С момента появления Грини в городе прошло всего ничего, а зелёный человечек уже успел стать всеобщим любимцем. Ещё бы! Его почти волшебный малиновый чай и диковинное варенье пользовались огромным успехом: паре горожан даже пришлось оказать медицинскую помощь – они были настолько увлечены поглощением варенья из одуванчиков, что не заметили, как случайно проглотили ложки. Особым удовольствием было наблюдать, как зелёный человечек гарцует по вечернему городу верхом на драконе с факелом в руках, зажигая фонари. Когда же Грум улетал по делам – навестить Настю с Дракошей Кошей или поиграть с Василисой в замке Эдварда и Бабы-яги Агнессы, Гриня самостоятельно выполнял возложенные на дракона обязанности, и это стоит отдельного рассказа.
Остроухий не торопясь семенил от фонаря к фонарю, останавливался, вынимал из котомки лестницу, расставлял её, залезал, разжигал огонь, слезал, укладывал лестницу назад в сумку и шёл к следующему фонарю. Несложно догадаться, что эту работу он заканчивал как раз к рассвету, и ему приходилось тут же отправляться назад – гасить фонари… В такие дни у него оставалась всего пара-тройка часов, чтобы отдохнуть, так что он с нетерпением ждал возвращения своего огнедышащего друга.
Как-то вечерком, когда обход города был окончен, а на дворе стояла великолепная погода, дракон и зелёный человечек развалились у озера, упоённо глядя в смеркающееся небо, на котором уже стали появляться первые звёзды-торопыжки.
– Гринь, расскажи мне какую-нибудь историю вашего племени.
– Сказка подойдёт? – переспросил зелёный человечек.
– Сказка – так сказка, – Дракон вытянулся во весь свой огромный рост и прикрыл глаза.
– Значит, так, – начал остер своё повествование голосом бывалого рассказчика, – сказка о Белке, Лиловом орехе и липовых друзьях, которым нельзя доверять, а также про то, что не следует пускать в свой дом малознакомых существ.
– Ну прям о-о-очень интересно, – с иронией заметил Грум, вспоминая, как Гриня впервые появился на пороге его дома.
Рассказчик громко прокашлялся, не придавая значения сарказму в голосе дракона, и поведал притчу, которая прекрасно известна любому зелёному человечку, от мала до велика.
…Жила-была Белка. Обычная такая – шубка беличья, слегка поношенная, комфортабельное дупло с видом на рощу, внутри всё удобненько: мебель какая-никакая – не новая, но вполне приличная, чуланчик не пустой, а с запасами, умывальник из дубовой коры с капельками росы, даже розовый шкаф с шубой на выход, а ещё кресло-качалка – правда, ветхое, подобранное на улице. В общем, всё как у всех… Вот только на двери её беличьего жилища висела вывеска: «Беркут». В глубине души ей всегда хотелось быть птицей высокого полёта…
Было у Белки хобби: больше всего на свете она любила художничать. Бывает, проснётся ночью, хвать кисть да краски и давай до утра ватманы размалёвывать. Даже во сне рисовала, жаль только, когда просыпалась, не получалось у неё перенести дивные узоры из сна в реальность, уж больно быстро они таяли под лучами утреннего солнца.
И была у Белки одна тайна. Случалось, причём абсолютно непредсказуемо, что в её беличьих хоромах под старым креслом вдруг появлялся орех. Из ниоткуда. Раз – и орех! Сколько она ни пыталась выследить, откуда он брался, всё без толку. Куда там, чудо – оно и есть чудо: бамс – и новый орех тут как тут. Привыкла Белка к этому диву дивному, но никому о нём не рассказывала. Бережно протирала внезапно появившийся орех от пыли и уносила в кладовку.
Однажды посетила её гениальная мысль: а что, если разрисовывать орехи? Так сказать, узорничать. Вот так и появилось у неё новое увлечение, и совсем скоро она уже души в нём не чаяла.
Как-то раз во время вечерней прогулки (была у неё такая слабость – в часы заката попрыгать с ветки на ветку, шубку выгулять) увидела наша Белка двух других, неизвестных ей, видимо, нездешних. Незнакомки раскрашивали ореховую скорлупу. Восторгу нашей Белки не было предела! Серая и Пятнистая (так и будем их величать) уверенными крупными мазками наносили краску, и получалось у них очень неплохо, а если честно, то даже намного лучше, чем у неё самой. Не скрывая восторга, Белка пригласила новых знакомых в гости. Им, бездомным белкам-кочевницам, ой как нелегко жилось в наших краях, да и орехов своих у них не было – что найдут, то и раскрашивают.
Поделилась Белка с ними своей тайной, и стали жить они вместе. Серая с Пятнистой очень быстро освоились и даже переставили кое-какую мебель, но нашу Белку это не смущало: она сама настолько ценила собственную свободу, что ограничивать в чём-то новых приятельниц было бы нечестно.
Время шло. Разукрашенных орехов становилось всё больше и больше. Беличий восторг начал понемногу таять – совместной работы не получалось: сядет каждый в своём углу и давай малевать от рассвета до заката. А со временем заметила хозяйка, что разрисованные орехи Серой и Пятнистой хотя и были красивы, но слишком однообразны и даже скучны – не было в них ни малейшей искорки фантазии…
А тут ещё всякие странности начали происходить: вещи в жилище стали вдруг пропадать, а вернее, меняться. Её старое удобное кресло-качалка было обнаружено на мусорке в двух полянах от дома, вместо него же появился жутко неудобный табурет на трёх ножках-шпильках с ядовито-жёлтым шурупом в центре.
Вскоре такая же участь постигла и ветхий, но ещё вполне пригодный розовый шкаф со всем скарбом и почти не ношенной шубкой на выход. Белка молча сносила неудобства. Что поделать, свобода – она для всех!
В один прекрасный день в доме появился новый орех. Он был абсолютно не похож на предыдущие. Его скорлупа отливала лёгким нездешним светом, а после того, как стёрли пыль, оказалось, что орех почти лиловый! Все восторженно рассматривали находку. Но с новым орехом появилась и новая задачка: белки никак не могли решить, кто же возьмётся за этот чудо-плод. Наша Белка на правах хозяйки, о которых все уже и позабыли давно, конечно же, настаивала на своей кандидатуре, но осмелевшие Серая с Пятнистой ей не уступали. В конце концов под вечер постановили, что раскрашивать будут вместе, ибо кто знает, когда ещё в жизни выпадет подобный невероятный шанс. Все облегчённо вздохнули, радуясь собственной мудрости.
Окрылённая, Белка решила прогуляться. В предвкушении новой работы она воодушевлённо скакала с ветки на ветку и не могла нарадоваться предстоящему счастью. Вернулась на закате. Но… как ни пыталась она отпереть входную дверь, всё впустую – ключик, что всегда болтался у неё на шее и с которым она никогда в жизни не расставалась, больше не подходил к замку. К тому же на двери вместо прежней таблички «Беркут», переливаясь в лучах уходящего солнца, висела свежая глянцевая вывеска: «Здесь живут великие мастера кисти и краски – Пятнистая и Серая».
Так наша горемычная Белка домой и не попала… Погоревала-поплакала, но вскоре нашла себе новое жилище.
Правду сказать, что как только наша героиня перестала появляться в своём бывшем жилище, чудесным образом возникавшие орехи тоже исчезли. Чего только Серая с Пятнистой не делали, но чуда больше не происходило. Говорят, старый великан вырвал дерево с корнем да бросил в костёр холодным зимним вечером, так что новые хозяева еле успели ноги унести.
Наша же белка прижилась в новом доме, и там вскоре тоже стал появляться орех, правда, больше она об этом уже никому не рассказывала.
Гриня громко отхлебнул чай и подытожил:
– У нас говорят: счастье тишину любит…
Грум грустно улыбнулся:
– Я понял, о чём сказка, только мы, драконы, считаем, что хорошего в этом мире всё-таки куда больше, чем плохого, добрых людей – намного больше, чем злых, и что…
Он так и не закончил фразу, ему показалось, будто едкое марево затуманило глаза, по затылку пробежал холодок, в груди защемило, а в ушах громко и отчётливо зазвучал чей-то незнакомый голос:
– Дракон! Ты слышишь меня, Дракон?
Грум замер словно каменная статуя…
Он пришёл в себя, когда почувствовал, что кто-то тормошит его, хлещет по щекам и щёлкает по носу.
– Что с тобой?! Ты как будто отправился за тридевять земель, а тушку свою крылатую тут забыл! Заснул на полуслове! Я уже битый час зову тебя, а ты всё молчишь… не откликаешься, – встревоженный Гриня пристально рассматривал дракона.
– Ничего… – задумчиво проговорил Грум и помотал головой, будто стряхивая с себя остатки сна или отгоняя прочь назойливых мух. В груди с левой стороны, там, где полагалось быть сердцу, он чувствовал леденящий холод. Давненько уже старая рана не напоминала о себе…
«Надо бы навестить Эдварда с Агнессой, а то что-то неладное творится со мной. Голоса в голове ещё ни к чему хорошему не приводили», – подумалось ему. Вслух же Грум проговорил:
– Всё хорошо, дружище, продолжай. Я и вправду на мгновение задремал… – и виновато улыбнулся.
– Нет, ты не задремал… Ты… Ай, да ну тебя… – Гриня нарочито небрежно махнул рукой и сменил тему. – Так вот, наша мудрость гласит… Правило номер один: недоваренное варенье – это кисель, а кисель – это гадость; передержанное варенье – это джем, а джем – это гадость! Будьте точны и бдительны: в варенье есть суть и смысл… Если не получается варенье, варите борщ…
– Бред какой-то… – фыркнул Грум.
– Про борщ действительно бред – это я проверял, слушаешь ли ты меня или нет. А вот с вареньем всё и впрямь очень серьёзно, ибо недоваренное варенье из одуванчиков разлетится при первом же дуновении ветра, но стоит его хоть чуть-чуть передержать на огне, как оно перестаёт быть вареньем, превращаясь в густой клей.
Грум продолжал кивать головой, изображая глубокое понимание обрушившейся на него философии зелёных человечков, но мыслями уже был очень далеко – по дороге к замку Макового Короля.
Выпустить на волю огнедышащего дракона – затея нелёгкая и очень опасная, особенно если речь идёт о Рааме – немом драконе колдуна Зарифа.
Пока чёрный дракон находился в плену у Эдварда, сам чародей становился всё сильнее и сильнее. Древние мудрецы не ошиблись: эти дивные существа пропитывают силой и энергией всё живое в округе, будь то человек, маг, волшебник или обыкновенная лесная фея. Достаточно того, чтобы драконы жили по соседству, и мощь наполнит тебя до краёв. Соблазн оставить дракона рядом с собой был велик, но Маковый король дал слово Дракоше Коше не держать Раама в неволе, а выпустить на свободу, и пусть тот сам вершит свою судьбу.
Эдвард так и не смог вернуть безмолвному чёрному дракону дар речи, а околдовывать или тем более изменить дракона невозможно: даже такой сильный чародей, как он, был бессилен. Чего только не делалось, какие только заговоры и заклятия не произносились, всё без толку…
– Вода точит камень, время меняет его форму и цвет. Так будет и с сердцем дракона – даже если оно не поддаётся чарам, оставаясь чёрным, как ночь… Только время… – бормотал себе под нос Эдвард. – Держать дракона на привязи в надежде, что он изменится, в ту пору как наброшенное на шею лассо повиновения делает его покорным и безвольным, – абсолютно бессмысленно…
Скрепя сердце Эдвард наконец решился выпустить дракона на свободу. Вот только дело это непростое: дракона нельзя взять и отпустить: в гневе он может накинуться на тебя, а там уж пиши пропало – сражения не избежать, и победит сильнейший. В своих силах Эдвард не сомневался, он уже мог дать отпор дракону, но вот за Бабу-ягу и Василису переживал: их нужно уберечь от опасности. Но раз уж решил, не откладывай в долгий ящик! На следующий день чародей незаметно, совсем чуточку, отпустил петлю лассо повиновения, стягивавшую шею чёрного дракона… и как ни в чём не бывало отправился по своим делам.
Порой, когда ни чародея, ни Бабы-яги не было рядом, Василиса слонялась по замку либо под присмотром чёрного кота Агнессы спускалась во двор. К этому времени безымянный питомец Бабы-яги уже получил имя, всё потому, что даже коту негоже ходить без прозвища! Агнесса с Василисой долго не спорила (как вообще можно спорить с маленькой хитрой девчушкой?), и огромный, некогда грозный, а ныне разжиревший на домашних харчах чёрный как смоль одноглазый кот стал Барсиком.
Василиса гуляла во дворе замка и хрумкала яблоки. Яблок было много, целый рюкзачок – зелёных, оранжевых, по-девчачьи нежно-розовых и её любимых пурпурнофиолетовых. За прогулку девочка могла сгрызть аж пятнадцать штук, а после, довольная, возвращалась в замок и уведомляла Бабу-ягу, что уже поужинала или позавтракала, смотря какое время суток было на дворе.
Как-то раз во время такой прогулки Барсик с вороной устроили догонялки, вернее, хитрая птица дразнила кота сосиской, а он нехотя делал вид, что вот-вот встанет и отберёт у крылатой негодницы свою вкусняшку. В конце концов лентяй соизволил подняться и бросился на ворону, но та так ловко отскочила, что Барсик кубарем покатился по земле, сметая всё на своём пути.
– Мя-я-яу! – проорал кот, пролетая мимо девочки.
Девчушка попыталась поймать его, но только потеряла равновесие и шлёпнулась на пол – яблоки посыпались из рюкзака и покатились по земле.
Одно из них, самое красивое, которое Василиса заприметила, ещё с утра укладывая рюкзак, укатилось так далеко, что бывшая нефея сперва потеряла его из виду, а затем увидела прямо под носом у чёрного дракона. Гулять и находиться в той части двора, где жил пленный дракон, само собой, было для Василисы под строжайшим запретом. Она огляделась по сторонам и, не увидев никого, кто мог бы её остановить, осторожно последовала за убежавшим яблоком. Раам лежал, растянувшись во всю длину, опустив голову на лапы. Глаза его были приоткрыты, он пристально следил за каждым движением незваной гостьи. Так близко к Рааму Василиса ещё ни разу не подходила. Она подняла яблоко, спрятала его назад в рюкзачок и только сейчас заметила, какая печальная морда у пленённого дракона. Ей стало его жалко: в его глазах сквозили такие одиночество и грусть, что, забыв о страхе и сотне предупреждений Эдварда и Агнессы, она выудила зелёное яблоко из сумки и протянула его узнику чародея.
– Хочешь? – Василиса знала, что злой колдун Зариф лишил брата Дракоши Коши дара речи, поэтому просто положила фрукт рядом с ним. Раам, оскалившись, зарычал, обнажив свои острые зубы.
– Ну и ладно, – девчушка забрала яблоко, – я тоже меньше всего люблю зелёные. На вот это, я его для себя берегла, – она протянула ему то, самое красивое, фиолетовое, что привело её сюда. Дракон сделал вид, что ничего не заметил.
Девочка поправила волосы, ещё раз глянула на дракона, бесцеремонно уселась на пол, достала оранжевое яблоко и заговорила. Она по-детски лепетала об огромных бабочках, что недавно пронеслись настоящей радужной тучей над замком, о фикусах, тех самых бывших вурдалаках, что до сих пор при команде «смирно!» расцветают розами и тянутся к солнцу, о жирном коте, что разленился и больше не охотится в лесу и даже не помогает Бабе-яге варить зелье… В общем, они мило побеседовали – ну не с котом же разговаривать, в самом деле!
С тех пор так и повелось: стоило Эдварду и Бабе-яге куда-нибудь удалиться по делам, как Василиса тут же отправлялась к грустному дракону – так она называла его – оставляла ему фиолетовое яблоко, которых теперь брала в два раза больше, и рассказывала разные сказки и истории, что слышала от Бабы-яги, Эдварда или изредка навещавшего их Дракоши Коши.
Однажды, увлечённая рассказом, она надкусила яблоко, которое оказалось таким сладким, что ей захотелось немедленно им поделиться, и, недолго думая, сунула его прямо в рот дракону.
– Ой, – только и успела сказать Василиса, почувствовав, что ненароком прикоснулась к зубам дракона. Она осторожно высвободила руку из пасти Раама. – Ты ведь совсем не злой, просто грустный и одинокий, – она погладила дракона и убежала назад в замок.
Время шло, и вот как-то за обедом Эдвард торжественно объявил домочадцам:
– Сегодня-завтра он освободится.
– И что будет? – поинтересовалась Агнесса, бросая Барсику сосиску в форме мыши.
Едва коснувшись пола, колбаска побежала прочь. Разленившийся кот даже с места не сдвинулся. Зато ворона тут же проснулась, слетела со шкафа, не дав сосиске выпрыгнуть в окно, крепко схватила её клювом и поднесла прямо к кошачьей наглой морде. Баба-яга недовольно вскинула руки:
– Он так никогда не похудеет!
Кот благодарно мяукнул заботливой вороне и, не вставая, принялся лопать колбасу.
– Надеюсь, ничего. Мы все подождём здесь… Если он улетит – хорошо, если нет – придётся принять бой… И тогда вам ни в коем случае не стоит покидать замок, пока я вас не позову… Если вестей от меня нет, бегите в библиотеку, там есть лаз. Помнишь тропинку из камина? – Баба-яга кивнула. – Так вот, через камин можно выйти за горами и там переждать. Но будем надеяться, что битвы не будет.
Вечером того же дня Раам почувствовал одновременно силу, боль и голод. Лассо всё ещё жгло шею, но уже не стягивало горло. Он понял, что это его шанс. Аккуратно, превозмогая боль и жгучий мороз лассо повиновения, чёрный дракон не спеша освободил голову из петли и наконец-то вздохнул полной грудью. Из его горла вырвался грозный рык.
– Началось! Все по местам! – скомандовал Эдвард и взял в руку ледяной меч, о существовании которого знали только древние охотники за драконами. Чародей стыдился, что хранит у себя эту реликвию – Дракоша Коша ему этого не простил бы, но сейчас другого варианта не было.
Дракон вытянул лапы, выгнул спину, затем встал, резко расправил крылья, точно сбросил свинцовое одеяло, давившее на него всё это время, и тяжёлой поступью двинулся в сторону замка. Дым валил из его ноздрей. Каждый шаг отдавался эхом по всей поляне. Раам обошёл замок и заревел так громко, что стены, казалось, задрожали. Василиса в страхе зажмурила глаза. Дракон, продолжая рычать, выпустил в небо столб дыма, взмахнул крыльями и улетел прочь.
– Фух, обошлось, – Эдвард вздохнул с облегчением и довольным взором оглядел домочадцев.
Баба-яга, даже глазом не моргнув, что-то вязала, развалившись в кресле-качалке.
Василиса же забилась в угол и тихонько сидела там, пошмыгивая носом.
– Малышка, ты что, испугалась, что ли? Иди к нам!
Девочка подошла к Эдварду. В её больших зелёных глазах стояли слёзы.
– Ты это чего? – Эдвард был не на шутку удивлён. – Да что с тобой, крошка?
– Раам улетел, мне его жалко…
– Эх, до чего же вы странные и непонятные существа, девочки…
Василиса бросилась на шею Эдварду и, крепко обняв чародея, горько расплакалась. В руке она крепко сжимала фиолетовое яблоко…
Грум любил навещать чародея и Бабу-ягу, а уж Василису дракон просто обожал, да и она тоже души не чаяла в своём любимом огромном огнедышащем драконе. По дороге к замку чародея его, конечно же, всегда обуревали смешанные чувства: с одной стороны, он летел к друзьям, по которым очень скучал и которые всегда ему рады; с другой стороны, воспоминания о том, что когда-то он так и не стал драконом чародея, по-прежнему не давали ему покоя.
Над замком Грум обязательно делал почётный круг, нарочно громко хлопая крыльями.
– Грум прилетел! Грум прилетел! – услышал он радостный возглас Василисы, а значит, ему самое время приземляться.
Девочка уже выбежала на улицу и ждала его, ладошкой прикрывая глаза от яркого солнца.
– Как же ты вытянулась, Василисушка! Небось, Баба-яга кормит тебя одними жирными лягушками и сочными травами!
– Фу-у-у, – Василиса замахала руками на дракона, – никаких жаб я не ем, просто тебя давно здесь не было!
Василиса и в самом деле была необычным ребёнком, с возрастом и ростом у неё была какая-то неразбериха. Всего пару месяцев спустя после того, как малышку приютили Агнесса и Эдвард, ей на вид уже было около трёх лет, а может, и семи – кто знает… Иногда же возраст скакал от трёх до семи в течение одного дня, так что девчонка с утра умные книжки читала, а к вечеру на ручки просилась, и – соску ей подавай…
Видимо, сказывались её необычное происхождение и выпавшие в прошлом на долю нефеи приключения, о которых она ни сном ни духом не ведала.
– Прости, милая, были дела. Да и Гриню оставлять одного было не очень удобно.
– Ой, как же я хочу познакомиться с твоим Гриней! – малышка мечтательно закатила глаза. – Настоящий зелёный человечек! Как жаль, что он не умеет летать и боится неба!..
– Ещё успеешь познакомиться. Надеюсь, Эдвард как-нибудь отпустит тебя погостить к нам на пару деньков.
– Обязательно отпущу, – улыбнулся чародей, – только позже.
Василиса забралась на дракона и крепко его обняла – разумеется, насколько возможно обнять дракона. Грум поклонился волшебнику.
– Приветствую тебя, дорогой друг, – Маковый король провёл по крылу дракона, – отдыхай. А вот и Баба-яга.
Вдали показалась несущаяся галопом в клубах пыли избушка на курьих ножках.
– Избу выгуливает, говорит, что у нас эпидемия: все обленились: и кот, и избушка, и ступа… Приходится муштровать…
Баба-яга выскочила из избушки, не дожидаясь, пока та остановится, и побежала навстречу дракону, широко расставив руки для объятий.
– Здравствуй, касатик! Здравствуй, Грумочка! – только Баба-яга могла себе позволить так коверкать его прекрасное грозное имя! Ягуся готова была расцеловать дракона, но, на его счастье, до щёк его ей было не дотянуться без дополнительных подручных средств.
Грум осторожно заглянул в драконье ложе, где когда-то с помощью лассо повиновения был прикован чёрный дракон.
– Раам не возвращался?
– Нет, с тех пор, как я отпустил его, о нём ничего не слышно… Жаль, мне так и не удалось понять его… Зариф лишил его дара речи, и, что бы я ни делал, как бы ни старался, чёрный дракон оставался нем. Я обещал твоему отцу не держать его в плену попусту, и чёрный дракон упорхнул при первой же возможности, устремившись навстречу своей собственной судьбе.
– Он же мог навредить вам! – испуганно посмотрел Грум на Эдварда.
– Да, наверное, но это был своего рода тест для нас всех, и мы выдержали его с честью. Освободившись, он поднялся в небо и улетел на юг, не причинив нам зла. Теперь он сам по себе…
– Пойдёмте-ка обедать! – Баба-яга раскинула скатерть-самобранку, которую обычно берегла к приходу дорогих гостей, и море яств заполнили стол: ешь – не хочу…
Вскоре сытый дракон развалился на шелковистой травке, зажмурив глаза от удовольствия. Сейчас он больше всего походил на Барсика.
– Бу! – Василиса с разбега плюхнулась ему на пузо.
– Ой, пощадите! – заохал Грум притворно: актёры-то из драконов никудышные! – Ну ты и тяжеленная, как… Кудыкина гора! Всё-таки Агнесса наверняка подкармливает тебя жабами!
– А я ещё и сильная! – девочка бросилась колотить кулачками дракона в бок. Грум засмеялся, как от щекотки.
– О да, ещё какая! – подтвердил дракон.
Малышка быстро устала и улеглась рядом.
– Расскажи мне о нашествии полосатых ленивцев.
– Как! Тебе ещё не надоело? – Грум рассказывал эту историю в каждый свой прилёт, правда, с каждым разом она становилась всё длиннее, занимательнее и сказочнее.
– Не-а, – Василиса прижалась к дракону, и тот начал свой рассказ.
В один прекрасный день, когда Грум отправился навестить Дракошу Кошу и Настю, на город Милквей случилось настоящее нашествие ленивцев. Первый появился у городских ворот пополудни. Дочурка командира городской охраны на ручках занесла это премилейшее полосатое существо в город. Охрана окружила на вид безобидного и не в меру пушистого зверька, пытаясь хорошенько рассмотреть. Ленивец зевнул. И все вокруг тоже громко зазевали. Затем ленивец потянулся, и на всех тотчас же напали самые сладкие потягушки. Им бы сразу спохватиться, но не тут-то было – ленивец закрыл глаза и заснул. Глядя на него, задремала и охрана, и уже через минуту-другую все вокруг спали крепким, непробудным сном.
А потом за первым в город пробрались второй… и третий… и четвёртый… Так продолжалось до тех пор, пока в каждом доме не поселилось по ленивцу. И вскоре город погрузился в глубокий сон… Редкая особенность, оказывается, была у этих необычных существ: засыпая сами, они немедленно убаюкивали всех вокруг.
Ленивцы спали двадцать три часа из двадцати четырёх. А в тот единственный в сутках час, когда они бодрствовали, незваные гости набивали свои желудки, полностью уничтожая запасы приютивших их горожан. Впрочем, даже несмотря на свою ужасающую прожорливость, сами по себе ленивцы были ещё не самой большой бедой, куда страшнее было то, что за ними последовали лихие люди. Что может быть проще – подождать, пока весь город уснёт, проникнуть за стены города, а дальше – грабь не хочу…
Хорошо хоть, что после последней битвы в Цветущих Землях вурдалаки полностью перевелись, а не то всё могло бы обернуться ещё хуже.
Грум вернулся через пару деньков и, к своему удивлению, обнаружил, что город превратился в спящее королевство. Сколько ни ходил он по улицам, отовсюду доносились то негромкое сладкое сопение, то зычное похрапывание, а то и вовсе богатырский храп…
Первым делом он направился к себе домой. Вытащил на улицу Гриню, который дрых в окружении двух ленивцев, и хорошенько потряс. Безрезультатно! Дракон перевернул его вверх тормашками и вновь встряхнул, теперь уже бесцеремонно держа за ногу.
Гриня продолжал спать – младенец младенцем, только губками причмокивает…
– Что ж, делать нечего, – сказал сам себе Грум и опустил спящего беспробудным сном Гриню в чан с холодной водой.
– А-А-А! – заорал зелёный человечек.
– Доброе утро!
– Ты что творишь?! А ну-ка сейчас же верни меня на место! – грозно пробурчал Гриня.
Дракон аккуратно поставил зелёного человечка на пол.
– Я не знаю, сколько вы тут дрыхнете, но фонари не разжигались как минимум дня два.
– Ой, мамочки, моё варенье!
Гриня бросился проверять, но худшие опасения оправдались: ленивцы слопали всё подчистую, даже листья чая сгрызли.
– Вот обжоры лохматые! – разозлился Гриня, а Грум не мог сдержать улыбки. – Это ж надо такому случиться! – зелёный человечек за хвост вытащил на улицу обоих ленивцев, те зевнули и потянулись.
– Не вздумай зевать, – дракон предостерегающе покачал указательным пальцем.
Гриня с трудом, но сдержался, прогнав подступавший зевок. К вечеру они обошли большую часть города, вытаскивая ленивцев на улицу и поливая жителей ледяной водой. Урон был нанесён колоссальный – запасы съестного были почти полностью на исходе.
– И как в них столько еды вмещается? Ума не приложим! – горожане разглядывали пустые кастрюли, полки и амбары…
Когда на город опустилась ночь, в Милквее не осталось ни одного ленивца.
– И куда же они подевались?! – полюбопытствовала Василиса, будто слышит эту историю в первый раз.
– Я перевёз их поближе к чёрным скалам и пригрозил, чтобы к нам больше ни ногой!
– Как пригрозил?
– А вот так! – и Грум зарычал так громко, что девочка закрыла ушки ручками.
– Что тут у вас происходит?! – высунулась в окно на шум Баба-яга.
– Сказки рассказываем, – громко рассмеялась Василиса и умоляюще посмотрела на дракона: – Грумочка, а давай полетаем!
– Эх, терпеть не могу эти ваши ласкательные имена. Я Гр-р-рум! Не Грумочка, не Грумчик, не Грумонька, а ГРУМ!
Василиса забралась к нему на спину, ухватилась за шею и скомандовала:
– В небо!
Сперва они влетели в огромное облако – точь-в-точь кит с открытым ртом! Затем пронеслись через стадо белых, как молоко, небесных барашков. И наконец пролетели сквозь облако, смахивавшее на парящего дракона.
«Ты мой дракон! С этого момента ты подчиняешься только мне! – вновь зазвучал голос в голове Грума. – Я призываю тебя к себе! Лети на мой голос! Лети на зов!..»
– Гру-у-ум… – Грум будто очнулся из забытья: Василиса кубарем летела вниз, ещё мгновение – и она разбилась бы, если бы не неведомо откуда взявшийся огромный чёрный гриф, который подхватил её и аккуратно поставил на землю. Только коснувшись поверхности, гриф вновь обернулся Эдвардом.
– Грум, что происходит?! Что ты творишь? О чём ты только думаешь? Ты чуть не погубил нашу девочку! – прокричал чародей. Василиса, крепко прижавшись к нему, кулачками размазывала слёзы по щекам.
– Простите меня… Прошу, простите! – без остановки повторял дракон, кружась над их головами. Потом он резко поднялся вверх и унёсся прочь.
– Грум! – Василиса разрыдалась пуще прежнего.
– Вернись, Грумочка! Пожа-а-алуйста!
Но дракона уже и след простыл…
…Грум глубоко вздохнул, закрыл глаза и, не в силах больше сопротивляться, обречённо полетел на зов.