bannerbannerbanner
полная версияПриключения Дворкина. Пандемия

Александр Харламов
Приключения Дворкина. Пандемия

Полная версия

– А это еще что такое?– кивнул он в мою сторону, обращаясь к Тарасу.

– Не что, а кто, Наумыч!– поправил его советник.– Это наши гости из Харькова. По поручению Президента занимаются расследованием появления вируса.

– Не похожи они на вирусологов, молоды еще…– с сомнением осмотрел нас ученый.

– Они и не вирусологи, скорее наоборот…– отмахнулся от расспросов назойливого старика Тарас.– По распоряжению Владимир Александровича нам приказано оказать полное содействие.

– Мы хотели бы побольше узнать о вирусе, о мышинном гриппе, что он из себя представляет, как распространяется и переносится…Безусловно, такое авторитетное мнение, как ваше, станет одним из ключевых в нашем расследование. Вы, Иннокентий Наумыч, светило вирусологии, кому как не вам дать ответ о происхождении этой гадости.

Вирусолог заметно ободрился, не рассмотрев в нас конкурентов, претендующих на государственное финансирование. Расправил плечи, пригладил брови, опустив наконец-то свой пузырек со спиртом.

– Вижу, вижу…Конторой попахивает. Помню мне в семьдесят втором…

– Наумыч, у нас очень мало времени,– прервал его воспоминания Тарас,– сам знаешь, что ситуация почти критическая, от слова почти, не мог бы ты нам провести кратенько экскурсию в свои пенаты, с краткими пояснениями?

– Все вы вечно куда-то спешите,– заворчал старичок, поворачиваясь ко входу в центр,– все бежите, глаза выпучив, не хватает в вас нынешних основательности, солидности, терпения, чтобы по-настоящему заниматься наукой…Вот помню в девяносто седьмом…

– Наумыч!– взвыл почти что раненным зверем Тарас.

– Хорошо!Хорошо! Только гостям необходимо будет переодеться, чтобы посетить блоки и пройти дезинфекцию!

– Ты же нас уже обрызгал?– возмутился советник Президента, но, поймав на себе разом ставший строгим и серьезным взгляд вирусолога осекся, и замолчал.

– Как к вам хоть обращаться?– посмотрел старичок на меня из-под маски.

– Никак!– прервал его Тарас.– Просто люди, просто специалисты в своей области.

Глава центра пожал плечами и зашагал ко входу. Недлинной вереницей мы последовали за ним. Впереди Тарас, за ним заинтересованный Света, потом Янка со своим айфоном, следом я, а нашу процессию замыкала недовольная и скептически настроенная Агриппина.

– Здесь съемка запрещена!– строго предупредил Красовскую вирусолог у самого входа. Журналистка поморщилась, зло фыркнула, но телефон все же убрала.

Нас завели внутрь. На вахте толпились трое военных в таких же марлевых масках, как и старичок. У каждого из них на поясе висело по боевому пистолету в кобуре и по резиновой дубинке. Едва мы приблизились к невидимой никому черте, за которую переступать были и не должны, как дорогу нам перегородил самый, видимо, самый старший из них.

– Режимный объект!– сообщил он нам, скрестив мускулистые руки на груди.– Вход только по пропускам.

Тарас мгновенно засуетился, зашарил в полной черной кожаной папке с документами, и через пару секунд вытащил бумагу с гербовой печатью. Что было на ней написано, рассмотреть мне не удалось. Но неприветливое выражение лица охранника мгновенно сменилось после прочтения данной бумаги на вежливо-предупредительное, он отдал короткое воинское приветствие советнику и отступил в сторону:

– Добро пожаловать в центр вирусологии и бактериологии!– проговорил он, делая успокаивающий жест своим напарникам, мол, ничего страшного, документы в порядке, все свои.

Нас пропустили через вестибюль в длинный узкий коридор с закрытыми наглухо дверьми. Тусклые лампы дневного света еле пробивали окружающий полумрак, выглядевший довольно-таки зловеще.

– Вирус мы начали изучать сравнительно недавно по поручению Президента,– начал свой рассказ Иннокентий Наумыч, шагая куда-то вдаль по коридору. Мы вынуждены были следовать за ним, чтобы ничего не упустить из сказанного ученым,– первые образцы прибыли к нам позавчера вечером, но первые результаты уже имеются.

В конце коридора оказалась короткая лестница из трех ступеней, ведущая к огромному металлическому шлюзу. Вирусолог открыл электронный замок, и дверь отъехала в сторону, открывая перед нами небольшую комнату с несколькими автоклавами.

– Вирус чрезвычайно заразен. Переносится воздушно-капельным путем, попадая в человеческий организм вступает в реакцию с белками, вызывая их гибель.

– Что?– переспросил я у жены, наклонившись над ухом.

– Происходит что-то вроде тлена…– пояснила она, жадно слушая светилу вирусологии.

– Именно!– подхватил старик, который только прикидывался, скорее всего, слеповатым и глуховатым, а на самом деле был умнее и всех нас вместе взятых.– Тлен! Организм разлагается за считанные дни, а в некоторых особенно опасных случаях и часы. Уничтожение белковой ткани ведет к гибели человека.

– Лекарство?– коротко поинтересовался Тарас.

– Выявить ДНК данного вируса пока не удалось,– пожал плечами Иннокентий Наумыч, открывая шкафы автоклавы один за другим, на ходу продолжая свой рассказ. В шкафах, покрытые капельками влажного пара, стояли самые настоящие скафандры, белые, новенькие, безразмерные, абсолютно герметичные. На каждой прозрачной сфере висела бирка с датой их последнего испытания. Внизу ютились резиновые сапоги с высокими голенищами,– одевайтесь, пожалуйста…

– Я…– попробовала возмутиться ведьма, но поймала мой грозный взгляд, и недовольно пошла облачаться в след за Красовской.

– Есть предположение, что выловить это самое ДНК и не выйдет…– заключил вирусолог, помогая мне одеть защитный шлем на голову. Внутри скафандра было очень жарко. Тело, как будто попало парилку. Прорезиненный он весь скрипел, кряхтел, каждый шаг в нем давался с огромным трудом, и я, если честно, довольно смутно представлял, как в нем можно не только ходить, но и работать. Рядом пыхтела Света. Ей костюм пришелся почти в пору, а вот Янке провалилась в свой, готовая вместить рядом с собой во вторую штанину еще одного человека.

Меня обдало знакомой волной холода. Кто-то применил магию. Легкую, почти незаметную для постороннего взгляда, но магию…Но кто? Я быстро огляделся. Тарас и Иннокентий Наумыч были уже почти готовы. А вот Агриппа только влазила внутрь скафандра, чертова ведьма, все же решила его подкорректировать и уменьшила заклятием размер защитной амуниции. Незаметно я показал ей кулак. Она потупила невинно глазки и пожала плечами. Ох, уж эта ее тяга к красоте…Не доведет она ее до добра! Стремясь отвести внимание ученого и советника Президента от неожиданных метаморфоз, случившихся со скафандром, я обратился к вирусологу с очередным вопросом. Попытался докричаться, но Иннокентий Наумыч, с такой улыбкой, словно объясняя неразумному грудничку, что стул – это стул и на нем надо сидеть, указал пальцем куда-то себе под шею, потом мне, намекая на микрофон. Все правильно! Немного пошевелив у кадыка, я услышал сначала хриплое сипение, а потом спокойный и насмешливый голос ученого:

– Неужели вы думали, что сотрудники нашего центра так и кричат целый день на работе на разрыв?

Я промолчал. Старик мне не понравился с самого начала. Заносчив, ехиден и самовлюблен, а вот Света с Красовской слушали его, раскрыв рты.

– Почему невозможно определить его ДНК?– повторил я свой вопрос уже в микрофон, пытаясь слегка подвигаться в костюме, чтобы привыкнуть к новым мироощущениям.

– Попав в человеческий организм, вирус тут же мутирует, изменяется, приспосабливается, подавляет иммунитет. В итоге на выходе мы получаем совершенно другой вирус, нежели тот, который попал в организм инфицированного изначально.

– Так быстро?– услышал я в динамике голос супруги.

– В этом его ключевая особенность! – гордо заключил Иннокентий Наумыч.

– Значит, лекарство от него найти практически невозможно?– ошеломленно поинтересовалась Яна.

– Почему же?– выпятил тощую грудь в скафандре ученый-вирусолог.– наш институт проводит исследования, работает над тем, чтобы все-таки выявить общий генотип данного вируса и создать вакцину.

– И как скоро возможно ее создание?– неожиданно вступила дотоле молчавшая Агриппина.

– Лет пять, максимум десять…При ускоренных темпах и хорошем финансировании мы можем закончить в рекордные сроки, примерно, года три, но это будет лишь экспериментальный образец, который на реальных людях применять было бы не совсем желательно.

– То есть вы считаете, что они у вас есть, эти десять лет?– возмущенно фыркнула. Словно рассерженная кошка ведьма.– И все эти десять лет люди будут дохнуть, как мухи, а вы будете исследовать, пробовать, экспериментировать в своих гребаных скафандрах, ища выход?

– Почему же вы считаете…

– Потому!– коротко отрезала Агриппа.– Судя по распространению вируса у нас есть максимум месяц, и то с натяжкой! После месяца вам вакцину колоть станет некому, да и незачем, потому что в Украине останетесь только вы и ваша исследовательская группа!

– Я бы попросил…– возмутился робко Иннокентий Наумыч, в основном глядя конечно же на Тараса. Ища у него поддержки и защиты, но советник Президента неожиданно принял сторону разбушевавшейся колдуньи.

– Извините, Иннокентий Наумыч, вы, конечно, светила и светоч! Наша гордость и тому подобное, но Агриппа права…Десяти лет у нас нет…Боюсь, даже года. Пройдемте в лабораторию, у нас слишком мало времени…

Обиженный ученый коротко кивнул, лязгнув металлическими сочленениями скафандра. Набрал пальцами в толстых, плотных, прорезиненных перчатках на двери какой-то код, и та поехала в сторону, открывая нам путь в недры самого засекреченного института страны.

Лаборатория по изучению мышиного гриппа представляла собой точно такой же длинный коридор, который нас встретил на вахте, только с множеством дверей и прозрачных стен, собранных из оргстекла. Через них можно было легко наблюдать за тем, что творилось в каждой из секций.

Чтобы взглянуть на их работу, мне приходилось в неудобном скафандре каждый раз поворачиваться всем телом, вместо того, чтобы крутить просто головой. Рядом в микрофоне очарованно вздыхала Светлана, любуясь на дорогое оборудование, да обиженно сопел Иннокентий Наумыч. Остальные двигались молча.

 

В первой же секции нас встретило несколько сотрудников, которые тщательно рассматривали что-то под огромными стационарными микроскопами. Мне они чем-то напомнили школьников на уроке биологии, когда мы рассматривали луковую чешую. Только в ту пору скафандров на нас не было. Да и вид был более беззаботным.

В другой комнате, кипели пробирки, бурлили колбы. Один из ученых, для меня в скафандрах они были все бесполыми, тщательно фиксировал результаты своих опытов, пытаясь что-то черкать ручкой на листе бумаги. Судя по корявым движениям, получалось это у него не важно…В конце концов, намучившись, он бросил ручку, и в микрофоне тут же раздался отборный мат.

– Здесь мы пытаемся воздействовать на вирус различными химическими препаратами, изучить его реакцию на то или иное вещество. Пока результатов мало…Он не восприимчив к чему-либо…– с грустью заметил Иннокентий Наумыч.

– А здесь идут работы по забору биоматериала. В основном попадаются отказники, те, кого хоронить некому или не за что…

За толстым стеклом работало несколько ученых, крутившихся вокруг тела на каталке. Из-под застиранной простыни торчало две покрытые струпьями разложения две худые ступни с грязными пальцами, судя по размеру мужских…Яна рядом закашлялась, гася с трудом рвотный спазм и отвернулась.

– Биоматериала хватает?– с беспокойством чиновника уточнил Тарас, жадно прислонившись к стеклу. Человеческая смерть, особенно чужая, всегда привлекает к себе пристальное внимание, потому что немногие знают, что ждет их там, за порогом…И лишь таким, как я, немногим посчастливилось, узнать, что не все так страшно, и наш организм лишь переходит из одного состояния в другое, из одного мира, в другой.

– К сожалению, материал этот – штука скоропортящаяся,– расстроено покачал головой,– такого быстрого процесса разложения я еще не видел за столько лет своей работы! Тела разлагаются, буквально, на глазах!

– Я хочу зайти туда!– жадно прильнув к стеклу, проговорила Агриппина, не сводя глаз с трупа.

– Никак невозможно! Как раз проходит забор проб…– начал отнекиваться Иннокентий Наумыч.

– Немедленно!– рявкнула ведьма, и ученый не посмел ее ослушаться.

Набрал на двери код, на этот раз распахивая ее внутрь.

– Только прошу вас…

– Тихо!– огрызнулась колдунья, бросаясь внутрь. Шагнул к трупу, заставив отпрянуть в сторону лаборантов. Медленно потянула простынь на себя, открывая изъеденное гниением оскалившиеся лицо мужчины средних лет. Смотреть на него было невыносимо. Кожа слезала с него кусками, обнажая кости черепа, гнилые зубы, носовую впадину. Казалось, что он скалится, лежа препарированный на столе, насмехаясь над нами, пытающимися остановить пандемию.

– Агриппа…– позвал я ведьму, но та не ответила. Отмахнулась от руки Светы и стала расстегивать скафандр.

– Никак не возможно! Остановите ее!– завопил Иннокентий Наумыч, замахав руками.– Вирус мгновенно ее поразит! Немедленно прекратите!

Но чародейка никого не слушала. Она сняла сферу и, как можно ближе наклонилась к гниющему трупу, повела носом, словно беря чей-то след. Сделала несколько пассов руками над умершим и повернулась ко мне. В глаза ее стояла настоящая тревога и беспокойство. Тарас и вирусолог почти со священным ужасом смотрели на нее.

– От него просто смердит магией, Дворкин! Черной магией, цыганской…Мы на правильном пути!

10

Киев 2020 год

Март

Эти сны всегда начинались одинаково. Отец Матвей долго не мог уснуть в своей келье, ворочался с боку на бок. В голове крутились какие-то посторонние мысли, и о внутреннем упокоении, которое так важно, не могло быть и речи, а потом он, как будто, проваливался куда-то в темноту, оказавшись в мире грез, теряя ощущение нереальности происходящего, погружался в видения, всплывая из их теплого или же ледяного, как талая весенняя вода, омута, лишь к утру.

Так случилось и в этот раз…И вроде несколько раз прочитал про себя «Отче наш…», перекрестился, думая о праведных делах, запланированных на завтрашний день, но сон упрямо не шел, а потом в один миг, раз…И отец Матвей, словно провалился куда-то вниз, потеряв под ногами опору, оказавшись на улицах знакомого с детства Киева, где будучи семинаристом Духовной Академии беззаботно бродил по усыпанным каштанами улочкам, наслаждаясь видами вольного Днепра, медленно и величественно рассекающего города на две половины.

Только в этот раз столица мало напоминало ему себя прежнею…Вместо ярких вывесок, широких, умытых осенним дождем проспектов, вокруг царили разруха и запустение. Его любимая булочная со свежими ароматными яблочными пирогами у еврейки Сары встретила его выбитыми окнами, следами пожарища, полуразрушенными стенами. Серые, словно могильные кресты, обожженные остовы деревьев одиноко толпились вдоль Крещатика. Обугленные автомобили застыли на главной улицы страны, как будто в одной длинной пробке, растянувшись так далеко, что едва хватало взгляда, чтобы уловить, где начинается она и где заканчивается, теряясь в многочисленных переулках. Высотки, окружившие Крещатик, как не догоревшие свечи, все еще дымились копотным дымом пожаров.

По спине отца Матвея пробежал неприятный холодок. Такого он не мог представить, даже в своих самых смелых, самых ужасных фантазиях! Он огляделся по сторонам и осторожно шагнул вперед. Под ногами противно зашуршал битый кирпич, вперемешку с давленым стеклом, жуткой мешаниной которых была усыпана вся улица. Он был один, будто вымер весь город – миллионник, будто исчезли разом все киевляне, оставив после себя лишь нечто похожее на апокалипсис.

– Господи, спаси и сохрани!– перекрестился батюшка, шагая вперед, в поисках хоть какой-нибудь живой души.– Что же это такое-то…– шептал он, перешагивая через поваленные электрические столбы, огибая по широкой дуге кучи мусора, наваленные прямо в центре города. Все вокруг и впрямь напоминало какой-то голливудский блокбастер о конце света, по крайне мере, декорации были очень похожи.

– Люди-ии!– прокричал отец Матвей, но его голос лишь звонким эхом отразился от каменных коробок магазинов пустынного Крещатика.– Лю-ди!

Где-то левее послышался шорох. Путаясь в длинных полах рясы, батюшка шагнул в эту сторону, где все еще дымился черный остов какой-то старенькой иномарки.

Кто здесь?– настороженно спросил он, заглядывая за капот.

Шорох становился все отчетливее. На всякий случай выставив впереди себя крест, отец Матвей шагнул вперед, зажав его в потной от ужаса ладони.

Злобный рык раздался откуда-то слева, батюшка еле успел ошатнуться в сторону, пока прямо перед его лицо не промелькнуло что-то черное.

– Ааа!– заорал он, только сейчас рассмотрев нападающего.

Скрюченные почерневшие от тлена пальцы с обломанными под самый корень ногтями на волосатой крепкой мужской руке почти царапнули его по плечу. Спасла плотная ткань рясы, которая только прорвалась, оставив кожу неповрежденной. Перед святым отцом стояло нечто очень отдаленно напоминающее собой в глубоком прошлом человека. Косматые грязные волосы спадали с плеч, закрывая почти половину лица, старая потрепанная одежда. А точнее ее лохмотья, закрывали лишь только треть тела, при чем не самую интимную. Все тело этого существа было покрыто гниющими струпьями и открытыми язвами, из которых сочился трупный яд и желтоватый гной. Отца Матвея передернуло от увиденного кошмара. Он попятился назад, выставив перед собой крест и безостановочно шепча все пришедшие на память молитвы:

– Святая заступница Дева Мария…Во имя Отца и Сына и Святого Духа и ныне и присне....

Существо неприятно заурчало, что одинаково могло означать и недовольство своей промашкой и удовлетворение от того, что жертва приперта к обгорелой машине и теперь никуда не денется. Как волк на охоте, бывший в прошлом мужчиной полуживой труп, нарезая круги, стал медленно сближаться с жертвой, которой себя, как никогда до этого в жизни ощущал отец Матвей.

– Сгинь нечистая! Сгинь!– голос все же дрогнул. Ох, не так, отче представлял себе свою смерть. Ох, не так! Это должно было случиться в полутемной келье, на постели, в солидном пенсионном возрасте, после принятия положенного причастия, но никак не от когтей нестриженого мертвеца, восставшего, словно из могилы.

– Сгинь!– прокричал отец Матвей, заметив короткое резкое движение ног нападавшего. Тот, будто бы присел, совсем по-собачьи, оскалился, показав гнилые зубы с черными корнями, и прыгнул, целя по незакрытыми рясой участками тела.– Сги-инь!– заорал батюшка, понимая, что не успевает ни уклониться, ни увернуться, лишь выставляя перед собой, чисто инстинктивно православный крест.

Последнее, что он увидел, это была оскаленная пасть врага и смрадный запах гниения, сопровождающий это существо, а потом он проснулся…Проснулся, одним рывком сев в постели, твердой, неудобной, как и положено для человека, который всю жизнь свою посвятил служению Всевышнему.

Холодный пот неприятной ледяной струйкой полз между лопатой, заставляя дрожать, вспоминая ночной кошмар. За узким, больше похожим на орудийную бойницу окном занимался рассвет. Небо серело. Ночь рваными клочьями туч спешила побыстрее убраться с небосвода, уступая место солнечному деньку. День сменяет ночь, тьма уходит и становится светло…

– Боже, спаси и сохрани!– широко перекрестился отец Матвей. Босые ступни ног неприятно морозил каменный пол. Батюшка встал с кровати и потянулся к стакану с водой, стоящему на столе. Залпом выпил ледяной напиток, почти не чувствуя холода. За ночь келья выморозилась, а кое-где на каменных стенах проступили серебристые морозные узоры инея.

Что это было? Обычное сновидение? Отдых усталого мозга или все же некое предупреждение? Что если Господь выбрал именно его, никому неизвестного инока для того, чтобы предостеречь человечества от некой серьезной угрозы?

От таких мыслей, попахивающих одним из смертных грехов – гордыней, отец Матвей поежился. Если так, то в его руках информация о скором апокалипсисе, о том, что касается не только его, его близких или Украины, но и, пожалуй, всего мира…Что если это так? А он промолчит о своем сне? Никому не доложит, не расскажет, и все, что было в сновидениях станет жуткой реальностью? Что тогда? Как поступить? Как быть ему?

Недовольно поморщившись, отче сел обратно на кровать, обхватив кудлатую голову руками. Невыспавшиеся глаза болели, словно засыпанные песком, а в висках шумело. Не молод он уже, не молод…Годы берут свое, а ведь когда-то крепкий и по-спортивному сложенный Матвей Егорьевич Сарычев получал приглашение после окончания Семинарии на работу в Святой Инквизиции, куда действительно отбирали самых лучших. А теперь? Трусит, как последняя гимназистка, перед каким-то непонятным отрывочным ночным кошмаром…

Воспоминания об Инквизиции навели его на мысль, что неплохо было бы известить именно эту таинственную и самую засекреченную организацию Русской Православной Церкви о своем кошмаре. Уж там-то ему точно поверят! Вопросов лишних задавать не будут, да и смеяться в след тоже, украдкой показывая пальцем у виска, намекая на то, что отец Матвей на старости лет совсем «с глузду съихав». За несколько сот лет своей работы они привыкли видеть и слышать небылицы похуже. Взять, например, историю с половецким Ханом в Харькове, произошедшую несколько лет назад, наделавшую много шума в узких кругах. Подробности операции были засекречены, но кое-что просочилось среди церковников. В частности, что хан восстал ни один, а с многотысячным войском, и, что для проведения обряда упокоения, пришлось проводить целую войсковую операцию под предлогом учений. Так удивятся ли такие ребята его истории про пораженный страшным вирусом Киев?

Со вздохом отец Матвей отмел этот вариант. Обращение в Инквизицию лучше подкрепить чем-то посерьезней обычных опасений, да сновидений, которые к тому же можно толковать абсолютно по-разному. Тогда что? Остается разобраться самому, а для этого необходима информация…где ее можно добыть? Только в одном месте! В шикарной библиотеке Киево-Печорской Лавры, там, где хранятся документы за всю тысячелетнюю историю Руси, начиная с момента ее Крещения.

Решено! Хлопнул себя по коленкам отец Матвей. Да простит его Господь, но заутреню придется пропустить, потратив это время на изыскания в библиотеке. Что там следует искать? Только факты! История циклична, зло не оригинально, порой, Тьма применяет одни и те же приемы для достижения своих целей. Возможно, что в библиотеке, есть информация о нечто похожим, случившимся много лет тому назад, но тем не менее надежно стертым из памяти жителей Земли.

Решив, что делать дальше, отец Матвей даже как-то стал чувствовать себя немного уверенней. Выпрямился, подтянулся. План, пусть и не идеальный, все же давал, если не решение, то хотя бы возможное объяснение проблемы.

 

Собрался в пять минут, натянув через голову черную, простую рясу, кое-где потертую по краям от долгого ношения. Пригладил пятерней волос, поправляя растрепавшиеся за ночь кудри. Окладистую седую бороду расчесывать было некогда. Если это не сон, а некое предвидение, то оставалось слишком мало времени у него, чтобы потратить его так безобразно.

Распахнул дверь в коридор, который, как ему было и положено, был пуст в это время суток. Все братья по вере собирались в главном храме Лавры для утренней молитвы. Отец Матвей прошмыгнул мимо всех, оставшись незамеченным, держась в стороне от оживленных анфилад и коридоров, стараясь не выходить из тени факелов, в обилии развешенных по каменным стенам, помнящим еще татаро-монгольское иго.

Шикарная библиотека Киево-Печорской Лавры находилась в подземных казематах монастыря, скрытая вот уже много веков от посторонних глаз толстыми стенами обители. Даже в сумасшедшее советское время, когда веру притесняли, гнобили, а ее служителей отправляли на лесоповал далеко на север, когда из монастыря сделали экскурсионный объект, даже тогда политбюро приняло решение о том, чтобы не трогать книжные хранилища киевских православных, закрыв туда доступ для всех, кроме пары десятков особенно выдающихся ученых-историков.

С восстановлением православия в странах бывшего СССР, с отходом от безбожия и возвращения в лоно церкви, Лавра снова стала объектом паломнических поездок, но библиотека, как была засекречена, так и осталась, только теперь она перешла в ведение вновь созданной и набравшей силу Святой Инквизиции. На входе в подвал, запечатанный наговором стояли два дюжих молодца в рясах с закрытыми глубокими капюшонами лицами. Никто в Лавре не знал, как они выглядят, никто не был уверен, что они вообще люди, но каждый раз, будь то день или глубокая ночь, они вдвоем встречали решившего почитать обитателя монастыря на пороге секретной библиотеки.

Вот и сейчас, едва Матвей показался в начале коридора, стражники сдвинулись ко входу, молчаливо сопровождая его взглядом.

Для входа внутрь нужен был специальный пропуск – маленький нательный крестик, который легко вставлялся в небольшую прорезь в двери библиотеки. Наговор снимался сам собой, засовы изнутри отпирались и, если все было в порядке, можно было войти внутрь. Такой пропуск у отца Матвея, как ни странно был. Ему он достался совершенно случайно, когда Владыка попросил его, совсем молодого послушника, подготовить доклад на Всеправославный Синод, проходивший двадцать лет тому назад в Москве, используя материалы засекреченной библиотеки, тогда речь шла о самостоятельности Украинской Церкви, переделе земель, но дальше разговоров дело так и не тронулось.

Стражники перегородили ему путь, сомкнув ряды. Из-под глубоких капюшонов клубился дым, или отцу Матвею, разгоряченному происходившими событиями, это только показалось? Он протянул крестик. Почувствовав, как от серебра потянуло теплом. Инквизиторы расступились, давая возможность подойти к двери поближе.

Только бы получилось…Только бы он еще действовал! Помолился про себя отец Матвей, вставляя крестик туда, где в обычных дверях находится замочная скважина. Замер, ожидая чего-то невероятного…Но нет! Тихо скрипнули внутри засовы, заскрипели давно не смазанные петли, и дверь отъехала в сторону. В нос ударил запах затхлости и пыли. Захотелось чихнуть, но он сдержался.

Внутри его встретили огромные, до самого потолка, стеллажи с книгами манускриптами, папирусами и огромными скрижалями. В самом дальнем углу, примерно на длину футбольного поля, стоял еле различимый на таком расстоянии журнальный столик, табурет и несколько подсвечников. Откуда-то сверху через зарешеченные окна пробивался узкий, как нож, луч света, разрезающий тьму, обступившую книгохранилище со всех сторон. Сверху отдаленно и гулко слышались голоса, рев машин, неспешные и благочестивые беседы послушников обители, бредущих на заутреню. Из-за чего отец Матвей сделал вывод, что тайная библиотека Киев-Печорской Лавры тянется под землей на многие и многие десятки метров.

– Так, Матвей!– оборвал он себя, любующегося зодческим искусством строителей прошлого. Умели же тогда монахи строить так, чтобы на века!– Пора и честь знать! Мир в опасности, а ты тут не пойми о чем думаешь!

Когда-то давно, пару веков назад, слышал батюшка слышал, что в этом книгохранилище был свой библиотекарь. Такой чести удостаивался самый отъявленный негодяй, решивший искупить свою вину перед Богом, верой в него и выбравший путь покаяния. Его помещали сюда навсегда, и он год за годом, не видя белого света, читал, складывал по полочкам, систематизировал, составлял картотеку. Когда в начале двадцатых годов к власти пришли большевики, библиотека перестала быть достоянием церкви, НКВД пригнало сюда несколько десятков архивариусов, которые в течении пятнадцати лет составили самый полный каталог всех манускриптов, хранящихся в Лавре, необходимость в библиотекаре отпала само собой. Картотека была составлена, а вот ее составители покоятся где-то на дне Днепра с самого тридцать пятого года, официально числившись пропавшими без вести. Контора никогда не любила выдавать свои тайны кому бы то ни было. Не зря товарищ Сталин говорил, что знают двое, то знает и свинья.

Вздохнув отце Матвей шагнул в сторону черного шкафа из красного мореного дуба с множеством мелких ящичков, больше напоминающих шкатулки, каждая такая шкатулка была подписана. Смахнув краем рясы пыль, батюшка попытался найти то, что ему было нужно.

– Войны…Правители…Церковные иерархи…Ведьмы… Рассвет Инквизиции…– начал читать он, водя указательным пальцем по дверцам шкафа. – Не то…Где же оно?

Тем было столько много, что казалось, им не будет и числа. Священнослужителю вполне грозила опасность остаться здесь до конца своих дней, но он не унывал. Уныние – тоже смертный грех.

– И где же оно?

– Пандемия…– глаза совершенно случайно упали на этот неприметный угловой ящик, словно Господь услышал его молитвы и пошел навстречу, подтолкнув к необходимой дверце.– Пандемия…

Перед глазами мелькнули сцены из его кошмара. Гниющий заново человек, нападающий на него, разрушенный Киев, пустые, вымершие улицы, пожары и запустение…

– Спасибо, Господи!– рывком он распахнул дверцу, увидев аккуратно сложенные стопочки дополнительных бланков.– так, что тут у нас,– забормотал он, перебирая пожелтевшие от времени листы,– чума, тиф, холера…Где же ты? А, вот!

– Материалы расследования возникновения эпидемий, ведущих к истреблению рода человеческого! Стеллаж сорок семь, седьмая полка снизу,– прочитал он. Ему сегодня определенно везло, и это ли не было бы доказательством богоугодности задуманного им дела?

Сорок седьмой стеллаж оказался чуть ли не в самом конце коридора. Пришлось испачкаться с ног до головы в паутину и пыль, пока пробирался туда. Несколько крыс с визгом прянули в сторону, поджав хвосты, заслышав его аккуратные шаги.

Под толстым слоем пыли и паутины на полке стояла потертая от времени обычная бумажная папка. Кто-то поверх обложки широким размашистым почерком написал название « Цыганское проклятие».

Отче искал совершенно другое, поэтому и растерялся в первый момент, но все же решил почитать. Ошибки редко закрадывались в библиотеку Лавры.

На первой страницы было несколько дат, написанных в столбик, рядом с каждой необходимое пояснение. 350 лет до нашей эры – война израильтян и Филистеи. 551 год нашей эры – Юстианова чума и так далее, далее, далее…Отце Матвей переворачивал страницу за страницей, вчитываясь в скупые строчки списка. Завершали его «свиной и птичий грипп», поразивший не так давно нашу планету. Следующими шли холера, тиф, СПИД, туберкулез и прочие пандемии, которыми рано или поздно болело человечество. Их описание можно было опустить, хотя было жутко интересно, время дорого, и пришлось сразу перейти к выводам.

Рейтинг@Mail.ru