Александр Иванович Вовк
Возвращение в неизвестность. Тайна ночного вокзала
– И зачем вы мне это рассказываете? – решил я удержать попутчика от его навязчивой доверительности. Но в этот миг вспомнилась чья-то остроумная фраза: «Как же поставить человека на место, если его нельзя посадить?» И впрямь, что ему сделаешь?
– Не знаю! Наболело, вот и прорвалось! Извините! Меня действительно занесло! А вы, часом, прозу не пишете?
– Нет! Я, часом, и поэзию не пишу! – отшутился я. – А почему вы так решили?
– Это просто! Все писатели молчаливы, прямо как вы. Они ведь жизнь должны, как говорится, наблюдать; обязаны слепки типичности с народа снимать! Потому они и склонны к молчанию. Разве нет? А обычные люди не пишут, но читают. Притом, делают это, главным образом, чтобы не думать! Они давно себе не верят, но готовы поверить любому печатному слову. Бывает, они и сами додумываются до чего-то правильного и важного… Но пугаются – ведь этого еще никто не говорил! Ужас! Они всегда боятся оказаться первыми, во главе других. Как же! А вдруг ошиблись! Тогда осудят, поругают, не одобрят, не поймут, отлучат, уволят, посадят! Им страшно оставаться в одиночестве, потому следует не думать, не высовываться, всегда поступать как все! Следующий раз они так и поступают, а накопленный ими опыт бессловесного подчинения чужим мыслям неминуемо становится существом их обезличенных личностей. Они всегда – как все! А сами по себе они – всегда никакие! Вот в чем беда нашего народа! Он, имея светлые мозги, не умеет или не решается ими шевелить! И очень этого шевеления в себе боится! Потому он – сам по себе – ничего собой не представляет. Он становится значительным лишь в массе. Чем больше масса, даже совсем тупая, тем она сильнее, а, значит, и правильнее! Они не понимают, что чаще правыми оказываются одиночки, нежели масса! Но и эту фразу, если она им понравится, они усвоят лишь наполовину, считая далее и всегда, что именно одиночки всегда правы! Им во всём нужна однозначность. Ведь с нею не нужно думать и решать!
– По-вашему, если человек устал и дремлет, то он непременно писатель? – поддел я его и заодно увел в сторону.
– Э, нет! Не упрощайте! У меня в запасе есть и другие критерии… Чтобы стать писателем, нужно знать и уметь больше, нежели это общедоступно. То есть, человеку должно быть известно, о чем рассказать по существу, но его почему-то не слушают, не считаются с ним, пренебрегают им. Такое часто бывает! Вот он-то почти наверняка станет когда-нибудь писать! Достаточно ему додуматься, что обычный лист бумаги, лежащий перед ним, будет с ним согласен всегда и во всём. Вот тогда, считайте, и родился новый писатель! Больше ему не придется искать внимательных слушателей или благодарных учеников – их идеально заменит бумага! Вот ведь, ей богу, даже самому понравилось, какой я экспромт для вас закрутил!
– Согласен! Удачно! – подтвердил я.
Меня который раз за утро кольнула странная мыслишка, будто все его разговорчики, хоть и являются чистой воды провокацией, ведутся для чего-то иного, более важного. Не такой он простачок! Показалось даже, будто вся чепуха, им навороченная, нужна лишь для того, чтобы насторожить меня или удержать от чего-то опасного… Тогда он плохо старается – я-то до сих пор не ухватил суть предупреждения! Одно лишь ясно – выдает он себя не за того, кем является. Но и этого достаточно, чтобы относиться к нему с подозрением. Жаль, что на этом все мои выводы закончились. Маловато, однако, для руководства действиями в сложившейся ситуации!
Попутчик, между тем, не унимался, круто поменяв тему:
– А в терроризме вы разбираетесь? Мы как-то неожиданно от этой темы, уже затронутой в связи с таджиками, отошли, а ясности не добавилось. И я не о том терроризме, который связан с памятью о незабвенном Иване Каляеве или о потрясающей женщине, Вере Засулич, а о современном? Лично я, ничего в нем не понимаю. Мне вообще кажется, какие к черту террористы? За что они сражаются? И почему столь бессистемно и нерегулярно? Вяло как-то! От случая к случаю. Даже я, как говорится, развернулся бы куда решительнее. Слава богу, меня к ним не прибило по глупой моей молодости! Потому теперь, на взгляд человека, совсем непосвященного в их дела, предполагаю, что тот, кто с террористами сегодня якобы борется, втираясь в наше доверие, тот их и плодит! Они ему необходимы, например, чтобы держать баранов в постоянном страхе. Так бараны смиреннее. Смешно, но подобную задачу решают и религии. Или я не прав?
Прав он или не прав – значения не имеет. Ясно лишь, что он всё решительнее переступает барьеры допустимого в нашем разговоре. Опять же, зачем?
– Да и я, к сожалению, ничего в этом вопросе не смыслю! – открестился я от щекотливой темы.
От неминуемого продолжения беседы меня спас не мой ответ, а внезапное появление некого молодого человека, явно щеголяющего военной выправкой, одетого в строгий темный костюм с красивым красным галстуком:
– Доброе утро, товарищ подполковник! – обратился он к моему попутчику. – Вот, доставил вам документы, которые вы приказали принести к поезду! Досрочно, можно сказать!
– Так ведь к поезду приказывал, а не в зал ожидания, черт побери! – в сердцах произнес мой попутчик, обращаясь сначала к курьеру, а потом в сторону. – Вот уж действительно, бездумное усердие нас погубит даже раньше, нежели природная тяга к безделью!
Когда пристыженный посыльный растворился в пространстве, мой попутчик, словно извиняясь, переключился на меня:
– Вот ведь, Николай Иванович, как дела обернулись! – сказал он, обращаясь ко мне со своей милой улыбкой.
– И с каких пор мы знакомы? – удивился я.
– Да полно вам… Финита ля комедия! Неужели вы, полковник МВД, изначально меня не вычислили? Но если вам хоть немного жаль меня, скромного служаку, то скажите честно, ведь чуточку всё же засомневались? Да? – спросил он с надеждой, собираясь, очевидно, за счет моего ответа несколько приподняться в своих глазах после столь очевидного провала. Но, не дождавшись поддержки, ретировался. – Полностью с вами согласен! Нас почему-то всегда губят не основательные просчеты, а самые нелепые мелочи, не понять, откуда свалившиеся на нас! – продолжил он подведение итогов.
– Как же так? Настолько заинтересованно рассказывали мне о бедных таджиках, о своей великой миссии на строящемся химическом комплексе, а оказались подполковником неких спецслужб? Как же с вами, однако, интересно! – поиронизировал я.
– Что поделать – служба! Для нее, родимой, и все сказки мои! Даже признаюсь вам, я всегда что-нибудь на службе да перепутаю… Сами только что видели! А они! – он многозначительно указал пальцем вверх. – Если вам интересно, мне совсем не чета! У них весь мир в руках. И только под их дудку теперь все пляшут! И, надо сказать, не так уж они просты, чтобы хоть кому-то удалось ими пренебречь! Меня даже восхищает, насколько же разумно они устроили свою систему порабощения овец и баранов. В том числе, и нас. Основной секрет в том, чтобы у непосвященных никогда не разрушать иллюзию, будто они самостоятельны и свободны в своих действиях. Потому-то теперь рабы и не бунтуют, как случалось в средневековье. Они еще и инициативу проявляют, разрушая своими руками свою же страну! А им-то ничего другого не остается! В одном месте себя бунтарём проявишь, плюнешь хозяину в лицо, а куда пойдешь? Ведь совершенно некуда! А всякие там демократии, свободы, выборы, общественные организации, национальные движения, патриотизм – всё теперь в полном распоряжении баранов! Пусть они этими игрушками забавляются, как черной повязкой на глазах! Разговоры о свободе и демократии не дают баранам понять, кто они на самом деле! Потому и я, если по каким-то своим тайным мотивам вздумаю взбрыкнуть, или хотя бы перестану приносить «разуму» ощутимую пользу, сразу перестану быть! И тогда жене моей, и детям моим уже никто не позавидует! Видите, насколько прост механизм служебного рвения таких служак, как я? И не смотрите на меня с удивлением? Я и сам не отрицаю, что являюсь последним негодяем, но вырваться из системы даже не пытаюсь! Поскольку знаю заранее, что сделать это я не в силах! А погибать бессмысленно и глупо – мне пока не хочется, детей жалко… Такое время наступило, знаете ли, что умные люди быстренько понимают, что лучше и спокойнее живется в услужении подлецам, разрушившим наш прежний прекрасный и справедливый мир. Пропади они пропадом, но будущее за ними! Приходится приспосабливаться! А те честные идеалисты, вроде вас, которые пока встречаются даже там, где их вроде бы давно не должно остаться, например, в МВД, и которые сражаются с мельницами за так называемые идеалы человечества, оказались лютыми врагами нынешней системы, потому беспощадно ею уничтожаются под любым предлогом. Отсутствие нужных законов систему никогда не останавливало! И задача системы ясна – выявить всех, кто понимает лишнее и активно сопротивляется, и поставить на них точку. На планете не должно остаться ни одного идейного борца с системой! Таким образом, с марксизмом, наконец, будет покончено навсегда! А наши бараны навеки окажутся смиренными, поскольку на планете не останется даже альтернатив той незавидной жизни, которую создаст для них «высший разум»! Да! Для всех баранов это будет самый ужаснейший концлагерь, который только возможен, но и надеяться на что-то иное они не смогут! Так и было в мире капитализма до Октябрьской революции. А когда она свершилась, то рабы всего мира увидели тот яркий и притягательный идеал, который поможет сменить их невыносимое рабство на подлинное равенство и справедливость, поможет почувствовать себя людьми, а не бесправными рабами. После осознания массами достоинств социализма во многих странах всё забурлило – бурно и неуправляемо! Теперь-то система свою прежнюю ошибку не повторит! Не допустит! Очаги сопротивления решено давить заблаговременно!
«Вот это поворот! Он же объясняет буквально всё, хотя и не даёт готового ответа, как теперь мне поступить?»
– Ну, зачем вы у нас, Николай Иванович, объявились? Сидели бы себе дома! Сидели в своей Москве подлючей или в оперу бы ходили! Так нет же, сюда подкатили! Хорошим людям хорошо жить мешаете!
– Есть профессиональный долг! Есть должностные обязанности…
– Да, полно вам, Николай Иванович, комедию-то разыгрывать! Будто вы из другого теста замешаны! Все мы, служивые, одним миром мазаны! Всем нам место под солнцем и маслице на бутерброд требуется! Но есть начальник! Есть устав! Есть субординация! Потому-то, что начальнику взбрело в голову, то и исполняй, не задумываясь, если не хочешь приключений на свою задницу! Потому-то задумываться о том, да о сём, нам не только не положено, но и вредно! И даже опасно! Вот почему все мы и исполняем беспрекословно свой священный служебный долг!
– За одним исключением! В отличие от вас, я никогда не выполню приказа, который считаю преступным! В этом-то мы с вами, как говорите, служаками, принципиально расходимся.
– Ой, ой! Не надо проникновенных речей, Николай Иванович! Были бы вы столь принципиальны, как мне тут плетёте, давно бы вас не было не то чтобы на своей должности, но и на всём белом свете! А если желаете жить иначе, так постарайтесь уж, Николай Иванович, благополучно доехать хотя бы до своего места… – бодро произнес мой попутчик слишком необычное пожелание. В нем просматривалась то ли угроза, то ли предупреждение. – Того вам искренне и желаю…
– А вы задание своего начальника, как я понял, всё-таки не выполнили! – не удержался я от легкой издевки, надеясь ею выманить еще некую информацию для себя. – Ведь так?
– На вашем месте я этому совсем бы не радовался. Ведь я старался, как мог! И лишь в силу моего расположения к вам пытался выдавить из вас немного сведений, пригодных для компромата на вас же. Это стало бы вашим спасением. Но вы, будто не понимая правил игры, постоянно выворачивались; так и не сообщили мне ничего крамольного под запись… А зря! Если бы некий компроматик состоялся, то самое страшное, что вам угрожало в дальнейшем – это публичное обвинение в чем-либо некрасивом и отстранение на этом основании от должности. Только и всего! Пустяки, в вашем положении! Но вы, себе на беду, выскользнули. Если сказать высокопарно, оказались кристально честным. Будто сами не знаете, что в наше время в структуре МВД честность является даже не отягчающим обстоятельством, а основанием для тяжелого приговора. Подумайте сами, как негодяю или предателю, вроде меня, управлять честным человеком? Только за счет компромата! Вот и брякнули бы мне то, да сё. Например, что-нибудь неприличное в сторону безмерно обожаемого народом Владимира Таврического, за что мне удалось бы зацепиться, слегка вас испачкать и, тем самым, дезавуировать выводы вашей инспекторской проверки, так неприятные нашему начальству… А так… Вы для нашей системы опасны, Николай Иванович! Вон, едва появились, а у нас на второй день начальник с замом уже в Москву этапированы. В неприятном сопровождении и не в привычном для них мягком вагоне! И хотя сами вы теперь будто уезжаете, но двое ваших-то еще здесь копают. И всем понятно, как легко вытянуть на свет всю цепочку… А мы, знаете ли, против этого! И меры примем действенные! Вот такой у нас с вами расклад получился, Николай Иванович Шубшин! Настолько интересный расклад, что система не может позволить вам спокойно выскользнуть. И поскольку компромата по-прежнему нет, мне не ясны лишь средства, к которым система прибегнет в вашем случае, не столь уж сложном. Может, это будет зонтик с ядовитым наконечником. Ха-ха! Может, полоний, внезапный тяжелый инсульт или, скажем, крушение вагона. А возможен и случайный взрыв газа в вашей квартире. С трагическим исходом, конечно. Ужас, как бывают не осторожны эти забывчивые жильцы!
