– Проходите, – произнесла она и выглянула в коридор.
Убедившись, что он пуст, женщина закрыла дверь.
– Проходите, – снова произнесла она. – Меня зовут Тамара Леонидовна. Мне о вас рассказывал Иван Захарович.
Костин снял с себя пальто и вошел в комнату.
***
– Борис! Вам нужно переодеться, – произнесла Тамара Леонидовна. – Вот возьмите, это вещи моего покойного мужа. Вас, наверняка, сейчас разыскивает вся милиция Москвы. Мой муж по габаритам был таким же, как вы.
– Спасибо, Тамара Леонидовна.
– Мой покойный муж преподавал в техникуме. Вы знаете, он не был врагом нашего государства и Сталина, но кто-то написал на него донос. В результате его арестовали. Я тоже провела полгода в тюрьме и уже не рассчитывала выйти из нее, но меня почему-то кто-то пожалел. Меня лишили гражданских прав, но отпустили…
– Тамара Леонидовна, а как дети?
– После ареста мужа и меня, дочка отказалась от нас.
– И где она сейчас?
– Погибла. Она добровольцем ушла на фронт. Насколько я знаю, она окончила школу радистов…. Говорят, ее немцы повесили. Борис! Как ты без документов? Тебя же первый милицейский патруль задержит?
– Не знаю. Наверное, что-нибудь придумаю.
– У меня есть одна знакомая. Мы с ней в одной камере сидели. Она еще тогда мне рассказывала, что могла «нарисовать» любые документы. Хочешь, я попрошу ее тебе помочь?
Костин внимательно посмотрел на женщину. С одной стороны ему импонировала ее забота и желание помочь ему, с другой стороны он боялся втянуть этих людей в орбиту неприятностей.
– Тамара Леонидовна! Меня разыскивает госбезопасность. Это не мальчики, а специалисты. Стоит ли подвергать себя опасности, а тем более подвергать ей вашу знакомую? Кто я вам? Знакомый мужа вашей бывшей подруги и не более.
– Я свое уже пережила, и бояться мне нечего. Мне страшно за вас….
– Хорошо. Я сейчас в таком положении, что отказываться от помощи, просто глупо.
– Вот и хорошо. Я к ней сейчас заеду. Живет она не так далеко от моего дома. Вы никуда не ходите и никому не открывайте дверь. Ключи у меня есть, я сама открою дверь.
Тамара Леонидовна накинула на себя пальто и, поправив прическу, направилась к двери. Костин закрыл за ней дверь и расстелив на кухонном газету, быстро разобрал пистолет и начал его чистить. В дверь кто-то позвонил. Александр сунул обойму в пистолет и передернул затвор. Он осторожно подошел к двери.
– А хозяйки нет дома, – услышал он женский голос. – Она ушла куда-то минут двадцать назад. Она мне попалась на улице.
До слуха Костина донеслись торопливые шаги. Александр подошел к окну и, отодвинув в сторону занавеску, и посмотрел во двор. Из подъезда вышел юноша лет шестнадцати и, взглянув на окна, направился в арку. Александр снова сел за стол и, достав из пачки папиросу, закурил.
«Как госбезопасность могла выйти на него, – подумал Костин. – Выходит, они знали, не только где я работаю, и место, где я проживаю. Руставели? Едва ли, он не знал ни места моей работы, ни адреса проживания. Тогда кто? Иван Захарович? Исключено. Тогда кто?»
Во дворе послышался шум автомобильного двигателя. Александр подошел к окну. Во дворе стоял грузовик. Рассматривая полуторку, он не заметил, как из арки вышла Тамара Леонидовна и, обойдя стороной лужу, направилась к подъезду. Щелкнул замок, и хозяйка вошла в прихожую.
– К вам кто-то приходил, – помогая ей снять пальто, произнес Костин. – Как мне показалось, это был молодой человек лет шестнадцати.
– Это Валентин, мой племянник, – ответила она. – Вы знаете, я уговорила ее вам помочь.
– Спасибо.
– Вечером мы с вами навестим ее.
Она прошла на кухню и, запалив керосинку, поставила на нее чайник.
***
Они поднялись на третий этаж и остановились напротив двери. Тамара Леонидовна хотела позвонить в дверь, но Костин жестом показал ей, чтобы она на минутку повременила. Он поднялся по лестнице и, достав пистолет, передернул затвор.
– Звоните, – произнес Александр.
Тамара Леонидовна нажала на кнопку звонка. Входная дверь моментально открылась, словно невидимый хозяин ждал их.
– Ты одна? – спросила ее женщина лет тридцати. – Где ваш человек?
– Он сейчас подойдет, – ответила Тамара Леонидовна и прошла в квартиру.
Через минуту она выглянула из-за двери и махнула Костину рукой. Александр вошел в прихожую, держа руку в кармане пальто.
– Здравствуйте, – поздоровался он с хозяйкой квартиры.
Женщина внимательно посмотрела на него. Костин тоже смотрел на нее, не испытывая к ней особого доверия.
– Проходите, – чуть-чуть на распев произнесла хозяйка. – Меня звать Клава.
Она протянула Костину свою ладонь. Он пожал ей руку и снова посмотрел на нее.
– Снимайте пальто, у меня тепло.
Он снял пальто и повесил его на крюк, который торчал из стены. Он вытащил пистолет и сунул его за поясной ремень. Он и Тамара Леонидовна прошли в комнату.
– Чай будете?
Клава достала из буфета три чашки с блюдцами и поставила их на стол.
– Не волнуйтесь, кроме нас в доме никого нет. И так молодой человек, что вы хотите?
– Меня разыскивает госбезопасность. Мне нужны надежные документы.
– Я могу вам помочь, но вы профессионал и хорошо знаете, что липа, есть липа. Рано или поздно вы с ними сгорите. Я вам предлагаю справку об освобождении из мест лишения свободы. По ней вы получите настоящие документы.
«Интересное предложение, – подумал Костин. – Видимо у нее есть определенный опыт в этом».
– Хорошо. Я согласен.
– Вам нужно будет выехать из города. В Москве, вы не сможете получить их. Вы сами знаете, что есть решение правительства в городе ранее судимых, не прописывать.
– Я понял вас. Давайте, Подольск.
Клава кивнула головой. Я надеюсь, что в этом городе у вас нет родственников?
– Я не москвич. У меня и в Москве особых связей нет.
– Как знать, как знать. Давайте все-таки сделаем Подольск. У вас есть фото?
– Да есть. Вот возьмите, – ответил Костин и протянул ей фото.
– Думаю, что до завтра я сделаю справку.
Клава посмотрела на Тамару Леонидовну, давая ей понять, что больше их не задерживает. Они попрощались и стали собираться. Когда они вышли на улицу, Александр поинтересовался у женщины, верит ли она Клаве.
– Если бы я ей не верила, я бы вас к ней не повела. Завтра, я сама заберу у нее вашу справку.
– Хорошо. Я не думал, что это будет так быстро.
– Клава специалист. Она в свое время, окончила художественное училище. Она очень хорошо работает.
Они свернули в переулок и вскоре оказались у дома Тамары Леонидовны.
***
26 июня 1953 года был арестован Берия, Кабулов, Меркулов и ряд других высокопоставленных сотрудников аппарата. Вскоре, Абакумова перевели в Лефортовскую тюрьму. Виктор Семенович был серьезно болен и с трудом передвигал ноги. Заместитель министра внутренних дел генерал полковник Серов, ознакомившись с материалами следствия, был крайне не доволен результатами.
– Два года вы возитесь с Абакумовым и не смогли его сломать за все это время. Плохо работаете, товарищи. Если раньше руководители аппарата были более снисходительны к вам, при мне подобного не будет.
– Товарищ генерал-полковник. Можно вопрос?
Серов посмотрел на офицера. Взгляд его не сулил ничего хорошего.
– Что за вопрос? Вам не понятны мои требования?
– Скажите, как к этому всему относится правительство, в частности ЦК политбюро? Сталин умер….
Он не договорил. Его резко оборвал Серов.
– Они относятся к Абакумову так же, как и товарищ Сталин. Я вам кратко озвучил позицию ЦК и политбюро КПСС. Разве вам не ясно, что Абакумов враг народа?
В кабинете стало.
– Я вас больше не задерживаю, товарищи. Идите, работайте. Даю, вам три недели, чтобы вы развалили Абакумова.
Следователь по особо важным делам уверено вошел в комнату допросов, еде его помимо конвойных ожидал Виктор Семенович. Терехов прошел к столу и, достав из папки чистые протоколы допроса, положил их на столешницу. Он посмотрел на серое нездоровое лицо Абакумова и отметил про себя его болезненный вид.
– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался он у арестанта. – Вы готовы к допросу?
Виктор Семенович усмехнулся.
– Я думаю, что вы пришли сюда не для того, чтобы поинтересоваться моим здоровьем, – ответил Абакумов.
– Вот почитайте, – произнес он и протянул бывшему министру МГБ газету. – Интересная передовица о разоблачении Лаврентия Павловича Берии.
Виктор Семенович, молча, взял в руки газету и, прочитав статью, перевернул ее и стал читать о спорте.
– Что скажите?
– Вы знаете, гражданин следователь, у вас слишком красивые глаза, мне жаль тебя расстреливать! Как вы могли допустить, что следствие по делу Берии вела прокуратура?
– Я что-то вас не понял? – удивленно спросил его следователь.
– Вы, наверное, до сих пор верите, что меня министра госбезопасности, будут судить? Да? Тогда наденьте цилиндр, органов больше нет.
Дверь комнаты допросов приоткрылась, и в помещение вошел генеральный прокурор СССР Руденко. Следователь вскочил из-за стола, освободив ему стул.
– Ну что, Никита, теперь ты стал у нас самым главным?
Руденко с интересом посмотрел на Абакумова.
– Как ты узнал?
– Ну, кто же, кроме него, назначит тебя, мудака, генеральным прокурором.
Руденко засмеялся и посмотрел на следователя. Тот сделал серьезное лицо, стараясь показать своим видом, что его не интересует этот разговор.
– Какие у тебя были отношения с Берии.
– Что я могу тебе сказать? На квартире и на даче с Берией я никогда не бывал. Отношения у нас были чисто служебные, официальные и ничего другого.
– Хорошо, Виктор Семенович. Больше у меня к тебе вопросов нет.
Однако Руденко в своем докладе отметит, что Абакумов входил в круг друзей Берии.
***
Костин вышел из паспортного отделения подольского городского отдела МВД. В кармане его затертой куртки лежал новый паспорт на имя Голикова Анатолия Семеновича. Около него остановился участковый уполномоченный.
– Получил паспорт?
– Да. Спасибо вам. Сейчас пойду к директору, он мне обещал комнату в общежитии.
– Удачи тебе, Анатолий. Если что, заходи….
Костин улыбнулся. Ему еще не совсем верилось, что он так легко получил паспорт. Он перешел улицу и направился на склады продовольственной базы.
– Принимай меня на работу, – произнес Александр, обращаясь к директору базы. – Теперь все на законных основаниях. Вот мой паспорт.
Он протянул документ директору. Тот взял в руки документ и, набрав телефонный номер, пригласил к себе начальника отдела кадров.
– Вот оформляй человека на работу, – произнес директор и протянул кадровику паспорт. – Не забудь выделить ему место в общежитии и помоги с пропиской. Насколько я знаю, у тебя там работает какая-то родственница.
– Какая родственница, так кисель на молоке.
– Все равно, позвони, помоги человеку.
Костин вышел из кабинета директора и направился вслед за кадровиком. Тот быстро оформил Александра на работу, и еще раз взглянув на него из-под очков, набрал телефонный номер.
– Соня! Помоги одному хорошему человеку прописаться в нашем общежитии. Ну, сама знаешь, было бы легко, то я к тебе бы не обращался. Об этом просил и наш директор…
Он еще поговорил с ней минут пять и, протянув Костину паспорт, направил его обратно в паспортное отделение милиции.
– Иди, тебя там ждет Соня. Скажешь от меня….
– Спасибо.
Кадровик махнул рукой и Александр вышел из кабинета. Он шел по улице и все размышлял о превратности судьбы.
«Берии нет, он арестован, а я, по-прежнему нахожусь в розыске. Справедливо ли это? Трудно судить об этом. Страшен не я, страшен архив Абакумова. Они по-прежнему трясутся от страха и не успокоятся, пока не найдут этот архив».
Размышляя, Костин не заметил, как подошел к отделу милиции. Открыв дверь, он вошел внутрь здания. Он прошел по коридору и свернул налево, где находилось паспортное отделение.
– Мне бы Соню? – обратился он к паспортистке, у которой утром получал паспорт.
Женщина узнала его и мило улыбнулась.
– Соня! К тебе пришли, – громко крикнула она.
Из смеженной комнаты вышла миловидная девушка и вопросительно посмотрела на Александра.
– Здравствуйте, Соня! Я от Михеева, – произнес он.
– Да, да, – ответила девушка. – Давайте ваш паспорт.
Костин протянул ей свой новенький паспорт. Девушка взяла его в руки и снова улыбнулась Александру.
– Подождите, я сейчас быстро оформлю вам прописку.
Костин вышел в коридор и, достав из кармана куртки папиросы, закурил. Ждать пришлось недолго. Из кабинета вышла Соня и протянула ему паспорт, в котором стоял штамп о прописке.
– Спасибо, Соня. Вы во сколько заканчиваете свою работу?
– Зачем вам это?
– Просто, хотел вас проводить, если вы не возражаете…
Девушка развернулась и скрылась за дверью кабинета.
***
Соня вышла из здания милиции и неторопливым шагом направилась в сторону дома. Она свернула в сторону небольшого сквера и здесь столкнулась с Александром, который сидел на лавочке, держа букет цветов.
– Добрый вечер, Соня, – произнес Костин. – Это вам….
Он протянул ей букет. Девушка удивленно посмотрела на него. Ей еще никто не дарил цветов.
– Спасибо. Мне не нужны ваши цветы.
– Как же так, Соня. Я специально выбрал для вас эти цветы. Вы только посмотрите, какие они красивые.
– Дайте мне пройти!
– Я вас не держу. Я просто хочу вас проводить.
– Меня не нужно провожать. Я хорошо знаю дорогу до дома.
Костин засмеялся. Эта девушка с каждой минутой все больше и больше нравилась ему.
– Вы знаете, Соня, я не сомневаюсь, что вы хорошо знаете дорогу до дома. Мужчины провожают своих дам не потому, что те не знают дорогу до дома, а совсем по другим причинам. Я вас провожу, потому что вы мне очень нравитесь.
– Странно, только раз увидел и вдруг понравилась. Такого не бывает!
– Это у кого как, а у меня бывает.
Соня вновь посмотрела на Костина. Ее большие выразительные глаза были изумрудного цвета, словно два больших лесных озера. В лучах заходящего солнца, ее светло-русые волосы переливались разноцветными огнями, а ее легкая фигура словно парила среди густой зелени кустов.
– Соня! Вам кто-нибудь говорил, что вы очень красивая девушка? Неужели я первый? Не может быть, чтобы такую красоту и никто не заметил.
Девушка впервые улыбнулась. Костин шел рядом с ней, чувствуя, как у него за спиной вырастают крылья.
– Скажите, Анатолий, за что вы сидели, – спросила она его.
«Надо же, запомнила, как меня зовут», – подумал он.
– Я не предатель, Соня и не враг народа. Просто мне не повезло. В 1941 году попал в окружение, затем концлагерь. После окончания войны вновь снова попал в концлагерь, теперь уже в наш и это несмотря на то, что я два года после всего этого воевал.
– Разве так бывает?
– Бывает, Соня, бывает. Власть почему-то не верила нам, тем, кто побывал в плену. Можно подумать, что я добровольно сдался немцам. Наши командиры плохо воевали, а мы бойцы оказались должны отвечать за их промахи.
– Вот я и пришла, – тихо произнесла Соня.
Они стояли около небольшого двухэтажного барака, чудом уцелевшего при немецком наступлении на Москву.
– Сама я из Ташкента. Здесь живет моя старенькая бабушка. Я приехала после войны, чтобы помочь ей. Сейчас она уже не ходит….
– А родители у вас живы?
– Да. Все зовут вернуться обратно, но я разве бабушку брошу? Кто за ней будет ухаживать, ведь ей восемьдесят три года.
– Наверное, ты права. Я бы тоже не оставил свою бабушку. Правда, у меня уже давно никого нет. Сирота, я, – произнес Костин и засмеялся.
– Можно я завтра снова провожу вас?
– Хорошо, Анатолий…
Она развернулась и быстро исчезла в темноте подъезда.
***
К неволе тюрьмы, а тем более одиночной камеры, привыкнуть практически не возможно. Особенно тяжело это сильному человеку, каким был Абакумов. Виктор Семенович ждал суда и надеялся на его объективность. Он не был настолько глуп и наивен, он просто верил, что все документы и установленные факты будут свидетельствовать в его пользу. Сталина уже не было, Берию, насколько он знал, уже расстреляли.
В свое время его обслуживала самая маленькая охрана, а ведь численность сотрудников охраны, выделявшихся советским руководителям, отражала их статус. Если к Молотову было приставлено 120 человек, к Берии около ста, к Булганину, Маленкову и Хрущеву – от семидесяти до ста, к маршалу Жукову около двадцати, то его охраняло менее десяти человек.
Однако, как не парадоксально, но, несмотря на этот факт, он знал гораздо больше всех их взятых вместе. Поэтому он и был опасен абсолютно для всех их. И самое страшное – он слишком долго возглавлял МГБ. Он хорошо знал, что в свое время Сталин убрал Ягоду, затем Ежова и только Берию он отодвинул от НКВД, по всей вероятности из-за того, что высоко ценил его за организаторские способности.
«Вот теперь пришло и мое время, – подумал Виктор Семенович, шагая от стены к стене в камере. – Когда-то оно должно было наступить. Дело было лишь в предлоге, и этим предлогом оказался рапорт Рюмина, который передал Сталину Берия».
Абакумов остановился и посмотрел на окно, за которым шла жизнь: играли дети, взрослые спешили на работу.
«В том, что у Сталина никогда не было любимчиков, он знал хорошо. Он в свое время даже ценил в нем это качество. «Дело врачей» стало хорошим поводом для его устрашения. Все это было сделано чужими руками, словно вождь не знал до этого, что данное дело шито «белыми нитками». А я, наверное, был единственным среди всех них, кто не имел никаких политических амбиций. В чем заключалась моя задача, это руководить ведомством, которое занималось самым главным для Сталина. Это знать как можно больше об его окружении, – размышлял он, снова шагая по камере. – Я никому самостоятельно не вешал ярлыки врагов, я лишь докладывал об этом вождю. Политика государства, как внутри, так и за его пределами, решалась по приказу Сталина».
Он снова остановился напротив окна. Он стаял, стараясь услышать хоть какие-то голоса, которые могли долететь до его камеры. Однако, кругом его была тишина, которая нарушалась лишь шагами контролера.
«Кому же я так серьезно помешал? Маленкову, Булганину, Хрущеву? Мои люди охраняли подступы к Сталину, контролируя очень и очень многое. Неужели я напугал самого Сталина? Я всегда отличался особой осторожностью и если с кем-то конфликтовал, то это, делал лишь с ведома Сталина или с его молчаливого согласия. Выходит, я напугал вождя, который увидел в моем лице врага. Похоже, в «деле врачей» вождь увидел у него «преступную» инициативу, что привело к аресту. Он тогда уже догадывался, что возглавляемый им СМЕРШ превзошел все ожидания Сталина».
Устав, он присел на пол и уперся спиной о стенку. Его койка была по-прежнему пристегнута к стене.
«При Сталине я просидел один год и восемь месяцев. Сколько мне еще сидеть? Все эти дела, возбужденные против меня, явно затягиваются. Смерть вождя сыграет ли какую-нибудь положительную роль в моем деле или нет, – снова подумал он. – Если бы Сталин не умер, то меня бы наверняка уже давно расстреляли бы. А может мне дает судьба еще немного пожить на этом свете».
В коридоре снова послышались шаги контролера. Глазок приоткрылся и снова закрылся. Лязгнул замок. Дверь открылась и в дверях показалась фигура контролера.
***
Они встречались почти каждый. В какой-то момент Костин понял, что без этой симпатичной девушке ему трудно прожить. Бабушка Сони умерла под утро. Умерла тихо, как и жила. Они похоронили ее на местном небольшом кладбище. Возвращаясь назад, Александр обнял Соню за плечи.
– Ты знаешь, там, на кладбище я неожиданно понял, как скоротечна человеческая жизнь. И еще, что человек не должен быть одинок.
Соня остановилась и посмотрела на Костина. В глазах девушки стояли слезы.
– Ты знаешь, я почему-то тоже подумала об этом.
– Я люблю тебя, Соня и сейчас даже не представляю свою жизнь без тебя. Жизнь меня неоднократно ломала, я любил и терял своих любимых. Наверное, для того чтобы ценить жизнь и любовь, нужно обязательно кого-то потерять.
– У меня тоже был любимый человек. Я всю войну его ждала, и он вернулся домой, но вернулся не один. Он приехал с женой. Она во время боя вынесла его на себе из-под огня противника. Жил он напротив нас и мне было очень тяжело наблюдать за его счастьем. А здесь, вдруг пришло письмо от бабушки. Я махнула рукой и помчалась сюда.
Их нагнал начальник отдела кадров. Он с какой-то неприязнью посмотрел на Александра.
– Я смотрю, ты парень шустрый. Не успел приехать в город, как нашел бабу.
– Зачем вы так?
– А что? Разве я не прав? А ты, Соня, держись подальше от этого человека. Разве ты не знаешь, что он судимый?
– И что, Савелий Иванович? У нас вся страна судимая….
– Не говори так. Вот я не судимый. Я всегда относился лояльно к любой власти. Вот напишу твоим родителям, думаю, что они тебя по головке не погладят.
Девушка замолчала и ускорила шаг.
– Что я вам сделал плохого? – спросил он кадровика.
– Пока ничего. Пока я только прошу тебя, отстань от девушки. Если не отстанешь, то пожалеешь.
Костин схватил его за грудки и подтянул его к себе.
– Не вставай у меня на пути – раздавлю.
Лицо Савелия Ивановича побелело. Сейчас он отчетливо понимал, что если он что-то скажет, этот человек, просто, сломает ему шею.
– Отпусти меня. Я не посмотрю на то, что ты судимый! Я быстро верну тебя обратно в Салехард.
Александр отпустил кадровика и ускорил свой шаг. Через мгновение он догнал Соню.
– Не слушай его. Я за тебя готов жизнь свою отдать.
– Не стоит этот человек того, чтобы ты за него рисковал своей жизнью.
Вечером Костин пришел к Соне домой. Он осторожно постучал в дверь. Несмотря на то, что за дверью отчетливо раздавались шаги, девушка не открыла ему дверь. Постояв с минуту, он вышел из подъезда и направился в сторону общежития. Он открыл дверь комнаты и застыл от неожиданности. За столом сидел участковый инспектор.
– Проходи, Голиков, – произнес лейтенант. – Чего мнешься? Жалоба на тебя поступила, вот зашел, хочу поговорить с тобой.
– Какая жалоба, товарищ лейтенант?
– А, вот такая, Голиков. Пишет Савелий Иванович, что ты угрожал ему убийством. Это правда?
– Это неправда. Я ему не угрожал, товарищ лейтенант. Зачем мне все это?
– Это я тебя должен спросить, Голиков. Неужели ты сам не понимаешь, что еще одна подобная жалоба, и я тебя посажу.
Костин улыбнулся.
– Вон оно как получается? Если я ранее судимый, значит, и веры мне нет. Этот гад, стал мне угрожать, что посадит меня, если я еще раз встречусь с его родственницей. Что я ему должен был ответить, товарищ лейтенант? Вот я ему и ответил, что меня пугать не нужно и кто он такой, чтобы вмешиваться в мою жизнь? Я свое отсидел, и сейчас сам буду решать с кем мне встречаться, а с кем – нет! Что он лезет в мою личную жизнь своими грязными сапогами….
– Погоди, погоди, Голиков. Вот что я тебе скажу, ты с ним не связывайся, если не хочешь нажить неприятностей. Ты меня понял?
– Понял, товарищ лейтенант.
– Вот и хорошо, Голиков. Тогда я пошел….
Участковый вышел из комнаты. Костин тяжело вздохнул и, не снимая одежды, лег на койку.
***
Закончив работу, Костин умылся и, переодевшись, направился в милицию. Он быстро поднялся по лестнице и оказался в кабинете, в котором работала Соня.
– Добрый вечер. Я вчера вечером приходил к тебе, но ты дверь не открыла. Что произошло?
Девушка, отложив в сторону бланки паспортов, посмотрела на Александра.
– Ты неужели ничего не понял, почему я не открыла дверь?
– Почему? Ты можешь мне объяснить, что случилось?
Соня заплакала. Отвернувшись в сторону, она преподнесла к глазам носовой платочек.
– Уходи, так надо Анатолий. Я не хочу, чтобы тебя посадили из-за меня. Ты мне слишком дорог и я не могу допустить этого. Ко мне приходил Савелий Иванович и начал требовать от меня, чтобы я прекратила с тобой встречаться.
– Погоди, Соня, погоди. Объясни мне, кто он такой, чтобы что-то требовать с тебя?
Она снова заплакала.
– Он мой родной отец. Он очень жестокий и моя мама вынуждена была ухать в Ташкент, где и вышла замуж. Я просто боюсь его. Мне бабушка рассказывала, как он писал на людей анонимки.
«Он оно, что, – подумал Костин. – Странный человек, а говорил, что это не его родня, а какая-то вода на киселе».
– Не бойся, Соня. Он ничего не сможет сделать с тобой. Я не дам тебя в обиду.
Она прижалась к плечу Александра и снова зарыдала.
– Я его не боюсь, мне страшно за тебя….
– За меня бояться не нужно. Посмотрим, кто кого….
Соня с удивлением посмотрела на Костина.
– Ты что задумал?
– Ничего. Всему свое время….
– Ты еще долго? – поинтересовался он у девушки.
– Еще с часок поработаю.
– Хорошо, работай…. Я тебя подожду на улице.
Костин вышел из здания милиции и направился в сквер, где находилась пивная. Купив кружку «Жигулевского» и воблу, он сел за столик и сделал несколько глотков. Пиво было свежим и вкусным. В зал вошли два милиционера. Они прошли через весь зал и остановились около буфетчицы.
– Здравствуй, – произнес один из них. – Что скажешь, Марго?
Буфетчица, молча, положила деньги в записную книжку и пододвинула ее к сотрудникам милиции. Один из них сунул ее в свою полевую сумку и они, улыбнувшись ей, вышли из пивной.
– Крысы! – тихо произнесла Марго и, заметив, что на нее пристально смотрит Костин, добавила, – Сволочи….
Александр взглянул на часы и, допив пиво, вышел из пивной. Он сел на лавочку и стал наблюдать за отделом милиции. Взглянув на часы, он хотел уже направиться к Соне, как увидел ее, выходящую из здания милиции. Рядом с ней был Савелий Иванович. Он что-то говорил девушке, размахивая руками. Соня шла рядом с опущенной головой и, как показалось Костину, она плакала.
– Забудь этого судимого, я плохого тебе советовать не буду. Я его все равно посажу.
– Что же он сделал вам, что вы так обозлились на него?
– Это не твое дело. Прикидывается простачком, пускает пыль в глаза людям, а сам он совсем другой. Вот ты скажи мне, откуда он взялся такой грамотный? Вот и я не знаю…. Ради тебя стараюсь, ценить нужно, а ты все в сторону смотришь, вся в мать пошла.
– Не трогайте его, Савелий Иванович. Я все поняла, я не буду больше с ним встречаться, только не трогайте его.
Костин остановился и, бросив окурок папиросы на землю, придавил его носком сапога.
***
Савелий Иванович вошел в свой кабинет, надел черные сатиновые нарукавники и сел за стол. Он достал из стола лист бумаги и, взяв в руки ручку, старательно вывел первую строчку.
«Начальнику городского отдела государственной безопасности». Он улыбнулся, мысленно представив, какое лицо будет у Голикова, когда его арестуют.
Дверь кабинета резко открылась, и в его кабинет вошли трое мужчин: двое были одеты в милицейскую форму, третий был в штатском костюме. От неожиданности Савелий Иванович вздрогнул.
– В чем дело, товарищи? – с испугом в голосе, произнес кадровик.
– Приступайте, товарищи, – произнес мужчина в штатском.
Кадровика затрясло. Он сидел и молча, наблюдал за обыском. Все мысли, Савелия Ивановича, сбились в кучу и сейчас он, просто, пытался понять, что происходит. Один из сотрудников милиции подошел к висевшему на гвозде халату.
– Это ваш халат? – спросил его сотрудник милиции.
– Мой, – не совсем уверено ответил Савелий Иванович, внезапно дрогнувшим голосом.
Сотрудник милиции сунул руку в карман халата и достал из него носовой платок. Он радостно улыбнулся и посмотрел на мужчину в штатском.
– Что у вас в этом узелке?
– Я не знаю….
– Сейчас мы посмотрим, – произнес мужчина и развязал узелок. – Это ваше?
– Платок мой, но это все не мое….
На платке, поблескивая на солнце, лежали золотой протез, несколько коронок, кольцо и пара золотых червонцев.
– Как вы это все объясните? Продукты вымениваете на золото?
– Это не мое! – закричал Савелий Иванович. – Это кто-то подбросил мне! Я коммунист с 1937 года!
– И что из этого? – произнес мужчина в штатском. – Осмотрите стол.
В дальнем уголке стола была обнаружена еще одна золотая монета царской чеканки.
– Наверняка, эта монета тоже принадлежит не вам?
Савелий Иванович сейчас отлично понял, в какой ситуации он оказался. Нужно было что-то предпринимать, но, что конкретно, он не знал. Он завыл от безысходности. Он выл все громче и громче, пока этот вой не превратился в звериный рык. Неожиданно для всех, кадровик вскочил на ноги и опрокинул свой письменный стол на мужчину в штатском костюме. Оттолкнув в сторону сотрудника милиции, он выскочил из кабинета. Споткнувшись о порог, он с грохотом повалился на пол. Второй сотрудник милиции навалился на него всем своим весом и скрутил его руку. Когда Савелий Иванович сидел на полу, мужчина в штатском быстро набрал телефонный номер.
– Товарищ майор! Мы задержали его. Да, да, все, как вы и предполагали. Мы нашли золото.
Положив трубку, он дал команду. Савелия Ивановича вывели во двор базы и усадили в «черный воронок».
***
14 декабря 1954 года Абакумова разбудили рано утром. Ему разрешили побриться и переодеться. Он хорошо знал, что сегодня начнется открытое судебное заседание выездной сессии Военной коллегии Верховного Суда СССР. О чем он думал в этот момент, так и останется тайной. Накануне суда следователь поинтересовался у Виктора Семеновича, нужен ли ему адвокат.
– Нет. Зачем мне адвокат? Вы же сами хорошо знаете, что изучить мое дело за сутки не возможно, да и решение суда по всей вероятности уже подготовлено. Для кого и для чего этот балаган?
– Дело ваше. Я обязан вам предложить адвоката…
В восемь часов утра его вывели из камеры и под усиленным конвоем повели по коридорам тюрьмы. При выходе из тюремного корпуса, Абакумов остановился перед дверью выхода во двор. Он глубоко вздохнул и молча, направился « воронку». Ехать пришлось минут сорок, прежде чем «воронок» остановился около Дома офицеров Ленинградского военного округа. Когда Виктора Семеновича под конвоем завели в зал заседания, тот был уже переполнен. Он сел на скамейку, по бокам его встал конвой, вооруженный автоматами. Заседание началось.
– Гражданин Абакумов! Считаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении? – спросил его председательствующий.
Виктор Семенович усмехнулся.
– Нет. Виновным себя не признаю. Это дело провокационное, оно было сфабриковано Берией, Кабуловым и Рюминым. Я прошу приобщить к делу следующие ходатайства:
– Первое. Мою докладную записку в ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР, касавшиеся всех вопросов рассматриваемого дела.
– Второе. Приобщить к делу постановление директивных органов о расследовании преступной деятельности Кузнецова, Вознесенского и других.
– Третье. Приобщить к делу изданные им приказы и директивы, направленные на ликвидацию недостатков, имеющихся в работе следственного аппарата МГБ СССР.
– Четвертое. Приобщить к делу постановление директивных органов о сокрытии Меркуловым некоторых материалов по делу «авиационников».
– Пятое. Приобщить к делу протокол об окончании следствия, подписанный в январе 1953 года Ильичевым и Китаевым.