Александр Феликсович Борун
Самангелы
– Ещё бы, – согласилась Уля. – Что тут непонятного. Можно сказать, сам мир пошёл вразнос. Это вроде этого красивого потолка над головой. Вроде пока и не падает… но, если упадёт, мало не покажется…
Маг покосился на потолок и, кажется, вздрогнул. – Пока никому не удалось ни уменьшить эти явления, ни стабилизировать на постоянном уровне, ни понять теоретически, что делать с, как ты выразилась, с пошедшим вразнос миром. Но мы трое предлагаем для этого тебе организовать у нас…
********
– Да, я уже поняла. Послушайте, – вдруг предложила Уля, – А давайте, наконец, познакомимся? Вы, наверное, знаете, как меня зовут, хотя и не называете по имени, а я вашего имени и не знаю. Может, нам легче будет разговаривать?
– У нас нет имён, – буркнул маг. – За редким исключением. У меня, например, нет. И у моих друзей, – он зыркнул вправо-влево на пустые кресла, – тоже. Если для тебя это так принципиально, называй, как тебе удобно.
– Как это так – нет имён? – удивилась Уля. – Совсем-совсем?
– Совсем. Мы воспринимаем собеседника… или даже не собеседника, а любую разумную личность во вселенной… как индивидуальность, сразу по многим параметрам отличающуюся от прочих. Имя тут не нужно. Более того, для самой личности оно вредно, психологически навязывая некие рамки. Вот ты станешь волшебницей, и назовешься, к примеру, Афродитой, или Дианой, и, сама не замечая, постараешься соответствовать. Будешь всем мужикам на шею вешаться, думая, что они только того и желают, или, наоборот, травить всех ухажёров и тех, кто тебе показался похожим на них, злыми собаками. Ну, это крайние примеры, но и другие имена оказывают на их носителя какое-то влияние. Ребёнок ещё может предъявлять родителям претензии, зачем его так назвали, что все в детском саду дразнят, но постепенно привыкает отождествляться себя с именем, и потом уже не представляет себе, что его могут звать как-то иначе. Что, не так?
Уля поняла, что именно так дело обстоит с ней самой. Удивительно, что она, будучи лингвистом до того, как стать политиком, об этом не задумывалась. А ведь её имя, Ульяна, в детстве ей не нравилось, хотя уменьшительное, Уля, отчасти с ним примиряло. А в юности имя «Ульяна» стало не нравиться ей даже больше, так как она узнала слово «улан». Сперва из песни Юлия Кима про бомбардиров: «Драгун побьёт улана, Гусар побьёт драгуна, Гусара гренадёр штыком достанет…» Разузнавши, кто они все такие, поняла, во-первых, что кто тут кого побьёт, вопрос спорный, и вообще описание составлено для хорошего соответствия метру стиха, а не исторической достоверности. Например, гренадер (а не гренадёр, вопреки распространённой ошибке) – это человек, вручную метающий гренады, шарообразные пороховые гранаты, и штыка у него, может быть, вообще нет. Во всяком случае, ружьё у него с укороченным дулом и шапка (гренадерка) без полей, чтобы быстро перевесить ружьё за спину. Что касается улан, то это лёгкая кавалерия, кстати, как и те же гусары и лёгкие драгуны, а также шеволежеры, мамлюки и конные егеря. Уланы вооружались копьями, саблями и, позже, пистолетами. А название их, по М. Фасмеру, заимствовано через немецкое Ulan «улан» (начиная с Фридриха Великого) или польское ułan из турецкого / кыпчакского / азербайджанского oγlan («молодой человек, юноша, мальчик»). И как род войск, лёгкая кавалерия пришла от монголов и татар. В Речи Посполитой и Литве даже в восемнадцатом веке уланскими назвались татарские полки. И с какой стати ей должно нравиться имя, обозначающее конного пикинёра и происходящее от тюркского слова «мальчик»? Правда, она слегка позавидовала великим княжнам Ольге и Татьяне Николаевнам в мундирных платьях подшефных уланских полков (1910 г.). Но сама она не выглядела бы в военной форме, в том числе, парадной, столь очаровательно. Скорее, получился бы повод для насмешек…
Конечно, на самом деле имя Ульяна только похоже на улана. Но и в настоящем его происхождении ничего привлекательного нет. Это женское русское личное имя латинского происхождения, восходящее к латинскому Julianus – «Юлиев», притяжательному прилагательному от Julius, то есть «принадлежащая Юлию». С какой стати ей принадлежать неизвестному Юлию, хотя бы только по имени? Появится какой-нибудь Юлий и начнёт сходу приставать и подкалывать притом, что нечего тут кочевряжиться, её судьба закодирована в имени…
В общем, имечко нехорошее, что и говорить. Хотя, по большому счёту, не имя красит человека, а человек – имя. Вот князь Юрий Долгорукий почитается как основатель Москвы, а ведь прозвище «долгорукий» означало, скорее всего, человека, тянущего свои руки ко всему, что плохо лежит, плохо лежащим считающего всё, что не прибито, а прибитое отдирающего. Собственно, он и в самом деле «основал» Москву, убив предыдущего владельца, боярина Кучку (фамилия которого гораздо благообразнее, происходя, скорее всего, от финно-угорского слова «орёл»). Городок и назывался в двенадцатом веке «Кучков». А «Москов» стал называться по реке Коноплянке (конопля по-мерянки «моск», а исток реки до сих пор так и называется Коноплянкой), Это же не предлог считать Москву городом бандитов и наркоманов – по князю-«основателю» и названию. Хотя легенда о проклятии боярина Кучки, тяготеющем над Москвой, в фольклоре имеется, да… Но это уже далеко от её имени совсем.
Интересно, оказывается, многим не нравится их имя, почти всем? А она и не знала… Впрочем, она же не психолог. Хотя политику как раз не помешало бы быть психологом…
– Давайте, я воспользуюсь вашим любезным разрешением, и буду называть вас Ангелом? – спросила она.
– Как тебе будет удобнее, – согласился Ангел, – хотя я должен отметить, что на ангелов мы не очень похожи. Не претендуя на звание богов, ты понимаешь, но всё-таки… Ангелы – в вашей мифологии божьи посланники, у них практически нет своей воли, между тем как у нас наличие у каждого своей собственной воли как раз и представляет для общества большую проблему… Впрочем, не помнишь, в легенде о потопе, там начиналось всё не с того ли, что ангелы брали себе в жёны дочерей человеческих, отчего расплодились исполины, а люди перестали молиться или что-то вроде? Тогда можно сказать, что у ангелов тоже есть собственная воля.
– Нет, кажется, там речь не об ангелах, а о каких-то сынах Божиих. Впрочем, наверное, это одно и то же. Во всяком случае, в начале истории Иова сатана пришёл к Богу, затесавшись между сынов Божиих, представших перед Ним. Или даже он и не притворялся, а был одним из них. И, уж наверное, это не люди, а как раз ангелы. Хотя, с другой стороны, Иисус называет сынами Божьими, равными Ангелам, и людей – но тех, кто достигнет воскресения из мёртвых. А в Посланиях апостола Павла к Римлянам и к Галатам так названы уже все верующие в Иисуса. С другой стороны, к вопросу у наличии у ангелов воли, был же ангел Люцифер, возгордившийся и восставший против Бога. За это низвергнут в ад и стал называться сатаной. Но, кажется, об этой истории нет в Библии, только в Церковном предании. Так что это только у христиан так считается. А имя Люцифер используется как эпитет сатаны, со Средневековья. В Библии сатана, скорее, просто злой ангел, подчиняющийся, как и все ангелы, Богу, просто его специализация – испытывать веру людей, например, того же Иова. Насчёт его свободы воли непонятно. Но достаточно того, что вы сомневаетесь в наличии у ангелов воли и потому вам такое имя не нравится. Давайте как-нибудь модифицируем его. Пусть будет Самангел – так сказать, самостоятельный ангел.
– Да пожалуйста, хоть Ангел, хоть Самангел, – нетерпеливо сказал новопоименованный, – Хотя получается, что так нужно называть всех бессмертных, не только меня… Всё, молчу, а то ты так и будешь заниматься этой ерундой. Ты Уля, я Самангел, договорились. Всё?
********
– М-м, не совсем. Я ещё хотела бы спросить, что с вашими друзьями, ну, коллегами по замыслу. Я вижу для них приготовлены кресла, значит, их присутствие предполагалось. Но их почему-то нет.
– Да зачем тебе это надо? Разве это имеет какое-то значение?! – возмутился Самангел.
– Конечно, имеет! Если у их отсутствия есть серьёзная причина, мне интересно, что это. А если места для них приготовлены только для виду, а сами они и не собирались появляться, то я начинаю думать, зачем эта маленькая мистификация понадобилась…
– А по-моему, ты просто тянешь время! Низачем такая мистификация не может быть нужна.
– Разумеется, может! Вы всё время давите на меня, побуждая решать скорее, так что это может быть намёком на то, что вот сейчас у нас пока всего лишь доверительная беседа, а могут появиться ещё двое, чтобы давить втрое сильнее. А пока не появились, мне лучше соглашаться.
– Да у тебя паранойя! – воскликнул потрясённый волшебник.
Но Уля только засмеялась. И некоторое время не могла, как ни старалась, остановиться. Волшебник, кажется, обиделся, и она, вспоминая историю с Макаренко и барометром, поспешила объяснить причину смеха:
– Извините, я нечаянно. Просто это совсем как в анекдоте. Не знаете? Давайте, я начну рассказывать, а вы, если уже слыхали его, меня остановите. Психолог рисует прямоугольник и спрашивает пациента, что это, по его мнению. «Это кровать!» – уверенно заявляет тот. Психолог рисует квадратик. «Это квадратная кровать!» Психолог рисует кружок. «А это круглая кровать!» Удивлённый психолог рисует много-много прямоугольников, пытаясь разбить шаблон. Пациент смотрит на врача с изумлением: «Доктор, да вы – маньяк!»
– Ага, то есть вы намекаете, что это у меня паранойя. Спасибо.
– Да нет, я не намекаю, конечно. Просто объясняю, что не могла не засмеяться. Чтобы вы не обижались.
Она снова вспомнила историю с Макаренко и барометром5.
Впрочем… если в лице данного Самангела она приобретёт врага им же самим затеянного социологического эксперимента, может, он раздумает ей поручать его осуществление?..
Но тот уже тоже это сообразил.
– Ладно, – сказал он. – Я расскажу тебе причину их отсутствия. Хотя она не имеет никакого отношения к той фантастической версии, что ты придумала, так что толку для тебя никакого не будет. – Всем своим видом он изображал праведное негодование, намекая, что это уже последняя уступка, после которой он решительно потребует от неё прекратить тянуть время и ответить на его предложение.
– Как раз сейчас они находятся на разных границах… м-м-м… скажем, Мультивселенной волшебников, пытаясь отследить возможные внешние воздействия, которые могли бы привести к настоящему положению дел. Точнее, пытаются сделать всё, чтобы исключить такие воздействия, пытаются их найти, но, если верна теория обусловленности плохого положения дел с магией перегрузкой структуры Мультивселенной, то такого воздействия обнаружить не удастся. Яснее объяснить тебе не могу.
– Да нет, что они пытаются сделать, вы хорошо объяснили. А вот насчёт «разных границ» я что-то не могу себе представить. Их что, ровно две?
– Правильно. Две. Условно и очень упрощённо можно представить Мультивселенную волшебников как пространство между двумя приблизительно концентрическими многомерными сферами. В недосягаемом для нас центре обеих сфер находится область безграничных возможностей, от которой нас отделяет внешняя граница внутренней сферы. За внешней границей внешней сферы – область, в которой магия вообще не работает. Расстояние от условного центра определяет магические возможности в данной точке. Возможно, это наше пространство заключено не между сферами, а, скажем, между вложенными друг в друга тороидальными поверхностями. Всё равно получится две границы. Только область безграничных возможностей окажется не компактной, а тороидальной. Есть и гипотеза о единственном бублике в многомерном пространстве, без внутреннего бублика. Там центр магии находится в центре отверстия бублика, а мы – в самом бублике. И центр недоступен в принципе: раздвигая границы бублика, мы увеличим его весь, целиком, а тогда увеличится и его недоступное центральное отверстие… Впрочем, это уже наши заморочки, насчёт расширения границ в сторону центра, сейчас это неважно. И эта геометрия, видимо, может считаться опровергнутой, так как пришлось бы придумать дополнительно, почему эти двое сейчас не чувствуют друг друга, как будто находятся на разных границах, а не на одной, пусть даже бубликообразной или ещё более сложной топологии. Точнее без помощи многомерной математики не могу объяснить.
– Спасибо, – сказала Уля, – я примерно поняла. Один находится на внутренней, максимально магической поверхности обитаемого мира, а другой на внешней, минимально магической, и это именно разные границы, а не одна, и их ровно две. Впрочем, если бы их было на самом деле больше, эти две – самые важные в данном случае, так как внешнее магическое воздействие на структуру Мультивселенной, если оно вообще есть, должно исходить или от почему-то слабеющего магического центра, или от почему-то усиливающейся периферии. Более сложные промежуточные случаи логически возможны, но эти два – первое, что приходит в голову, самое простое. Если бы существовала какая-то граница с промежуточным между самым большим уровнем магии и самым малым, и влияние шло оттуда, то, скорее всего, источником всё равно являлась бы одна из тех двух областей, только опосредованно, но тогда и от самого источника шло бы какое-то воздействие. Скорее всего.
