– Знаю, – ответила Василида. – Вы бы сами там как-нибудь поаккуратнее, владыко.
– Постараюсь, честная мать Василида! Пойдем, брат Касьян, – я собрался.
Вот, стало быть, идут они путем-дорогою, и все у них по-хорошему. Оба спокойные, оба в белых одеждах. И сердца их так же чисты, как их ризы. Но неуемная душа Николая нет-нет да и взметнется. «Заушил ты Ария, Николай?» – спросит господь. Я так прямо и отвечу: «Да, господи, заушил!» – «Как же тебе не стыдно? А еще святитель, а еще епископ, а еще воздержания учитель!..» – «Да, – скажу, – господи, это мой великий грех. Не стерпел. Очень мне противно показалось. Уж если сомневаться в том, что Иисус Христос не твой сын, а простой, обыкновенный человек, то, значит, долой и веру, и церковь, и будущую жизнь. Стократно неправ был я в тот день. Накажи меня, отец, накажи посильнее…» А вот то, что ко мне разные люди приходят, – и блудницы, и преступники, и язычники, и всякий простой народ, и я их врачую и наставляю, как умею… Тут уж я ничего не сумею ответить. Просто скажу ему: «Куда же им, глупым и бедным, идти, кроме меня? Ну, невольно и пожалеешь. Прости меня, всемилостивый, за смелость мою!»
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Вот уже почти дошли святители до Града Невидимого, и вдруг на пути заминка. Оказывается, ехал мужик с тяжелым возом по грязной дороге, да заснул и увязил в грязище лошадь и телегу. Ну, известно, мужик – дурак. Давай полосовать мерина и кнутом и кнутовищем, да еще ругается.
– Экий ты, братец, какой несуразный! – говорит ему Николай. – Чем зря животину стегать, ты бы ее рассупонил сначала.