Не прошло и получаса, как на столе ворохами лежали кредитные билеты, столбики золота и груды серебра. Банкомет все время проигрывал. При этом он очень правдоподобно разыгрывал удивление и негодование.
– Это вам всегда так везет на пароходах? – спрашивал он с ядовитой усмешкой партнера.
– Да. А особенно по четвергам, – отвечал тот хладнокровно.
Неудачный игрок потребовал новую талию. Но он опять стал проигрывать. Вокруг их стола столпились пассажиры первого и второго классов. Игра понемногу разожгла всех. Сначала вмешался добродушный артиллерийский полковник, потом акцизный чиновник, ехавший в Асхабад, и бородатый редактор. У мадам Кострецовой загорелись глаза, и в этом сказалась ее пылкая, нервная натура.
– Ставьте же против него, – сказала она злым шепотом мужу. – Разве вы не видите, что его преследует несчастье.
– Mais, дорогая моя… Бог знает с кем, – слабо протестовал земский начальник.
– Идиот! – сказала она злым шепотом. – Принесите из каюты мой ридикюль.
Студент давно уже понял, в чем дело. Для него было совершенно ясно, что эти три человека составляют обыкновенную компанию пароходных шулеров. Но, очевидно, ему нужно было кое-что обдумать и сообразить. Он взял в буфете длинную черную сигару и уселся на балконе, следя, как тень от парохода скользила по желтой воде, игравшей солнечными зайчиками. Помощник капитана, увидев его, сбежал с рубки, многозначительно смеясь.
– Профессор, хотите, я вам покажу одного из самых интересных людей в России?
– Да? – сказал равнодушно студент, стряхивая ногтем пепел с сигары.
– Посмотрите, вон тот господин, с седыми усами и с зеленым шелковым зонтиком над глазами. Это – Балунский, король шулеров.
Студент оживился и быстро посмотрел направо.
– Этот? Да? В самом деле Балунский?
– Да. Этот самый.
– Что же, он теперь играет?
– Нет. Совсем упал. Да если бы он и сел играть, так ведь, вы знаете, мы обязаны предупредить публику… Он только торчит за столами, смотрит и больше ничего.
В это время Балунский проходил мимо них, и студент с самым живым интересом проводил его глазами. Балунский был высокий, прекрасно сложенный старик с тонкими, гордыми чертами лица. Студент многое увидал в его наружности: давнишнюю привычку держать себя независимо и уверенно на глазах большой публики, выхоленные, нежные руки, наигранную внешнюю барственность, но также и маленький дефект в движении правой ноги и побелевшие от времени швы когда-то великолепного парижского пальто. И студент с неослабным вниманием и с каким-то странным смешанным чувством равнодушной жалости и беззлобного презрения следил за всеми этими мелочами.
– Был конь, да изъездился, – сказал помощник капитана.
– А внизу идет большая игра, – сказал спокойно студент.
Потом, вдруг повернувшись к помощнику капитана и глядя ему каменным взглядом в самые зрачки, он сказал так просто, как будто заказывал себе завтрак или обед:
– Вот что, mon cher ami[1], я к вам приглядываюсь уже два дня и вижу, что вы человек неглупый и, конечно, стоите выше всяких старушечьих предрассудков. Ведь мы с вами сверхлюди, не правда ли?
– Да, вообще… И по теории Ницше, вообще… – пробормотал важно помощник капитана. – Жизнь человеческая…
– Ну, ладно. Подробности письмом.
Студент расстегнул сюртук, достал из бокового кармана щегольской бумажник из красной кожи с золотой монограммой и вынул из него две бумажки, по сто рублей каждая.
– Держите, адмирал! Это ваши, – сказал он внушительно.
– За что? – спросил помощник капитана, захлопав глазами.
– За вашу за прекрасную за красоту, – сказал серьезно студент. – И за удовольствие поговорить с умным человеком, не связанным предрассудками.
– Что я должен сделать?
Теперь студент заговорил отрывисто и веско, точно полководец перед сражением:
– Во-первых, не предупреждать никого о Балунском. Он мне нужен будет, как контроль и как левая рука. Есть?
– Есть! – ответил весело помощник капитана.
– Во-вторых, укажите мне того из официантов, который может подать на стол мою колоду. Моряк немножко замялся.
– Разве Прокофий? – сказал он, как бы рассуждая с самим собой.
– Ах, это тот, худой, желтый, с висячими усами? Да?
– Да. Этот.
– Ну, ну… У него подходящее лицо. С ним у меня будет свой разговор и особый расчет. Затем, мой молодой, но пылкий друг, я вам предлагаю следующую комбинацию. Два с половиной процента с валового сбора.