Александр Куприн
Ученик
– Он спился? – спросил вскользь студент.
– Откуда вы это знаете? – спросил с удивлением Балунский.
– Да оттуда… Поступки людей крайне однообразны. Право, иногда скучно становится жить.
После долгого молчания Балунский спросил:
– А отчего вы сами играете?
– Право, я и сам этого не знаю, – сказал с печальным вздохом студент. – Вот я дал себе честное слово не играть ровно три года. И два года я воздерживался, а сегодня меня почему-то взмыло. И, уверяю вас, – мне это противно. Деньги мне не нужны.
– Вы их сохраняете?
– Да, несколько тысяч. Раньше я думал, что сумею ими когда-нибудь воспользоваться. Но время пробежало как-то нелепо быстро. Часто я спрашиваю себя – чего мне хочется? Женщинами я пресытился. Чистая любовь, брак, семья – мне недоступны, или, вернее сказать, я в них не верю. Ем я чрезвычайно умеренно и ничего не пью. Копить на старость? Но что я буду делать в старости? У других есть утешение – религия. Я часто думаю: ну вот, пускай меня сделают сегодня королем, императором… Чего я захочу? Честное слово – не знаю. Мне нечего даже желать.
Монотонно журчала вода, рассекаемая пароходом. Светло, печально и однообразно лила свой свет луна на белые стенки парохода, на реку, на дальние берега. Пароход проходил узким, мелким местом… «Шесть… ше-е-сть с половиной!.. Под таба-а-к!»
– кричал на носу водолив.
– Но как вы играете? – спросил робко Балунский.
– Да никак, – ответил лениво студент. – Я играю не на картах, а на человеческой глупости. Я вовсе не шулер. Я никогда ни накалываю, ни отмечаю колоду. Я только знакомлюсь с рубашкой и потому играю всегда вторым сортом. Ведь все равно после двух-трех сдач я буду знать каждую карту, потому что зрительная память у меня феноменальна. Но я не хочу понапрасну тратить энергию мозга. Я твердо убежден, что если человек захочет быть одураченным, то несомненно он и будет одурачен. И я знал заранее судьбу сегодняшней игры.
– Каким образом?
– Просто. Например: земский начальник тщеславный и глупый дурак, простите за плеоназм. Жена делает с ним все, что хочет. А она женщина страстная, нетерпеливая и, кажется, истеричная. Мне нужно было обоих их втравить в игру. Он делал глупости, а она назло вдвое. Таким манером они пропустили тот момент, когда им шло натуральное счастье. Они им не воспользовались. Они стали отыгрываться тогда, когда счастье повернулось к ним спиной. Но за десять минут до этого они могли бы меня оставить без штанов.
– Неужели это возможно рассчитать? – спросил тихо Балунский.
– Конечно. Теперь другой случай. Это полковник. У этого человека широкое, неистощимое счастье, которого он сам не подозревает. И это потому, что он широкий, небрежный, великодушный человек. Ей-богу, мне было немножко неловко его потрошить. Но уже нельзя было остановиться. Дело в том, что меня раздражали эти три жидочка.
– Не вытерпел – зажглося ретивое? – спросил стихом из Лермонтова старый шулер.
Студент заскрипел зубами, и лицо его оживилось немного.
– Совершенно верно, – сказал он презрительно. – Именно не вытерпел. Судите сами: они сели на пароход, чтобы стричь баранов, но у них нет ни смелости, ни знания, ни хладнокровия. Когда он мне передавал колоду, я сейчас же заметил, что у него руки холодные и трясутся. «Эге, голубчик, у тебя сердце прыгает!» Игра-то их была для меня совершенно ясна. Партнер слева, тот, у которого бородавочка на щеке заросла волосами, делал готовую накладку. Это было ясно, как апельсин. Нужно было их рассадить, и поэтому-то, – тут студент заговорил скороговоркой, – я и прибегнул, cher maitre[2], к вашему просвещенному содействию. И я должен сказать, что вы вполне корректно выполнили мою мысль. Позвольте вам вручить вашу долю.
– О, зачем так много?
– Пустяки. Вы мне окажете еще одну услугу.
– Слушаю.
– Вы твердо помните лицо земской начальницы?
– Да.
– Так вы пойдете к ней и скажете: деньги ваши были выиграны совершенно случайно. Вы даже можете ей сказать, что я шулер. Да, но, понимаете, в этаком возвышенном байроновском духе. Она клюнет. Деньги она получит в Саратове, в Московской гостинице, сегодня в шесть часов вечера, от студента Држевецкого. Номер первый.
– Это, стало быть, сводничество? – спросил Балунский.
– Зачем такие кислые слова? Не проще ли: услуга за услугу.
Балунский встал, потоптался на месте, снял шляпу. Наконец сказал неуверенно:
