Александр Громов
Вычислитель (сборник)
– Стервятники, – мрачно предположил Валентин. – Ждут.
Все с ним молча согласились.
– Не дождутся, – отрезала Кристи, но ее слова прозвучали как-то не очень убедительно.
Ночной бриз был хорош, но все же недостаточен для окончания дрейфа. На рассвете островок замер в нескольких сотнях метров от цели. Спустя час он медленно поплыл назад, таща за собой плавучий якорь.
По мере того как удалялся восточный берег, людьми овладевала апатия. Эрвин через силу говорил бодрые слова, но не мог расшевелить никого. С ним соглашались: да, остались лишь сутки дрейфа, все идет хорошо – и снова впадали в молчаливое уныние. Их можно было хлестать бичом – они лишь вздрагивали бы под ударами, не двигаясь с места.
Они были правы – по-своему, но правы. Эрвин с раздражением понял, что и сам ждал чуда и едва не обиделся, как ребенок, осознав, что сегодня островок ну никак не достигнет берега. Что ж… это пройдет. У всех до единого. Это должно пройти завтра утром… если только с океана не притащится циклон… уму непостижимо, сколько времени держится хорошая погода…
Впору было молиться, как Джобу.
Он проснулся от крика, полного отчаяния. Примерно так же кричал Хайме, схваченный язычником. Но на этот раз кричали двое – Кристи и Валентин. Джоб молчал, уткнув лицо в колени. Спина его мелко вздрагивала.
Эрвин понял все. Во время дежурства Джоба плот потерял плавучий якорь. Джоб заснул, не подперев собою шест. Мало-помалу тот наклонялся, пока узел не соскользнул с него и веревка не уползла в чернильную воду.
Островок довольно далеко отнесло на восток. Плавучего якоря нигде не было видно.
Джоб шевельнулся, приоткрыл воспаленный глаз, встретился взглядом с Эрвином и прикрыл голову руками.
– Успокойся, – с ненавистью сказал Эрвин. – Ты виноват, но мы не станем тебя наказывать. Это все голод и усталость.
– Да? – рыдающе воскликнул Валентин. – А что мы делать будем, а? Помирать? Скажи, умник!.. Я три дня не ел! Тянуть жребий – кого первого?..
– Заткнись. Если погода не изменится, нас все равно принесет куда надо. Только не так быстро.
– Это почему? – без особой надежды в голосе спросила Кристи.
– Волны. Мы ближе к восточному берегу, а значит, волны с запада будут выше и круче восточных. Там у них больше простора для роста. Паршивый, а движитель.
– Теоретик! – скривился Валентин.
– Закройся и спи. Ночью у всех будет занятие: высматривать наши шесты с ящиком. Быть может, сумеем поймать.
Ночь обманула надежды: с запада приволокло сплошную облачность, погасившую лунный свет. Несколько раз начинал моросить дождь, и люди, жалея о пропавшем ящике, собирали дождевую влагу в миски, ловили ее прямо ртом. Каждому удалось набрать по глотку, не больше.
К рассвету островок находился еще дальше от берега, чем вчера, но продолжал едва заметно двигаться на восток. Западный ветер еще не иссяк, но дул неуверенными порывами с большими паузами, словно раздумывая: а стоит ли стараться?
Еще до полудня он стих окончательно. Над темной водой повисла волглая морось – не туман и не дождь.
Потерянный плавучий якорь так и не был замечен.
«Шагов четыреста», – прикинул Эрвин расстояние до берега и поймал себя на том, что Саргассово болото успело сильно изменить его понятие о шаге. Пожалуй, до цели оставалось метров сто пятьдесят.
В полдень морось начала падать косо. Ветер понемногу тащил размокший островок на запад.
– Придется подождать еще сутки, – со вздохом объявил Эрвин.
Джоб и Кристи приняли его слова безучастно, зато Валентин, казалось, только их и ждал.
– Сутки?! Да мы тут сдохнем! Ты взгляни, что у тебя под ногами! Через сутки эта твоя дрянь просто развалится!
– Меньше топчись, и не развалится, – холодно посоветовал Эрвин, уже понимая, что Валентин не успокоится. Чересчур взвинчен. Сил осталось как раз на одну хорошую истерику.
– Это ты нас сюда затащил! Ты-ы-ы!..
Обвинение было столь нелепым, что Эрвин не сдержался:
– Я все рассчитал правильно! Если бы не этот идиот…
– Джоб не виноват! Ты сам дрых во время дежурства! Что, нет? Я видел!
– Дрыхнуть тоже надо с умом!
– Да? Тебе просто повезло, а ему нет! Скажешь, не так? А теперь мы сдохнем, ты понял? Сдохнем! Если бы с нами был Юст…
Эрвин глубоко вдохнул и сосчитал про себя до десяти.
– Брэк, – сказал он спокойнее и поморщился, не дождавшись тишины. – А ну-ка взяли себя в руки! Всех касается. Ты собираешься только вопить или что-нибудь предложишь?
Джоб и Кристи молчали, но апатия начинала терять над ними власть.
– Я поплыву туда, – орал Валентин, указывая на недалекий берег, – а вы оставайтесь, если хотите подчиняться этому придурку! Обойдусь без вас! Без тебя и твоей шлюхи! Джоб, ты со мной?
– Я не умею плавать… – понуро сознался Джоб и покачал головой.
– Тогда я один. Счастливо оставаться. Может, встретимся на Счастливых островах…
– Ты останешься, – сказал Эрвин, снимая с плеча бич.
Валентин моментально выхватил нож.
– Да? Останови меня, умник.
Эрвин медленно замахивался. Долгую секунду Валентин с налитыми кровью глазами решал, прыгнуть ли немедленно в черную воду или сперва попытаться убить виновника всех бед. Затем коротко размахнулся и метнул нож.
Не умея метать ножи, он взял слишком высоко. Нож, вращаясь, пролетел над головой Эрвина и где-то далеко позади с бульканьем ушел в воду. Спустя мгновение Валентин сильно оттолкнулся и оказался в воде сам.
Ему удалось проплыть почти половину расстояния до берега. Затем асфальтовая вода вокруг него взбурлила, голова пловца скрылась и больше не показывалась.
Кристи отвернулась. По лицу Джоба текли слезы. Эрвин положил руку ему на плечо.
– Иногда не уметь плавать – это достоинство…
Глава 10
Три
Серая крылатая тварь сидела на краю островка, наблюдая за людьми внимательными глазами. Эрвин хрипло закричал, и она нехотя поднялась в воздух. С полдесятка ее сородичей лениво чертили небо высоко над островком.
Крик Эрвина разбудил Кристи. В забытье, больше похожем на голодный обморок, ей чудились Счастливые острова. Она никогда не видела их, но была уверена, что это они. Там было синее море, и белый песок нестерпимо сиял на солнце, а от морских водорослей пахло йодом, а не гнилью. Разве обязательно надо куда-то идти, чтобы оказаться там? Достаточно просто закрыть глаза…
– Умереть с голоду вам здесь не дадут, и не надейтесь, – зло сипел Эрвин, безжалостно разрушая сладкие сны. – Эти стервятники не станут дожидаться, когда мы помрем, им вполне достаточно, чтобы мы не сумели отбиться…
Прошло еще двое суток, прежде чем ветер и волны все-таки подогнали островок к западному краю полыньи. Ночами все трое бодрствовали и, несмотря на плачевное состояние островка, почти все время стояли на сыром ветру, распахнув на себе грязное тряпье, чтобы создать хоть какую-нибудь парусность; днем спали или просто лежали ничком.
На рассвете третьего дня они перебрались на берег, и зыбун показался им надежной твердью. Хотелось плясать. Хотелось гладить и целовать гнилые водоросли. Джоб плакал и смеялся. Даже последовавшая сразу после высадки атака двух крупных змей не сразу погасила лихорадочное возбуждение: одну змею Эрвин исхлестал бичом в лапшу, вторую Кристи насадила на острый обломок шеста и с криком ярости стряхнула в полынью, где извивающаяся тварь и затонула.
– Хорошо, что их было только две, а не пять, – немного погодя сказал Эрвин, покачав головой. – Иначе бы они до нас добрались.
Люди приходили в себя. Понемногу в затуманенные головы возвращалась одна и та же мысль: сколь мала одержанная победа по сравнению с оставшейся частью пути! Счастливых островов нет и нет, а частные успехи никогда ничего не решали…
Кристи не смотрела в глаза. Джоб сплюнул и безнадежно помотал головой.
От опасного лихорадочного возбуждения до гибельной апатии только один шаг, и этот шаг нельзя было дать им сделать.
– Сколько осталось веревки? – грозно спросил Эрвин. – Всего-то? Мало. Обрывки есть? Вяжи их вместе. Идем одной связкой. Джоб, ты впереди. Кристи, отдай ему шест и возьми нож. Мне хватит бича.
Весь день сеялся мелкий дождь, и пришлось взять направление по компасу, надеясь, что он все-таки не слишком врет в этих местах. За день прошли всего ничего, зато кое-как насытились: крупные жирные головастики изобиловали в мелких лужах. Серые твари отстали, язычников не встретилось. Временами нападали змеи, но до кожи не добрались и никакого ущерба не нанесли.
Следующий день оказался похожим на предыдущий, с той разницей, что к вечеру добрались до купы чахлых кустов, произросших прямо на зыбуне, и заночевали хотя и под дождем, но все-таки не в луже. Одна зажигалка еще действовала, но костер развести не удалось: насквозь сырые прутья категорически не желали гореть.
Как и вчера, Эрвин и Кристи легли, обнявшись. В двух шагах от них кашлял и постанывал Джоб – первый дежурный в эту ночь. Болото слабо фосфоресцировало. Крошечным светящимся организмам не было никакого дела до сорока миллионов человек, топчущих единственный материк планеты и выбрасывающих в заболоченное окраинное море свои человеческие ошметки. Всесильное болото могло даже позволить им пожить подольше себе на забаву.
– Смешно подумать, – шепнул Эрвин, убрав с уха Кристи слипшуюся сосульку некогда рыжих волос. – Когда-то я считал это правильным.
– М-м? Ты о чем?
– Об изгнании из социума, принятом на Хляби. Социологи до сих пор спорят о том, что такое приговор: наказание ли, предостережение ли остальным, искупление ли, шанс ли задуматься, а может, просто-напросто тривиальная месть общества индивиду. Странно, но мне всегда была по душе социальная защита. Нет преступника – и общество защищено от него, а куда он делся, в сущности, не так уж важно… Честное слово, прогулка к Счастливым островам вместо луча в затылок представлялась мне прямо-таки благородной гуманностью! Я не шучу.
– А теперь? – равнодушно спросила Кристи.
Эрвин долго молчал.
– Расскажи, как ты убила своего муниципального инспектора.
– Зачем тебе это знать?
– Просто хочется.
– Ножом… Он визжал, как свинья… Ты не хочешь узнать, за что я его убила?
– Я знаю. Он привез тебя на Хлябь, сулил златые горы и положение в обществе, на самом же деле завез в гнилую дыру и в конце концов бросил или уступил кому-нибудь. Так?
– Откуда ты только все знаешь?
Кристи показалось, что Эрвин улыбнулся, прежде чем ответить:
– Я же как-никак вычислитель…
– Ты уже вычислил, сколько мы еще продержимся? – спросила Кристи, глотая злые слезы. – День, два? В неделю не верю.
Эрвин вздохнул – и совсем не безнадежно.
– Мы все-таки дойдем, – сказал он. – Я хочу дойти. Мы уже столько прошли, что искупили все мыслимые грехи, прошлые и будущие. Будет обидно, если все это окажется напрасным, понимаешь?
– Не знаю, – всхлипнула Кристи.
– Ну что ты, маленькая, – ласково сказал Эрвин, погладив ее по голове. – Мы уже прошли больше, чем нам осталось. Все будет хорошо, вот увидишь…
* * *
Еще три дня они шли на восток под нескончаемым мелким дождем, связанные между собой остатками веревки, шли, кормясь головастиками, отгоняя змей и вытаскивая провалившихся. Почему-то здесь не встречалось язычников, может быть, в силу большой глубины топи, а может быть, как неуверенно предположил Эрвин, оттого, что у донных моллюсков наступил период сезонного поста, связанного, например, с размножением. Один раз, правда, метрах в пятидесяти позади путников, там, где они только что прошли, вздулся очень знакомый бугор и прорвался с оглушительным хлопком, однако вместо лилового щупальца в небо ударил фонтан бурой грязи, забрызгавшей всех троих, и дыра в зыбуне еще долго булькала пузырями остаточного метана.
На четвертый день головастиков стало меньше, а на пятый они пропали вовсе. Куда-то исчезли и змеи, что могло только радовать, тем более что лоза-бичевка, редкая по ту сторону полыньи, по эту сторону не встречалась совсем. Зыбун казался прочным. Если бы не голод, не слабость, не воспалившиеся, плохо рубцующиеся раны… Через каждые сто-двести шагов ноги останавливались сами, и люди ждали, когда рассеется черная качающаяся пелена перед глазами, когда перестанет бешено колотиться сердце.
Кристи чувствовала, что тупеет, и это странным образом не пугало ее. Джоб потерял всякую способность возражать приказам и покорно шел впереди без смены, с каждым днем все сильнее кашляя и постанывая при каждом шаге. Эрвин стал молчалив и лишь изредка нарушал равномерное чавканье шагов короткой хриплой командой взять немного правее или левее.
Шлеп, шлеп. Плюх, плюх. Чвак, чвак.
Зеленые водоросли. Бурые водоросли. Живые водоросли и гнилые водоросли, переплетенные, как гамак, свалянные, как войлок. Гроздья соплодий – еще незрелых и уже выбросивших споры, гниющих, похожих на старые мочалки. Жижа и пузыри под разваливающимися мокроступами.
Болото впереди, болото сзади. Болото и справа, и слева, и под ногами. Лишь сверху – низкая каша серых облаков и заунывный мелкий дождь.
К вечеру дождь пошел косо, ветер быстро усиливался. Облачная каша зашевелилась, словно кто-то огромный орудовал небывалой поварешкой. Успокоившись на несколько минут, ветер стал налетать короткими злыми шквалами.
Эрвин остановился первым. Кристи не услышала его слов, и ему пришлось потянуть за веревку.
– Что? – крикнула она.
Новый шквал заставил попятиться Джоба.
– Остаемся здесь! – прокричал Эрвин, указывая себе под ноги. – Кажется, это серьезно!
Заслоняясь от ветра, Кристи указала вперед, где кончались рябые лужи и начиналась кочковатая полоса, на вид более сухая и прочная.
– Может, лучше там?
– Не нравятся мне эти кочки, – прокричал Эрвин ей в ухо.
Покорного, безразличного ко всему Джоба подтянули за веревку, заставили лечь и легли сами. Быстро темнело. На Саргассово болото падала ночь, и вместе с нею усиливался ветер. Стало трудно дышать. По небу стремительно неслись облака, плотные и черные, как комья грязи. Дождь бил горизонтально.
Оставалось ждать – и надеяться, что ветер не будет усиливаться бесконечно. Но он усиливался. Лишь несколько слов не сказали – прокричали друг другу в ухо люди, смирившиеся с неизбежным:
– Держись крепче – может снести…
– Держусь… Откуда идет этот ураган – с океана?
Кристи не расслышала ответа, но по кивку поняла, что Эрвин ответил утвердительно.
– Значит, он прошел над Счастливыми островами?
– Значит. И даже был сильнее там, чем здесь.
– Понимаю… Просто жить, дышать и ходить по твердой почве – это уже счастье, верно?
– Вот именно.
Потом разговаривать стало невозможно. Рев ветра перекрыл все звуки. Ураган нес над болотом вырванные кусты, швырял в лицо растрепанные клочья водорослей, водяную пыль. В болото били молнии.
Это было нестерпимо, но это нужно было вытерпеть, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть и не умереть.
Ураган продолжался всю ночь и стал стихать лишь под утро. С рассветом он сделал еще одну попытку усилиться, но быстро изнемог и в полдень сбавил напор до обычного крепкого ветра. Красный диск солнца выглянул из-за туч, но еще долго трое полуобморочных людей лежали неподвижно или слабо ворочались, не в силах встать.
Кристи первая заметила черную тварь, кружащую высоко в небе. Очень скоро к ней присоединилось с десяток ее сородичей. Крылатые хищники, удивительно скоро оправившиеся от урагана, высматривали добычу, постепенно снижаясь.
Неизвестно откуда появились несколько крупных серых летунов и отогнали черных. Падальщики собирались первыми получить свою долю. Ловя ромбовидными крыльями восходящие потоки, они терпеливо ждали, по-видимому, нисколько не сомневаясь, что ждать придется недолго.
Эрвин застонал и сел в луже. Затем попытался встать, и у него это получилось.
– Подъем…
Далеко не сразу ему удалось поставить на ноги Кристину, а затем с ее помощью – Джоба. Казалось, тот вот-вот рухнет плашмя, как бревно. Мутный взгляд клерка выражал только одно: уйдите все, не тормошите, мне так хорошо в покое, зачем тащить меня куда-то?..
– Он не сможет идти, – хрипло сказала Кристи, безнадежно покачав головой, – да и я пока тоже… Нужен отдых.
– Я пойду, – сомнамбулически пробормотал Джоб и пошатнулся.
– Ты видишь? – крикнула Кристи. – Видишь?
– Вижу. Пойдем завтра с рассветом, а сейчас только устроимся на ночь. Джоб, сходи вон туда, посмотри место, – Эрвин показал рукой, – там, по-моему, посуше. Мы с Кристи пока соберем барахло.
Джоб механически кивнул и, освободившись от веревки, размеренно, как автомат, зашлепал по лужам к кочкарнику. Эрвин сматывал веревку, неотрывно глядя ему вслед.
– У меня голова раскалывается, – пожаловалась Кристи.
– Резкий перепад атмосферного давления… Ну и недоедание, конечно. Первое пройдет. Второе тоже… когда-нибудь.
– Ты на это еще надеешься?
– Уверен.
Джоб продолжал неуклюже шлепать прямо к кочкам.
– Почему ты вчера сказал, что тебе не нравятся эти кочки? – шепотом спросила Кристи.
– Потому что там суше, а кусты почему-то не растут, – так же шепотом объяснил Эрвин.
– Так может… – начала Кристи и не окончила. Смысл действий Эрвина стал виден, как на ладони, и надо было совсем лишиться рассудка от усталости и голода, чтобы не понять его. Почему она считала Эрвина подлецом? Он лишь цинично рационален, зато кругом прав. Только так тут и можно идти – пробуя гнилые хляби живым зондом, выбирая на эту роль слабейших, которым все равно не увидеть края болота. Просто Эрвин понял это сразу, а до нее дошло только что…
Все произошло очень быстро. До ближайшей кочки оставалось несколько шагов, когда, взбив в лужах фонтанчики, навстречу Джобу рванулись какие-то тонкие белые нити и в один миг оплели его по рукам и ногам. Рывок – и сбитый с ног Джоб забарахтался и закричал, скорее удивленно, чем испуганно. Не выдержав, охнула Кристи.
На бегу – если только неуклюжее шлепанье по болоту можно было назвать бегом – Эрвин замахнулся бичом. Свистящий удар упал на белые нити, но не перебил их. Второго удара не получилось: бич был схвачен нитями, с необычайной легкостью вырван из руки Эрвина и утянут в зыбун.
Джоб завопил, по-видимому, скорее от ужаса, чем от боли. Он быстро превращался в белый кокон. Затем он замер, застонал, дернулся два раза и остался недвижен.
– Он… мертв? – сглотнув, спросила Кристи.
Эрвин кивнул. Они стояли и смотрели, как новые белые нити выползают из болотного ковра, безошибочно тянутся к жертве, касаются ее и вроде бы замирают.
– Они прорастают прямо в него, – угрюмо сказал Эрвин. – Он их питательный субстрат.
– Растение? – Кристи хотела отвернуться и не смогла.
– Думаю, гриб. Эти нити – его гифы. Мицелий.
Молча они отошли на безопасное расстояние и выбрали место для ночевки. Солнце садилось в уходящую на запад тучу так нехотя, словно боялось запачкаться. Два лунных серпа проступили в налившемся густой синевой небе.
– А ведь Джоб нас спас сейчас, – сказала Кристи почти равнодушно. – Завтра мы пошли бы прямо туда…
– Да, – глухо ответил Эрвин. – Так и случилось бы. И тогда Джоб спас бы нас завтра.
Глава 11
Два
К утру от Джоба осталось немного: кожа, кости и обрывки одежды, наполовину втянутые в зыбун и уже покрытые буро-зеленым налетом. Было ясно, что через несколько дней лишь продолговатая кочка будет отмечать место гибели тихого клерка, осужденного за неведомые прегрешения.
Хищный гриб оказался не один – похоже, впереди их притаилось великое множество, и не везде их присутствие отмечали кочки. Привязав веревку к обломку шеста, Эрвин метал его перед собой, как гарпун. Втыкался ли шест в зыбун или падал плашмя – всякий раз к нему тянулись тонкие белые нити, и надо было успеть выбрать веревку, чтобы не остаться без шеста, хотя бы уполовиненного. Прошло полдня, прежде чем двоим путникам удалось обогнуть опасное место, сделав большой крюк к югу.
Хуже было другое: ураган растрепал болотный ковер, и там, где заведомо не могли прятаться хищники, теперь пузырилась болотными газами новорожденная трясина. Словно сбившиеся в плотную стаю льдины, недвижно лежали водорослевые поля, разделенные рваными полосами булькающей грязи. Движение сильно замедлилось, приходилось искать более или менее надежные места переправы с поля на поле, часто останавливаться и, уподобляясь шахматистам, рассчитывать путь на несколько ходов вперед.
– Зато сразу видно, где слабина, – утешал Эрвин.
Ему пришлось сознаться в ошибке, когда Кристи внезапно провалилась по грудь в, казалось бы, прочном месте и, не будь при ней обломка шеста, неминуемо ушла бы в трясину с головой.
Два головастика составили всю добычу дня, честно поделенную поровну. Кристи пробовала ловить мелких рачков, суетящихся в водорослях, но они оказались отвратительными на вкус и вряд ли съедобными.
За день прошли мало. Засыпая в объятиях Эрвина, Кристи уже спокойно думала о том, что голод убьет их раньше, чем из дымки на горизонте покажутся Счастливые острова. А может быть, карты сознательно врут и вместо островов Саргассово болото упирается в океанский простор? Кто там разберет, почему оно не размывается океаном…
На следующий день им повезло. В первых лучах разгорающегося рассвета Эрвин набрел на ночную лежку одного из стремительных стайных созданий, виденных прежде только издали, и успел прикончить животное ножом, прежде чем оно вскочило и унеслось прочь.
Они остановились на отдых задолго до заката только потому, что опять наткнулись на заросли кустарника. Эрвину удалось запалить костерок и кое-как обжарить на нем добычу. До ночи они упивались сочным мясом, мучаясь необходимостью есть часто, но понемногу, и все равно корчились от рези в желудках.
Весь следующий день они провели на месте и доели пойманное животное до пустой, тщательно выскобленной хитиновой оболочки. Они глодали бы и кости, но существо было лишено костей.
Потом они спали, обнявшись, и сквозь сон чутко прислушивались к тому, что делается на болоте. Когда Эрвин начал снимать с женщины обрывки тюремной одежды, Кристи помогла ему. И они исступленно любили друг друга, ворочаясь в темной пузырящейся луже на болотном ковре, прогнувшемся под тяжестью двух сплетенных тел над гиблой топью, вдыхая гнилые миазмы болота и не ощущая их, удивляясь про себя только одному: как у них обоих еще хватает сил и желания любить.
– Мы ведь дойдем до Счастливых островов, правда?
– Да. Осталось уже не так много.
– Раньше я не верила… А теперь вот верю. И знаешь, я хочу тебя спросить об одной вещи… только ты ответь честно…
– О какой вещи?
– Сперва пообещай, что ответишь честно.
– Честное уголовное.
– Перестань…
– Тогда честное земноводное. Еще пару ночей поспим в лужах, и у нас жабры отрастут.
– Ты не шути, ты пообещай по правде…
– Обещаю. О чем ты хотела спросить?
– Ты ведь все наврал, да? Ты врал с самого начала? Про то, какой ты умопомрачительный вычислитель и как все оптимально просчитываешь? Ты меня успокоить хотел, да?
Она ждала ответа, и ответа не было.
– Почему ты молчишь? Жалеешь меня?
– Да, – глухо сказал Эрвин. – Я все наврал. Ты расстроена?
– Нет, что ты. Я рада. Это ужасно – любить человека, который может рассчитать твою любовь и ввести ее в систему уравнений, правда?
– Правда.
Ночь выдалась чудесная: ясная, но теплая. Не напали змеи, не шевельнулась топь, выдавая медленное приближение язычника. В эту ночь они поняли, что болото может быть щедрым.
Утром Кристи спросила:
– Мне по-прежнему идти впереди?
– Так надежнее, – ответил Эрвин, вздохнув. – Пусть я не вычислитель, но ясно же… Но если хочешь, мы будем идти первыми по очереди.
– Ладно уж. – Кристи махнула рукой и улыбнулась. – Плетись сзади, любуйся на мои кривые ноги.
– Они прямые…
Чем дальше они уходили на восток, тем меньше жизни становилось в болоте. Бывали дни, когда им не попадалось ни одно живое существо. Поиски головастиков изнуряли, не давая результата. Комочки слизи – и те куда-то исчезли с ленточных водорослей. Лишь серые крылатые твари по-прежнему висели высоко в небе, неотступно дожидаясь своего часа.
На девятнадцатый день, считая от Гнилой мели, Кристи стала жаловаться, что ее ботинки жмут. По-видимому, от голода и соленой воды стали опухать ноги. Эрвин с трудом снял с нее обувь и спрятал в рюкзачок, больше похожий на ком грязи. Назавтра он почувствовал, что начинает опухать сам, разулся и, не желая таскать лишний вес, зашвырнул обе пары ботинок в ближайшую лужу.
– Лучше быть босыми, но живыми, – прокомментировал он свой поступок.
На двадцатый день огромный язычник взорвал зыбун в каких-нибудь пятидесяти шагах от них. Его взметнувшееся вверх лиловое щупальце было ростом с телемачту. Когда оно изогнулось и начало обшаривать болото вокруг себя, по водорослевому ковру заходили штормовые волны. Спасаться бегством было бессмысленно. «Не шевелись!» – крикнул Эрвин, хотя Кристи и без того оцепенела от ужаса. Щупальце описало круг, прошло выше Кристи, задело и вдавило в зыбун неподвижного Эрвина, но не схватило. Быть может, ближе к основанию оно было не столь чувствительно.
Они ползли из опасного круга, боясь колыхнуть зыбун, боясь шевельнуть гнилой водорослью, часто и надолго замирая. Им уже удалось отползти на безопасное расстояние, когда язычник вновь почуял добычу и, оставшись ни с чем, принялся бешено хлестать щупальцем во все стороны, мигом превратив болотный ковер в непролазную топь. Они успели убежать, а потом долго лежали в теплой соленой луже, не в силах подняться и продолжить путь.
– А помнишь нашу ночь? – еле слышно спросила Кристи.
– Конечно, – прохрипел Эрвин. – Разве можно забыть?
– Болото швырнуло ее нам, как подачку. Больше у нас не будет таких ночей.
– Наверное… То есть не будет на болоте. Вот погоди, доберемся до Счастливых островов…
– Я буду уродиной там, на Счастливых островах, опухшей злой уродиной. Даже если отмою всю эту грязь. Там прыщи. Ты и смотреть на меня не захочешь. Саргассово болото просто так не отпускает. А по ночам я буду кричать от кошмаров.
– Ты будешь самой лучшей. Самой прекрасной.
– По-моему, эта грязь никогда не отмоется…
– Отмыть можно все, поверь. Мы забудем прошлое, как дурной сон. А болото забудем в первую очередь, это я тебе обещаю.
– Я не смогу. – Кристи покачала головой. – И ты не сможешь.
– Кто знает. Во всяком случае, мы с тобой очень постараемся, правда?
На двадцать первый день хищное растение незнакомого вида, больше похожее не на растение, а на клубок иссиня-черных змей, пропустило Кристи мимо себя и набросилось на Эрвина. Ему удалось срезать с тела лианы-щупальца и освободиться от рюкзачка, очевидно, принятого растением за лакомую добычу.
В тот же день Эрвин нашел лозу-бичевку и срезал ее, но потерял при этом нож, утащенный в зыбун взбесившимся обрывком лозы, и едва не лишился кисти. Горевать не приходилось: только тот, кто никогда не ходил по Саргассову болоту, мог воображать, что нож ценнее бича.
На двадцать третий день Эрвин обнаружил, что передвигаться на четвереньках, оказывается, гораздо проще и приятнее, нежели на двух ногах. И почему он не знал этого раньше?.. Лишь невероятным усилием воли он заставил себя встать, выждать, когда рассеется чернота перед глазами, и в первый раз из многих тысяч раз за этот день выдрать из вязкой грязи ошметок мокроступа.
Чвак. Чвак. Чвак.
Голодные обмороки повторялись с пугающей регулярностью. Когда падала Кристи, Эрвин отмечал этот факт сознанием, но продолжал идти вперед, пока не спотыкался о распростертое тело и не падал сам. Когда падал Эрвин, Кристи некоторое время пыталась идти вперед, зря натягивая веревку, затем нехотя возвращалась. Помогая друг другу подняться, они думали о том, что вряд ли сумели бы встать, не опираясь друг на друга. А главное – не захотели бы.
Вероятно, одна-единственная голодная змея могла бы сейчас без особого труда убить их обоих. Но змей не было. Лишь стервятники не переставали выписывать круги в веселом безоблачном небе.
– Все, – выдохнула Кристи, остановившись, и не упала только потому, что оперлась на обломок шеста. – Больше не могу. Пусть мы умрем, так будет лучше…
– Мы еще можем идти, – пробормотал Эрвин, с мучительным трудом переставляя ноги. – Мы не умрем…
– Я не хочу жить, не хочу! – Кристи беззвучно плакала.
– Чуешь? – спросил Эрвин и потянул носом воздух.
– Нет. Что я должна чуять, скажи? Ну что?
– Морской воздух. Воздух открытого моря, а не Саргассова болота. Так пахнет свобода. Жизнь, твердь под ногами и наверняка пища. Осталось совсем немного.
– Тебе почудилось. – Кристи безнадежно помотала слипшимися сосульками волос. Но голос ее дрогнул.
– А я тебе говорю, что осталось немного. День, может быть, два. Скоро будем там.
– Ты правда в это веришь?
– Конечно. Думаю, при хорошей прозрачности воздуха мы уже сейчас видели бы вершины островов. Они вулканические, гористые.
– А по-моему, этому болоту конца не будет.
– Будет. Мы хорошо идем. Если бы у нас было столько же сил, сколько в первый день, мы дошли бы уже сегодня. А так – завтра.
– Ты уверен?
– Ну, или послезавтра. В самом худшем случае. Ну, двинулись…
– Если послезавтра не… – вздохнула Кристи, делая шаг вперед.
Она не успела ни договорить, ни крикнуть. Тонкая растительная пленка, так похожая на надежный болотный ковер, порвалась под ее ногой. Кристи погрузилась в топь со скоростью брошенного в воду камня.
Рывок швырнул Эрвина лицом в грязь. Он заскользил юзом, сумел затормозить ступнями, обеими руками вцепился в мокрую скользкую веревку. В «окне» гиблой трясины лениво колыхалась маслянистая вода.
– Держись! – шипел он, молясь, чтобы веревка не просекла прогнувшийся болотный ковер. – Я вытяну! Я вы…
Ему казалось, что он мало-помалу отвоевывает у болота его добычу, хотя на самом деле его самого понемногу подтаскивало к топкой ловушке. Затем там, в глубине, что-то резко дернуло веревку, будто клюнула голодная рыбина немыслимых размеров, и обрывок веревки легко выскочил из трясины.
Несколько секунд Эрвин тупо смотрел на обрывок, пока не понял, что спасаться бегством незачем. Никакой неведомый обитатель трясины не устраивал здесь западню. Составленная из многих кусков веревка не была перекушена – всего лишь разошелся неумело завязанный узел.
