоишь и «лыбишься». Пошли, что ли, времени уже девять?
– Куда ты торопишься? Там нашего брата, как блох на собаке.
– И чего слышно? Войну кто объявил?
– А как же, весна. Пора с урожаем биться, пока не одолеем. Я уже очередь занял, за мной будешь. – Пошли, повестку же надо отдать.
5
– А может сначала, встречу отметим? – Витька, характерным жестом, хлопнул себя по шее, – тут в пару минутах, бабка живет, самогонка, что слеза колодезная. Сюда-то всегда успеем.
– Мы вчера с тобой виделись, я еще соскучиться не успел. Давай сначала дела решим, а потом все остальное.
В военкомате было столпотворение. Человек тридцать молодых мужиков, в одних трусах, стояли перед кабинетами, сидели на стульях вдоль стен.
– Твое, коромысло в душу кровь, – чертыхнулся Витька, – уже началось. Сдавай повестку и ко мне. Я пока с очередью разберусь, – двинулся он в конец коридора.
–Значит, Макаров, – дежурный мичман, заглянув в повестку, стал записывать данные Сергея в журнал,
– Как вести себя на комиссии знаешь?
– А то, Каждый год почти на нее таскают,– ответил Сергей.
– Таскают морковку с грядки, а по повестке приглашают. Вот в случае уклонения, тогда да, тогда приводом. Так как ты сам явился, к тебе это не относиться. Начало в конце коридора, заключение в кабинете военкома. Не вздумай слинять, пока не пройдешь.
– В курсе: сообщение на работу, прогул. Всеобщее презрение и ненависть трудящихся, с приложением всех вытекающих, – вздохнул Сергей.
– Вижу, грамотный. Надувай паруса, и вперед, с песней. Песню можно петь любую, – напутствовал мичман Сергея.
– А частушки? – спросил тот.
– Частушки на улице будешь петь, после комиссии. Здесь только строевые марши, усек?
–А говоришь, любую?
– Не умничай. У тебя на одной ноге, уже сапог сверкает, так что пора репетировать.
– Понял, не морковкой деланный, – пошел Сергей в конец коридора.
Витька стоял уже в трусах, скрестив руки на груди, дрожа то ли от прохладного коридора военкомата, то ли от похмельного озноба.
– Мужики, он за мной, я предупреждал,– увидел он, Сергея, – раздевайся быстро, сейчас моя очередь.
Пока Сергей, раздеваясь, аккуратно складывал одежду на стул, подошла Витькина очередь.
– Если на целину заберут, радости мало, – думал Сергей, сидя на краешке стула, – А если с другой стороны подумать – вернусь, деньги, за все получу разом. По среднему заплатят. Маша, давно мягкую мебель хотела.
– Вы чего сегодня все трясетесь, – раздался за дверью кабинета, громкий женский голос. Он прислушался. В ответ послышалось неразборчивое бурчание Витьки.
– Все пошел балагурить, это надолго, – решил Сергей.
Но через минуту распахнулась дверь, и из кабинета вышел довольный Витька, помахивая листком бумаги в руках.
– Следующий, – проорал он на весь военкомат, – пропуская в кабинет Сергея.
–Проходите на ростомер, – сказала ему женщина в белом халате, когда он переступил порог.
– Да мы, похоже, с «Шаляпиным» один в один, – мелькнула у него мысль, когда он встал под планку.
– Метр семьдесят шесть, а вес свой знаешь?
– Семьдесят девять, – ответил Сергей
– Молодец, зови следующего.
К одиннадцати часам, благодаря Витькиному неугасимому желанию поскорей заняться своим здоровьем, они официально признанные здоровыми и годными к строевой службе, стояли у кабинета военкома, с приклеенной табличкой «Призывная комиссия. Заключение»
– Она на меня смотрит, как на врага народа. А что это у вас руки трясутся? И давление повышенное? Принимали вчера? – рассказывал Витька, ожидающим своей очереди, о посещение терапевта, – Я сразу в отказ. Категорически и бесповоротно, – Как, говорю, вы можете подумать обо мне такое? Я человек, законопослушный.
6
Как вышел Указ, ни капли спиртного не принимать. Я сразу рот на замок, а ключ в унитазе утопил. А что трясусь? Жена с утра напугала, вот и дрожу до сих пор. Серега, помнишь, Толян рассказывал, как их в «спецуре» учили, сначала разбуди, потом режь, чтоб не закричал.
– Толян тебе расскажет. Он контуженный с Афгана пришел, да еще и больной на всю голову, – ответил Сергей, соглашаясь.
– А Ленка моя, Серега не даст соврать, если ее завести, мало не покажется. А если довести до кипения, одна бы дворец Амина взяла, как два пальца..
– Ее и до кипения доводит не надо, она и так у тебя, с пол-оборота заводиться, подтвердил Сергей. После претворения в жизнь Витькиных «идей», часто в ее глазах виноватым оказывался именно он, а не ее благоверный.
– Я со сранья – то не врубился, что она завтрак готовила, ножом хлеб резала, и с ним меня будить пошла.
Одной рукой меня трясет, а в другой нож держит. Здоровенный, такой, из немецкого штыка переделанный, я его из деревни привез, дядька мой, свиней им резал. Ну, все думаю, в последний раз, ты вчера выпил, Витюша.
Верите, нет, замелькала жизнь перед глазами, так жалко с ней расставаться. Ленка, – ору ей, как тот поросенок недорезанный,– ну может не надо, так сразу, радикально? Я же с водярой, а не с бабой, какой? Не ходок я по женскому делу. А за пьянку разве убивают? Кодируют на крайняк. Ору я в таком плане, а сам, чувствую вот– вот между ног потечет. Ослабила она немного руку, я под нее поднырнул, и на рысях в туалет.
Дверь на задвижку, в ручку вцепился, жду. А она мне с той стороны, – Допился, придурок. Дурдом по тебе плачет. Мойся, да есть, иди.
Рассказал я все это врачихе. Посмеялась она, а потом даже посочувствовала. Езжай, говорит, на целину. Здесь с тебя толку никакого, а так хоть стране поможешь. Так что, на целину готов. Ну, чего они там, резину тянут? Внутри все перегорело, туда хоть граммулечку одну, но с градусом кинуть. Если дома от страха не загнулся, так тут от ожидания окочуришься, – посмотрел Витька на дверь кабинета.
В кабинет Сергей вошел первым. Витька, найдя в лице, стоящих в очереди, внимательных слушателей своих впечатлений от комиссии, благодушно пропустил его вперед.
За столом в виде буквы «Т» сидели члены комиссии. Во главе восседал военком, мужчина лет 50-ти, в погонах полковника. Сидевший, справа от него, капитан, заглянул в бумаги, лежащие перед ним,
– Макаров, старший сержант, все характеристики положительные. Горкомом партии, комсомола, парткомом, комитетом комсомола предприятия, руководством, трудовым коллективом и профкомом автоколонны, кандидатура одобрена.
Сергей услышав, удивился, когда это его кандидатуру успели одобрить, когда он, только после работы увидел повестку. Но потом, мысленно пересчитав, сколько, же этих, которых назвали, занимались его скромной кандидатурой, удивился их оперативности. Чтоб, не посрамить, столько людей. Он, расправив плечи. Вывернул грудь «колесом», чтоб видеть, как положено « грудь, четвертого человека».
– Так как, сержант. Готов помочь стране с урожаем? – задал вопрос военком.
За Сергея ответил, дремавший до этого в глубинах сознания, старший сержант Макаров, вбитый туда навеки, присягой и срочной службой. Он и подобрал, те самые нужные, в данной обстановке слова,
– Так точно, товарищ полковник, поможем. Как говориться, «партия сказала, комсомол ответил – есть!» – при этом его тело, автоматически приняло позу по стойке «Смирно». А глаза, стали преданно и внимательно в ожидании приказа «пожирать» начальство.
– Молодец, сразу видно сержанта. Готовься, через пару недель отправим, – полковник привстал и крепко пожал ему руку.
Закрыв за собой дверь кабинета, Сергей с облегчением вздохнул, и, не обнаружив в очереди своего приятеля, пошел к выходу из военкомата.
7
Витька, курил на крыльце, в окружение пока еще не получивших «добро» от военкома, но уже одобренных, во всех остальных инстанциях бойцов «урожайного фронта». Он рассказывал очередную историю из своей пока еще не длинной, но полной до краев невероятными, а порой и фантастическими событиями жизни.
– Ну чего? Готов к труду и обороне? – прервался он, увидев Сергея.
– Ага, как юный пионер, для всех, стоящих здесь, пример – в ответ скаламбурил тот, подняв руку в пионерском салюте.
– Понял, не дурак. Дурак бы не понял. Всегда готов, – бросив окурок, отсалютовал ему Витька, – я летом к военкому. А потом займемся подготовкой и тренировкой к урожайным битвам.
– Мне в шесть, дочку надо из садика забрать, – предупредил его Сергей.
– Время еще детское. Триста раз успеем выпить, опохмелиться, протрезветь, и опять выпить, – успокоил его Витька, направляясь в военкомат.
– Я же с накладной! Вам же хроникам водку привез,– кричал Витька, продираясь сквозь огромную очередь, к прилавку магазина, размахивая каким-то белым листком….
Проснулся Сергей в сумерках. По не разобранному дивану, на котором он спал в одиночестве, разбросанной по полу одежды, он понял, что вчерашним его благим намерениям, не суждено было сбыться.
–Пять часов, – ужаснулся он, взглянув на часы. Надо еще хоть часик потерпеть. Маша проснется, тогда труба, до ухода на работу одни вопросы. А чего на них отвечать, если не помнишь ни черта?
Пить хочется, в глотке, будто стадо бегемотов нас…., натопали. Можно из аквариума хлебнуть. Нет, услышит, вставать не буду, потерплю. Где это мы с Витькой, вчера разошлись? В сознание начали всплывать, какие-то обрывки вчерашних «тренировок»: выпивали в маленьком домике на территории детского сада, потом Витька в песочнице, оторванной от нее же доской, показывал, как надо рыть окоп. И мелькнуло последнее, перед новой волной сна: он сидит в окопе, припав щекой к лопате, изображающей пулемет, выцеливая за домиком Витьку, который в образе врага, кидает в него пустые бутылки, пытаясь погасить «пулеметное гнездо»
– Вставай патриот! Защитник наш ненаглядный! Войска уже построены, команды ждут, – такими словами растолкала его в половине седьмого жена,– вчера чего? К Витьке всем войском, паровоз затаскивали? Пришел весь усталый, голова майкой завязана. В комнату ползком прополз, идти сил не было. Наверно паровоз сами и к дому подтаскивали?
– А чего, голова-то завязана? – недоумевая, спросил Сергей.
– Не знаю, посмотрела, пробоин нет. Шишка только на затылке, ну в том состоянии, чему тут удивляться. Еще чудо, как до дому дополз.
– Значит, попал все-таки, снайпер долбанный, – мелькнуло у Сергея в голове, пока он поднимался с дивана.
–Машенька, хорошая моя, клянусь! В последний раз, помереть мне, на этом самом месте, – стал он виниться перед женой.
– Дочку напугал, – не обратила она, на его слова никакого внимания.
– Да не пугал я ее ничем, – напрягая память, ответил он.
– Только порог переполз и завыл, как молитву, – прощай доченька. Сам в слезах и соплях, так своим завыванием и дочку до слез довел.
– А чего это я плакал? – не поверил Сергей.
– Ты чего? Ничего не помнишь, или придуриваешься? Ты же уезжать собирался?
– Куда уезжать, – снова напрягся он, пытаясь вспомнить.– Дает. Как куда? На фронт. Вы же кому-то с Витькой, войну объявили. Я и вещи собрала, как ты просил.
8
Паек на три дня, белья смену. Ты же проверять пытался. Вон сумка в коридоре стоит, – ответила жена, – Ленке позвонила, хотела насчет фронта уточнить, так – та ничего не знает. Витька еще в подъезде упал. Но после моего звонка, вещи она ему тоже собрала.
– С ума посходили. Какой фронт? – заколотило у Сергея в висках.
– Я так полагаю, винно-водочный. Решили вы видно помощь стране в борьбе с этим злом, путем уничтожения всего алкогольного, рискуя жизни и здоровьем. Выполняя, так сказать, постановления партии и правительства, – хлопнула его Маша, легонько по лбу, – а здоровья-то хватит, ведь замахнулись – то ого-ого. Хотя на комиссии, наверно годными признали.
– На целину нас забирают. Вот вчера с горя и приняли, – сказал, и отошел на всякий случай, подальше от жены, Сергей.
– Это у кого горе? Это у нас в семье горе. Ты вчера ползком передвигался, слова внятно сказать не мог, а лозунги четко выговаривал.
– Какие еще лозунги? – все больше удивлялся Сергей.
– Как, какие? Народ и армия едины, а с Витькой вы непобедимы! Да у меня все записано, хочешь, прочитаю.
– Не надо, – решительно отказался Сергей.
– Иди тогда мойся. Да песок из ушей вытряхни. Вы похоже вчера, после комиссии уже на ноги не вставали. Все ползком, да ползком, – добивала его жена, – зубы не забудь хорошо почистить, вояка.
Сергей не прекословя, пошел выполнять указания.
– Папка, а ты когда уезжаешь, – встретила его выходящим из ванны, дочка.
Пока он думал что ответить, за него ответила Маша.
– Ты больше своего папочку слушай. Вчера он в майке на голове приполз, сегодня с ведром на голове приползет, и скажет, что летят они с дядей Витей в космос, – а что на четвереньках и в ведре, так это они автопилот испытывают. А без бутылки, как его проверишь?
– Ну, прости ты меня, пожалуйста. Обещаю тебе, все завязал, попросил ее Сергей, умоляющим голосом.
– Все сейчас растаю. Завязал он, где бы тот узел увидеть. Горбатого могила исправит. Садись, ешь.
– Машенька, поверь, в последний раз, – искренне верил в свои слова Сергей.
Перед крыльцом военкомата, в две шеренги, стоял проверенный с медицинской, политической, воинской и всех других точек, личный состав «целинного воинства». Одежда всех цветов и оттенков, разнокалиберные сумки, громкие разговоры: это сборище, пока еще даже издали не напоминало четкий военный строй.
Сергей, только сегодня утром, окончательно помирившись с женой, на что ушла практически вся эта неделя перед отправкой. К началу построения, он немного опоздал, и поэтому встал с края шеренги. Отсюда он рассмотрел Витьку, стоящего в первой шеренге, и о чем-то, весело беседующего со своим соседом.
– Смирно! – подал команду, вышедший перед строем майор. Он открыл папку, которую до этого держал в руке и начал озвучивать фамилии
– Я, на месте, здесь, туточки, – с юмором отзывались «бойцы будущего урожая»…
Закончив поверку, майор закрыл папку, подал команду «вольно» и объяснил следующие действия.
– Сейчас должен подойти автобус. Мы организованно, кто не понял, еще раз. Мы организованно, размещаемся в нем, и следуем к месту формирования роты. Место это я называть не буду. Так как в прошлых призывах, были попытки, добираться до места формирования, самостоятельно.
9
А пока есть время, можете перекурить, оправиться, попрощаться, кого пришли провожать. Вопросы есть?
– А у кого не пришли? Можно домой, сбегать на пару минут? – спросили с правого фланга.
–Кролик, похоже? – гоготнули в строю
– Куда домой? – запретил майор, – Ни в коем разе. Я в прошлом году одного отпустил. Пошел он домой, а там уже заменитель обосновался. Вместо целины, пятнадцать суток, как с куста. А заменитель, сантехником оказался. Боец, сам и заявку давал, чтоб трубы прочистили. Да видно забыл, по запарке.
–Смотри, мужик, какой заботливый? Сам на целину, а трубы прочистить заказывает. А вот кому, жене или в сантехнике забыл по суете, – засмеялись в строю.
–Разойдись, – скомандовал майор, и ушел в здание военкомата.
Сергей подошел к Витьке, который уже внедрял свои «идеи», по поводу заполнения образовавшегося свободного времени, двум бойцам. Ребята Сергею были знакомы. С Сашкой, они учились в параллельных классах, а с Васькой, жили раньше в одном дворе.
– Ага, и ты попался, – радостно пожал ему руку Сашка.
– А как же, все на борьбу с урожаем, – пожал он его, и протянутую Васькой руку, – чего вам Витька, за идею толкает? – кивнул он, на друга.
–Говорит, что без нас страна с голоду загнется, урожай убирать некому? Ты чего не слышал, как комиссар перед нами выступал? – спросил Сашка.
– Похоже, я главное в своей жизни пропустил, – засмеялся Сергей, – как буду дальше жить без комиссарского напутствия, ума не приложу.
–Ты не смейся. Правда, полжизни потерял. Про задание партии бы услышал, про значение борьбы с урожаем в мировом масштабе, где каждое собранное нами зернышко, это гвоздь в гроб империализма. И как мы им назло, всем этим, обожравшимся капиталистам, поможем своим зерном беднякам всего мира. Пусть они перевешаются от зависти, – смеясь, вкратце передал Сашка, выступление военкома, – но главное не это. Ты бы видел, как Витька, то ли от проникновения, а скорей всего с похмелья, от пылких речей комиссара, пустил слезу.
А тот видит такое дело, полковника же зря не дадут, сразу к нему, – А не желаете ли будущий победитель урожая, выступить, так сказать, с ответным словом от имени бойцов? Не веришь? А зря. Тут, Витьку, как говориться понесло. Мы минут пятнадцать, скрипя зубами, терпели. Слышал бы ты, как его несло. Впечатление такое, будто унитаз, за ручку дернули, а бачок неисправен, не остановить.
– Сравнил, тоже с унитазом, – вмешался Витька, – самим двух слов не связать, вот и завидуете.
– Этот может. А если еще горло смазать, до бесконечности, – подтвердил Сергей,– а как он песни поет, заслушаетесь. Мужики в слезах, работу бросают, за ним бегают.
– Планы за всех пересказал. Сказал, что все выполним и перевыполним. Как только перевыполним, сверху возьмем еще столько, чтоб тут же и это выполнить. Мы с пацанами, и не знали, а оказывается все мы, с его слов, строители светлого коммунистического завтра. А раз уж нам доверили его строить, то мы не подведем.
На целине все колоски до последнего, пусть на карачках от усталости, пусть ползком, зубами, но соберем и посчитаем. И если страна, хоть одного не досчитается, то пусть нас покарает суровая рука пролетариата, а если этого будет недостаточно, то пусть там, на целине, на неубранном поле, расстреляют нас при свете фар.
