bannerbannerbanner
полная версияНе помню

Александр Гарцев
Не помню

Полная версия

Одиночество

Я не помню….

Я не помню, когда я впервые почувствовал себя одиноко. Помню только, что это было осенью, как и всегда в моей жизни.

Листья на деревьях уже начали желтеть и опадать, создавая на земле ковёр из прошлого лета. Ветер носил их по улицам нашего маленького провинциального городка, который словно застыл во времени.

Дым от заводских труб кочегарок, отапливающих посёлок, вился в воздухе, создавая ощущение безысходности.

Казалось, что этот город был заключён в вечный круговорот серых дней и холодных ночей, где время тянулось медленно, как ленивая река, теряющая свой путь среди камней и коряг.

Городок наш был одним из тех мест, где каждая улица хранила свои собственные тайны, а каждый дом имел свою историю.

Старые дома, с покосившимися крышами и облупившейся краской, стояли вдоль грязных тропинок, которые зимой превращались в скользкие дорожки, а летом – в пыльные тропы, через которые приходилось пробираться, будто через дремучий лес.

Небо над городком было всегда затянуто серыми тучами, словно кто-то невидимый накрыл его плотным пологом, не позволяя солнечным лучам проникнуть сквозь эту мрачную завесу. Лишь иногда, в редкие моменты, когда ветер разгонял облака, можно было увидеть сквозь заводской дым слабый свет, но он был так слаб, что казался лишь иллюзией, игрой воображения.

Мне тогда было около десяти лет.

Мы с мамой жили в старом деревянном двухэтажном доме, где каждая доска скрипела, словно рассказывала свою собственную историю.

Этот дом был словно живым существом, которое дышало, стонало и вздыхало в такт порывам ветра. Его стены были покрыты трещинами, через которые проникал холод, а полы прогибались под ногами, напоминая о том, что они тоже когда-то были молоды и крепки. Наша коммунальная квартира была полна шумных соседей, но внутри меня царила тишина – тишина, которая поглощала все звуки мира. Она была такой густой и плотной, что казалось, будто её можно потрогать руками.

Эта тишина была не просто отсутствием звуков, она была чем-то большим – она была воплощением того одиночества, которое я чувствовал внутри себя.

Однажды вечером, когда мама была на работе, а соседи ещё не вернулись с работы, я сидел за столом, глядя на свечу, единственное освещение в комнате.

Я чувствовал, как вокруг меня всё больше сгущается тьма, и эта тьма начала проникать внутрь меня. В этот момент я понял, что я совершенно один. Рядом никого нет. Это страшное чувство впервые охватило мою душу.

Никто не заботится обо мне, никто не поддерживает меня. Я был сам по себе, и это чувство стало первым настоящим знаком моего одиночества.

Мама работала на фабрике, где ей приходилось трудиться с утра до ночи, чтобы обеспечить нас хоть каким-то минимальным достатком.

Её лицо всегда было усталым, а глаза – печальными. Она старалась быть сильной, но я видел, как ей было тяжело. Иногда, когда она возвращалась домой, она садилась рядом со мной и говорила: "Ты у меня единственный свет, сынок. Ты – всё, что у меня есть".

Эти слова всегда вызывали у меня смешанные чувства. С одной стороны, я чувствовал себя важным для неё, но с другой – понимал, что её жизнь была полна трудностей и проблем, которые она должна была решать одна.

Может, эти проблемы из-за меня?

В тот вечер я сидел за столом, глядя на пламя свечи, которое колебалось от каждого порыва ветра, проникающего через щели в окнах. Огонь был таким маленьким и хрупким, что казалось, будто он может исчезнуть в любой момент.

Я смотрел на него и думал о том, что и моя жизнь – это такое же хрупкое пламя, которое может угаснуть в любую минуту.

Вокруг меня всё больше сгущалась тьма, и я чувствовал, как она начинает проникать внутрь меня.

Это была не просто темнота, это была тьма моего одиночества, которая заполняла каждую клеточку моего тела, каждую мысль в моей голове.

Я понимал, что я совершенно один, и никто не сможет вывести меня из этой тьмы.

– Почему ты всегда такая уставшая? – спросил я маму однажды, когда она вернулась домой после очередного рабочего дня.

Она посмотрела на меня своими усталыми глазами и ответила:

– Жизнь – это тяжёлая работа, сынок. Но я делаю всё, чтобы ты был счастлив. Чтобы у нас с тобой было все, как у всех. Ведь ты у меня не сирота. У тебя есть мама.

Её слова были полны боли и надежды, но я чувствовал, что она сама не верит в то, что говорит. Её голос был слабым, почти шёпотом, как будто она боялась, что слишком громкий звук может разрушить ту хрупкую связь, которая ещё оставалась, между нами.

В тот вечер, когда я сидел за столом, глядя на свечу, я вспомнил её слова и понял, что она тоже чувствует себя одинокой.

Мы были как два потерянных корабля, плывущих по бурному морю жизни, не зная, куда направляемся и что нас ждёт впереди.

Я чувствовал, как внутри меня растёт чувство безысходности, и я не мог найти выхода из этого состояния. В этот момент я понял, что одиночество – это не просто отсутствие людей рядом, это состояние души, когда ты чувствуешь себя чужим даже среди самых близких тебе людей.

– Мама, почему мы не можем сходить с тобой в цирк? Потому что там дорогие билеты? «Почему нам так плохо?» —спросил я её однажды, когда она сидела рядом со мной, глядя на огонь в печке.

Она долго молчала, а затем сказала:

– Жизнь – это испытание, сынок. И мы должны пройти через него, несмотря ни на что.

Её слова были простыми, но они содержали в себе глубокий смысл. Я понимал, что она права, но это не делало моё одиночество менее болезненным.

В тот вечер, когда я сидел за столом, глядя на свечу, я понял, что одиночество – это часть нашей жизни, и мы должны научиться с ним справляться. Я почувствовал, как внутри меня растёт сила, которая поможет мне преодолеть все трудности и выйти из этой тьмы. Я знал, что путь будет долгим и трудным, но я был готов к нему. Я посмотрел на пламя свечи и улыбнулся, потому что понял, что даже в самой глубокой тьме всегда есть место для света.

Я решил бороться с одиночеством.

Но ничего не получалось. Чем больше я думал об одиночестве, тем больше я начал замыкаться в себе.

Каждый день я старался избегать общения с другими, как будто каждое слово, каждый взгляд могли проникнуть в мою душу и разрушить то хрупкое равновесие, которое я пытался сохранить внутри себя.

В школе я стал молчаливым и замкнутым, предпочитая сидеть в стороне от всех остальных, словно тень, скользящая по краям жизни, но не участвующая в её событиях.

Друзья, которые раньше были рядом, теперь казались мне чужими людьми.

Они играли, смеялись, разговаривали, а я просто смотрел на них со стороны, не в силах присоединиться к их веселью.

Их смех был для меня чем-то нереальным, словно звуки, доносящиеся из другого мира, куда мне было запрещено входить.

Школа наша была старым зданием, выстроенным ещё в те времена, когда царство железных дорог и заводов только начинало своё победное шествие по нашей провинциальной земле.

Стены школы были покрыты трещинами, через которые просачивались холодные осенние ветры, а потолок иногда подрагивал, словно готов был вот-вот рухнуть под грузом собственной истории.

Коридоры были узкими и темными, а окна – грязными и запотевшими, так что за ними можно было разглядеть лишь смутные очертания улицы.

Воздух в классах был наполнен запахом старых книг, чернил и мела, который вызывал у меня чувство тоски и безысходности.

Каждый день, входя в эту школу, я чувствовал, как на меня опускается невидимая тяжесть, которая давила на плечи и заставляла голову опускаться ниже.

Я видел, как другие дети бегают, смеются, играют в свои игры, но для меня этот мир казался далёким и недостижимым.

Мой мир был здесь, в этой тишине, 3 тёплой печки, в этом одиночестве, которое становилось всё глубже и глубже с каждым днём.

– Саня, почему ты всегда такой мрачный? – спросила однажды Маша, моя бывшая лучшая подруга.

Её голос звучал мягко, но в нём слышалась нотка беспокойства, словно она пыталась понять, что же произошло с тем мальчиком, который когда-то был её другом.

Она стояла передо мной такая весёлая, запыхавшаяся от огр с подругами, румяная. Её глаза смотрели прямо в мои, и я видел в них ту самую заботу, которую когда-то мы делили между собой. Но теперь это казалось чем-то далёким и невозможным.

Я ничего не ответил, лишь отвернулся.

Как я мог объяснить ей, что внутри меня живёт боль, которую она никогда не сможет понять?

Как мог рассказать о том, что каждая минута моей жизни – это борьба с самим собой, с этим чувством одиночества, которое стало частью меня?

Маша продолжала стоять рядом, улыбаясь и ожидая ответа, но я не мог найти нужных слов.

Вместо этого я просто посмотрел на неё и отвернулся, уходя в свои мысли, где не было места для других людей.

Возвращаясь домой после школы, я часто задерживался на старом Казанском тракте, наблюдая, как паровозы медленно движутся по рельсам, оставляя за собой клубы дыма.

Эти машины, величественные и мощные, символизировали для меня что-то большее, чем просто средство передвижения.

Они были как воплощение времени, которое неумолимо движется вперёд, не обращая внимания на наши переживания и страдания.

Гудки и стук больших колёс этих машин по рельсам напоминали мне о том, что жизнь продолжает идти своим чередом, даже если я остаюсь на месте.

Они звучали как призыв к действию, как напоминание о том, что нельзя останавливаться, даже если кажется, что всё потеряно.

Однажды вечером, когда я снова стоял на тракте, наблюдая за паровозами, ко мне подошёл старый рабочий, который работал на станции уже много лет.

Его лицо было испещрено морщинами, а глаза – усталыми, но в них светилась какая-то внутренняя сила, которая заставляла меня обратить на него внимание.

– Ты часто здесь бываешь, сынок, – сказал он, глядя на меня с лёгкой улыбкой. – Что тебя так привлекает в этих железных монстрах? Хочешь стать железнодорожником или машинистом?

 

Я посмотрел на него, не зная, что ответить. Но что-то в его голосе заставило меня заговорить.

– Мне кажется, что они знают, куда идут, – ответил я, указывая на паровозы. – А я… я не знаю.

Старик кивнул, как будто понимая меня лучше, чем кто-либо другой.

– Жизнь – это тоже путешествие, – сказал он. – Иногда мы не знаем, куда идём, но это не значит, что нужно останавливаться. Главное – двигаться вперёд, даже если кажется, что всё вокруг против тебя.

Его слова звучали просто, но они пробудили во мне что-то важное.

Я понял, что, возможно, моё одиночество – это не конец, а лишь этап на пути к чему-то большему. Возможно, именно в этой тишине, в этом одиночестве я смогу найти силы, чтобы двигаться дальше.

– А как вы справляешься с одиночеством? – спросил я его, надеясь услышать какой-то совет.

Старик задумался на мгновение, а затем ответил:

– Одиночество – это не враг, сынок. Это часть нас самих. Главное – научиться принимать его и находить в нём смысл. Помни, что даже самые длинные ночи рано или поздно сменяются рассветом.

Эти слова долго звучали в моей голове, когда я шёл со станции домой.

Ветер усиливался, и холодные осенние капли дождя начали падать на землю, создавая на тротуарах лужи, которые блестели в свете фонарей.

Город вокруг меня казался таким же одиноким, как и я сам.

Дома, стоявшие вдоль улиц, выглядели заброшенными и безжизненными, а люди, которые проходили мимо, были словно призраками, исчезающими в тумане.

Но в тот момент я почувствовал, что внутри меня что-то изменилось.

Возможно, эти слова старого железнодорожника помогли мне понять, что одиночество – это не конец, а лишь часть моего пути. Возможно, именно в этом состоянии я смогу найти силы, чтобы двигаться дальше и преодолеть все трудности, которые ждут меня впереди.

Возвращаясь домой, я вспомнил маму, её усталые глаза и её слова: "Жизнь – это тяжёлая работа, сынок. Но мы должны пройти через неё, несмотря ни на что."

Теперь я понимал, что она имела в виду.

Жизнь действительно тяжёлая, но она полна возможностей, если только не сдаваться.

И, возможно, именно в этой тишине, в этом одиночестве я найду свой путь и свою силу, чтобы продолжать двигаться вперёд.

Несмотря на своё одиночество, я не переставал пытаться найти новых друзей и общество. Старые друзья перестали играть со мной. Они считали, что я возгордился своими хорошими оценками, начитался книг и теперь не считаю их ровней. Им это было обидно. Я понимаю. Но все моё поведении е было не то, что они думали про меня. Я не зазнался.

Мне очень хотелось. Чтобы они взяли меня в свои игры. Очень хотелось снова играть в войнушку, бегать по крашам старых сараев.

Но я все решал проблему своего одиночества. Много размышлял о том, откуда у меня это чувство?

Внутри меня жила надежда, что где-то там, в этом огромном мире, есть люди, которые смогут понять меня, принять таким, какой я есть, и поддержать меня в моих трудностях.

Но каждый раз, когда я пытался сделать шаг навстречу миру, он казался мне ещё более чужим и холодным.

Однажды я решил пойти в местный клуб для детей, который располагался в старом здании бывшей школы.

Это место было словно островок жизни среди унылых улиц нашего городка.

Старые кирпичные стены, покрытые мхом и трещинами, хранили воспоминания о прошлом, когда здесь учились дети, которые, возможно, тоже искали свой путь в жизни.

Внутри здание выглядело немного лучше – деревянные полы скрипели под ногами, а потолки были украшены старыми люстрами, которые излучали тусклый свет, создавая атмосферу уюта и тепла.

В этот вечер клуб был полон детей, которые смеялись, играли и занимались различными делами.

Я вошёл внутрь, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее.

Воздух был наполнен запахами свежего хлеба, который пекли на импровизированной кухне в кулинарном кружке, и сладкими ароматами горячего шоколада, который там же разливали в чашки.

Звуки детских голосов смешивались с музыкой, которая играла из старого радиоприёмника, и создавали ощущение праздника и радости. Но для меня этот мир казался далёким и недосягаемым.

Там я встретил ребят, которые казались мне интересными и доброжелательными.

Они играли в настольные игры, обсуждали свои планы на будущее и делились своими мечтами.

Я стоял в стороне, наблюдая за ними, и в глубине души желал присоединиться к их веселью.

Но каждый раз, когда я пытался заговорить с ними, слова застревали у меня в горле.

Я чувствовал, что они видят моё одиночество, и это делало меня ещё более замкнутым.

Мой язык словно окаменел, и я не мог произнести ни одного слова, даже самого простого.

– Ты почему такой грустный? – спросил один из мальчиков, заметив мой взгляд.

Это был Пётр. Мальчик из соседнего дома. Петя всегда был центром внимания, его энергия и веселье притягивали всех вокруг. Он был тем человеком, который мог легко завести разговор с любым и заставить людей улыбаться. Его глаза были живыми и яркими, словно он знал все секреты мира и готов был ими поделиться.

Я посмотрел на него, и на мгновение мне показалось, что вот он тот человек, который сможет понять меня.

Но затем страх снова овладел мной, и я отвернулся, не в силах ответить.

– Ничего не делаю, – пробормотал я, быстро отворачиваясь.

Эти слова прозвучали так слабо и неубедительно, что даже я сам не поверил в них. Но что я мог сказать? Как объяснить кому-то, что внутри меня живёт боль, которую никто не может понять? Как рассказать о том, что каждое движение вперёд кажется невозможным, потому что ты боишься, что снова упадёшь?

Петр некоторое время смотрел на меня, как будто пытаясь понять, что же происходит внутри меня. Затем он вздохнул и отошёл, вернувшись к своим друзьям.

Я остался стоять в стороне, чувствуя, как внутри меня растёт чувство безысходности.

Казалось, что весь мир вокруг меня движется своим чередом, а я остаюсь на месте, словно камень, который не может сдвинуться с места.

Эти мои попытки преодолеть одиночество были безуспешными.

Каждый раз, когда я пытался выйти из своей скорлупы, она становилась ещё прочнее, и я снова возвращался к своему прежнему состоянию.

Однажды вечером, когда я снова стоял у окна, наблюдая за тем, как паровозы медленно движутся по рельсам, я услышал за спиной знакомый голос.

– Саня, ты опять здесь? – спросила Маша, которая тоже пришла на станцию. У неё здесь жила тётка. Тётка держала кур. И Маша иногда приходила к ней за яйцами.

Маша была единственным человеком, который ещё не полностью отказался от меня, хотя наши отношения стали совсем другими. Её глаза больше не светились той радостью, которая была раньше, но в них всё ещё можно было увидеть следы нашей дружбы.

Я посмотрел на неё и ничего не ответил.

Мы стояли рядом, молча наблюдая за паровозами, которые останавливались, выпускали клубы пара, медленно уходили вдаль, оставляя за собой клубы дыма.

Этот дым напоминал мне о том, что жизнь продолжает идти своим чередом, даже если я остаюсь на месте.

– Почему ты не можешь быть таким, как прежде? – спросила она, её голос был тихим и печальным. – Почему ты закрываешься в себе?

Я задумался на мгновение, пытаясь найти нужные слова. Но как объяснить ей, что внутри меня живёт боль, которую она никогда не сможет понять? Как сказать ей, что каждая попытка выйти из своей скорлупы только усиливает это чувство одиночества?

– Я не могу, – ответил я, наконец. – Я хочу, но не могу.

Маша посмотрела на меня с сочувствием, но я видел, что она не понимает меня. Для неё это было чем-то непостижимым. Ведь она не могла понять то, сама никогда не испытывала.

– Может быть, тебе стоит попробовать ещё раз? – предложила она, её голос был полон надежды. – Может быть, на этот раз получится?

Я посмотрел на неё и кивнул.

Возможно, она права. Возможно, именно в этих попытках я найду силы, чтобы преодолеть своё одиночество. Но каждый раз, когда я подходил к другим людям, страх снова охватывал меня, и я не мог ничего сказать. Мне хорошо было только тогда, когда я был один в комнате. Мне это нравилось. Но стоит комнате наполниться хотя бы двумя людьми, я весь сжимался. Как комок. Как ёжик. Моё сердце наполнялось каким-то тревожным ожиданием, и я на вопросы или обращения ко мне отвечал односложно. «Да», «Нет». И не мог дождаться, когда от меня отстанут. Не принимал участия в разговорах.

– Ты знаешь, что я всегда буду рядом, – сказала она, положив руку мне на плечо. – Ты не одинок.

Её слова были простыми, но они содержали в себе глубокий смысл.

Я понимал, что она права, но это не делало моё одиночество менее болезненным. Внутри меня жила надежда, что однажды я смогу преодолеть это состояние и найти своё место в мире.

Но пока что я оставался в своей скорлупе, наблюдая за тем, как жизнь продолжает идти своим чередом, а я остаюсь на месте. В своей скорлупе, в которой мне было хорошо, тихо и спокойно.

В тот вечер, когда я вернулся домой, я долго лежал в кровати, думая о том, что делать дальше.

В голове крутились мысли о том, как преодолеть своё одиночество, как найти друзей, как влиться в их компанию. Но каждый раз, когда я пытался представить себя в компании других людей, страх снова охватывал меня, и я не мог ничего сделать.

– Что мне делать? – спросил я себя, глядя в потолок. Но ответа не было. Только тишина, которая напоминала мне о том, что я одинок и что никто не сможет помочь мне, кроме меня самого.

Но в глубине души я знал, что не должен сдаваться. Я должен продолжать двигаться вперёд, даже если это будет сложно и больно. Я должен найти в себе силы, чтобы преодолеть своё одиночество и выйти из своей скорлупы. И, возможно, именно в этих попытках я найду свою дорогу и своё место в мире.

Несмотря на своё одиночество, я не переставал пытаться найти друзей, включиться в их игры. Но меня не всегда брали. И это ещё сильнее отдаляло меня от окружающих меня людей.

Хотя в душе, внутри меня всегда жила надежда, что где-то там, в этом огромном мире, есть люди, которые смогут понять меня, принять таким, какой я есть, и поддержать меня в моих трудностях.

Но каждый раз, когда я пытался сделать шаг навстречу миру, он казался мне ещё более чужим и холодным.

Однажды я решил пойти в местный клуб для детей, который располагался в старом здании бывшей школы. Это место было словно островок жизни среди унылых улиц нашего городка. Старые кирпичные стены, покрытые мхом и трещинами, хранили воспоминания о прошлом, когда здесь учились дети, которые, возможно, тоже искали свой путь в жизни. Внутри здание выглядело немного лучше – деревянные полы скрипели под ногами, а потолки были украшены старыми люстрами, которые излучали тусклый свет, создавая атмосферу уюта и тепла. Однако даже это тепло казалось мне чем-то далёким и недоступным.

Рейтинг@Mail.ru